Беспокойство

Глава 1

 Подполковник Камышев пододвинул ко мне через стол лист бумаги и, посидев несколько секунд в позе роденовского мыслителя, сказал озабочено:
- Это недельная сводка по области. Прочти очень внимательно и попробуй выделить из нее нечто из ряда вон выходящее. Посмотрим, совпадут ли твои наблюдения с моими.
 Вот так всегда: в самый суровый жизненный момент, да еще и отягощенный трудностями самого тяжелого календарного дня, понедельника… На тебе, Вовочка, сладкий салат из ребуса с кроссвордом, обильно сдобренный другими загадками, а сверху политый рафинированной тайной. Кушай, не подавись!
 Я осторожно, дабы начальство не заметило повышенного дрожания моих рук, взял упомянутый лист бумаги и попытался хоть что-то в нем разглядеть, но буквы, как тараканы, почуявшие опасность, бросились врассыпную. Да, празднование пятнадцатой годовщины со дня окончания школы, проведенное буквально накануне, с размахом и в обстановке граничащей с откровенным гусарством – это вам, как любит говаривать главный угадаец различных мелодий Валдис Пельш, совсем не хухры - мухры. Вчера, помимо всего съеденного было произнесено столько прекрасных тостов, под которые просто грешно было не выпить. Мы пили и за нашу первую учительницу, и за вторую, пришедшую ей на смену, пили за школу, которой отдали лучшие годы жизни. Затем уже пошла такая мелочь как парты, причем не все оптом, а каждая в отдельности, потому что не выпить за то место на «камчатке», где сидел на технический гений Женька Сухоручко, означало, что я его не уважаю, а там и до кровной мести недалеко. Но дело в том, что в моем распрекрасном классе кроме Женьки училось еще двадцать пять лбов, и все они заслуживали всяческого уважения. Напитков было так много, что в результате я допустил безусловный перебор, от последствий которого не может спасти ни одно народное средство. А в результате этого я сегодня имею меловую бледность лица, красные, как у моего сиамского кота глаза и походку под названием «макароны отварные». Кроме этих, чисто внешних проявлений нездоровья, у меня ощущалась постоянная сухость во рту. Говоря проще, я постоянно хочу пить, как весь наш городской водопровод.
 Интересно, сумеет ли заметить все эти выдающиеся, как сопки Манчжурии, качества, мой командир, и если это случится, то, как он на них отреагирует? Вообще-то из человеколюбия он мог бы посочувствовать своему подчиненному, находящемуся ныне в состоянии «между тут и там». Неужели в его жизни, длящейся гораздо больше моей, не было подобных ситуаций, когда столь остро ощущаешь не только мерзость дня сегодняшнего, но и отсутствие всяческого желания встретить день завтрашний? В такие моменты обычно вспоминаешь свое трудное и лишенное всяческих радостей детство с его деревянными игрушками, юность с ее незамысловатыми праздниками, которые, увы, с течением времени ничуть не изменились по своей сути. Именно тогда в голове из всех мудрых мыслей присутствует лишь один вопрос: а за каким таким дьяволом мы вообще живем? Но ответов нет, а есть лишь тупая, как давно неточенный кухонный нож, головная боль, от которой не спасает никакое лекарство.
 Ну ладно, что это я, все о личном, да о личном. Я ведь, кстати говоря, государственный служащий, получающий зарплату не от частного лица, а, можно сказать, из карманов рядовых налогоплательщиков. И сегодня, надо отметить, отнюдь не выходной, а самый что ни на есть, рабочий день. В который вам, товарищ капитан, надлежит трудиться не покладая рук и не щадя живота сваво, дабы подтвердить и высоко нести подобно знамени гордое звание государственного служащего. Так сказать, всемерно радеющего и постоянно стоящего на страже основ… м-м-м… Ну, не важно, чего. Вчера основы были одни, сегодня они уже совсем другие, а на завтра придумают какие-нибудь третьи. Была бы шея, эти самые основы поддерживать.
 Кстати, мне ведь подполковник чего-то там приказал. Кажется, отделять зерна от плевел? Ну что же, тогда самое время пришло и мне приказывать. Эй вы, буквы-тараканы, в стройные шеренги становись! Равняйсь! Смирно! Сейчас я вас читать буду.
 Так, что тут у нас? Все, Володя, напрягись и приступай. Это ведь не водка, на которую тебе сегодня смотреть тошно, а всего лишь сводка. Ну, сосредоточился? Молодец. У тебя неплохо получается, когда стараешься. Вот видишь, медленно, но получается. И что же тут у нас?
 Ага, группа несовершеннолетних подростков, под покровом ночи, используя примитивный ломик, проникла на склад оптового магазина, в надежде вволю попить пивка и по максимуму, то есть от пуза, нажраться импортного шоколада. Ох, сынки! Сладкой жизни захотелось? Вся сладость для вас теперь заключена в ремнях отцов, которым, надо полагать, ущерб торговцам возместить придется. Но это только в том случае, если они у вас имеются, отцы- радетели. В другом же случае, деньги за ваши шалости, выкладывать станут мамаши. И мне их таки жаль, потому как торговцы нынче народ ушлый, и под это дело они, ребятки, все свои недостачи на ваши детские и хрупкие плечи постараются возложить. И будет там и коньячок, который вы даже не нюхали, и икорка зернистая, которой вы даже не видели. Ой, и раскрутят вас купцы! И поделом, ибо сказано: « а ты не воруй!».
 Ну, здесь я не вижу ничего из ряда вон выходящего, так что пошли дальше. Три угона автомобилей? Нормально, то есть в пределах допуска. Возгорание на базе пиломатериалов из-за халатного обращения с огнем, в том смысле, что свои же рабочие поленились пойти на перекур в специально отведенное для этого место, что и явилось причиной… Боже, какая рутина! Нет, так дальше дело не пойдет. Таким способом искать зерна, как ищу их я, можно до послезавтрашнего вечера. А силы, и так растраченные за последнее время весьма основательно, уходят. Надо бы применить другой метод, проверенный десятилетиями. Скажем, дедуктивный. Кто там его придумал, Василий Холмс, или Шерлок Ливанов? Черт, бедная моя голова, ничего в ней сегодня не держится. Но правильное имя – это не столь важно. Важен сам метод. Раз уж Камышеву «понравилось» что-то в этой бумаге, то он непременно должен был оставить там свою метку. Во, точно, так и есть, слева на полях стоят три едва заметные карандашные точки. Товарищ подполковник, вы себя выдали с головой! Как же так, а еще сыскных дел мастером прозываетесь! Непростительно для такой фигуры. Но, с другой стороны, вы сейчас, сами того не ведая, избавили меня от необходимости читать всю лишнюю шелуху, написанную в канцелярско-казенном стиле, который я, как любой нормальный человек, терпеть не могу. Ну-с, и что же вы пометили?
 В первом случае имела место банальная драка. Группа жителей села Каменный Брод, мужеского пола, в том же самом состоянии, в котором не далее как вчера изволил пребывать и я сам, устроили драку. Случилось это прискорбное событие 12 июля около 20 часов. Простите, а что же такого необычного? Ага, любители помахать кулаками избрали местом ристалища, пролегающую неподалеку автостраду. Не местный клуб, где так много удобной мебели, которую можно применить как вспомогательный аргумент в споре с противником, и не площадь перед сельским магазинчиком, где так много места. Нет, участники боя не поленились отмахать целых пятьсот метров, выйти с непонятными нормальным людям намерениями на большую дорогу, и своими действиями создать помеху проезжающему автотранспорту. Хорошо хоть, что мужички каменнобродские учинили урон только себе, а не тем, кто проезжал мимо. Действительно – необычно, но я бы не сказал, что уж очень.
 А вот и второй факт, героями которого стали опять же жители нашей доблестной деревни. На сей раз, правда, с другим названием - «Октябрьское». И снова местные мужички, в том самом состоянии, до боли знакомом мне сейчас, исполнили все то же самое, что и их каменнобродские коллеги. А именно, вооружившись разнообразным дрекольем, потопали на пролегающую рядом автостраду и устроили там… правильно, безобразную драку. Но вот что интересно: спустя примерно час славные труженики полей и свиноферм, как-то неожиданно пресытились избиением себе подобных и, очень мирно обнявшись, разошлись по домам. Случилось сие действо 12 июля сего года, а на часах в это время было около 20 часов.
 А вот тут я действительно ничего не понял. Ладно, если бы драка имела единичный характер, тогда бы ее можно было объяснить просто. Скажем, коллективным решением возобновить старинную народную забаву «стенка на стенку». Но здесь-то нечто совсем другое, весьма смахивающее на коллективный сговор. Типа, созвонились ребята между собой и договорились одновременно начать в разных местах две битвы, чтобы удивить народ и, в первую очередь, представителей органов правопорядка подурачить. А что бы они наверняка узнали о странных представлениях, специально вышли на дорогу: кто-нибудь из проезжающих обязательно доложит нам и тогда все случившееся обязательно попадет в сводку. Неплохая версия, но у нас еще не прочитан третий эпизод.
 Как, опять его фигурантами являются борцы за гигантские урожаи и небывалое поголовье?! Нет, ребята, это уже явный перебор. Что же вы там в своих селах пьете, от чего вас, как по мановению волшебной палочки, так и тянет в драку? А, самое главное, чем закусываете? Вновь, уже ставший для меня привычным сюжет: группа жителей села Кузьминки, ровно в 20 часов устроила на ближайшей автостраде шоу под названием «Гладиаторские бои». В течение часа проезд был перекрыт и водители разнообразных транспортных средств, вместо того, чтобы мчаться по своим делам, вынуждены были на время превратиться в толпу кровожадных римлян, азартно болеющих за своих бойцов и страстно желающих крови их соперникам. Но когда отведенное для боя время кончилось, селяне мирно покинули арену сражения, спокойно разошлись по домам и дали то же самое сделать своим зрителям.
 Над всем прочитанным можно было посмеяться. Мало ли как у нас на селе развлекаются люди, в особенности, если нет достойной альтернативы. Но что-то удержало меня даже от улыбки. Три одинаковых события, происшедших в разных местах, но в один и тот же день и час, способны заставить задуматься даже тогда, когда физическое состояние не позволяет этого делать. От осознания и неожиданного просветления мне почему-то стало не по себе и почудилось, как в воздухе вдруг запахло серой. В самом деле, отчего вдруг жители трех сел, отстоящих друг от друга на несколько десятков километров, начинают вдруг по непонятной причине заниматься какой-то фигней, вместо того чтобы нормально, в общепринятом смысле, отдыхать от посевной кампании, или, скажем там, сенокоса.
 Я покусал губы как бы в глубоком раздумье, затем взял со стола карандаш, и подчеркнул все три факта, уже отмеченные до этого Камышевым.
 - Ну и как тебе все это? – спросил Борис Васильевич, мельком глянув в сводку и убедившись, что я не допустил ошибки, наконец-то обратил внимание на мои воспаленные глаза.
 - Наверное, я не буду особенно оригинальным, если скажу, что уловил направление вашей мысли, но не вполне уверен, что правильно ее понял, - сказал я.
Камышев помолчал, потом встал и начал неспешно прогуливаться взад-вперед. По всему чувствовалось, что и его сводка, лежащая сейчас на столе, взволновала. Наконец он, не останавливаясь, начал говорить:
 - Ты знаешь, Поначалу я отнесся ко всему происшедшему достаточно спокойно. Даже посмеялся забавному совпадению. А потом перестал смеяться и задумался. Слишком невероятное совпадение получилось. Во-первых, сразу три эпизода, во-вторых, одно и то же время и в третьих, район, где все это случилось, не разбросан - все села находятся относительно недалеко друг от друга.
 - Алкоголь… - через силу выдавил я из себя это, столь ненавистное для меня сейчас слово.
 - Да, именно, - поддакнул подполковник и еще раз внимательно посмотрел на меня. – Алкоголь. Во всех случаях драчуны вначале основательно приняли на грудь, а уж потом начали драться. Ну и, наконец… - он замолчал, явно затягивая паузу, как бы давая мне возможность постараться самому завершить начатую им фразу. Не дождался и подстегнул. – Ну, же?
 - Непонятно, за каким таким нечистым все это им понадобилось делать, - догадался я, не ударив в грязь лицом.
 - Именно так, - подтвердил Камышев. – Зачем?
 - А может… - сказал я и изложил свою версию происшедшего, уже зародившуюся в моем воспаленном воображении, но потом подстраховался и добавил небрежно. – Ну, это, конечно же, все фуфло, так, мысли вслух и не более, так что не обращайте внимания.
 - А ты знаешь, как рабочая версия мне нравится, - задумчиво произнес Камышев. – На безрыбье пойдет. Как ты говоришь, созвонились между собой, чтобы нас подурачить? Ну что же, очень возможно, что ты недалек от истины.
 Он взял со стола пачку сигарет, закурил и жестом предложил мне. Преодолевая подкатившую к горлу тошноту, я отрицательно помотал головой. Камышев в очередной раз внимательно посмотрел на меня и спросил:
 - Что-то вид у тебя сегодня, Володя… немного не того. Что случилось, уж не подхватил ли ты намедни похмельный синдром?
 - Ага, - подтвердил я, скрывая охватившее вдруг и совсем несвойственное мне смущение. – Еще как подхватил. Вчера юбилей окончания школы отмечали.
 - А, ну это дело поправимое, - подполковник заметно оживился. – Могу продиктовать рецепт лекарства. Полтора килограмма пивка, а после этого триста минут интенсивной сонной терапии. Сразу же полегчает, и назавтра опять будешь как огурец.
 - Маринованный? – попробовал пошутить я. - Да мне в сторону спиртного сейчас смотреть тошно, а вы говорите выпить.
 - Рецепт проверенный. Выпьешь и, почувствуешь себя гораздо лучше. Только, смотри, не злоупотребляй, - сочувствие шефа, казалось, было беспредельным. – Но вернемся к нашим сельским жителям. Что-то не нравится мне вся эта история. Не могу пока объяснить чем, но не нравится определенно. А потому имею желание – все расставить по местам, как соответствующие книжные тома по своим полочкам. – Камышев наконец-то сел в кресло и продолжил. – Собственно, знаешь, для чего я тебя вызвал?
 - Нет, - откровенно признался я. – Мне казалось, что вам нужен мой совет, но теперь я начинаю понимать, что это лишь часть моих возможностей и вы ждете от меня чего-то еще.
 - Молодец, - похвалил меня подполковник. – Я действительно хочу использовать тебя не только как личного советника, но и как рабочий инструмент.
 - Не понял, - удивился я. – Инструмент? Это что же, как отвертку или разводной ключ?
 - Да нет, - отмахнулся Камышев. – Не нужно понимать меня так уж буквально. Просто в скором будущем тебе надлежит начать объезд уже известных населенных пунктов. Дело в том, что по данным фактам не стали возбуждать уголовных дел, хотя основание для этого были. Но решили ограничиться штрафами. Так что сельчане наши уже сегодня заняты своим повседневным трудом и не имеют на своих челах позорного клейма уголовников. Но все что в этих селах произошло, повторяю, не дает мне покоя. Нужно проверить. Возможно, я и ошибаюсь, и тогда, слава Богу. Однако чую я, что дело это гораздо глубже и шире, чем простое совпадение. – Он чуть-чуть задумался и затем едва слышно пробормотал:
 - Нет, пожалуй, это слишком невероятно, хотя… где, как ни в нашей глуши. Да, наверное, нужно проверить.
 Здесь необходимо сделать небольшое отступление и замолвить хотя бы словечко про особое «чутье» подполковника Камышева, ибо оно, как мне кажется, превосходит у него обоняние, осязание и все остальные виды чувств, вместе взятые. Но на одном лишь чутье, или интуиции, если хотите, далеко не уедешь, помимо него нужны еще и другие качества, необходимые в оперативно - розыскной работе. И они у моего начальника имелись в несметном количестве, но все же чутье у него было поразительное. Верить ему можно было примерно так же, как и предсказаниям знаменитой пророчицы Ванги. Уж если Камышев сказал, что «здесь что-то не так», то это однозначно может трактовать только так: в данном деле мы в самом начале пути, и переть нам до финиша, как до Монголии пешком. Наверное, Камышев иногда ошибался, но лично я этого за ним не замечал, Но даже если нечто подобное когда-то и бывало, мне думается, что в этих случаях присутствовала некая нестыковка, независящая от его интуиции: нехватка фактов, улик, которые в дальнейшем могли повлиять на конечный результат.
 Ехать куда бы то ни было именно сегодня, мне решительно не хотелось, по уже известной причине, ибо я не был уверен, что до завтра сумею справиться со своей болезнью. Да и вообще, по жарище тащиться черт его знает сколько километров в сельскую местность, где искать, неизвестно что. И все только ради того, чтобы подтвердить гениальное предвидение моего шефа? И угораздило же его именно сегодня найти меня, как будто никого другого рядом не было. Кстати, мог бы и сам прогуляться в народ, а не посылать туда больного человека. Я так понимаю, что если есть желание убедиться в собственной правоте, то вот тебе в руки флаг, барабан на шею и можешь ехать хоть на неделю. Вот так и никак иначе.
 Но высказать напрямую все, что у меня было в душе, я, конечно же, не мог, а потому задумчиво сидел, изредка кивая головой в знак полного согласия, стараясь делать это не очень резко.
 Была еще одна причина, по которой ехать мне совершенно не хотелось. Заключалась она в том, что на завтра у меня с Юлькой намечался культпоход, после которого я надеялся на кое-что. Теперь же на данном мероприятии, равно как и на его продолжении, придется пока поставить косой крест похожий на букву «Х».
 Была и третья причина моего нежелания ехать, и вполне весомая. В самом деле, сколько же можно эксплуатировать мой родной «Жигуль» в целях производственной необходимости?! Как куда-то сгонять, так это всегда, пожалуйста, а провести за счет нашей конторы моему железному коню хотя бы маломальский ремонт, так это накось – выкуси. Средств на это у них, видите ли, не предусмотрено. Спасибо, хоть горючим иногда бесплатно заливают.
 Но Камышев, похоже, и на этот раз уловил все мои сомнения и нежелания.
 - Значит, так. Сейчас ты топай домой, Володя, потому что работник из тебя сегодня, все равно, как из бутылки молоток. Прими все меры к тому, чтобы завтра – послезавтра быть готовым к выезду. Машину свою отгони на СТО – я сейчас позвоню туда и договорюсь с начальником. Они сделают профилактику и если нужно подремонтируют твою чуду - юду. Заправка – тоже за счет фирмы. В общем, делай все, чтобы на послезавтра ты был «конно, людно и оружно». О предстоящем вояже, понятное дело, как всегда, никому.
Ни словом, ни даже намеком. А то вдруг я все же ошибаюсь, - Камышев в этом месте позволил себе улыбнуться, - так потом насмешек по этому поводу не оберешься. Да, и еще одно, - он вытянул ящик стола и достал из него книжечку удостоверение. – Тут мне один знакомый компьютерщик посодействовал. На, держи. Тебе ведь на месте нужно как-то себя рекомендовать, вот ты и будешь представляться журналистом газеты.
 Я открыл «корочку» и, действительно, увидел там свою фотографию. Все остальные атрибуты – печать, подпись редактора стояли на своих местах. Воистину, сегодня щедрость моего шефа не имела границ. Такую заботу о кадрах и понимание того, что они, как и прежде «решают все», может проявлять только очень дальновидный руководитель. Захотелось вскочить с места, выгнуть грудь колесом и во весь голос проорать нечто лирико - патриотическое. А потом немедленно схватить в свои усталые от непосильной сыскной работы руки запутанный клубок этого странного дела и, нащупав в нем путеводную нить, распутать его в рекордно короткие сроки.
 - Ну, все, иди, - отпустил меня Камышев. – Готовься!
 Я был настолько счастлив оттого, что неизбежную, как ночь после дня, профилактику моего «Жигуля» придется совершать не мне, а высококвалифицированным работникам и, вероятно, так спешил на СТО, что, зазевавшись, чуть не сшиб с ног, проходившего по коридору, майора Чухнова.
 - Ты, никак в лотерее выиграл? – сказал он, потирая ушибленное плечо. – Что, спешишь в кассу получать денежки?
 - Да нет, - ответил я. – Рвусь совершать трудовые подвиги после начальственного «втыка».
 - За что же тебя так? – удивленно вскинул брови Чухнов. – Вроде ты всегда на особом счету у Камышева, доверяют тебе многое?
 - Все так, но кому много доверяют, с того и спрашивают по высшей ставке. Не понравился ему мой внешний вид, видите ли.
 - Да, видок у тебя сегодня еще тот, - констатировал майор, внимательно оглядывая меня. – Где это ты так?
 - Да, - ответил я, неопределенно махнув рукой. - Лукуллов пир.
 - Новый ресторан, что ли, открылся? – насторожился Чухнов, известный своим пристрастием к подобного рода новизне.
 Майора у нас недолюбливали. По моим понятиям, он был мужиком недалеким, с чувством юмора в стадии зародыша, а я к таким людям всегда отношусь, как к иностранным шпионам, с подозрением. Еще одной его тяжелой, на мой взгляд, чертой характера, было то, что он всегда, даже когда его об этом не просили, старался влезть в любой разговор и, при этом всегда имел собственную точку зрения, о которой сообщал всем и всегда, даже тогда, когда это было не совсем уместно и необходимо. Несколько раз он в этой связи попадал в достаточно комичные ситуации, и, при этом, когда его высмеивали, проявлял крайнюю обидчивость в сочетании со злопамятством. Одним словом, в каждой бочке – затычка, но при этом с левой резьбой.
 Я не смог удержаться от подкола, ибо имел на Чухнова некоторый зубок.
- Да, ресторанчик, и весьма неплохой. Рыбу там готовят – пальчики оближешь. Так что – рекомендую.
 - А где это?
 - На Строителей, - ответил я, не моргнув глазом. – Там, где раньше магазин «Филателия» был.
 К слову сказать, в указанном мною месте я еще вчера мог наблюдать развернувшиеся полным ходом работы по ликвидации прорыва водопровода, так что грязи там хватает еще и сегодня. У нас за собой убирают не быстро.
 - Знаю, знаю, - ответил Чухнов. – Так говоришь, рыба там? Ну и как посидели?
 - Полный отпад! – как можно более убедительно ответил я. – Сходи, не пожалеешь.
 - Спасибо за наколку! – с энтузиазмом в голосе воскликнул Чухнов. – Вот сегодня и схожу, как раз у меня свободное время есть. – Затем он окинул меня еще раз пристальным взглядом и спросил.
 - А в данный момент ты куда направляешься?
 - Ой, далеко. Настолько далеко, что отсюда и не видать. Тебе, как единственному человеку, который в нашей конторе умеет держать язык за зубами, скажу. Только учти – это секрет на уровне государственной тайны. Сегодня ночью мне с моей группой приказано организовать налет на одну квартиру, - равнодушно – убедительным голосом произнес я.
 - Да ну! – изумился Чухнов. – И кого брать собираетесь?
 - По моим агентурным сведениям, на этой квартире будет тайная встреча двух резидентов – узбекского и литовского. Вот их-то и приказано взять с поличным. Если хочешь, то давай в мою группу. Боеприпасы не лимитированы, так что постреляем от души.
 - Так ими же «безопасность» должна заниматься, - купился Чухнов. Недоумение ясно слышалось в его голосе. Но, наконец, он «въехал»:
 - Ох, Володя, опять разыгрываешь? – он засмеялся. – Ну ладно, пошел я. Дела! – и потопал в сторону своего кабинета. Но не выдержал, оглянулся и на ходу еще раз поблагодарил:
 - За адресок ресторана – спасибо!
 Я вышел на улицу, зажмурился от яркого солнца и сам для себя продекламировал только что сочиненный стишок:
 Я Чухнова наказал –
 Адресочек подсказал.
 Будет голоден и зол
 Наш доверчивый майор!
 «Очень слабо! – сказал сидевший во мне с некоторых пор мой внутренний цензор. – Непрофессионально и по – графомански. Да и над рифмой нужно поработать. А вообще-то, лучше бы вам заняться чем-то другим. Основной работой, к примеру».
 - Понял, - ответил я ему. – Больше не повторится. Разрешите идти? Есть! -
 Произнеся это, я отправился к стоянке, где был припаркован мой «Жигуль».


Глава 2

 На станции техобслуживания автомобилей меня встретили как лучшего друга. Не знаю уж, на чем мой шеф «зацепил» тамошнего директора, колоритного и весьма обаятельного грузина Вахтанга Гивевича, но он, дабы угодить, «личному другу» подполковника Камышева, едва ли не сам стелился ковром, по которому я должен был войти в его кабинет. Мне было предложено «заморить червячка, чем Бог послал», но когда я увидел все то изобилие, которым меня собирались «морить», то глаза мои, надо признаться, разбежались в разные стороны. Для полноты впечатлений и ощущений не хватало, разве что, ансамбля песни и пляски, состоящий из полуодетых красавиц восточного типа. Впрочем, секретарша Вахтанга Гивевича Леночка, вполне могла затмить собой любую группу дочерей Евы, и ласкала глаз так, что оторваться от ее точеной фигурки, возможно было, лишь сделав над собой огромное усилие. Одним словом, я пребывал в крайнем смущении и оцепенении, и поэтому ограничился из всего того изобилия, стоявшего на столе и испускало непередаваемый букет ароматов и как бы шептало: «Ну, съешь меня! Ну, попробуй хоть кусочек!», баночкой обычного немецкого пива. Похоже, мой более чем скромный выбор обидел директора, но вслух он об этом ничего не сказал, а, напротив, ежеминутно пытался внушить мне мысль о том, что «…смущаться не нужно и, согласно законам гостеприимства, личный друг Бориса Васильевича ему так же дорог, как родной брат».
 Потягивая холодное пивко, из высокого, специально предназначенного для таких целей стакана чешского стекла с изображением гоночного автомобиля «Феррари», я начал было излагать свою просьбу в отношении «Жигуля», но был остановлен жестом руки.
 - Знаю, дорогой! Все знаю! Завтра к обеду подъезжай, он будет ждать тебя и правым передним колесом рыть землю, как настоящий ахалтекинец, достойный такого седока, как ты. И можешь мне, потом, прямо в лицо сказать, что я – нечестный человек, если он не будет выглядеть столь же заманчиво, как в тот день, когда его выпускали с конвейера автозавода славного города Тольятти. Слушай, ты почему ничего не кушаешь? Смотри, какой ты худой! Давай, это очень вкусно, - уговаривал он меня, при этом сам поддевая вилкой аппетитный ломтик тонкой, как кружево, буженины, одновременно подталкивая ко мне вазочку с красной икрой.
 И уговорил – таки, ибо покинул я кабинет директора минут через сорок, очень плотно поевший и изрядно поправившийся здоровьем. На прощание радушный хозяин предложил еще к моим услугам автомобиль с водителем, который бы доставил меня «куда только пожелаешь», но от такого откровенного барства я решительно отказался. Дело в том, что у меня возникла идея проверить, что называется, в боевой обстановке, мой новый «картон» журналиста – насколько неотразимо он будет действовать на должностных лиц. С этой целью я не спеша раскрыл его перед контролером автобуса, в который сел по выходу с территории СТО. Пухленькая крашенная блондинка, внимательно изучила мой документ и, видимо, сочтя за благо не связываться с репортером городской газеты, благосклонно кивнула, мол, претензий не имею, после чего отошла к другому пассажиру. «Сработало, - подумал я. – Хороший документ мне выправил Васильевич. Нужно потом его не возвращать, авось пригодится».
 Дома мною первым делом была налита полная ванна горячей воды, куда я залез и с удовольствием повалялся, выгоняя из организма, измученного излишествами вчерашнего вечера, все накопившиеся в нем шлаки. Затем, распаренный и утомленный я прилег на диван, просмотрел газеты и как-то незаметно уснул, а когда проснулся, почувствовал себя рожденным заново, готовым к трудовым и ратным подвигам.
 Однако остаток дня я все же посвятил не им, а продолжил планомерно отдыхать и копить силы на будущее. А поскольку общеизвестно, что лучший отдых – это смена деятельности, то мною, для начала, была вымыта посуда с двухдневным сроком загрязнения. Когда же она, сияя и переливаясь, от стекавшей с нее воды, была установлена на сушилку, я, удовлетворенно закурив, подумал, что, пожалуй, на этом не остановлюсь. Так оно и получилось. Меня вдруг охватила какая-то мания чистоты, которая выразилась в уборке средней степени тяжести моего весьма к тому времени запущенного холостяцкого жилища. На генеральную уборку меня, естественно, не хватило, но и то, что было сделано, выглядело весьма и весьма. Я довольно хмыкнул, оглядев поле сражения, в восхищении от собственной работоспособности и, представив, что может сказать по этому поводу Юлька, набрал ее телефонный номер.
 План завтрашнего вояжа был подтвержден: визит на передвижную выставку «Третьяковки», которая вот уже несколько дней проходила у нас в Ташлинске. Другие мероприятия Юлькой планировались весьма туманно и были скрыты за расплывчатой фразой «Ну, а там посмотрим», произнесенную, правда, так, что она оставляла мне весьма весомую надежду на будущее. Оставалось только уповать на то, что завтрашний день будет веселым и солнечным, и, что именно завтра не случится урагана или землетрясения, а Юлькино настроение не переменится на полярно - противоположное.
 На улице уже начало смеркаться, но мне, взбодренному дневным сном и возбужденному уборкой квартиры, в предвкушении завтрашнего свидания спать совершенно не хотелось. Оставалось включить телик и посмотреть, что же новенького произошло со вчерашнего дня в нашем огромном, но таком несовершенном мире.
 Судя по всему, на нашей планете все было настолько плохо, что для хороших новостей места уже не оставалось. Восточная Европа стояла по уши в воде, которая без устали падала с небес, как во времена Великого Потопа. Террористы повсеместно взрывали бомбы как кустарного, так и фабричного производства уже не для того, чтобы дестабилизировать обстановку в какой-то конкретной стране, а просто для того, чтобы отомстить собственной супруге за наставленные рога, при этом забывая, что существует немало других способов решения этой проблемы, вполне мирных. Правительство не очень-то смущаясь и скрываясь, вовсю торговало движимостью и недвижимостью, которые еще совсем недавно принадлежали всему трудовому народу. В стране царил сплошной беспредел, и конца ему не было видно. Чтобы окончательно не разочаровываться в жизни, я уже было хотел выключить телевизор, но тут, после блока совершенно бездарной и дурацкой рекламы, начался футбол.
 Без всякого восторга я наблюдал, как лидеры чемпионата – спартаковцы, мучительно для себя и своих болельщиков пытаются проломить оборону аутсайдера первенства, и как каждый раз их атаки разбиваются или об откровенную грубость соперников, или же натыкаются на искусственное положение «вне игры». Линейный судья уже настолько привык к тому, что форварды «Спартака» постоянно попадают впросак, что несколько раз дергал своим флажком даже тогда, когда в этом не было никакой нужды. С трибун его, понятное дело, освистали и посоветовали своим ходом отправиться на мыловаренный завод и там остаться, а я, со всей очевидностью понял несовершенство правил любимого вида спорта.
 В этот момент спартаковцы наконец-то «заработали» пенальти и, успешно его реализовав, бросились обниматься и целоваться. Наблюдать за тем, как здоровенные мужики в исступлении лобызаются по столь очевидному пустяку, было уже выше всяких человеческих сил. Я убрал звук, некоторое время лежал просто так, уставив свой взор в потолок, пока не понял, что мысль о предстоящей поездке уже заполнила мой разум и не давала теперь покоя. Возникло стойкое ощущение того, что обо всем том, что сегодня говорилось в кабинете Камышева, я уже где-то то ли читал, то ли видел по телевизору в новостях, а может даже в кино. Но попытка вспомнить заметку или телесюжет никак не удавалась. Он постоянно ускользал от меня и чтобы хоть как-то отвлечься, я встал с дивана и, расстелив на полу большую карту области, начал ее изучать.
 Ближе всего к Ташлинску были Кузьминки, затем шло Октябрьское, до которого добираться нужно было уже по другой дороге, а в пятнадцати километрах от него находился Каменный Брод. Значит, первоочередными у меня будут Каменный Брод и Октябрьское, а Кузьминки оставлю на потом. Так, а о чем же я там стану разговаривать с людьми? Перейти сразу к сути дела, взять быка за рога опасно – могут замкнуться, и тогда из них даже словечка клещами не вытянешь. Надо бы придумать хотя бы приблизительный план интервью с передовиками сельхоз производства, или что-нибудь в этом духе. Но сколько я не силился, никаких идей по этому поводу в моей голове не родилось. Видимо, сказывалось отсутствие соответствующих навыков. И тогда я решил полностью положиться на импровизацию. Нужно побольше задавать самых различных вопросов, но не каких-то отвлеченных, а непосредственно относящихся к сути дела и касаться личности того человека, с которым мне предстоит говорить. Но, при этом нельзя только делать вид, что я действительно записываю ответы. Нужно и в самом деле их тщательно записывать, для убедительности своей работы. Как говорил Лелик в «Бриллиантовой руке»: «В нашем деле - главное, этот самый, реализьм». Ладно, утро вечера мудренее, авось завтра придумается еще что-нибудь интересное.
 Уже лежа в постели и куря последнюю на сегодня сигарету, я еще раз попытался уловить то, что так упорно ускользало из моего сознания. Что же похожее я не так давно слыхал или читал? Именно недавно… Догоревшая до фильтра сигарета пребольно обожгла пальцы. Я зашипел от боли, как пострадавший в драке кот, затушил окурок в пепельнице, облизнул саднившуюся кожу, улегся на бок и закрыл глаза. Но сон упорно не хотел приходить. Вместо него шли отрывочные мысли, которые никак не удавалось собрать в нечто цельное. Потом я постарался представить события, происшедшие совсем недавно в трех деревнях и как-то незаметно для себя все-таки заснул, а когда проснулся, то понял, что поймал мысль, которая, не давая мне покоя, постоянно ускользая куда-то в сторону.
 Вскочив с постели, я включил настольную лампу, достал с полочки газеты и журналы, накопившиеся за последние пару месяцев, и начал лихорадочно их перебирать. Вскоре нужная мне газета нашлась. Я отлично помнил, что это именно она, но в ней, как назло, отсутствовал лист с той самой заметкой. Закон подлости, да и только. Куда была использована эта бумага, теперь уже не было возможным представить, а потому оставалось только по новой грузить собственные мозги новой проблемой и вспоминать содержание печатного текста, однажды прочитанного, а вернее, даже мельком просмотренного. И мой котелок не подвел хозяина, доказав еще раз свою пригодность быстро варить находящуюся в нем кашу. После нескольких минут напряженного труда содержание статьи восстановилось, и я был способен воспроизвести его на бумаге лишь с небольшой погрешностью. Речь там шла о том, как некому химику – самородку удалось в кустарных условиях, чуть ли не у себя на кухне, создать некий психотропный препарат. Аналог чего-то похожего, но с гораздо худшими параметрами был уже запатентован в США и в статье особо подчеркивалось, что там над этой отравой работала целая ватага виднейших научно – химических умов. Во страна! Я, конечно же, имею в виду мою родину. Там, за далеким заокеанским бугром яйцеголовая толпа, подпираемая кучей долларов, сотворила лишь жалкое подобие того, что, шутя и играючи, смастерил из каких-то подручных материалов и явно не в стерильных условиях, наш старый знакомый «Левша», родом не то из Воронежа, не то из Самары. Да такими людьми, их творческим потенциалом и способностями надо бы гордиться, а у нас… Кажется, парень этот был безработным и от скуки занимался тем, что подсыпал свое зелье в бокалы с шампанским недоступных для него дам, коих данный коктейль приводил в состояние почти невменяемое и сексуально – распущенное. Короче, паренек удовлетворял свои неуемные аппетиты до женского пола сам, а когда жаркие объятия очередной жертвы ему надоедали, сбрасывал своих недолгих подруг нужным людям, за что те осыпали его своими благодарностями в виде твердой и мягкой валюты. Постепенно наш герой превратился в нечто вроде сутенера, и в этом месте гордость моя за соотечественника несколько уменьшилась. Все же меру в своем творчестве надо бы знать. Дальше наш «химик» и вовсе пошел вразнос – начал экспериментировать с наркотиками. Мешал их в бокалы для того, чтобы вызвать у женщин эффект привыкания. На наркоте и «погорел». Взяли его с поличным. Стоп, а ведь дамы пили шампанское, то есть, спиртное. Мужички деревенские, потребив некоторое количество водки, так же вели себя, мягко говоря, странно. Параллель в этих двух случаях напрашивалась сама. Правда, были и отличия. Женщин использовали, преимущественно, в корыстных интересах, а представителей сильной половины человечества совсем наоборот, вроде как из озорства. Хотя то, что их использовали, необходимо еще доказать, но серой в воздухе вокруг меня стало пахнуть значительно меньше. Никакой чертовщины не было теперь и в помине, а вот действие руки человеческой видно вполне отчетливо. Во всяком случае, сейчас я уже знал, чем буду интересоваться, опрашивая жителей наших героических сел и, что надлежит там искать.
 Спать уже не хотелось нисколько, да и рассвет за окнами вовсю напоминал о том, что, тот, кто рано встает, тому, соответственно, и Бог подает. Я прошел на кухню, заварил в меру крепкий «Нескафе» и, прихлебывая этот божественный «нового дня глоток», постарался привести свои мысли в порядок, слепив из них нечто цельное, чтобы затем преподнести это Камышеву.
 Подполковник, увидев, что мой организм, преодолев все тяготы, поправлен изрядно, встретил меня тепло и радушно. Такое отношение начальства говорило о том, что на мою скромную персону сделаны весьма высокие ставки, и что оно, начальство, питает относительно меня огромную надежду. Это вдохновляло и где-то даже окрыляло, но расслабленности и панибратства по отношению к шефу я себе не позволил. После малозначащих, но необходимых фраз насчет здоровья и всего, что к нему прилагается, мне было предоставлено слово. Прочувствовав важность момента, я приосанился, прочистил горло и, стараясь не допускать в речи корявостей и вводных слов, изложил собственную версию происшедшего, а заодно сообщил о замеченных нестыковках.
 Камышев слушал не перебивая. Потом закурил сигарету и едва слышно произнес:
- Вот оно, значит, как далеко зашло…
Я не понял этой фразы и переспросил:
- Что зашло, Борис Васильевич?
-Видишь ли, - ответил Камышев и в своей обычной манере, делавшей его в чем-то похожим на вождя всех народов, принялся расхаживать по кабинету. – У меня появилось ощущение того, что здесь не все чисто, когда я после прочтения сводки, вспомнил один очень старый фильм. «Мертвый сезон» называется. Не смотрел?
- Что-то не припоминаю, - признался я после некоторого раздумья.
- Ну, это не мудрено, - сказал подполковник. Его снимали в шестидесятых, когда тебя, вероятно, еще и в проекте-то не было. Так вот, там речь шла о том, как в одной западной стране бывший нацистский преступник продолжил работы, начатые им во времена фашистской Германии. Заключенных концлагерей обрабатывали газом, уж не помню его названия, после чего эти люди становились похожими на стадных животных. Послушные такие, травку кушали, когда им предлагали. А когда не предлагали, то не кушали. Совсем. И вот, когда я этот фильм вспомнил, то и пошла у меня аналогия с событиями, случившимися у нас.
- Кстати, добавил он. – Ты нашу газету еще не видел? Вон она, на столе лежит. Прочти на второй странице, во что превратилась наша сводка.
 Я развернул газету и нашел раздел криминальной хроники. Поджог, кража, угон автомобилей – все было на месте, а вот информация о невероятных событиях в трех деревнях была зажата предельно. Выглядела она так: «Жители трех сел (далее перечислялись уже знакомые названия), находясь в состоянии алкогольного опьянения, допустили хулиганские действия. Виновные наказаны в административном порядке». И все. Если бы истинная картина событий была мне неизвестна, то по прочтении всей этой газет ной «лапши», у меня в сознании, наверняка, возникла бы следующая картина: в чистом поле, или где-то там еще, собралась толпа граждан из трех сел, выкушала «из горла» энное количество безымянного спиртного напитка и, затем, начала осуществлять хулиганские действия.
- Что это с ними произошло? – спросил я, имея в виду мастеров газетного жанра. – Какая-то непонятная скромность их обуяла. То из мухи слона лепят, а тут такая тема, и они превратили ее в нечто несуразно – несусветное.
- Я постараюсь узнать по своим каналам, - ответил Камышев. – Но смею предположить, что редактору, что редактору предложили дать информацию именно в таком варианте, который… - он начал тянуть паузу.
-Что, который?
- У нас за связь с прессой кто отвечает, не Чухнов ли?
-Он самый.
- Тогда это его рук дело. Посмотри сам. Все информации идут одна к одной, а именно эта изменена. Ладно, выясним, откуда ветер дует. – Камышев вздохнул. – Но, с другой стороны, даже интересно, против кого нам придется воевать на этот раз.
-Воевать?
- А ты думаешь, что здесь замешена группа непуганых шутников? Нет, Володя, в свете твоих размышлений, картина начинает складываться вполне определенная. Воздействие на граждан неким препаратом, без которого, я так думаю, не обошлось – это уже терроризм. И, скорее всего, действовала группа. Тут возможны различные варианты того, кому это могло понадобиться, но химик - одиночка, о котором ты мне рассказывал, отпадает однозначно.
 Я молчал, ожидая продолжения. Камышев закончил свою прогулку, сел напротив меня, закурил новую сигарету и продолжил:
 - Вариант первый и, как мне думается, наиболее вероятный. Какая-то группа людей решила использовать практические познания того самого «химика» в своих, пока еще не до конца понятных мне, интересах – возможно для того, чтобы в будущем использовать его технологии для борьбы за власть. Наш район, достаточно удаленный от центра, избран ими в качестве полигона, где препарат проходит обкатку.
- А почему вы думаете, что это именно тот самый «химик»? – спросил я на всякий случай, хотя сам нисколько не сомневался в том, что в данном случае «мальчик» не только присутствовал, но и был именно тем самым, о котором писала столичная пресса. Просто, мне интересно было мнение начальства по этому поводу. Камышев не обманул моих надежд.
- А ты думаешь, что у нас в стране их сотни тысяч? – сказал он. – Нет, мой друг. Просто химиков, действительно, много, но такого класса, самородков, раз - два и обчелся. Так что, скорее всего – это именно он. Не знаю, каким образом его удалось кому-то вытащить из заключения, да это не так уж и важно: наверняка, в данном случае, все предельно банально. Когда есть цель, то определенная категория людей перед средствами, обычно, не останавливается. А средства у них имеются – нахапали за последние годы, ох, как много! Сейчас рвутся во власть.
- Зачем им это?
- Как сказал один великий, не помню, кто: «Ни вино, ни женщины, и даже ни деньги, не дают такого упоения, как власть». Обрати внимание на то, как даже самый маленький портфель меняет человека. Надеюсь, ты видел, как ведут себя контролеры в автобусах? Так вот. Но контролер хотя бы имеет пределы своих полномочий, а эти люди не привыкли себя чем-то ограничивать. Они беспринципны и тем опасны. Власть для них – это способ хапнуть еще большие деньги. Остановить их просто невозможно. Но к власти они хотят прорваться, все же, законным путем, или чтобы это хотя бы выглядело законно. Мировое общественное мнение им совсем не безразлично. Правда, в силах своих они не уверены, вот поэтому им и нужен «химик». Для подстраховки.
- Понятно, - кивнул я. – Накануне выборов в продажу поступит партия дешевой водки, или вообще ее начнут бесплатно раздавать. Народ у нас до халявы охочий – возьмет непременно, с удовольствием выкушает, вечерком посмотрит по телику какую – нибудь веселенькую программу, где рефреном будет звучать некая фраза, а утречком на участок для голосования. Бросит там в урну бюллетень, а потом долго и мучительно будет думать над тем, какая пьяная муха его укусила и заставила отдать голос за Партию Отпетых Подонков - Анархистов.
- Точно так! – подтвердил мою мысль Камышев. – Но возможен еще один вариант. Кому-то наверху весьма выгодна некоторая нестабильность в стране. Под это дело ведь можно перед народом оправдаться во многом. Мешают, мол, нормально жить и трудиться враги. Но одними только объяснениями народ не накормишь и зарплату не выдашь. И здесь-то им и понадобится водка, «заряженная» зельем того «химика». Что называется, пойло и закусь в одном флаконе. Ты совершенно правильно подметил, что после приема вовнутрь, по радио или телевидению должны прозвучать какие-то слова, своего рода программа, настраивающая людей на совершенно определенные действия. После этого в данной местности начинаются беспорядки, и возникает острейшая необходимость введения режима особого положения. А при военном положении, сам понимаешь, митинговать особо уже никому не дадут, о свободе слова придется забыть всерьез и надолго. И даже больше, обыватель, при встрече с представителем закона, обязан будет на расстоянии нескольких метров не держать руки в карманах, а выворачивать их, иначе рискует быть застреленным на месте. А после наступления комендантского часа ему надлежит сидеть дома и никуда не стремиться. Так что, военное положение в умелых руках – это, брат, страшнейшая штука и списать на него можно многое. Вот такие варианты, но, повторяю, что первый из них, лично мне, кажется наиболее вероятным. Кстати, помнишь недавние выборы, когда совершенно для всех победу в них одержала партия этого, как там его… ну, в общем, волчьего сына?
- Да, это было тогда весьма неожиданно для многих, - отозвался я. – Но они тогда, помнится, говорили так, что мало кто мог не купиться на их речи. Просто и доходчиво, старательно обходя всякие непонятные иностранные слова, типа «электорат», которые большинство народа, как правило, либо не воспринимают, либо встречают враждебно. И обещали конкретным людям, конкретные вещи. Землю – крестьянам, воду – морякам, хлеб – обездоленным, рабочим – зарплату и вовремя. Помнится, я сам чуть было не попался на их удочку – настолько все там было привлекательно и обаятельно.
- Это все так, но была информация, что и водочку перед выборами раздавали за бесплатно, за без денег.
- Неужели? Заряженную?
- Вот этого не могу утверждать, но раздавали и, причем в больших количествах. Поэтому-то я и насторожился, когда прочитал сводку.
- Борис Васильевич, а почему бы нам в таком случае не сообщить об этом туда, - я поднял указательный палец в сторону потолка. – Там ведь это может кое - кого заинтересовать.
- Рановато пока, - ответил Камышев. – Мы ведь пока еще не знаем, с какой стороны эта зараза идет к нам. Политика – это одно, а вдруг здесь уголовщина? Нет, нужно во всем самим разобраться самим, а уж потом… Да и лавры нам лишние, в случае чего совсем не помешают.
 Ого, да вы, оказывается, не лишены тщеславия, товарищ подполковник! Хотя, скорее всего, слава для Камышева – это нечто совсем другое, чем, скажем, для меня. Скорее всего, он не станет банально купаться в ее лучах, а постарается использовать как-то по особенному. Скажем, для общего блага выбьет в отдел новую мебель, или автотранспорт заменит, а то, сколько ж можно гонять туда сюда личные машины своих сотрудников. В том, что Камышев постарается обратить успех предприятия на наше общее дело, я даже не сомневался, ибо знал этого человека не один год.
- Кстати, - прервал он мои размышления. – Ты уже продумал план поездок?
- Завтра – Каменный Брод и Октябрьское, а послезавтра Кузьминки, - ответил я. – До Кузьминок добираться дольше всего – боюсь, что за один день не управлюсь.
-Хорошо, - одобрил Камышев. – Так и действуй. – После этого встал, давая понять, что у него ко мне все. Я так же встал, давая понять, что намек понял. Мы попрощались, и я вышел из кабинета.
 … Нет, это уже начинает превращаться в традицию! Первый человек, которого я встретил по выходу от Камышева, был … майор Чухнов, собственной персоной! Встреча была неизбежной и такой же неприятной, как насморк при простуде. Чухнов пер на меня разъяренным буйволом, и я ясно почувствовал, что если сейчас же не придумаю новый и оригинальный подкол, то буду неминуемо смят и раздавлен, как мелкое насекомое.
- Здравия желаю! – произнес я как можно более приветливее, изображая при этом на своем лице улыбку максимальной широты. – Ну что, как вчерашний вечерок, как ресторация?
 Чухнов от подобной наглости с моей стороны чуть было не подавился собственным языком. Несколько секунд он стоял, не в силах произнести хоть слово и при этом багровел по нарастающей, приобретая цвет переспелой вишни. Наконец его прорвало:
- Ну, знаешь…- прошипел он. – Ну, ты и наглец! И при всем том еще имеешь нахальство улыбаться и задавать дурацкие вопросы!?
- А что такое? – моментально встав в обиженную позу, поинтересовался я, нисколько не потеряв при этом самообладания.
- Что такое, спрашиваешь!? – чуть громче просвистел Чухнов, и цвет его лица начал резко меняться, из темно вишневого превращаясь в бледно – зеленый. – Ты куда меня послал!? Я, как самый последний дурак, пригласил друга, приходим с ним к этой бывшей «Филателии», сейчас, думаем, посидим на славу у этого твоего «Лукулла». Как же, посидели – фиг с маслом! Вместо ресторана – оптовый магазин. Да еще и вывозились в грязи, как свиньи. Там ведь ее по колено, а местами и до…! – он очень выразительно показал рукой до куда доходила ему вчера грязь. - Спасибо, удружил!
- Не может быть, - я постарался придать своему лицу глуповато – растерянный вид. – Был ведь ресторан!
- Что ты думаешь, я вру? – чувствовалось, что Чухнов уже готов не откладывая растерзать меня.
- Так и я такой же, - продолжал я свою партию. Был ресторан. Что они его за одну ночь на другое место перетащили? Хотя, стоп! – в этом месте я хлопнул себя ладошкой по лбу. – Я тебе сказал, что это возле «Филателии»?
- Ну! - майор недоуменно вскинул брови.
- Блин, - я изобразил на лице максимальную виноватость. По моему это у меня получилось. – Как же это я мог перепутать!?
- Что перепутать?
- Что, что… Здания, конечно, - воскликнул я голосом театрального трагика, которому поверил бы даже старик Станиславский. – У нас ведь за последнее время ни одной старой вывески в городе не осталось.
- Ну и…?
- Вот тебе и «ну и», - раскаянию моему не было предела. - Тебе я сказал, что «Лукулл» в бывшей «Филателии», а он в бывших «Канцтоварах». Это рядом, чуть выше по улице. И как ты мог не заметить? Да, несолидно получилось. Ты уж меня прости, Николай, но я не по злобе.
- Что, точно там? – лицо Чухнова вновь, как и накануне, стало доверчивым, как морда у трехмесячного щенка.
- Век в капитанах проходить! – побожился я и для убедительности перекрестился. Но, правда, левой рукой, чего майор, находившийся в эйфорическом состоянии, не заметил.
- Ладно, сегодня еще раз схожу, - пообещал он, и, махнув на прощание рукой, пошел по своим делам.
 Мне же пора было ехать в СТО за обещанной к обеду обновленной автомашиной. Посмотрим, насколько там способны соответствовать своим обещаниям.
 Выйдя на улицу, и направляясь к автобусной остановке, я притормозил, на секунду задумался и изрек следующий экспромт:
 Наш Чухнов сегодня болен,
 Черной желчью брызжет он.
 Но зато я по «подколам» -
 Несомненный чемпион!
 Мой внутренний цензор не замедлил тут же проявиться и откликнуться:
- С рифмой уже значительно лучше, литературная же ценность – по-прежнему весьма сомнительна!
- А я, кстати говоря, как-то и не собираюсь нигде публиковаться! – огрызнулся я
- А для чего тебе нужно сочинительство, в таком случае? - не понял цензор.
- Для самоутверждения! Если на то пошло, то лишь для собственного внутреннего употребления.
- Ну, а когда насытишься и самоутвердишься? Небось, попробуешь печататься, гонорары потребуешь немереные?
- Слушай, ну чего ты ко мне привязался!? – возмутился я. – Хочешь кого-то рецензировать – пожалуйста, я не возражаю, но только постарайся найти для этой цели кого-то другого. А меня постарайся оставить в покое.
- Не могу! – как-то печально произнес цензор. – Мы ведь с тобой неразделимы. И каждый раз, когда ты будешь сочинять нечто подобное, мне придется тебе повторять: «Поэтом можешь ты не быть, но раз уж взялся – будь обязан!» Вот так.
- Ох, тоже мне критик выискался! Давай-ка пока лучше поищи внутри моей души тихий уголок, да подремли там. К остановке подходим – люди начали оглядываться.
 Цензор, в сущности своей бывший весьма трусливым созданием, мгновенно притих, а я спокойно сел в автобус и отправился вызволять мой «Жигуль» из грузинского «плена».


Глава 3

 Я зажмурился и помотал головой. Сердце учащенно забилось в волнении. И тогда осторожно, боясь, как бы все увиденное мною не исчезло, подобно миражу, я приоткрыл правый глаз. Нет, все осталось на своих местах. Мой «Жигуль» (да мой ли!?) находился на прежнем месте, сияя свежей краской, а рядом с ним стоял, очень довольный произведенным эффектом, маг, чародей и кудесник своего дела по имени Вахтанг Гивевич.
 - Прошу! – сказал он, протягивая мне ключи, и, отойдя на шаг в сторону, театральным жестом пригласил опробовать машину в действии.
 Я уселся на место водителя и завел двигатель. Он моментально заурчал так же мягко и едва слышно, как ленивый сытый кот, которому добрый хозяин почесал за ухом. По всему чувствовалось, что работа над «Жигулем» была проделана немалая. Дабы не лишать удовольствия радушного директора СТО, да и, чего там греха таить, самого себя, я сделал пару кругов по двору, заодно проверив тормоза. Вахтанг Гивевич не обманул моих ожиданий: придраться было не к чему. «Жигуль» явно помолодел. Не знаю, уж как он выглядел в день своего рождения, потому как брал я его немного подержанным, «с рук», но, скорее всего, в данный момент машина находилась гораздо ближе к периоду своего младенчества, чем тогда, когда покупалась мною. Попутно выяснилось, что свечи поставлены новые, бензина полный бак. Ехать хоть на край света, хоть еще дальше можно было прямо сейчас. Словом, сделано максимум того, что можно сделать вообще.
 Я был переполнен чувством благодарности и с трудом смог подыскать нужные слова. Вахтанг Гивевич с легкой улыбкой человека, привыкшего к таким проявлениям чувств, выслушал мой сбивчивый монолог, а затем сказал:
- Спасибо тебе за твои добрые слова, но, поверь, я очень рад был оказать эту маленькую услугу. То, что сделали мои люди не идет даже в малейшее сравнение с тем, от чего меня однажды спас Борис Васильевич. Мне с ним рассчитаться не хватит и жизни, но, слава Богу, у меня есть не только дети, но и внуки, на которых он всегда может положиться так же, как на меня самого.
 Воистину, здесь сокрыта какая-то величайшая тайна, но спрашивать о ней у Вахтанга Гивевича я посчитал для себя нескромным, а потому просто покивал головой, как бы подтверждая расхожее мнение о своем шефе, как о человеке способном направо и налево творить сплошь лишь добрые дела. Я всегда подозревал в его характере нечто подобное, но чтобы до такой степени, что даже внуки… М - да, еще одна загадка личности нашего легендарного подполковника. Но пусть она пока немного подождет: будет время – раскроем и ее, а сейчас мне, честно говоря, просто не до того. Другие тайны ждут.
 Распрощавшись, наконец, с Вахтангом Гивевичем, который на последок подарил от щедрот своих банку эмалевой краски, на которой нечаянно задержался мой взгляд, я отогнал машину на стоянку, затем пробежался по магазинам, сделав необходимые покупки, приобрел цветы для Юльки и галопом помчался домой, ибо времени до предстоящего свидания оставалось совсем мало, а нужно было еще привести себя в порядок.
 Всем другим стилям одежды для меня наиболее предпочтительным является спортивный. Чтобы все было непринужденно, раскованно, нигде не жало, не давило и не мешало, как в обычной жизни, так и в быту. О преимуществах такого стиля можно распространяться долго, но постараюсь быть кратким. Возможно, кто-то считает галстук совершенно необходимой деталью мужского костюма, но у меня же, только при одном взгляде на него, сразу возникает чувство, сравнимое только с тем, что, вероятно, испытывает кролик, на которого смотрит удав. Я почему-то боюсь галстуков и при произнесении этого слова, в моем воображении почему-то всплывает дополнительно «столыпинский», причем откуда оно идет – понять не могу. Вероятно, в одной из своих прошлых жизней я, за какие-то прегрешения был казнен через повешение, и теперь отголоски прежней памяти не дают мне покоя. Кроме того, обычные джинсы и футболка в противовес строгому официальному костюму, способны в ряде случаев весьма расположить ко мне нужных людей к откровенному и задушевному разговору, что, согласитесь, при моей работе имеет огромное значение.
 Но ради Юльки я готов был принести себя в жертву. Пусть у меня потом разыграется приступ аллергии, «Но это уж потом», как пелось когда-то в одной популярной песенке. Сейчас же, моя любимая женщина увидит своего, смею надеяться, не менее любимого мужчину красивым и элегантным, как рояль «Стейнвей».
 … Она опоздала всего на десять минут, мелочь, которую я тут же ей простил. Да и как же можно на нее держать зло, ведь это Юлька, единственная, неповторимая и каждый раз какая-то для меня новая. Она как хорошая музыка, которую сколько не слушай, а все равно постоянно улавливаешь те нюансы, которые не удалось услыхать в прошлый раз.
 Вообще-то, меня никак нельзя отнести к скромникам, краснеющим от одного только вида приятной женской фигурки. И за словом в карман я обычно в таких ситуациях не лезу. Могу отчебучить комплимент, или отмочить анекдотец в тему и, тем самым, произвести неизгладимое впечатление на представительниц прекрасной половины человечества. С Юлькой поначалу все было совсем иначе. Это уже сейчас, после нескольких лет знакомства, я вновь стал самим собой, несколько менее скованным и развязным, а поначалу-то было все: и краснение и заикание. Причем в таком, не совсем свойственном мне, застенчивом состоянии, я пребывал достаточно долго, до тех самых пор, пока однажды Юлька, в порыве необъяснимого откровения, не открылась мне, что при встречах со мной с ней происходит то же что и со мной. С этого момента плотина, разделявшая нас, рухнула, и мы вновь обрели самоих себя. Не знаю, есть ли на свете такое чувство, как любовь между мужчиной и женщиной, но то, что испытываем мы, наверное, можно назвать этим словом. Хотя Юлька гораздо лучше меня ориентируется в создавшейся обстановке, уже прекрасно нащупала все мои слабые места и иногда умело использует свой непередаваемый женский шарм, для того, чтобы воздействовать на них. Но в разумных пределах, надо отдать ей должное.
 Я торжественно вручил ей цветы, за что был милостиво допущен к чмоканию в щечку, после чего мы отправились в Галерею. По пути Юлька рассказала мне о своих успехах в деле овладения английским и о перспективах продвижения по службе в связи с этим. В свою очередь я сообщил о том, что завтра убываю в краткосрочную командировку и, что в течение ближайших двух дней буду отсутствовать в Ташлинске. Цель моего отъезда, естественно, не озвучивалась, но это и не вызвало у моей подруги какого-то особого интереса. Она переключила разговор на предстоящее посещение выставки. Юлька страстно мечтала увидеть старинные иконы, я же хотел посмотреть «вживую» Айвазовского.
 Передвижная «Третьяковка» не обманула наших ожиданий. Часа три мы бродили по залам, подолгу останавливаясь у каждой картины, впитывая в себя ощущения и впечатления – когда еще представится такая возможность встретиться с прекрасным? Но всему хорошему рано или поздно приходит конец, и в половине восьмого нам мягко намекнули, что «им уже пора закрываться», а нам, соответственно, и честь знать. Пришлось смириться и покинуть Галерею.
 Остаток вечера прошел… Вообще-то истинные джентльмены поймут меня, если я ограничусь стандартной и несколько суховатой фразой о том, что встреча прошла в теплой и дружественной обстановке. И пусть это будет несколько по канцелярски, в духе передовиц центральных газет, так называемых, застойных времен, но другие слова в данной ситуации, когда я был не один, а с женщиной, мне подобрать трудновато. Именно так – тепло и непринужденно. На этом – точка.
 Домой я вернулся уже довольно поздно, и совсем уже было собирался отправиться в объятия Морфея, как вдруг зазвонил телефон. «Кто бы это мог быть в столь поздний час?» - подумал я, снимая трубку.
- Алло, слушаю!
- Слава Богу! – ответил мне на том конце провода немного обеспокоенный голос Камышева. – А то я уже, грешным делом, подумал, не случилось ли с тобой чего. Звоню, звоню, а к телефону никто не подходит.
- Да вот, только что пришел с прогулки, - ответил я. – А что случилось?
Камышев немного замялся.
- Не знаю… Беспокойство какое-то непонятное у меня. И чем дольше думаю, тем оно сильнее… Кстати, Володя, я ведь узнал про сводку. Редактор газеты мне ответил, что ему ее принесли в готовом для печати виде. Сказал, что не менял в тексте ни единой буквы.
- Выходит, Чухнов поменял? – спросил я
- Выходит, что он, - ответил Камышев. – Вот только зачем это ему нужно было? Дело в том, что первоначальный текст сводок обычно пишет Захаров. Молоденький лейтенант, недавно у нас. Именно то, что он написал, мы с тобой и читали. Потом текст в измененном виде попал в газету. В результате от него остались рожки да ножки. Над ним серьезно поработали и, скорее всего, это сделал именно Чухнов. Только зачем он это сделал?
- Ну, он может это объяснить по-разному. Тут вариантов много: хотел сделать текст покороче для лучшего восприятия, или же не захотел общественность будоражить… Там ведь все поначалу было изложено настолько интересно, что только глупый бы не насторожился. Вы ведь забеспокоились!
- Кстати, - встрепенулся Камышев. – Я разговаривал с Захаровым. Ему показалось, что Чухнов заметно взволновался, когда увидел ту сводку, и как бы невзначай поинтересовался, кто ее уже читал.
- Ну и что Захаров ответил?
- Он парень пока честный. Как все было, так и рассказал. Про меня, во всяком случае.
- Борис Васильевич, так неужели вы думаете, что Чухнов «подрабатывает»?
- Как тебе сказать… Не то, чтобы я его подозреваю напрямую… Нет у меня, пока, для этого оснований. Но дело это может иметь очень глубокие корни, так что и эту возможность исключать нельзя. Во всяком случае, нужно подстраховаться от всяческих неожиданностей. Может быть, Чухнов чист, как слеза младенца и если по честному, то мне бы очень хотелось, чтобы так оно и было. И так на наше ведомство в последнее время уже столько дерьма вылили с поводом и без него! Но ведет себя пока Чухнов, мягко говоря, странновато. Тебе так не кажется?
- Есть такое впечатление.
- Ну вот, тогда давай подстрахуемся.
- Как?
- Как, как… Просто! Ты, когда разговаривал со мной в кабинете, сказал, что завтра утром собираешься ехать в Каменный Брод и Октябрьское, а послезавтра в Кузьминки.
- Точно так.
- Так вот, поменяй-ка свои планы с точностью до наоборот. Завтра поезжай в Кузьминки, а послезавтра в Каменный Брод и Октябрьское.
- Вы думаете…?
- Да кто его знает, с ноткой неуверенности ответил Камышев. – Так, на всякий случай. Черт его знает, с кем мы имеем дело. Кстати, как машина?
- У-у-у, за машину вам огромадное спасибо! Вахтанг Гивевич постарался на славу. «Жигуль» нынче как игрушка.
- Это хорошо, - как-то спокойно отреагировал на мое «спасибо» Камышев. Значит, вы готовы?
- Как юные пионеры. Всегда готовы!
- Ну, тогда счастливого пути тебе на завтра. Порасспроси там народ поподробнее, как все происходило, постарайся говорить не с непосредственными участниками боксерского шоу, а со сторонними наблюдателями. Но самое главное, постарайся найти водку. Ту самую, которую они пили. Вполне возможно, что выпили не всю. Выкупи за любые деньги – потом сочтемся. Ну, все, иди спать! – и положил трубку.
Добро вам, товарищ подполковник так говорить! «Выкупи за любые деньги – потом сочтемся»! Где ж я их найду – любые!? Тут и обычных-то не так много. А вот как запросят там с меня нечто непомерное, что мне тогда делать? Ну, ничего, я с вас, гражданин начальник, постараюсь содрать, в любом случае, как минимум, вдвое больше. Только бы ее там найти, водку эту самую, а то ведь на селе пить не разучились. И кстати, ровным счетом нет нужды постоянно напоминать мне о том, что мне необходимо сделать, а чего не стоит. Чай не пацан какой-нибудь, не первый год служу, уже капитанские звезды имею. Так что, буду искать, а там уж как получится. Ищущий, как известно, да обрящет.
 Поворчав, таким образом, еще немного, я затем улегся на кровать и, закурив сигарету, постарался осмыслить то, что высказал мне подполковник.
Скорее всего, основания для беспокойства у нас все же были. Что же тогда получается? Ежели «химик» тот самый, которого взяли в Воронеже или Самаре, то за все его художества ему, даже по самым скромным прикидкам, предстояло давить нары в течение лет, так эдак, семи. А он на свободе. Значит ребятки его вытащившие, имеют весьма длинные руки, и крепкие лбы. Вполне возможно допустить, что их человек работает в нашей конторе. «Чужой среди своих». Чухнов? Возможно, хотя уровень не тот, мелковат, пожалуй. Но мы ведь все под начальством ходим, а оно у нас разное. Так что повод для беспокойства имеется.
 Я погасил свет и постарался быстро уснуть – так, как это умел делать Штирлиц. Не вышло, моей квалификации оказалась недостаточно. Сна, что называется, не было ни в одном глазу. Оставалось просто лежать в темноте, надеяться на то, что сморит и размышлять дальше. Например, о тех людях с крепкими лбами и длинными руками, ведь, как учили древние, прежде всего, необходимо понять «кому это выгодно». Уголовная «братва»? По всем прикидкам она отпадает. Им это и на фиг не нужно, меж собой грызутся, как свора собак за кость. Экстремистская группировка, коих сейчас развелось, как собак нерезаных? А вот тут возможно, хотя вытащить нужного им человека с нар так быстро, в то время, когда его дело, скорее всего, даже до суда не дошло, тут уж нужна определенная сноровка. Далеко не каждой группировке сегодня такой финт по силам. Да и то, в подобной ситуации шума избежать трудновато будет. Нашу «контору», в таком случае, уж известили бы. Остаются «коридоры власти». Хотя, одно другому не мешает. Сейчас в этих самых коридорах кого только не встретишь! «Все смешалось в доме Облонских». А ребята, судя по всему, имеют в распоряжении неограниченные возможности для совершения своей акции. Без шума и пыли, не возбуждая к себе пристального внимания. Но вот надо же, «лопухнулись» в нашей провинции еще на стадии полевых учений, а значит, пока настоящим профессионализмом еще не обладают. До общественности, правда, ничего не дошло, благодаря определенным усилиям с их стороны, но в органах беспокойство появилось. И вполне возможно, что они об этом нашем беспокойстве уже знают. А значит Камышев трижды прав, когда пытается подстраховаться. И мне совсем не зазорно задуматься об этом посерьезнее. А не сделать ли мне хода конем: как будто на завтра я никаких планов не менял. Еду в Каменный Брод и Октябрьское, как и задумывал, а после двадцать шестого километра - сверну с шоссе. Есть в том месте одна хитрая грунтовочка, о существовании которой мало кто знает. Она-то и выведет меня на Кузьминки.
 Приняв такое решение, я успокоился и довольно быстро уснул. Вероятно, мой мозг, который был довольно сильно перегружен работой, решил на мне же и отыграться, потому, как увиденный мною сон как бы продолжал жизненную тему, но в несколько ином, извращенном свете. Мне приснился зеленый лужок, по краям которого стоят какие-то темные и безликие фигуры, а в центре – майор Чухнов собственной персоной, в парадной форме. В руке он держит длинную плетку, которой время от времени грозно пощелкивал. А мимо него идут люди в серых одинаковых одеждах, с отрешенными, ко всему безразличными лицами. Среди них – и моя Юлька. А вон Камышев, за ним следует моя соседка по лестничной площадке со всей своей многочисленной семьей… Взрослые, дети, старики… Людей становится все больше – они уже заполнили почти все пространство лужайки. И тут Чухнов злобно засмеялся и резко «выстрелил» хлыстом. В тот же миг люди опускаются на колени и, подобно голодным овцам, начинают поедать траву. Делают они это столь жадно, как будто не кормлены много дней, и на их лицах постепенно появляется выражение сытого блаженства… Резко звенит звонок. Чухнов кричит: «Закончить прием пищи! Встать!», а звонок все не умолкает… В этот момент я просыпаюсь и понимаю, что это был всего лишь будильник, который и вырвал меня из кошмара. А вот за это – спасибо. Не дай Бог такое увидеть еще раз!
 Я сунул ноги в тапки и отправился умываться. Холодная вода окончательно привела меня в чувство. Вскоре я уже плотно позавтракал и отправился на стоянку за «Жигулем». Сегодня нам предстояла трудная работа.


Глава 4

 Как и было задумано накануне, мы с «Жигулем» начали претворять в жизнь новый и одобренный вышестоящим начальством план марш – маневра. Я думаю, что история в будущем правильно расставит по местам все акценты, и потомки будут впоследствии еще не одно столетие гордиться и изучать в различных учебных заведениях, вплоть до Академии генерального штаба, мою «операцию под Кузьминками». Но ее еще только предстояло осуществить, а здесь главное не суетиться и действовать размеренно и солидно.
 Возле поста ГАИ на выезде из города я снизил скорость до минимальной, всем своим поведением показывая полнейшую нашу с «Жигулем» лояльность к данной государственной службе. Бдительный постовой с сержантскими лычками на погонах окинул нас привычно – подозрительным взглядом и, наверное, мы ему настолько понравились внешне, что он счел возможным не подвергать нас унизительной более детальной проверке.
 Ну что же, первая часть плана удалась. Мы показали «крепким лбам», что собираемся двигаться только в направлении Каменного Брода и Октябрьского. Если в нашем районе работают не любители, а те, кто хотел бы называться профессионалами, то за моей скромной персоной должно уже начаться наблюдение. Следите ребята, если вы существуете на самом деле, а не родились в нашем с Камышевым больном и перегруженном работой воображении. Смотрите, мы действуем совершенно открыто и не держим в рукаве пятого туза.
 Но так будет не всегда, а лишь до столбика с цифрой «26». А после двадцать шестого километра мы покажем вам фокус с исчезновением в стиле знаменитого фокусника Давида Копперфильда. Уж тогда-то вы посуетитесь! Ну, а пока – вперед! Неси меня мой верный конь! Интересно, а как ты будешь чувствовать себя на максимальной скорости? Давай-ка, поиграем с дядями в догонялки!
 Я вдавил педаль газа до упора. «Жигуль» взревел и рванулся вперед так, что у меня с непривычки даже перехватило дыхание. Ай да Вахтанг Гивевич, ай да сукин сын! Оказывается, и у нас умеют классно работать, когда захотят. Превратить обычный «Жигуль» конвейерной сборки в автозверя, которому всякие «Ягуары» даже в попутчики не годятся! Теперь бы, на этакой-то скоростище, не пропустить мою вешку на трассе. Ага, вот и она! Времени на скачок в пространстве мы затратили минимум, так что теперь можно не спешить и работать аккуратно.
 Я осторожно свернул влево, и «Жигуль» буквально сполз на едва заметную из-за подросшей после дождя травы колею. Невдалеке был бугорок, за которым я предполагал устроить свой наблюдательный пункт. Вскоре моя машина исчезла с поля зрения тех, кто мог проезжать по шоссе, спрятавшись в неглубоком овражке, а я лежал на вершине холмика и тоже был невидим для посторонних глаз.
 Некоторое время на большой дороге ничего подозрительного не происходило. Возможно «крепкие лбы» не ожидали от нас такой прыти, или же их просто не существуют в природе. Ладно, минут пятнадцать – двадцать можно поваляться на солнышке, передохнуть, отдышаться и понаблюдать. Так, трактор с прицепом не в счет, пусть себе катит, как катил. «Москвич» оранжевого цвета, везущий счастливое семейства, скорее всего, на отдых в деревню. Его тоже пропустим. По шоссе туда-сюда сновали машины самых разнообразных марок, но все они были отечественными. Меж тем, уважающие свое достоинство «крепкие лбы» вряд ли унизятся до езды на «Нивах», «Тавриях», «Жигулях» или еще чем-то, что произведено в их родном отечестве, за исключением, разве что, «ГАЗ-24», да и то это в самом крайнем варианте. Но на дороге не было видно и того. Такое ощущение, что их хозяева просто проспали мой отъезд из Ташлинска после бурной ночи в казино.
 В томительном ожидании прошло уже около десяти минут, и я, совсем было, потеряв терпение, решил выходить из засады на легальное положение, как вдруг заметил то, что меня заинтересовало. Со стороны города на приличной скорости шел серый «Вольво». Я даже успел разглядеть в его салоне трех человек и, хотя расстояние до них было приличное, почувствовал: эти вполне могли бы искать именно меня. Ну что же, парни, мы закончили игру в «догонялки» и начинаем игру в «прятки». На грунтовке, понятное дело, «Жигуль» уже не мог развить свою теперешнюю крейсерскую скорость, да этого от него сейчас и не требовалось. Дорога была скверная и я, жалея машину, не очень спешил. По обе стороны от меня расстилались бескрайние, до самого горизонта поля, по-своему очень красивые, но даже самая прекрасная красота, если ее чересчур много, способна утомить в усмерть.
 Но всякой дороге, рано или поздно приходит конец. Закончилась и грунтовка. Я вырулил на автостраду и позволил себе прибавить скорости. Вскоре показалось и нужное мне село Кузьминки. Поворот налево – и вот уже «Жигуль» пылит по центральной улице, разгоняя засидевшихся на ней кур и уток. Первым делом необходимо направиться к местному начальству, дабы засвидетельствовать ему свое почтение. Однако контора оказалась закрытой, но тут мне помогла девчушка, пробегавшая по улице. Она скороговоркой выпалила, что местный глава сейчас обедает, что зовут его Иваном Тимофеевичем, а живет он вон там (она вытянула правую руку с оттопыренным указательным пальцем), в доме под красной железной крышей, и заодно поинтересовалась, «а кто мы будем». Заранее раскрывать свою личность мне как-то не хотелось, и я соврал, что являюсь торговым представителем.
- Ясно, - сказала моя проницательная собеседница. – Урожай приехали скупать.
- Ну, что-то в этом роде… - промычал я в ответ.
- Иван Тимофеевич к моменту моего прибытия уже покончил с первым, которое, судя по запаху, было борщом, и теперь налегал на второе – гуляш с картофельным пюре. Мой наметанный глаз отметил, что глава уже «принял», но исключительно для аппетита.
 Я представился и для пущего понта положил перед хозяином дома свой липовый «картон» журналиста. Иван Тимофеевич очень внимательно отнесся к процедуре нашего знакомства. Он поднес удостоверение к глазам настолько близко, что у меня появилось опасение: сначала он его обнюхает, а затем попробует на зубок. Но закуски на столе хватало и без того, да к тому же, более достойной, а потому глава Кузьминок вернул мне документ и, тяжело вздохнув, поинтересовался, не угодно ли будет уважаемому гостю перекусить с дороги, чем Бог послал. Гость желал, и был очень даже не против. Когда же он начал с умеренной жадностью хлебать наваристый борщ, Иван Тимофеевич еще раз глубоко вздохнул и робко поинтересовался, что меня, корреспондента известной газеты, привело в его, далеко не самое лучшее хозяйство.
- Скоро уборка, - сказал я между двумя ложками борща и при этом старался говорить достаточно уверенно, как и подобает истинному газетному волку. – Так вот, мы объезжаем все хозяйства подряд, дабы из первых уст получить объективную и правдивую информацию о предстоящих видах на урожай. Что вы можете сказать по этому поводу и на кого из своих людей возлагаете наибольшие надежды?
 Лучше бы я не произносил этих слов. После них с Иваном Тимофеевичем, до этого говорившим хоть и немного коряво, но все же вполне по человечески, что-то произошло. Как будто внутри него перемкнулись контакты, отвечающие за его разговорные органы. Возможно, он хотел произвести на меня неизгладимое впечатление и толкнуть речь, достойную лучших ораторов всех времен и народов, а может быть, просто сработала привычка, воспитанная в нем еще в прежнережимные времена, но то, что я услышал… Он заговорил, как на отчетно-выборном собрании – это ясно чувствовалось уже по первой же фразе. Звучала она примерно так:
- За отчетный период в нашем хозяйстве было вспахано и засеяно пшеницей столько-то гектаров посевных площадей. В этом особо отличились славные труженики полей Сидоров и Наумов, которые…
 Далее шли перлы, достойные первых полос центральных газет начала семидесятых годов.
Когда Иван Тимофеевич слегка выдохся, я постарался переменить тему и направить ее в нужное для меня русло:
- Иван Тимофеевич, скажите, а как вы реализуете свою сельхозпродукцию? Расскажите о, так сказать, «смычке» между городом и деревней.
 Хозяин почесал в затылке, отхлебнул компота из огромной литровой кружки, и, набрав полную грудь воздуха начал свою следующую арию, которая мало чем отличалось от предыдущей. В ней пелось о «крупных договорах с государственными фирмами», о том, что «хозяйство старается работать напрямую, без посредников» и так далее в том же духе. Не были так же забыты славные труженики полей Наумов и Сидоров. Но к вопросу, который интересовал меня больше, чем все другие, мы не приблизились ни на шаг. Тогда я решил идти в атаку с открытым забралом и поставил вопрос ребром:
- А частники? Они вас разве не балуют своим вниманием?
И вот тут-то он и проговорился:
- Наезжают, бывает. Есть тут одна такая фирмочка – «Апрель» называется, но она закупает продукцию только у населения и только на бартер: сигареты, там, мыло, китайское барахло, водка…
 Фирма «Апрель», которая привозит в деревню водку… Это уже кое что, а, возможно, и то, что нужно! На этом мое первое в жизни интервью можно было заканчивать, но я не удержался и задал еще пару вопросов. Так сказать, расширил и углубил тему.
- Ну, а как тут у вас с досугом? Раньше, наверняка, артисты из города приезжали, не то, что теперь. Чем люди занимаются в свободное от работы время?
- Мы бы и рады с артистами встречаться, как в прошлые годы. Но им ведь за выступления платить надо, наличными. А где же их взять? – в голосе Ивана Тимофеевича ясно чувствовались нотки полные горечи.- Но это еще куда ни шло, а то иной раз запчасти нужны и не на что ее купить. О, брат, какие у нас тут дела. Но это не для твоей записи. Это я тебе просто так, как хорошему человеку говорю.
 Я понимающе развел руками, мол, не дурак, ясно дело, что не для печати.
- Скучно тут вас? Народ-то как отдыхает?
- Как, как… Да как и везде! Пьет! Вот по этому делу и устроили недавно «концерт»! Срамотища, я чуть было умом не тронулся от их творчества! Это ж надо, напились как свиньи, и пошли стенка на стенку: решили кулачные бои возобновить! – Иван Тимофеевич опять показал пальцем на мой блокнот. – Это ты тоже не записывай.
- Хорошо, - сказал я и отложил блокнот в сторону. – А как все дело было? Просто мне самому интересно.
- Да ты понимаешь, - Иван Тимофеевич снова поскреб свой затылок. Видимо это движение пробуждало у него к жизни способность мыслить, а самое главное, говорить простым и понятным для окружающих языком, - приезжали как-то эти, из «Апреля», закупили, как обычно, зелень, масло, яйцо… У кого что, одним словом. А рассчитались водкой. Многих такой расклад устраивает. У нас же водка навроде местной валюты – налички нет, вот все расчеты в ней, родимой: кому там что привести, или еще чего. Да и на праздники, свадьбы или, опять же, поминки… Самогон на стол ставить, как бы, непрестижно, а водка – это совсем другое дело… Ну, так вот, рассчитались они, уехали, все чин чинарем, а вечером мужички сняли пробу и давай на радостях махаться. И ладно бы где-то просто на улице, а то ж ведь поперлись на трассу и целый час там никому не давали ни пройти, ни проехать. Потом участковый заявился, протокол на каждого составил о хулиганстве в общественном месте. Штрафанул, понятное дело, да только какой с тех дурней безденежных штраф взять можно? Так, больше постращал…
- Ясно, - протянул я, хотя, в данном случае, такая ясность одна из форм полного тумана, как говорил старик Мюллер. Но чтобы хоть что-то понять, решил копнуть поглубже. – А может это водку стали выпускать какую-то особенную, располагающую к, так сказать, возобновлению старинных народных традиций?
- Да нет, - протянул уверенно Иван Тимофеевич. – Пил я ее. Водка как водка. Кроме головной боли, ничего боле! – Он рассмеялся неожиданному каламбуру и добавил. – Сегодня под аппетит и добил, вон пустая бутылка стоит!
 Я увидел стоявшую в углу пустую емкость из-под «Столичной» и не смог удержаться от того, чтобы не взять ее в руки. Обычный флакон, в который, по всем признакам, была налита водка фабричного производства… На дне оставалось еще немного прозрачной как слеза жидкости. На запах так же ничего сверхъестественного, а уж в этом-то я, с некоторых пор, кое - что смыслю. И все же, как бы эту бутылочку незаметно для хозяина увезти с собой? Заметят – могут и не понять, неудобно будет. Боюсь, что моему радушному хозяину придется долго объяснять, зачем мне, городскому журналисту, понадобилась пустая бутылка.
 Пока я бился над решением этой непростой задачи, она разрешилась как-то сама собой. В дверь постучали, и пока Иван Тимофеевич ходил открывать, я, не особо задумываясь над моральным аспектом проблемы, засунул бутылку во внутренний карман джинсовки.
 В открывшуюся дверь прошел водитель, готовый отвести своего шефа по делам. Я понял, что аудиенция закончена. Мы простились, выразив взаимную надежду на скорую повторную встречу.
 Обратный путь из Кузьминок домой не показался мне таким длинным, хотя вернулся я тогда, когда на улице уже темнело и начали загораться фонари. Возле ближайшей будки телефона – автомата была сделана остановка – не смог дотерпеть, так мне хотелось позвонить Камышеву и рассказать о своей поездке.
 - Ну, как? – по его тону ясно чувствовалось, что он все это время сидел как на иголках.
- Полный порядок! – отрапортовал я бодрым голосом и совсем уже хотел в подробностях живописать свои сегодняшние приключения, но Камышев меня прервал.
- Ты где сейчас находишься?
- Звоню из автомата. Это недалеко от вас.
- Хорошо, давай сейчас ко мне, там и поговорим.
 Через несколько минут я подъехал к его дому. Камышев ждал во дворе. Я открыл дверцу, приглашая его сесть. Подполковник опустился рядом со мной, и в тот же момент я, с видом фокусника торжественно поднес к его носу искомую бутылку. Он буквально выхватил ее у меня из рук.
- Нашел, ну молодец! А теперь – рассказывай.
 Я не спеша, и с максимально возможными подробностями, приступил к докладу. Камышев слушал очень внимательно, не перебивая, а когда я выдохся, некоторое время сидел молча, как бы анализируя услышанное, и, наконец, спросил:
- Ты номер того «Вольво» случайно не запомнил?
- Нет, - признался я. – Далековато было. Только и разглядел там трех жлобов.
- Жаль. Вполне возможно, что ты видел именно тех, кто нас интересует и если это действительно они, то на той дороге очутились отнюдь не случайно. Хотя, с другой стороны, сейчас по дорогам этих иномарок развелось – скоро плюнуть некуда будет. Но подстраховались мы не зря – береженого, как говорится, сам Бог бережет. – Камышев еще раз поднес бутылку к глазам и встряхнул ее.
- Значит, фирма «Апрель»! – сказал он и хлопнул себя по коленке. – Ну, «Апрель» так «Апрель». Слушай, Володя, намеченный на завтра налет на сельскую глубинку придется временно отложить. Хватит пока с тебя деревенских впечатлений. Смотайся-ка ты завтра поутру в эту самую фирму. – Он еще раз внимательно осмотрел бутылку и добавил:
- А это завтра я отдам на экспертизу.
 На этом наша встреча завершилась. Камышев, внимательно осмотревшись, вошел в подъезд, а я погнал на стоянку «Жигуль». Ему завтра предстоял заслуженный отдых, а мне до утра необходимо было еще придумать, под каким предлогом я завтра заявлюсь в фирму «Апрель».


Глава 5
 
 Дано: фирма «Апрель», торгующая с населением наших героических деревень, извлекая оттуда вполне доброкачественные продукты питания, а взамен толкает им второсортный китайский ширпотреб и водку отечественного производства, которая предположительно заряжена каким-то психотропным препаратом. Требуется выяснить: каким способом апрелевцы добиваются необходимого им эффекта воздействия на людей и на кой черт им это вообще нужно?
 Я понадеялся, что к утру, которое, как правило, всегда мудренее вечера, у меня появится хоть какая-то здравая идея, способная помочь решить столь непростую задачу, но забрезжил рассвет, на небо выкатило солнышко, а я все еще не придумал с какого бока подойти к этому самому «Апрелю».
 Выяснить их местонахождение не составило большого труда – номер телефона фирмы я быстро «пробил» по справке. Я позвонил и выяснил, что их главный офис находится на улице Молодежной, когда-то бывшей Комсомольской, в доме под номером 46.
 Дом оказался старинным двухэтажным особняком, ровесником самого первого промышленного подъема в России и, вероятно по этой причине, выглядевшим очень неплохо. Да, в те времена умели строить на века. На первом этаже располагался магазин, в котором торговали всем, чем только можно представить. Этакий малый ГУМ, где можно найти и продукты, и то, что для краткости называют ТНП, то есть товары народного потребления. Несмотря на ранний час покупателей в магазине было довольно много. Я составил им компанию, но в отличие от других не стал набивать покупками сумки, коих у меня, к слову сказать, и не было, а ограничился пачкой «Кэмэла». Ее я надеялся использовать в своем плане, который начал зреть в голове пока шло знакомство с торговым залом. Насладившись осмотром и поняв, что необходимо как-то сюда забраться более капитально, ибо цены здесь были более – менее «некусачие», я поднялся на второй этаж и, придав своему лицу весомость и значимость, поинтересовался в приемной, могу ли я видеть директора данного предприятия. Наверное, с выражением лица я немного переборщил, потому что миловидная секретарша, видимо приняв меня за того, кем я и был на самом деле, как-то испуганно ответила:
- А его сейчас нет на месте. Он в командировке.
- А с кем я еще могу переговорить? – спросил я таким голосом, которым обычно оглашается судебный приговор по делам о государственной измене.
- Есть коммерческий зам, это следующая дверь направо, - пролепетала девушка уже с паническими нотками. – О вас доложить?
- Да нет, этого не требуется! – ответил я вальяжно и в то же время властно, чем запугал бедную секретаршу окончательно, а, выйдя из приемной, отправился в гости к коммерческому заму, на ходу готовя новую для себя роль.
 Встретил меня мужчина лет тридцати, но уже при небольшом животике. Он отрекомендовался Валерием Михайловичем и поинтересовался, чем может быть полезен для меня.
 Я напустил на себя побольше важности, отрекомендовался частным предпринимателем и небрежно сказал:
- Да вот сейчас осмотрел ваш магазин, Валерий Михайлович. Не скрою, понравилось. Цены вполне нормальные, да и ассортимент выдержан весьма... Скажите, вы торгуете только в розницу, или же допускаете опт?
- А на предмет чего вы это спрашиваете? – в голосе коммерческого зама мгновенно пробудилось уважение и интерес к моей более чем скромной персоне. Хватка у парня явно есть, чувствуется, что с ней он прокрутил уже не одну удачную операцию.
- Хотелось бы закупить у вас кое-что, - лениво ответил я, всем своим видом стараясь показать, что тем самым решил оказать фирме «Апрель» огромную честь. – Решил на всякий случай провести зондаж – как там и что почем. Так сказать, заключить своеобразный протокол о намерениях. – Достав при этом из кармана пачку престижного «Кэмэла», я добавил, - Надеюсь, курение в вашем кабинете не будет приравнено к курению в общественных местах?
- О да, да, - засуетился Валерий Михайлович, пододвигая ко мне пепельницу. – Пожалуйста, курите, не стесняйтесь. А что касается сотрудничества, то мы всегда рады любому, даже самому мелкому покупателю. Но, я так понимаю, вы совсем другой клиент и вас, наверняка, интересует нечто большее, чем, скажем, ящик пива.
 По всему чувствовалось, что моя игра удалась, и зам целиком превратился в одно большое ухо.
- У вас неплохой выбор спиртного. Водочка нескольких сортов… Вот с нее, народной целительницы, пожалуй и начнем.
- А какой объем? - Валерий Михайлович подался вперед так, что казалось еще немного, и он выпрыгнет из самого себя.
- Объем… - я не спеша достал из кармана калькулятор, потыкал для вида по клавишам, и в некотором раздумье, ответил. – Ящиков сто, сто пятьдесят для начала, мне кажется, можно попробовать. Как вы, потяните такой объем?
- Да, да, конечно, о чем речь! Хоть сейчас! – с готовностью воскликнул Валерий Михайлович. – Можем и больше.
- Больше… - Я глубоко затянулся сигаретой и, выпустив дым тонкой струйкой, с редкостным безразличием в голосе сказал. – Ну, больше, так больше, пусть будет триста ящиков.
 Зам от такого хода распахнул свои синие как горные озера глаза и пока находился в столбняке, я добил его еще раз:
- Я думаю, что не оскорблю вас просьбой показать мне сертификаты на эту водку.
- Нет – нет, что вы, ради Бога! – снова засуетился Валерий Михайлович, доставая с полки нужную папку и протягивая ее мне. – Пожалуйста, смотрите. Вот, кстати ликеры венгерского производства и отличного качества. Очень рекомендую. А вот и водка.
 Я осмотрел сертификаты и остался ими доволен. Они были в полнейшем порядке – не какие-то четырежды копированные серенькие бумажки, которые у нас обычно показывают дотошным покупателям продавцы коммерческих палаток, а самые настоящие подлинники, с соответствующими подписями и печатями.
 - Порядок! – сказал я, захлопывая папку. – Завтра часиков в десять к вам подойдет мой человек, и оформит сделку. Вас в десять устроит?
- Ну конечно, о чем разговор! – Валерий Михайлович прямо-таки излучал готовность ожидать моего человека хоть в десять утра, хоть в десять вечера.
- Только у меня к вам одна просьба, - с оттенком некоторой досады сказал я. – У меня сейчас временные трудности со складскими помещениями. Ничего если после заключения сделки моя покупка еще день – другой побудет у вас на складе? С оплатой, разумеется. Сможете вы такое устроить? А через пару дней я все вывезу, да и вас при этом постараюсь не забыть.
- Конечно. Думаю, что это не срок, и я постараюсь устроить ваш товар на хранение. Место там есть, – с широчайшей улыбкой заверил Валерий Михайлович.
- А склады у вас как, надежные? Не получится ли потом какого конфуза, типа того, что я купил одно, а забирать придется совсем другое? Или кража? Вы ведь ответственность в таком случае нести не захотите, а? Не крали у вас со складов?
- Нет, ну что вы! – Валерий Михайлович возмутился самым искренним образом, но потом, видимо что-то вспомнив, смущенно покраснел и добавил. - А что касается краж, то я не стану скрывать – одна попытка все же была. Но там какой-то непонятный случай: мы даже не стали заявлять о нем.
- А что за попытка? – я насторожился, но вида не подал.
- Да вы понимаете, однажды утром обнаружилось, что нарушена пломба на складской двери. Вскрыли, проверили, пересчитали товар – все на месте. Ни одной, даже самой мелкой вещички не пропало. Но сам факт, что называется, имел место быть.
- А сторож? – я почувствовал неподдельный интерес к этому происшествию. – Что он-то сказал?
- Говорит, что не спал, всю ночь ходил, проверял, но ведь его никак не проконтролируешь. Возможно, он сам пломбу как-то нечаянно нарушил, всякое ведь бывает. Так что это единственный такой случай. Но шеф у нас человек очень осторожный, рисковать не стал и заставил сторожа уволиться по собственному желанию.
- А как давно это было? – безразлично спросил я.
- Не соврать бы, - напряг свою память зам. – По - моему, где-то в начале июля. Да, около того.
- Давненько уже, - сказал я. – А может, это конкуренты пытались влезть, да сторож их как-то спугнул? Как у вас отношения с конкурентами?
- Да вроде бы Бог миловал пока, тьфу, тьфу, тьфу, - ответил словоохотливый зам и шутливо трижды сплюнул через левое плечо, потом откинулся на спинку стула и голосом, уже гораздо менее уверенным, заметил. – Хотя, и здесь есть что вспомнить… Как-то поехали мы по деревням закупать у населения продукты, ну и увязалась за нами одна машина. Куда мы, туда и она. Я уж начал было опасаться – не рэкет ли, да все обошлось. Не пошли они с нами на контакт, так, стояли в стороне и наблюдали.
И тут я сделал неотразимый ход.
- Серая «Вольва»? – спросил я небрежно. – А в ней трое жлобов, помесь бегемотов со шкафами.
- Точно, - изумлению Валерия Михайловича, казалось, не было предела. – А вы их откуда знаете?
- У меня тоже было нечто подобное, - я начал импровизировать на ходу. – Поехал как-то получать груз, в машине только я да водитель. Вот он-то и заметил, что за нами вроде как следят. Именно серая «Вольва» с тремя мордоворотами на борту. Но последствий тоже никаких. Уже почти забыл про всю эту ерунду, да вы напомнили. И было это… в июле, да, точно, именно тогда.
- Что за ерунда! – занервничал коммерческий зам. – В таких случаях меня больше всего беспокоит какая-то непонятность. Ну, ничего, пусть только попробуют сунуться! Мы люди тоже не самые простые, сумеем за себя постоять.
 После этого мы еще некоторое время трепались на отвлеченные темы, выпили по паре чашечек кофе, которые нам принесла секретарша и расстались, будучи почти друзьями.
 Это что же у нас получается? Фирма «Апрель», скорее всего, ни при чем и ее кто-то пытается подставить? А, возможно, и при чем, и все это время милейший Валерий Михайлович пудрил мне мозги, отводя от родного предприятия и себя лично подозрения? Хотя, говорил он со мной вполне искренне. Но он-то может не в деле и даже не представляет, какие дела творятся на фирме за его спиной. Ведь кроме него здесь есть еще директор, так что Валерию Михайловичу вовсе и необязательно быть в курсе всего происходящего. М-да, еще одна шарада, прах ее возьми!
 Но тут мне в голову пришла одна идея. Сторож! Тот самый, которого заставили уволиться за его халатное отношение к охранной работе. Надо бы его разыскать и порасспросить подробнее о том, что же в действительности происходило в ту самую ночь. Может и всплывет в его памяти кое-что интересное.
 Пришлось вернуться в приемную. Затравленная перед этим секретарша, отсутствовала, видимо, вновь почуяв запах непонятной для нее угрозы, где-то спряталась, и мне не составило большого труда подойти к ее столу и ознакомиться со списком сотрудников фирмы, лежавшим под стеклом. Фамилию уволенного сторожа я нашел легко. Она была зачеркнута, а поверху шла другая. Но, написанное прежде, читалось легче легкого: Альберт Хабибуллин. А больше мне в тот момент и ничего не нужно было, все остальное я легко узнаю в другом месте.
 На часах, когда я покинул фирму, было что-то около одиннадцати. Дойдя до ближайшего телефона, я позвонил в горсправку, назвал пароль, свою фамилию и получил домашний адрес экс – охранника Альберта Хабибуллина. На мое счастье, человек с таким именем и фамилией в Ташлинске проживал один. Не откладывая дела в долгий ящик, я отправился по указанному адресу. Альберт, по причине относительно раннего часа и теперешнего своего безработного состояния, находился дома.
 «Худощавый молодой парень, лет двадцати с небольшим, наверняка где-то учится», - отметил я про себя, рассматривая бывшего «апрелевца». Прической он был похож на своего знаменитого тезку, физика Эйнштейна. На этот раз я решил не ломать комедию, придумывая себе новую роль, а сразу же выложил на стол все козыри в виде своего настоящего удостоверения работника органов правопорядка. Как ни странно, но Альберта это не удивило ни капельки. По всему чувствовалось, что рано или поздно он ждал чего-то подобного. Поэтому я не стал на него давить, чем-то угрожая. Когда человек находится на грани того, чтобы самому исповедоваться, подобные глупости способны только навредить. А посему, я постарался, как это обычно делает разумный земледелец перед началом полевых работ, вначале прочистить русло ручья, по которому на его участок должна поступать вода и задал прямой вопрос:
- Алик, объясни мне, пожалуйста, почему ты ушел из «Апреля»?
 Он опустил голову и негромко ответил:
- Там, на одном из складов, пломба оказалась поврежденная. Я хорошо помню, что когда принимал дежурство, то все было в порядке. Своими глазами видел – пломба была целой. А когда сдавал смену, смотрим, а она сорвана. Я точно могу сказать, что на этот склад не заходил, но доказать это не могу. Да и, как все на самом деле было, тоже не могу.
- Мне ты можешь и должен будешь рассказать все, - сурово сказал я. – Тем более, что кроме нас никто об этом разговоре знать не будет. Видишь ли в чем дело, я и сам прекрасно знаю, что со склада ничего не пропало, но кто-то там был и что-то делал. Уверен, что это был не ты, но в таком случае возникает вопрос: а кто? Я думаю, что тебя в данной ситуации кто-то хочет использовать в своих грязных замыслах. Тебя, образно говоря, пытаются подставить, сделать козлом отпущения. Ты не хочешь говорить о том, что с тобой произошло в ту ночь? Прекрасно. Тебя никто не сможет обвинить ни в чем, ведь руководство фирмы даже не обращалось к нам за помощью, а ты уволился от них «по собственному желанию». Формально ты чист. Но в таком случае будь готов к тому, что из-за твоего упорства уже в самом ближайшем будущем могут пострадать люди. И не один – два, а очень много. И не только в нашем Ташлинске, но и по всей стране. Вот такие у нас с тобой серьезные, брат, дела. А теперь, когда я вкратце обрисовал всю сложность ситуации и возможные ее последствия, выбирай, молчать тебе или лучше говорить правду.
 И Альберт заговорил. Взахлеб и немного сбивчиво, но по всему было видно, что выговориться он хотел уже давно, да вот только неясные сомнения сдерживали его.
 По его словам, примерно за неделю до всего происшедшего он познакомился с девушкой. Звали ее Нина, и, судя по всему, она увлеклась Аликом не на шутку. Такое чувство в жизни молодого и скромного парня произошло впервые, и он, с головой окунулся в омут новых для него ощущений. Накануне того самого дежурства Нина предложила ему провести вечер вдвоем. Ее не смущало то обстоятельство, что Альберт должен был нести вахту и бдить, защищая вверенное ему имущество. Она объяснила свой поступок тем, что очень хотела увидеть своего парня именно в тот вечер, когда ее родители уехали, и она может провести ночь вне дома.
- Видишь, как все чудненько получилось, - говорила она. – И мои в отъезде и у тебя дежурство. Вот у тебя в дежурке посидим, только ты и я, а утречком я прямо от тебя - в институт.
- Я хорошо знал, - продолжал свой рассказ Алик, - что начальство косо смотрит на то, что даже днем к нам заходит кто-то посторонний. Но здесь ночь. Ребята по секрету рассказывали, что к ним постоянно заходят знакомые, и ничего, все обходилось. Поэтому решил, что и на этот раз все будет нормально, да и Нина мне очень нравилась, и я не смог удержаться от ее предложения. Вечером она пришла, посидели, выпили шампанского…
В этом месте я перебил Альберта:
- А шампанское кто покупал?
Алик замялся:
- Если честно, то я в винах ни бум-бум. Поэтому попросил купить Нину, такое, чтобы ей самой понравилось. Конечно, на мои деньги.
- И что потом?
- Выпили мы с ней, совсем немного, а дальше я ничего не помню. Проснулся уже под утро, голова тяжелая, как будто пил не легенькое вино, а какой-то мрачный «самопал». Нина смеется, говорит, что приняла всю тяжесть дежурства на себя. Потом засобиралась – уже светло было – и ушла. А я вышел на воздух подышать, да заодно проверить, все ли в порядке, ну и обнаружил ту самую нарушенную пломбу. В общем, я сам заявление на увольнение написал, никто меня к этому не принуждал, но это случилось уже после проверки, когда мне директор пару ласковых сказал, хотя все прекрасно знали, что на том складе ничего не пропало. Просто сам понимал, что виноват. Выпил на дежурстве, заснул… Да и вообще, нечего работу путать с … - В этом месте Алик красноречиво замолчал и отвел взгляд в сторону.
- А ты с Ниной не пытался на эту тему поговорить? Как она отреагировала на это происшествие? – спросил я, прекрасно понимая, каким может быть ответ, и не ошибся в своих предположениях.
- Представьте себе, но я не только с ней больше не говорил, но и не видел вообще, - горько ответил Алик. – Где она живет, не знаю. Да и вообще во всей этой истории мне ничего не понятно. Кем я был для нее и Ниной ли ее зовут… не знаю.
 О, паренек, ты только начинаешь жить, и очень долго многое для тебя будет еще непонятным! Жизненный опыт приобретается с возрастом. Как там у классика? «О, женщины! Коварство ваше имя…». Хотя, положа руку на сердце, в смысле личного опыта по этой части, я еще сам щенок сопливый.
 Кстати, сейчас я, так же как и Альберт не был уверен в том, что его соблазнительницу зовут именно Ниной. Она может оказаться на поверку и Зиной и Линой, а то и вовсе Миной. Вроде бы, есть такое милое женское имечко. Прекрасно: Мина под нашего простодушного и доверчивого Алика. Каламбур, да и только. И вряд ли она живет в Ташлинске. Скорее всего, работала профессионалка неплохой квалификации. Но и это еще не факт, а лишь мое предположение. Оставалось только вытянуть из Алика максимум подробностей о внешности этой непростой девицы, ее привычках и прочем, а, узнав все необходимое, удалиться. Парень после откровенного разговора о предмете своей, смею думать, любви, раздолбанной вдребезги, скис окончательно. Ничего, недельку – другую помучается, а потом все само собой пройдет. Какие наши годы! Будет и у тебя, Алик, много - много любви, большой и чистой.
 Я оставил ему свой номер телефона и взял слово звонить в любом случае, когда он что-то вспомнит или же встретит случайно Нину, и затворил за собой дверь.
 Меня прямо таки распирало от полученной сегодня информации. Выход в этой ситуации был только один: поделиться сокровищами с Борисом Васильевичем. Пусть и он пошевелит мозговыми извилинами, глядишь, вдвоем мы сообразим, что же нам делать дальше.
 Я посмотрел на часы. Время обеда приблизилось незаметно, как всегда в тех случаях, когда я бываю занят не чем-то пустым и никчемным, а делаю нечто интересное и полезное. Ну, что же, «время греметь бокалами!». «Джентльмены пьют и закусывают». Напроситься, что ли на полуденную трапезу к начальству? Решено, звоню. Камышев одобрил эту идею, сказав в ответ предельно коротко и ясно: «Жду!».
 Хорошо, что город у нас не такой большой и ждать ему пришлось недолго. Уже через каких – нибудь десять минут я наворачивал суп, заполняя короткие паузы между очередным глотком, рассказом о своем визите в «Апрель» и к Альберту Хабибуллину. Камышев выслушал мой монолог, промычал неопределенно: «Угу», затем сходил на кухню за вторым и лишь после этого произнес:
 - У меня тоже две новости, причем такие, которые способны еще больше запутать все дело. Во-первых. Результаты экспертизы показали, что в предоставленных тобой остатках водки никаких посторонних примесей не содержится. Немного больше нормы сивушных масел, но это нам не интересно. Что это может означать? Или в этой бутылке изначально ничего не было, то есть, она была исключением из общего ряда. Но может быть, что вещество там было, но со временем само распалось, испарилось, или еще что-то, а это мне представляется едва ли возможным. Но тогда, вся наша возня – это бред больной психики. Нашей, хочу сказать. Детективов начитались, кина пересмотрели, вот нам и начинают после этого мерещиться разные заговоры против человечности и демократии. И тому подтверждением – вторая новость. – Он выдержал паузу, подождав пока я осмыслю все сказанное перед этим, и продолжил. – Так вот, узнал я по своим каналам. Сидит наш «химик» в узилище. Получил свои три с половиной года и сидит. И, кстати говоря, сидит достаточно далеко от наших мест. Ответь мне: возможно ли, чтобы пересекались две параллельные плоскости, лежащие, одна у нас, а другая в зоне за тысячу с лишним километров от Ташлинска? Сам понимаешь, что нет. Но, с другой стороны, в любом правиле бывают всякие исключения. Изредка бывает, что даже маму родную не узнают, а уж параллели-то способны пересечься гораздо чаще. Неожиданное искривление пространство и все такое. Раз - и пересеклись. Ну, да что я тебе об этом толкую, ты об этом гораздо больше моего должен знать.
 Последней своей фразой, дорогой Борис Васильевич, вы меня сразили наповал! Это ж надо такое ввернуть! С одной стороны вроде даже как-то замысловато, а с другой, если вдуматься, то все очень даже понятно. Неожиданности бывают, конечно, всякие, но все же параллельные плоскости способны пересечься лишь под воздействием нечистой силы. Про возможность теоретического искривления пространства мне доводилось слышать, но что бы на практике… Разве что, кто-то проделал фокус с исчезновением или подменой одного объекта на другой, внешне похожий. Говорят, что старик Гудини был горазд на такие шутки. Может, у нас появились его последователи? «Химика» используют по его прямому назначению, а вместо него на зоне парится кто-то другой, его двойник. Да нет, как-то это не по-нашему, чересчур сложно. Наша публика привыкла все делать попроще. Но если это так, то проведенная нами работа дала нулевой результат. Все страхи напрасны, опасения беспочвенны, а имела место лишь цепь случайностей, которую мы приняли за преступное намерение. Но сомнения все же оставались, и я их высказал:
 - Но ведь на склад кто-то все же лазил!
 - Лазил, не лазил, - немного раздраженно произнес Камышев. – Ты это можешь доказать? У тебя есть неопровержимые доказательства? Тут может быть все, от обычной неосторожности, до попытки взлома склада группой подростков, которую вспугнул проснувшийся охранник.
Тут я высказал свою последнюю мысль насчет цепи случайностей.
Камышев решил развить ее несколько шире.
 - Возможно и такое, - сказал он. – А почему бы и нет! Я вот слыхал, что в одного мужика молния била не то четыре, не то пять раз. И каждый раз он, представь себе, выживал. Умер своей смертью, но и после этого молния не хотела оставить его в покое. Последний раз попробовала на прочность уже могильную плиту, расколола ее пополам и лишь после этого успокоилась. Так что, может быть, и мы напоролись на схожий феномен. Просто карты так у нас легли, что кроме подозрений, других козырей на руках нет. А для сыскарей это маловато. Нам факты нужны, неопровержимые и, по возможности, их должно быть много. Мы же, пока, не имеем ни одного.
- Выходит все, Борис Васильевич, потихоньку сворачиваем работу? – уныло спросил я. – Или резко?
- Ни в коем случае! – Камышев поднял вверх указательный палец и погрозил мне. – Ни в коем случае! – повторил он. – Необходимо обязательно докопаться до сути и закончить это дело непременно, иначе у меня появится комплекс неполноценности. А это чревато потерей уверенности в себе, после чего можно смело выходить на пенсию. Дела уже не будет. Давай уж закончим с ним, а то ведь потом до конца дней своих станем терзаться сомнениями, было все-таки что-то, или же нет. А это вредно для нервной системы. Так что завтра вперед, комсомол! Жду от тебя любого результата, хоть положительного, хоть отрицательного.
 Мы простились. Окрыленный, вдохновленный и озадаченный начальством, я отправился готовить себя к новым трудовым и ратным подвигам, венцом которых должна стать информация, а какой знак на ней будет стоять, «плюс» или «минус», зависит только от моего усердия и, по большому счету, везения.
 Остаток рабочего дня я провел в своем кабинете, где разгребал завалы «текучки», накопившейся за последнее время. Почти что частный сыск, конечно, вещь довольно интересная, но деньги мне платят не только за это. Так что, пришлось напрячься. Моих ребят куда-то отправили, так что я наслаждался тишиной. Правда, немного беспокоился относительно возможного вторжения Чухнова, но как мне сообщили, его не было даже в городе. Возблагодарив судьбу за то, что она, как минимум еще на один день отсрочила момент нашей встречи, я, уже поздним вечером, с чувством зверской усталости, отправился домой.


Глава 6

 Итак, все мои усилия в конечном итоге пока уперлись в «ничто». Первоначальные подозрения так и остались подозрениями, не получившими своего развития. Оставалось утешить себя тем, что отрицательный результат – это тоже результат и надеяться на лучшее. Сегодня мне предоставляется шанс либо докопаться до сути, либо так и остаться ни с чем.
 Проезжая по городским улицам, я еще раз мысленно шлифовал план своих действий и в особенности его первую часть. Вторая пока представлялась мне довольно зыбко, так как, основным элементом в ней должна стать импровизация. Как-то так получилось, что именно этот элемент у меня в последнее время получался довольно неплохо. Только бы терпение и выдержка не подвели. Еще немного развязности, граничащей с нахальством и, вполне возможно, что через несколько часов я получу дополнительный стимул в работе.
 Так же неспешно, как и третьего дня, я миновал пост ГАИ, а затем на предельно допустимой скорости рванул к своему любимому наблюдательному пункту на двадцать шестом километре. Ждать, на сей раз, пришлось недолго. Спустя пять минут после того, как я изготовился и начал обозревать шоссе, на нем появилась уже знакомая мне «Вольва». А может быть, это вовсе не она, ведь номер мне разглядеть не удалось? Возможно, Камышев прав, когда говорит о феномене случайных совпадений, с которым мы, якобы, столкнулись и никак не можем разминуться? Все возможно. Но именно теперь мне необходима выдержка. Если «Вольва» «пасет» моего «Жигуля», то она непременно вернется обратно, не найдя его у Каменного Брода.
 Ждать, на сей раз, пришлось довольно долго. Больше часа я валялся в траве на самом солнцепеке, и даже чуть было не задремал. Но зато мое долготерпение было вознаграждено сторицей. Вон она, пылит в обратном направлении и уже не так резво. Похоже, что ребята в «Вольве» внимательно осматривают пространство, прилегающее к шоссе. Наверное, кроме бицепсов, трицепсов и других мускулов у них все же имеется некоторое количество мозгов, и они догадались спросить какого-нибудь доброхота о наличии «моей» грунтовки. Вот «Вольва» остановилась, из нее вылез крепкого сложения человек и начал осматривать кювет. Смотри, смотри! Даже если вы найдете дорожку, меня вам заметить будет невозможно. «Жигуль» надежно скрыт от посторонних глаз в низинке, о которой у доброхота вы спросить, наверняка, не догадались. Так что искать меня у себя под носом вы не станете, а рванете сразу на Кузьминки. Ох, и поплутаете вы там, среди пшеничного однообразия!
 Пока я предавался приятным размышлениям, относительно перспектив дорожных впечатлений моих преследователей, крепыш сел в машину и она очень медленно двинулась вперед. Остановилась. Нашли – таки! Из «Вольвы» на этот раз вышли все три ее пассажира. Даже с расстояния в сто с лишним метров было отчетливо видно, что не только у первого, но и у двух других со здоровьем все в порядке - эдакие «вольводавы», ни больше, ни меньше. Возле того места, где совсем недавно я спускался с шоссе, у них возникла небольшая, но оживленная дискуссия. О чем-то говорят и даже руками размахивают! Ага, вроде договорились. Опять попрыгали в свою тачку и начали аккуратный рулеж на грунтовку. Ну что же, ребята, гуд бай! Вам уже в самое ближайшее время предстоит вкусить всю прелесть дорог нашей сельской глубинки – их кочковатость, извилистость и запутанность. И, как говорится, «там, где заканчивается асфальт, начинается терпение». Ну, и попутного ветра вам задний бампер!
 Ох, и приятно же было валяться на зеленой травке, но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Пора и нам с «Жигулем» размяться, заняться, наконец, настоящим делом. А в целом же я удовлетворен: во всяком случае, за наше с Камышевым воображение я с этой минуты спокоен – не больное оно у нас, а самое что ни на есть нормальное. Ибо, как сказал еще когда-то очень давно старик Суворов: «раз случайность, два случайность… Помилуй Бог!». Вот именно, сколько же можно!?
 Я потянулся, привел свой организм в более – менее рабочее состояние и мелкой трусцой подбежал к машине. «Жигуль», застоявшийся не меньше своего хозяина, довольно рыкнул, преодолел подъем и выбрался на шоссе. Путь был свободен и безопасен на много километров вперед. Настроение, после того, как я убедился в своем психическом здравии, поднялось до небывалых высот. Для полного комфорта не хватало лишь какой – нибудь легкой музычки. Я включил радио и быстро нашел станцию, где у ди-джеев со вкусом было все отлично. Ретро шлягеры прошлых лет в широком спектре: от группы «Холлиз» до Эрика Клэптона. Жаль только, что концерт быстро закончился, а после него началось выступление какого-то эскулапа от наркологии. Я уже хотел было выключить приемник, но одна фраза заставила меня повременить с этим: «В настоящее время, когда государство по каким-то непонятным для меня причинам ослабило контроль над производством спиртных напитков, значительно выросло производство и реализация низкопробного подпольного и дешевого зелья, употребление которого опасно не только для здоровья, но и для жизни тех, кто его пьет…». Далее шли сравнительные цифры по годам. Которые весомо убеждали слушателей в том, что потребление водки вообще и «самопала» в частности, выросло в нашей стране до угрожающих размеров. Пить стали намного больше, чем в годы, так называемого, «застоя». Согласен с этим положением полностью, можно сказать, что сам, на собственной шкуре недавно убедился в этом. Но вот вопрос: а почему же такое происходит? Большинство населения ведь едва – едва сводит концы с концами, а водочки потребляет, во всяком случае, никак не меньше, чем при генсеке – президенте? Раньше выбор у народа был невелик: «Столичная» да «Пшеничная», изредка появлялась «Посольская» - и все. Сейчас же редкий «комок» имеет ассортимент менее двадцати наименований. Тут и «Распутин», и «Суворов», и «Кутузов»… Уже всех царей российских перебрали, каких знали. Я даже не пытаюсь говорить про такие навороты, как «Абсолют». Это вообще - для крутых. Мало того, по вечерам чуть ли не на каждом шагу мирно фланирующие по улицам дамочки бальзаковского возраста интимно – напевно предлагают встречным гражданам: «Водочку берем…», нисколько не боясь быть схваченными за руку и наказанными в административном порядке. И выпускай на них хоть тысячу грозных указов и делай это хоть ежедневно, толку от них будет чуть – ни один из них не то что не будет жить и работать, но даже не вздохнет, потому как при той зарплате, которую ныне получают мои коллеги, рядовые чины, купить их можно оптом и в розницу, даже не особенно напрягаясь. Хоть деньгами, хоть натурой. И после этого ребята в форме не только не будут ловить криминальных торговцев, а даже наоборот – станут беречь и охранять примерно так же, как заботливый хозяин обычно заботится о своей курице, несущей золотые яйца.
 А доктор по радио тем временем продолжал убивать наповал, сравнивая цены на водку теперешнюю с той, которую мы все дружно выпили еще в одна тысяча девятьсот девяносто первом году. По его словам выходило, что в пересчете на долларовый курс водка сегодняшняя стала стоить чуть ли не в двадцать раз дешевле, чем тогдашняя. Это ты, браток, пожалуй, загнул чуток! Ишь ты, в двадцать! Хотя… Очень даже может быть. Надо бы как-то на досуге посидеть, перепроверить. Может и не в двадцать, а меньше, но в чем-то Айболит – нарколог прав, несомненно. То, что народ постепенно спивается – это факт против которого, как говорится, не попрешь. Кстати, еще умные древние римляне подметили, что если вокруг вас начинают во множестве происходить странные и труднообъяснимые вещи, то это кому-то да выгодно. «Нет ничего лучше, чем писать на чистом листе бумаги». Это, если мне не изменяет память, Великий Кормчий всея Китая как-то сказал. И, надо сказать, попал в самую точку. Когда любой подросток от шестнадцати и моложе, возжелавший хлебнуть взрослой жизни, может в любое время дня и ночи купить бутылочку Зеленого Змия и попробовать его на вкус, то, даю гарантию, что уже через короткое время мозги у него будут как тот чистый лист бумаги, и уж тогда крутить – вертеть им можно как угодно.
 В этот момент ведущий передачи тоже, вероятно, понял, куда клонит докторишка и что этот уклон может сулить для него, простого диктора, последствия самые серьезные. Резонно рассудив, что если интервью продолжится в том же духе, то эскулап может наговорить такого, и ему, радиожурналисту, уже назавтра можно смело бежать на биржу труда и занимать там очередь с самого утра. Остаток передачи быстренько скомкали, перебив ее рекламой, чего бы вы думали? Правильно, водки «Менделеев». Вряд ли Дмитрий Иванович, создавая свой знаменитый продукт, думал тогда, что у него может быть столь великое множество различных вариаций. А ведь, казалось бы, все так просто, а, поди ж ты… Идея была одна, а эксплуатируют ее огромное количество самого разношерстного люда
 Я не пойму только одного: чего ради мы с Камышевым пытаемся плыть против течения? Хотя еще с детства мне всегда внушали истину о том, что «ежели не ты, то кто же тогда?». И, наверняка, внушали это не мне одному. У Васильевича тоже, та еще заквасочка. Так что мы, пожалуй, побарахтаемся.
 Пока моя голова была занята размышлениями, слева от шоссе показалась деревня Каменный Брод. Но с ее посещением я решил повременить. Двину пока дальше, а сюда загляну на обратном пути.
 Путь до Октябрьского занял менее тридцати минут и попал я туда в то время, когда у всех нормальных людей был обед. Вскоре я уже пылил по местному Бродвею, продвигаясь к центру, туда, где по моим предположениям, должна находиться контора. Почему-то у меня создалось такое ощущение, что обеденный перерыв у местного населения имел статус некоего ритуала, на который жители идут одновременно – на улицах не было видно ни одной живой души. Или, может быть, они все вымерли? Ага, вот и контора. И, конечно же, на ее двери висит огромный, наверняка, амбарный, замок. Ну что же, время у меня в запасе есть, так что можно и подождать появления официальных лиц на предмет моего им представления.
 Я вышел из машины и, прихватив с собой свежий номер газеты «Совершенно секретно», уселся на скамейке в тенечке, дабы в тишине и покое насладиться чтением любимого издания. Говорили, что где-то здесь убойная статья про скандал с министром юстиции? А, вот и она. Ничего не скажешь, лихо его дернули. Интересно, и кому же это он не угодил? Нет, я, конечно, все понимаю – демократия нынче дает возможность практически каждому достаточно широко разевать рот и высказываться о том, о чем ему хочется. Но всему ведь есть предел. Властители дум должны хотя бы слова подбирать не из блатного жаргона. Иш, как он распоясался, ну прямо храбрец – молодец, не боящийся, буквально, никого. Ясно, что у этого журналиста либо очень крепкая «крыша», либо он так же глуп, как тот пес неопределенной породы и масти, который развалился под моим «Жигулем». Нет, статья явно заказана кем-то. Тем, кому необходимо «завалить» министра. Что тут дальше? Я перелистнул страницу, и в тот же момент краем глаза заметил первого аборигена. На первый взгляд это был типичный сельский интеллигент, годов так под шестьдесят, как пить дать – учитель физики или математики, обшарпанный временем и трудными обстоятельствами теперешней жизни: клетчатая рубаха, доставшаяся ему, вероятно, в наследство еще от деда, который носил ее до этого не менее сорока лет, хлопчатобумажные штаны «Подайте на бедность» – весьма потрепанные, и с пузырями на коленях, а также ботинки «Смело, товарищи, в ногу», составляли, наверняка, его лучший и единственный наряд. Абориген некоторое время топтался в отдалении, и, как мне показалось, хищно поглядывая в мою сторону, а затем начал нарезать круги, с каждым из них приближаясь ко мне все плотнее и плотнее. Наконец он остановился, снял очки, протер их грязным носовым платком, вновь водрузил свои окуляры на переносицу и, прищурившись, пристально уставился на меня, да при этом еще как-то странно зашевелил губами, как будто говорил что-то осуждающее. Я решительно ничего не мог понять и, опустив газету, достаточно грубовато спросил его: «Что такое?». Это можно было понять и по - другому, примерно так: «Чего ты уставился на меня, старый пень!?», но воспитание, заложенное в меня бабушкой и основанное на уважении к людям значительно старше меня, до известной степени сдержало мое хамство.
 Абориген поправил очки и, посмотрев мне прямо в глаза, тихо произнес всего лишь одно слово: «Газета…». Оказывается, моя личность ему была вовсе неинтересна, а нужно было лишь то, что я держал в руках.
- Ну, газета, и что из того? – недоуменно спросил я. – Можно подумать, что вы до этого никогда не держали в руках ничего подобного, а видели только в кино.
 Абориген тяжело вздохнул и, присев рядом со мной на скамеечку, сказал горько:
- Года три уже не читал, точно. Как почту у нас закрыли, так с тех пор, значит… Ни газет, ни журналов. Телевизор испортился, опять же, а денег на починку нет. Полный информационный вакуум, знаете ли. Война начнется, так и знать не буду.
- А радио?
- Так ведь и оно тоже у меня не работает! Как в лесу живем здесь. Когда - никогда кто в город съездит, так потом новости рассказывает. Абориген еще раз тяжело вздохнул и заискивающе спросил:
- Может, дадите почитать?
 На несколько секунд меня охватило чувство непередаваемой жалости к этому человеку, которые новые рыночные отношения превратили в свои издержки. Но я тут же одернул себя, вспомнив о том, что жалость к тем, у кого руки и ноги на месте, способна только развращать. Да и с какой стати я должен ему давать совершенно новый номер «Секретов»? Дашь почитать, а потом привет, Васей его звали. И, чтобы отбить охоту к подобным поползновениям в сторону халявы, я совершенно серьезно сказал:
- Почитать… Это можно. Но только не за так. Я, мой друг, не представитель благотворительного фонда, кующий деньги из воздуха, а обыкновенный обыватель, живущий на то, что зарабатываю своим трудом. Даром мне ничего не достается, поэтому и вас я не хочу баловать. Короче так, бутылка – и газета ваша.
 Абориген посмотрел на меня с уважением и в следующее мгновение сорвался с места и со скоростью, мало совместимой с его возрастом, стремительно удалился прочь. Обиделся? Ну что же, не хотите, как хотите. Мне казалось, что я предложил довольно честную сделку.
 Однако мои предположения относительно повышенной чувствительности местного населения к предложениям, оскорбляющим их человеческое достоинство, не оправдалось. Не успел я вновь раскрыть газету, как абориген уже притрусил обратно. В руке у него было зажато нечто, завернутое в какую-то тряпку. Он подошел, оглянулся по сторонам, развернул свой сверток и достал из него… бутылку водки! Первое, на что я обратил внимание, была этикетка. «Столичная», точь в точь, как и та ее сестренка, только пустая, которую я, еще совсем недавно похитил у милейшего Ивана Тимофеевича. Опять совпадение?
 Абориген, смущенно переступая с ноги на ногу, приблизился, протянул мне бутылку и как-то нерешительно произнес:
- Вот…
 Я оторопел. Не до конца осознав, что условия сделки выполнены, и мне так дешево удалось заполучить возможную улику, я машинально взял из его рук флакон. В тот же миг абориген торопливым рывком выхватил у меня газету и, усевшись рядом со мной на скамейку, жадно впился в нее взглядом. Я для него перестал существовать. В этот момент он напоминал пилигрима, много дней шедшего по пустыне, не видевшего и не слышавшего никого. И вот, наконец, он вышел к добрым людям, которые допустили его к своему очагу, дали поесть, попить. Вероятно, тот пилигрим кушал и пил так же жадно, как мой новый знакомый сейчас, буквально, пожирал информацию с газетных полос. Несколько насытившись, он начал смаковать свое кушанье: перелистывать страницы, бережно поглаживая их, внимательно рассматривать фотоснимки… Я, тем временем, перевернул бутылку вверх дном и провел пробкой по ладони левой руки. Она едва заметна увлажнилась. Понюхал ладошку и почувствовал ощутимый спиртовой запах. Тогда я вернул бутылку в нормальное состояние и начал внимательно разглядывать пробку. Она была рифленой, и чего-то подозрительного на ней не просматривалось. С помощью сильной лупы, возможно, подробности удастся разглядеть получше, но мой увеличитель лежал сейчас в ящике стола в кабинете, так что придется отложить осмотр на потом. Ясно одно, что пробка пропускает содержимое бутылки, а дырочку в ней, пробитую очень тонкой иглой, найти не составит особого труда.
- Не жалко? – спросил я аборигена, намекая на обмен.
- Чего? – в его вопросе чувствовалась заметная отрешенность.
- Ну, бутылки, говорю, вам не жалко?
- А чего ее жалеть? – отозвался он, опять погружаясь в чтение.
- Ну, как же, - я все еще пытался успокоить свою совесть, возмущенную, по ее мнению, фактом явного жульничества с моей стороны. – Все же, бутылка водки, и всего-навсего – газета. По – моему, обмен неравноценный.
- А вы знаете, - возразил мой собеседник, не отрывая взгляда от текста. – Я им доволен.
- То есть? – не понял я
- Я ведь не просто так ее у вас выменял. Когда начитаюсь сам – сдам в аренду.
- В аренду? – не понял я. – Это как?
- А вот так же, как у нас сдают в аренду землю, склады и все такое. Я ведь здесь не один такой страждущий по печатному слову, так что сдам вашу бывшую газету на тех же условиях – за бутылку. И смею вас уверить, недостатка в клиентах не будет. Так что потерянная для меня, как вы считаете, бутылка, скоро вернется ко мне многократно. Вот так вот, господин горожанин. Вы, наверное, подумали, что облапошили меня. Да, видок у меня, действительно, неказистый, но собственную выгоду я мимо себя не пропущу.
 Ох, ты – ж, мать твою так и по - другому! Как же я недооценил – то местное население! Интересно, сколько же пойла удастся выручить этому хвату, до тех пор, пока бывшая моя газета не превратится в трудночитаемую бумажную лапшу!? А я-то думал, что Деревня все еще находится в упадке, месит лаптем грязь на своих кривых улицах и им же щи хлебает, а здесь уже вовсю фонтанирует предпринимательская мысль, и стремительно бурлят волны настоящего бизнеса. Но не мешало бы узнать, откуда у него, при его ясно видимом безденежье, взялась такая роскошь, как настоящая, фабричного розлива, водка. Проверим-ка мы нашу матушку – деревню еще разок.
- Ясно, - сказал я после того, как пришел в себя. Честно говоря, я вами восхищен. Вы вполне достойны быть кавалером ордена Тома Сойера. В следующий раз, когда я надумаю заглянуть в ваши края, то постараюсь скупить все содержимое газетного киоска, чтобы привезти его вам. У вас здесь меняться весьма выгодно. Кстати, - перебил я сам себя. - Откуда у вас такой чудесный напиток? Я-то думал, что село прочно сидит на самогоне, а здесь у вас вон как прекрасно. Интересно, а если бы я попросил у вас за газету не водку, а, скажем, бутылочку хорошего виски – «Белую лошадь», или «Джек Дэниэльс», вы бы принесли ее так же легко?
- Пожалуй, что нет, - ответил абориген, с усилием переваривая незнакомые для него названия. Вы правы, в основном у нас здесь в ходу именно самогон. Есть и водка, но она в магазине и нам не по карману. Я готов вам сказать, откуда она у меня, но, сами понимаете, информация тоже чего-то стоит. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Разве я не прав?

 Мне лишний раз пришлось убедиться в том, как у нас, порой, недооценивают природную силу разума, исходящую из нашей сельской глубинки. Сколько в ней житейской мудрости! Прямо-таки гигантский сосуд, до краев заполненный коктейлем из ума в сочетании с хитростью.
- Намек понял, - ответил я и направился к машине, где у меня лежал номер «Аргументов и фактов». Кстати говоря, такой же свежий, как и «Секреты».
- Так вот, - продолжил свою мысль любитель качественного обмена, хладнокровно и без тени смущения, забирая у меня еще одну газету.- Водка у нас появилась после того, как ею с нами рассчитались за сельхозпродукцию, сданную какой-то городской фирме. Название, вот только ее я запамятовал. Помню только, что там фигурировал какой-то месяц года. Не то март, не то июнь…
- Может быть - «Апрель»?
- Точно, он, «Апрель», как же я мог забыть, - всплеснул руками мудрый, но забывчивый любитель бартера.
- А, собственно говоря, уважаемый, - я постарался задать еще один вопрос, пока мой собеседник не припал к следующей газете. – Почему так безлюдно на ваших улицах? Где весь народ и когда можно будет дождаться начальства?
- Это уже внеплановый вопрос, - ответил абориген. – Но вам он обойдется бесплатно. По вашим глазам вижу, что ничего для меня интересного у вас больше нет. Начальство будет не скоро. Оно сегодня подняло всех способных носить сельхозинвентарь и передвигаться на своих двоих, включая малых детей и пенсионеров, а затем, возглавив этот отряд, подалось в поля. Вину, значит, искупать за предыдущие провинности. Начальство у нас ужас какое крутое! – Он ухмыльнулся и помотал головой. – А я, значит, по причине слабой трудоспособности оставлен в качестве дежурного по селу.
- Понятно, - протянул я и безразлично добавил еще один вопрос. – А что за провинность?
Абориген внимательно посмотрел на меня и, чуть помедлив, ответил:
- Ну, это – наше дело, можно сказать, внутрисемейное.
 Облом. Кому попало рассказывать не велено. Хорошо. Придется достать из рукава последний козырь. Ну, вообще-то не совсем из рукава, а… Я не спеша встал, подошел к машине и, немного покопавшись там, принес «Толстушку», не такую, правда, свежую как две предыдущие газеты, но все же… Раскрыв ее, я выжидающе посмотрел на своего собеседника. Он колебался всего несколько секунд.
- Не так давно наши мужички тут похулиганили маленько по пьяному делу, а вчера их штрафанули, ну вот наш Степаныч и взбеленился.
- Степаныч – это у вас здесь самый главный?
- Да, именно так.
- А вы разве не пили?
- Пил, конечно, - Он посмотрел на меня с некоторым вызовом. – Как же не пить.
- А чего же не стали хулиганить вместе со всеми? Отрыв от компании у вас разве мужиками не осуждается?
- Да я как-то об этом особо и не задумывался. Мне и без того хорошо было. А насчет отрыва от коллектива я вам так скажу: честно говоря, меня никто и не звал, а о том, что хулиганство было, я уже потом узнал. Сам не пойму, и что такое на ребят нашло? Ни с того, ни с сего устроили драку, да ни где нибудь, а на автотрассе. Как будто в селе им места мало было. Помахались, а потом все разом по домам разошлись. Как-то все это странно и даже таинственно.
Таинственно… Скажешь тоже. У тебя «ящик» сломан, и радио не работает, балда, вот ты и не услышал сигнала. Потому-то тебя никуда и не тянуло. А ну-ка, задам я ему еще один вопросик!
- А у вас вообще-то телевизоры в деревне работают?
- Странный вопрос. Когда электричество есть, то чего же им не работать! Это у меня он сломан.
 Я встал и лениво потянулся. Больше вопросов к представителю коренного населения Октябрьского у меня не было.
- Ладно, хотел я поговорить с вашим начальством относительно поставок дешевого дизтоплива, да вижу, что сегодня мне наладить контакты не удастся. Придется заглянуть к вам еще раз, но попозже. Был рад знакомству, держите на память. – И протянул аборигену его честно заработанную «Толстушку». – Пока!
 Настроение у меня после посещения Октябрьского значительно улучшилось. По – моему, оно даже, достигнув предельной отметки, начало зашкаливать. Воистину, сегодняшний день смело можно выделить как-то особо. Такого поразительного везения у меня давненько уже не было. Так бы еще пошло в Каменном Броде… И нет пришлось бы огорчаться после него. А то ведь может случиться как в той песне: «После радости – неприятности, по теории вероятности…». Тьфу – тьфу – тьфу!
 По дороге к «Броду» я позволил себе поразмышлять еще немного. Да, все ложится удивительно точно в схему, предполагаемую Камышевым. Селяне, выпивши зелья, вечером уселись смотреть телик, услышали там в какой-то передаче ключевое слово – призыв и, восприняв его как приказ, подобно зомби отправились на шоссе, для того, чтобы и себя «показать», и других удивить. Мой же знакомый пил как все, но «ящик» у него сломан, и потому он ничего не слышал, а спокойно завалился спать. Поэтому-то он и не зомбировался как все. Пока все точки над «е» расставляются, вроде бы, правильно.
 Но вот и Каменный Брод. А это что? Недалеко от села мой зоркий, как у орла глаз заметил небольшой стадиончик, а, вернее даже сказать, футбольное поле, с одной стороны к которому примыкали ветхие трибуны в три ряда. По полю азартно гоняли мяч две команды подростков, возрастом лет так от десяти до пятнадцати. Мимо такого зрелища я спокойно проехать не мог – во мне моментально проснулся болельщический азарт. А, кроме того, шестое чувство подсказывало мне, что у пацанов удастся выудить хоть какую-то информацию по моему делу, а, стало быть, и здесь меня может ждать удача.
 Я загнал машину за трибуну, а сам подошел к кромке поля и стал внимательно наблюдать за игрой. Ребята не просто катали мяч, по всему чувствовалось, что они выкладываются и были как-то заинтересованы в выигрыше. В одной из команд, игравшей в белой форме, не хватало двух футболистов. Их соперники в красном постоянно наседали, и «белые» с трудом сдерживали эти наскоки. Ребята управлялись с мячом для их возраста вполне прилично. Никаких дурацких отбойных ударов типа «Кто выше бьет - тот лучше играет». По всему чувствовалась определенная школа, так что наблюдать за матчем было очень даже приятно.
 Но фора в двух лишних игроков все же сказывалась и вскоре «белые» капитулировали. Гол был забит курьезный. После фланговой передачи в центр штрафной, вратарь дернулся на перехват, но до мяча не дотянулся. Последовал удар, отскок от перекладины, обидный рикошет от головы защитника, и кожаный снаряд почти пешком закатился в ворота. Со стороны это выглядело достаточно смешно, и я, не выдержав, рассмеялся. В конце концов, болельщикам это не возбраняется. В ответ на мою столь непосредственную реакцию один из игроков в белой футболке, который выделялся на поле своими грамотными действиями среди всех остальных, отреагировал на мой смех достаточно резко. Со свойственным его возрасту нигилизмом он выкрикнул в мой адрес:
- Че ржать-то!? Сам бы взял и попробовал – не видишь, что ли, у нас двоих не хватает!
 Я не заставил себя упрашивать дважды, а постарался стереть остатки смеха со своего лица и вполне спокойно, с чувством собственного достоинства, ответил:
- Так в чем же дело? Я готов! Возьмете?
 В игре возникла небольшая пауза. Паренек начал что-то доказывать своим соперникам, и они, видимо вполне убежденные в своей неизбежной сегодняшней победе, независимо от того приму ли я в ней участие, или же останусь за бровкой поля, все же согласились со своим соперником и разрешили мне войти в игру. Эх, не подведите вы меня мои кроссовочки! Надо заметить, что решение принять участие в этой игре, даже на таком уровне – это была с моей стороны, как ни крути, авантюра в чистом виде. Последний раз я это делал достаточно давно – уже даже начал забывать, с какой стороны к мячу подходить-то нужно. Но говорят, что рефлексы – вещь неистребимая, а мне ведь доводилось когда-то играть на очень неплохом уровне. Так что, вспомнить некоторые основные ходы, пожалуй, можно.
 Мне отвели для действий правый край полузащиты и попутно сообщили, что моя команда уже проигрывает с разгромным счетом – 0:5. Лично мне этот факт был глубоко безразличен – хотелось просто получить от игры удовольствие, которого я не испытывал уже давненько. Одно ведь дело, сидя в уютном и мягком кресле, переживать за любимую команду, наблюдая за происходящим с экрана телевизора, а совсем другое самому с головой окунуться в хитросплетения футбольного поединка, ощутить ни с чем не сравнимое удовольствие от удачного удара или паса. А забитый тобою гол! А когда ты чувствуешь, как партнеры тебя понимают и делают все для того, чтобы и ты так же понимал их! Нет, что ни говори, а футбол – это великая игра, которую смело можно назвать коллективными шахматами.
 Некоторое время, до тех пор, пока мои рефлексы еще не восстановились окончательно, получалось у меня не очень. В одном моменте я ухитрился пропустить под ногой мяч, в эпизоде, когда мне никто не мешал, потом не успел на перехват и соперник нас за это едва еще раз не «наказал». Но постепенно все встало на свои места. Вначале я сделал удачный прострел вдоль ворот и тот самый парень, который взял меня в свою команду, замкнул его, и тем самым, «размочил» обидный «сухой» счет. Вскоре мы забили второй гол и вновь не без моего участия. Потом «красные» запаниковали и это, естественным образом, сказалось на их действиях – в ворота противника влетели еще два мяча. До конца игры оставалось совсем немного времени, когда мне удалось сквитать счет. Получилось это так: «красные» перешли в атаку, но она захлебнулась. Жека, а именно так пацаны звали моего «крестного отца», перехватил мяч и от нашей штрафной отпасовал мне в центр площадки. Я понял, что в одиночку мне вряд ли удастся пробиться к воротам – против меня выходили сразу два защитника. Поддержки не было – мои партнеры замешкались у своей штрафной, и по причине крайней усталости не особенно стремились вперед, мне на подмогу. Но тут я заметил, что вратарь «красных» довольно далеко и весьма опрометчиво вышел из своих ворот и отважился на удар, могучий по силе, коварный по замыслу и такой же авантюрный по содержанию, как и мое решение вступить в эту игру. И, как ни странно, он получился на диво успешным, ведь не даром я уже отметил удачливость сегодняшнего дня для себя. Мяч поднялся высоко вверх и по замысловатой дуге, пролетел над головой голкипера, оторопевшего от такого неожиданного финта, и мягко опустился за его спиной в сетку ворот. Это был классический «парашют», или удар, который еще называют «наказать фраера». Он получается очень нечасто даже у самых великих футболистов и, особенно ценится среди болельщиков за свою красоту. Я даже пожалел, что Юлька не увидела того, на что еще способен ее любимый мужчина.
 Собственно, на этом игра закончилась. Потом мы еще отдыхали, валяясь на травке и дружно смаковали наиболее удачные моменты только что прошедшего матча. Из этого разговора с юными каменнобродчанами я понял следующее. Во – первых, подобные матчи у них проходят еженедельно. В них принимают участие всегда две команды. «Красные» - это те, которые живут на левой стороне главной улицы села, а «белые» - на правой. Во – вторых, у ребят существует своеобразный «клуб здорового образа жизни», члены которого обязуются не курить (в этом месте разговора я стыдливо затушил дымящуюся сигарету), не сквернословить, ну и, конечно же, не употреблять спиртного, как бы в противовес тому, чем весьма грешат их родители. Своеобразный конфликт отцов и детей, одним словом. «Тут страну поднимать нужно, а они квасят, не просыхая», - с неподдельным возмущением в голосе воскликнул паренек по имени Колян, годков, так это, одиннадцати от роду. – И эти еще, вместо того, чтобы деньгами рассчитываться, водку прут, а наши потом напьются и дубасят друг друга почем зря. Не, лучше спорта ничего нет», - сказал он в заключение, и, тем самым невольно подтвердил то, что я и хотел услышать.
 Постепенно пацаны начали расходиться по домам. Вскоре остались только мы с Жекой, тем самым нигилистом. Совместно проведенный матч сблизил нас настолько, что мы уже были не просто на «ты», но и, в какой-то степени, могли считать себя приятелями. Поэтому я решился задать очень скользкий вопрос:
- Слушай, старик, а про что это Колян рассказывал? Ну, про драку эту самую.
- А – а – а, - с неохотой протянул Жека. – Было тут у нас недавно. Напились наши отцы по обыкновению и чего-то начали бузить. Никто не может сказать из-за чего. Ну, вообще-то алкашам особенно повод искать не нужно: слово за слово и «держись деревня»! Но, самое интересное, что дрались они не где-то на улице, а зачем-то поперлись на шоссе, как будто удивить кого-то хотели. Бились крепко, по серьезному. Моего батю после всего, вообще, на руках домой принесли. По ноге чем-то тяжелым врезали, так он до сих пор еле-еле ползает.
- Ты эту драку сам видел?
- Ну…
- Ничего тебе в ней не показалось странным?
- Вопрос конечно интересный… - Жека посмотрел мне прямо в глаза.- А тебе оно зачем надо? Просто так спрашиваешь, или специально интересуешься?
- Ну, а если специально?
- Ясно, - с очень интересной интонацией констатировал Жека.- Так, ты, значит, из ментов… То есть… Ну ты понял, что я хотел сказать, извини.- Поправился он и слегка покраснел.
- Ты язык за зубами держать умеешь?
- Ну.
- Чего «ну»?
- Ну, это значит, что я не трепло. Если нужно, то буду молчать, как юный партизан на допросе у фашистов.
- Тогда ладно. В виде особого исключения открою тебе секрет. Да, мы действительно заинтересовались фактом этой драки. Что-то в ней было не так. Не так, как это обычно бывает. Если тебе не трудно, постарайся восстановить в памяти и рассказать в подробностях, что там такого, на твой взгляд, необычного происходило.
 И Жека рассказал в деталях о событиях того памятного дня. Как вначале пришла машина из Ташлинска, приняла у населения продукты и рассчиталась за них, не деньгами, а как обычно, водкой. Рассказал, как потом его отец пил с дружками, а вечером, уже, будучи почти трезвым, вдруг вышел из дома и отправился в сторону шоссе. Жеку мать отправила проследить за ним – как бы там чего худого не вышло. И вот тут он дошел до самого интересного места.
- Смотрю, а мужики с разных концов села туда же тянутся, как будто у них перед этим сговор был. Дошли до шоссе спокойно, и только уже там у них все и началось. И не так чтобы стенка на стенку, как это обычно бывает, а каждый сам за себя. Но, что удивительно, злобы, характерной для подобных драк, я у них на лицах не увидел. Руками размахивают, но не орут грозно и даже не матерятся. Как под гипнозом.
- Слушай, Жека, а ты не обратил внимания – электричество у вас в тот день было?
- С утра отключали, как обычно. Часа три не было. А ближе к обеду дали свет, и он горел допоздна.
- То есть, перед уходом отца свет был? А ты не обратил внимания, что он делал до того?
- Что делал? На диване валялся, да телевизор смотрел. Я как раз к себе в чуланчик пошел – у меня там небольшая мастерская. Оттуда меня мать и крикнула, чтобы я за батей приглядел.
- И еще одно, - сказал я, кивая в знак понимания.- У вас водка еще осталась? Ну, та самая. Я бы у вас бутылку купил, даже по двойной цене.
- Значит, ты думаешь, что в водке все дело… - протянул Жека задумчиво. – Ясно. У меня тоже было какое-то неясное предчувствие. А водка, по-моему, у нас еще осталась. Одну, пожалуй, для тебя найду.
- Тогда – вот тебе деньги, - я протянул ему купюры, и когда Жека начал было протестовать, насильно сунул ему их прямо в карман. – Бери, матери отдашь. Только смотри, про наш разговор – никому. Все понял?
 Он кивнул головой и убежал. Вернулся минут через пятнадцать, протянул мне бутылку и уселся рядом.
- Все нормально. Матери сказал, что туристы проезжали и попросили продать. Так что она еще и довольна осталась. У нас ведь с деньгами не густо.
 Мы поговорили с ним еще несколько минут, и я совсем было собрался прощаться, как вдруг Жека, глядя мне куда-то за спину, сообщил:
- Во, опять эта иностранка появилась. Что-то она зачастила к нам в последнее время.
 Я оглянулся и обомлел. От села в сторону шоссе пылила моя старая знакомая, серая «Вольва». Мне вдруг захотелось пригнуться и спрятаться в густой траве. Даже головой непроизвольно дернул вниз, но потом до меня дошло, что на нас с Жекой они, скорее всего, даже не обратили внимания – мало ли кто там в траве может валяться. А «Жигуль», заметить невозможно. Он надежно упрятан, хоть за ветхим, но все же надежным укрытием.
- И что, часто она здесь у вас появляется? – спросил я.
 Жека заметил мое напряжение, это было видно по тому, как он сам с тревогой на меня посмотрел, но не сказал по этому поводу ничего, а только ответил на мой вопрос.
- Да, бывает. Во всяком случае, в тот день, когда у нас здесь была драка, я видел, как она подъезжала, а потом еще очень долго стояла в сторонке.
 В это время «Вольва» уже исчезла из вида. Скорее всего, поняв, что я для них сегодня неуловим и найти меня так и не удастся, ребята с крутыми загривками поспешили в город. Выждав минут пятнадцать, я попрощался с Жекой, пожелал ему всяческих благ и не спеша отправился вслед за своими преследователями.
 

Глава 7

 Когда «Жигуль» вынес меня на автостраду, начало уже немного смеркаться. Непонятно откуда набежали тучки, заморосил нудный мелкий дождик. Дорога стала влажной, а так как обувка моего железного друга была уже далека от своей первоначальной новизны, то скоростенку мне пришлось сбросить, дабы невзначай не поскользнуться. Ну что же делать, вернусь домой попозже – это уже не имеет особого значения. Главное я сегодня сделал, так что спешить нет никакого смысла. Я приспустил боковое стекло и с удовольствием вдохнул сырого свежего воздуха. Да, ранняя в этом году осень, вон и листья на деревьях уже начали менять свой цвет с зеленого на золотистый. За грибочками бы рвануть в ближайшие дни! Раскрутиться с делами, взять с собой Юльку и побродить по лесу с корзинкой. Не знаю кого как, а лично меня такие прогулки способны «зарядить» минимум недели на две. Только вот когда дела эти закончатся – с каждым днем их количество не только не уменьшается, а наоборот, становится все больше и больше. Ну, ничего, не надо отчаиваться, рано или поздно и на нашей улице праздник будет, вырвемся еще на природу.
 После такой оптимистической мысли настроение мое улучшилось. В самом деле, за сегодняшний день я перевернул гигантский пласт работы и если еще утром наш с Камышевым вариант считался «нулевым», то сейчас у меня в наличии не только масса ценной информации, но и две бутылки улик, которым цены вообще нет. А в том, что экспертиза покажет хотя бы в одной из них наличие чего-то для нас интересного, так в этом я даже и не сомневался.
 Потом я вспомнил Жеку. Паренек мне очень понравился. Умеет видеть детали и анализировать их, а, самое главное, связно представлять увиденное так, чтобы у слушателя в воображении появилась достаточно четкая картинка событий. Одним словом, наш человек. Надо бы не забыть о нем, вернуться как-то к этой личности и постараться что-то сделать для него. Что ни говори, а кадровый вопрос в моем ведомстве по-прежнему стоит очень остро, а они, то есть, кадры, как и тридцать и сорок лет назад, по - прежнему решают, буквально, все.
 Далее, мне захотелось сделать себе приятное, и я позволил себе включить магнитофон. Поставил сборник старых баллад, где были и старина Пресли и Крис Ри и еще очень много чего интересного, идущего в унисон с моим настроением.
 Уже значительно позже, когда спала горячка этих дней, я, вспоминая детально все происшедшее, понял, что именно в этот момент потерял бдительность. Мне хотелось подпевать Элвису, а не просто быть пассивным слушателем. Я пожалел о том, что не обладаю достаточными познаниями в английском языке, который бы помог мне в данной ситуации почувствовать себя полноценнее. Эх, говорила мне в детстве мама: «Учи, Вова иностранные языки, обязательно пригодятся!». Не послушал я мамашу, увлекся чем-то другим и потому-то сейчас не ощущаю всей прелести жизни. Но зато у меня есть кое - что другое. Например, я могу вполне удачно рифмовать строки. Стихами это, наверное, назвать сложно, но лично мне это нравится. Неожиданно, как-то сам собой в моей голове родился очередной экспромт, который я тут же с чувством и подъемом в голосе продекламировал:
 Кто ищет, тот всегда найдет –
 Раскрыт коварный план.
 Спешит на поиски врагов
 Отважный капитан.
 Дремавший и бездельничавший в течение нескольких дней где-то в глубинах подсознания мой внутренний цензор моментально очнулся от спячки, и принявшись за основную работу, не преминул вставить свое веское слово. А так как я в последний раз разговаривал с ним достаточно твердо, то теперь в его тоне ясно прослушивались подхалимски – приседающие нотки:
- Ну что же, на сей раз, юноша, у вас получилось весьма недурственно. Вы определенно начинаете делать успехи. Подобные строки так и просятся быть положенными на достойную мелодию. Что-нибудь такое - эдакое маршевое, вроде «Капитан, капитан, улыбнитесь!».
- Надеюсь, ты не пытаешься иронизировать по-поводу своего хозяина и благодетеля?
- Нет, нет, ну что вы, как можно! – испуганно поспешил заверить меня цензор. – Все от самого чистого сердца и провалиться мне на этом месте, если это не так!
 Я представил себе, куда он может провалиться с того места, и добродушно улыбнулся.
- Ну ладно, если так, - успокоился я и откинулся на спинку кресла. В этот момент Элвис допел свою «Лихорадку» и я решил сменить кассету. Снизив скорость, я бросил взгляд на пустынное шоссе, опустил его немного вниз и начал шарить рукой в отсеке, где у меня находилась небольшая фонотека. Внезапно вспышка ярчайшего света, по мощности не уступавшая электросварке ударила по глазам с такой силой, что на несколько мгновений я перестал контролировать свои действия и как-то неестественно дернул баранку вправо. «Жигуль» развернулся на сорок пять градусов и, скрипя от возмущения, устремился в сторону кювета. В последний момент в моем сознании все же включился некий автопилот, который и постарался предотвратить неминуемую катастрофу. Еще бы немного и я вместе с машиной кувыркался с обрыва, который бы все и списал. Меня спас целый набор каких-то невероятно - фантастических случайностей, ведь недаром же этот день был таким удачным. Во-первых, во время сброшенная до минимума скорость, во-вторых, мой взгляд, направленный не перед собой, а в сторону отсека, ну и, наконец, какое-то сверхъестественное чутье, позволившее мне избежать катастрофы. А в результате этого – «Жигуль» сейчас задними колесами вперед мягко сползает с шоссе и въезжает в придорожные кусты, вместо того, чтобы гореть дымным факелом, распространяя при этом вокруг себя удушливый и противный запах горелой резины и человеческого тела.
 Ах вы, подонки, подкараулили все же меня! Да, недооценил я, пожалуй, ваши умственные возможности! А ведь это не банальный и примитивный расстрел из всех видов смертоносного оружия, который, наверняка, имеется в вашем арсенале. Пару лет тому назад это был максимум того, на что были способны ваши мозги. Сейчас же, за тщательно подготовленной технически, попыткой лишить меня жизни и при этом не оставить не единого следа, уже чувствуется работа недюжинного ума, способного и не на такие изыски. Однако, он не учел одного – сегодня тот день, когда старушка Фортуна стоит ко мне только передом. В такой - то день, да попасть в казино… вот это была бы грандиознейшая пруха! Ну, все, довольно философии, восторгов по – поводу своей гениальности и прочих соплей. Шкуру свою, однако, надо как-то спасать, а для этого необходимо шевелить извилинами, причем быстро, на уровне суперкомпьютера, ибо факт моей живучести, наверняка, уже не новость для моих покусителей и они уже предпринимают меры для исправления сложившейся ситуации.
 За кустами, в которые въехала моя машина, была достаточно широкая тропа, после которой начинался ряд густопосаженных деревьев. Двигатель «Жигуля» не заглох и это очень здорово. Я развернулся и, не включая фар, двинулся вперед. Только бы не попался на пути пенек или, хуже того, валун, иначе мне придется бросать своего верного железного друга на произвол судьбы, а самому спасаться от погони животным способом. Похоже, что владельцы «Вольвы» имеют лицензию на мой отстрел и так просто меня сегодня от себя не отпустят.
 Было темно, но не настолько, чтобы не увидеть метров через сто просвет между кустами, достаточно широкий для того, чтобы машина прошла через него и выбралась обратно на дорогу. Теперь многое зависело от того, сумеем ли мы с ней преодолеть подъем. Двигатель я не глушил, остановил «Жигуля» и начал внимательно наблюдать за шоссе. Спустя десяток секунд после моей остановки по нему промчался автомобиль – надо полагать, что это были мои преследователи, которым удалось достаточно точно засечь место, где я скатился в кювет. Наверняка, они уже приступили к поискам моего тела, в надежде найти его бездыханным. А оно в этот момент уже переместилось совсем в другое место! Фокус – покус, господа! Ну что же, предлагаю вам снова поиграть в догонялки. Посмотрим, у кого из нас больше резвости.
 Все так же, не включая фар, я осторожно двинулся в просвет между кустами, а затем до упора вдавил педаль газа. Мое беспокойство насчет того, что «Жигуль» сумеет преодолеть подъем, было напрасным – он пер вперед подобно маленькому танку и только ревел от удовольствия. Мы были уже на шоссе, когда я оглянулся назад. Ага, лучи света от карманных фонарей, фигуры людей, замерших, вероятно, от моего неожиданного появления. Мне даже послышались крики изумления, доносящиеся с их стороны. Но в это время полоса удач, преследовавшая меня в течение всего дня, похоже, закончилась. Двигатель моей супермашины неожиданно поперхнулся, капризно чихнул и замолк. Черт, этого только не хватало! Причем чувствовалось, что «Жигуль» здесь не при чем, а это я сам виноват – перестарался немного. Ну, ничего страшного, сейчас постараюсь вновь вдохнуть жизнь в твой пламенный мотор, и мы помчимся вперед, подобно молнии. Только без паники!
 Но, наверное, спокойствие все же покинуло меня, и первая попытка завести двигатель закончилась безрезультатно – стартер хрипел бессильно, да и только. Все мое тело, от макушки до кончиков пальцев на ногах, моментально покрылось противной испариной, когда я представил, что случится, если «вольводавам» удастся добраться до меня. Инстинктивно обернувшись назад еще раз, я увидел, что мои преследователи уже запрыгнули в машину и начинают погоню. У них, в отличие от меня, с машиной все было в порядке. Но так просто сдаваться вовсе не входило в мои планы. Вторая попытка… Есть! Еще одна волна испарины, на этот раз – от совсем противоположных чувств прошла по телу, и вот уже «Жигуль», набирая скорость, все быстрее начинает уходить от погони. Правда, очень скоро мне стало ясно, что «Вольва», с ее новенькой обувкой, под дождем имеет значительное преимущества передо мной в скорости. Небольшое, но и его было достаточно для того, чтобы догнать мой «Жигуль». Уже через несколько минут погони мы поравнялись и шли теперь почти ноздря в ноздрю.
 «Сейчас они начнут отжимать меня в кювет!» - мелькнула мысль. Так оно и случилось. Мне ясно дали понять, что вариантов для дальнейшего развития сюжета немного: или нас с «Жигулем» на полной скорости сталкивают в вниз, или же мы сами, по своей доброй воле, останавливаемся, и я выхожу из машины для, скажем так, дружеской беседы. О том, чем этот разговор может для меня закончиться, можно было даже не гадать. Даже ежику понятно, что живым они меня не отпустят. Но первый вариант для них даже предпочтительнее. И мороки меньше и следов их работы никакой. По плохой погоде такое случается сплошь и рядом. Поскользнулся, упал, куча открытых переломов и никаких признаков жизни. И не удивительно, что поскользнулся: вон у него какая резина лысая. На новую поскупился, вот жадность-то его и сгубила, как фраера.
 Мне оставалось только надеяться на чудо. Они в природе, конечно, встречаются, но, увы, не так часто, как хотелось бы. Однако, ведь можно попробовать сотворить его самому, ведь, в конце концов, не боги горшки обжигают, люди тоже кое на что способны.
 Инстинкт самосохранения, заложенный в каждом существе и способный спасти его даже, в казалось бы, безвыходной ситуации, теперь работал где-то внутри меня в утроенном темпе. Перво – наперво, необходимо не дать «Вольве» обогнать себя. Опасно, но скорости мне придется все же прибавить. Есть, сделано! Я бросил быстрый взгляд налево и увидел совсем близко от себя изумленные лица обитателей «Вольвы», медленно отползавшие назад. Еще бы вам не удивиться! Спасибо кудеснику Вахтангу Гивевичу за его бесподобную работу! Теперь начинается второй акт марлизонского балета, господа хорошие! Придерживая левой рукой баранку и одновременно стараясь не потерять контроль над ситуацией, я правой открыл дверцу бардачка и наощупь начал перебирать его содержимое в поисках подходящего предмета. Атлас дорог, зажигалка, пачка сигарет – все не то… Ага, вот она! Банка белой краски, которую мне любезно подарил Вахтанг Гивевич. Вот за что я люблю грузин, так это за их врожденное умение дарить не что попало, а именно такие предметы, которые потом пригождаются так, что даже способны спасти жизнь.
 Я поставил емкость рядом с собой и, поменяв руку на баранке, полностью открыл боковое стекло. Теперь, ребята, когда у меня все готово, я рад вам предложить совершенно новую игру под названием «Находчивый снайпер». Ее правила вы поймете через несколько секунд, а пока лишь могу сказать, что ставки в ней достаточно высоки. На одной чаше весов – моя жизнь, а на другой – ваше психическое, а, возможно, и физическое здоровье. Ну что же, приступим? Для начала сбросим немного скорость. Какие вы молодцы, мне всегда приятно было иметь дело с понятливыми людьми. Вот вы опять не только догнали меня, но и стараетесь пойти на обгон. Похоже, что правила игры до вас понемногу начинают доходить, но правильно ли вы их понимаете, вот в чем вопрос?! А теперь, сеньоры, сюрприз! Сейчас, вы только продвиньтесь еще чуть-чуть вперед! Вот теперь – в самый раз. Ну, Господи, благослови мя грешного на подвиг!
 Мои преследователи еще немного отставали, каких нибудь четверть корпуса, не больше, и это давало мне уникальный шанс покончить с ними одним, четко рассчитанным и точным ударом. Только бы рука не дрогнула. «Вольва» начала оттирать меня к обочине и расстояние между нами сократилось до нескольких сантиметров. И тогда я взял банку краски и резко выбросил ее в окно, стремясь попасть в лобовое стекло «Вольвы», или хотя бы на капот. Через мгновение я услыхал звук бьющегося стекла и истошный визг тормозов. Похоже, что мне удалось осуществить задуманное, во всяком случае, за мной никто не гнался, а значит, можно было немного сбросить скорость и дальше ехать более спокойно. Скорее всего, мой бросок все же достиг цели. Встречные потоки ветра размазали краску по ветровому стеклу, закрыли водителю обзор и он, совершенно естественно и непроизвольно, затормозил. И правильно сделал, потому что нужно быть полным придурком, или же очень долго тренироваться перед тем как продолжать погоню, несясь на полной скорости, когда у тебя перед глазами висит молочно - белый экран. Я бы так не сумел, это уж точно.
 Думаю, что некоторое время вы, парни, потратите на то, чтобы под дождем попытаться очистить испачканное стекло от краски. Но, даже если сейчас ваша «Вольва» твердо стоит на четырех колесах, и среди вас нет травмированных или просто слегка ушибленных, а буквально под рукой имеется бутылка растворителя, который вы сразу же догадаетесь применить по назначению, то и в этом случае у меня есть изрядная временная фара – минут десять, как минимум. А за это время я, подобно колобку, от всех от вас уйду очень далеко. Но, смею надеяться, что дела у вас идут не столь удачно, и времени на приведение своей повозки в относительный порядок, вы потратите значительно больше. Инерция мышления, знаете ли, некоторый шок, последствия которого проходят не быстро, моментально сохнущая краска, произведенная где-то за рубежом, а значит, качественная, опять же усиливающийся дождь. Все это вместе взятое способно удержать вас в точке нашего рандеву не на один час. Да, пожалуй, что ненормативных выражений, направленных в мой адрес, будет высказано достаточно много, но это все, как говаривал еще старик Шекспир «слова, слова, слова…», а если в связи с этим у меня возникнет икота, так ее я постараюсь унять чем-нибудь из арсенала народных медиков. Короче говоря, запью чем-то достойным. Ну что же, ребята, по-моему, я подарил вам незабываемое сексуальное приключение, но сам при нем присутствовать отказываюсь и оставляю вас наедине с собой. Пока, лохи, я вам не по зубам!
 Только теперь, когда непосредственная угроза моей жизни благополучно миновала, я понял, как должен чувствовать себя выжатый лимон. Страшно хотелось пить, пересохшее горло горело огнем, а язык во рту ворочался с трудом. Ныл каждый мускул тела, как будто мне довелось весь день перетаскивать тяжеленные вагонетки с углем или еще с чем-то тяжелым. Да ко всему прочему, буквально, раскалывалась голова. «Приеду домой – первым делом нанесу себе ответный удар. Кажется, в аптечке еще осталось что-то быстрорастворимое и шипучее. Вот этим икоту и запьем, а на другое сил уже не хватит. И ванну нужно горячую принять, иначе вся прелесть жизни ощутится неполно», - подумал я уже предвкушая всю приятность грядущих событий.
 До Ташлинска никаких других приключений уже не случилось. Я отогнал машину на стоянку, добрался домой, и, войдя в квартиру, как и задумывал, сразу же начал искать лекарство. В баночке оставались еще две таблетки – как по заказу, больше мне и не нужно было. Выпив заморского снадобья, я немного посидел в полной расслабухе, постепенно чувствуя, как тупая головная боль постепенно уходит прочь, а потом отправился в ванную. Отрегулировав воду, присел на краешек табурета и закурил первую сигарету за много часов вынужденного воздержания. «Надо бы позвонить Камышеву, а то ведь сидит там, волнуется, ждет. Или уже сначала понежиться в горячей воде, а уж потом, свежим и благоухающим, как и подобает образцовому подчиненному, доложить начальству по всей форме о достигнутых успехах?», – шевельнулась в голове ленивая мысль. Но в теплом помещении я, похоже, начал раскисать, отсюда и мысли пошли такие тягучие и, не побоюсь этого слова, крамольные, вроде: «Ничего, потерпит»…
 Впрочем, почти сразу же я был одернут. Когда ванна уже почти налилась, зазвонил телефон. Я с тоской посмотрел на него, потому как знал, кто может меня тревожить, но все же, скрепя сердце, подошел и снял трубку:
- Да, слушаю!
- Мне Родионова! – голос был совершенно незнакомый, с хрипотцой и какой-то одышкой, как будто звонивший только что совершил забег на стайерскую дистанцию.
- Слушаю. А с кем я разговариваю?
- Это я, Алик.
- Какой еще Алик? – не понял я.
- Мы с вами недавно разговаривали, вы еще ко мне домой приходили. Хабибуллин моя фамилия. Ну, охранником я работал, а фирме «Апрель». Вспомнили?
 Тьфу ты! Оказывается, у меня появляются первые признаки старения. Уже начал забывать то, что происходило совсем недавно. Но, честно говоря, после того разговора я даже не чаял еще хоть раз услыхать его. Наверное, он что-то вспомнил?
- Да, я понял, Алик. Слушаю тебя.
- Вы просили позвонить, если что-то случится…
- А что, произошло?
- Да, и причем я ничего не могу понять, поэтому самодеятельностью заниматься не стал. Просто понаблюдал со стороны, а потом решил вам звякнуть.
- Хорошо, - ответил я. – Это ты правильно сделал. Самодеятельность по нынешним временам – вещь весьма непредсказуемая и рискованная. А теперь успокойся, отдышись и рассказывай, что там у тебя стряслось.
 Алик прокашлялся и затем сказал уже совсем другим, более знакомым мне голосом:
- Я видел ее.
- Кого? – вновь не понял его я.
- Нину…
 Еще один сюрприз сегодняшнего дня! Нет, надо прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик, обвести эту дату в календаре красным карандашом и ежегодно праздновать как личный праздник, приравненный по значимости ко дню рождения.
- Ну и…?
- Я как раз к одному своему приятелю заходил. Он обещал мне посодействовать насчет работы… Ну, иду, значит, по улице, не спешу. Вдруг смотрю – она! Вышла из дома и идет к припаркованной машине. Да не одна, а с Неверовым
- А это еще что за перец?
- Неверов?! Так это же директор «Апреля». Тот самый, который меня обвинял в халатности.
 В следующие несколько секунд в нашем разговоре висела пауза – я приходил в себя. А ведь эта бывшая подружка Альберта, оказывается, совсем не так проста, как это представлялось в самом начале. И вряд ли она познакомилась с бывшим начальником Алика только сегодня. С некоторых пор я к подобным совпадениям отношусь с недоверием и подозрительностью. Алик, меж тем, продолжил свой рассказ.
- Я вначале подумал, что обознался, ну, что не она это. Потом пригляделся, нет, все же она.
- А дальше? Что они делали?
- Да ничего не делали. Сели в директорскую машину и поехали.
- Куда?
- Меня это тоже заинтересовало. Нет, вы только не подумайте, ревность во мне не клокотала. После нашего разговора я к этой истории совсем по - другому стал относиться. Хотя, если говорить честно, что-то там внутри все же екало. Одним словом, ухватил частника и поехал за ними.
- Они тебя не заметили?
- Думаю, что нет. Я к ним не приближался.
- Дальше!
- А дальше - они приехали в «Царское село», остановились возле одного коттеджа. Потом вышли из машины, позвонили в ворота и их впустили. Высокий забор, дом из «кремлевки», крыша на четыре ската, покрыта черепицей.
- Адрес запомнил?
- Там нет табличек с названиями улиц, только номера домов. Нужный нам – двадцать третий. Я покажу, если нужно.
- Хорошо, созвонимся, в случае чего. Ты на завтра ничего серьезного не планировал?
- Да нет…
- Ну, тогда жди звонка. У тебя все?
- Пожалуй, да.
- Тогда, до завтра. Спасибо, что позвонил!
 Ну, теперь уж точно необходимо связаться с Камышевым и сообщить ему о моих сегодняшних приключениях. Но как только я взялся за трубку, из прихожей раздался какой-то посторонний звук. Мне ясно послышалось, как кто-то осторожно вставляет ключ в замочную скважину. Интересно, кто бы это мог быть, ведь ключа от моей квартиры нет даже у Юльки. Стало быть, ко мне пытается влезть кто-то чужой. Цели его не ясны, но вряд ли здесь пахнет альтруизмом и филантропией, а значит времени на принятие правильного решения у меня немного.
 

Глава 8

 Да, для полноты сегодняшних впечатлений и ощущений мне только не хватает обыкновенной рядовой кражи, которую домушники вознамерились провести именно в моей квартире. В конце концов, я вам что, магнит какой-то, к которому именно в этот день тянутся все криминальные отбросы общества?!
 Первой мыслью было – притаиться за входной дверью и, оглушив непрошенного гостя чем-то тяжелым, повязать, а затем доставить туда, где ему самое место, то есть, в горотдел. Но я сразу же оставил это намерение. Кто знает, сколько их там, за дверью, может находиться? С одним то я, пожалуй, используя фактор внезапности, справиться смогу, а ну как их там двое, или того хуже, трое? Нет, умирать героем, грудью своей ставшим на защите родного, но прямо скажем, не бесценного имущества, совсем не входит в мои ближайшие планы. А потому я быстро всунул ноги в кроссовки, выключил свет в прихожей и быстро задрапировался той одеждой, которая висела на вешалке за дверью. Теперь единственным источником света в квартире остался тонкий лучик света, идущий из приоткрытой ванной. Журчавшая там вполне отчетливо вода, создавала полную иллюзию того, что в данный момент хозяин приводит себя в порядок после тяжкого трудового дня.
 Щелкнув, открылся верхний замок, называемый в народе «английским». Он был не единственным, на моей двери есть еще один, нижний, доставшийся в наследство от прежних хозяев квартиры. Примитивнейшее приспособление, почти такое же, как и обычная доисторическая щеколда. Обычно я им не пользуюсь, потому как, красть у меня нечего, да и лишний раз ворочать ключ в замке, честно говоря, просто лень. Этот замок, при желании, можно открыть даже гвоздем, но только при условии если с другой стороны в замочной скважине не находится ключ. А если его провернуть на полтора оборота, то тогда твой дом, уж точно, превращается в твою крепость, а дверь, возможно, вынести только с «мясом». Я осторожно, чтобы, не дай Бог, не натворить лишнего шума, перебрал в кулаке связку ключей и, найдя нужный, изготовился действовать аккуратно и быстро.
 Вор, тем временем, справился с замком. Сделал он это с первой же попытки – похоже, что ко мне в гости пришел профессионал. Но почему именно ко мне? Настоящий домушник никогда не полезет в квартиру, прежде чем хотя бы не узнает, стоит ли туда вообще идти. А здесь прет как буйвол, да еще и к представителю власти! Обнаглел!
 Дверь начала потихоньку открываться и рядом с собой, мои, уже привыкшие к темноте глаза, увидели темный силуэт незнакомца. Несколько секунд он стоял тихо, без движений, почти так же, как служебная собака, принюхивающаяся к незнакомой обстановке, а затем мягкими шагами направился в сторону ванны, доставая на что-то из-за пазухи. Вслед за этим раздался характерный щелчок взводимого курка.
 Не теряя драгоценного времени понапрасну, я выскочил из своего убежища, распахнул входную дверь и, уже будучи вне квартиры, услыхал за спиной вопль изумления, потом легкий хлопок, как от открываемой бутылки шампанского и мою правую руку, державшую ключи, обожгла резкая боль. Превозмогая ее, я, все же не выронил связку, а захлопнул дверь и, шипя от боли, быстро провернул ключ в нижнем замке. На полтора оборота. Теперь парень, до приезда моих коллег, побудет в западне, ибо открыть дверь для него – задача практически невыполнимая. А если он с ней все же справится, то на лестничной площадке его ждет мой горячий, во всех отношениях, прием. Но, однако, как же я опять обманулся в человеке! Считал, что имею дело с банальным квартирным воришкой, а тут, похоже, дела покруче и контингент посолидней. Киллером, однако, пахнет! Ну, все, капитан, хватит пузыри пускать, пора тебе вызывать подмогу.
 Наискосок от моей квартиры жил Николай Фомич, ветеран, по-моему, всех войн и революций этого столетия, не потерявший, несмотря на свой почтенный возраст, своей классовой ненависти к врагам. Звоню к нему, в надежде, что он дома, а не засиделся на очередной встрече друзей – однополчан Первой Конной.
- Что это с тобой, Володя? – спросил он, заметив мою окровавленную правую руку
- Да как всегда, дядя Коля, бандитская пуля. Что со мной еще может случиться?! – ответил я максимально бодро. – Как бы от вас по телефону позвонить?
- Пожалуйста, звони, - сказал Николай Фомич, пропуская меня в квартиру. – А у тебя что, аппарат сломался, что ли?
- Да нет, с аппаратом порядок, - ответил я, накручивая номер родной «конторы». – Просто ко мне мазурик один вломился, ну я его и запер там.
 Фомич, поначалу воспринял мои слова за шутку, но, услыхав, что я действительно вызываю помощь, взял в руки свой костылик и потопал к выходу, приговаривая:
- Ты, Володя, давай, звони, а я его, гада ползучего, постерегу пока. А то, как бы не сбег, – и с решимостью в голосе добавил, потрясая своим оружием. – Ежели что, так я его по кумполу так тресну!
 Сказано это было столь воинственным тоном, что я понял: граница на замке и враг не пройдет! Нет, есть все-таки в наших ветеранах какая-то неповторимая изюминка!
 Пока Фомич охранял или, лучше сказать, сохранял супостата, а подмога добиралась до моего дома, я решил, что уж если так получилось, позвонить заодно и Камышеву, вкратце доложить обстановку. Подполковник как будто ждал моего звонка – трубку взял сразу же. Он выслушал мой не совсем связный рассказ, по обыкновению, не перебивая, и лишь потом сказал:
- Так, ну уж это не лезет, вообще, ни в какие ворота, совсем оборзели! Жди, я скоро буду у тебя, - и положил трубку.
 Дядя Коля бдил на боевом посту, когда я вышел на лестничную площадку. Вспомнив про мою кровоточащую рану, он передал мне свою клюку и сказал:
- Ну-ка, побудь здесь, Володя, а я пока посмотрю, где-то у меня в аптечке бинтик был. Надо бы тебя перевязать.
 Через минуту он вернулся и начал ухаживать за мной не хуже квалифицированной медсестры. Рана оказалась пустяковой – пуля только слегка оцарапала руку чуть выше запястья, задев, видимо, при этом какой-то сосуд, поэтому и крови было довольно много. Фомич смазал ранку зеленкой и забинтовал ее.
- Ерунда! – довольно констатировал он. – Разве это рана! Через несколько дней ты и думать об ней забудешь. А вот меня то как в финскую в сорокаградусный мороз ранило, так там-то кровищи было… Чуть было доктора руку не ампутировали. Не дал и до сих пор работает нормально, вот только к непогоде ныть начинает. – Потом, кивнув на мою дверь, спросил:
- Ну, как он там, мазурик этот?
- Да тихо что-то, - ответил я. – Боюсь, как бы он на себя с горя руки не наложил.
- Ага, странно, - протянул Фомич. – То матом ругался, грозился пристрелить как собаку… Чтобы я открыл ему, значит…
 Тут на лестнице забухали подкованные ботинки и, вслед за этим на площадке появилась четверка здоровенных парней в камуфляже, во главе с Серегой Кондратьевым. Все при оружии и в бронежилетах.
- Привет, Володя! - приветствовал он меня. – Чего тут у тебя?
- Да вот, поймалась мышь в мышеловку, да чувствую, что в одиночку мне ее оттуда не достать. Решил вас позвать.
- Мудрое решение! – отозвался Сергей. – Всегда, когда трудно, звони. Задержки с помощью не будет.
 Тут он заметил мою забинтованную руку:
- Ого, да я смотрю, мышка-то к тебе попалась норовистая, кусучая. Ничего, сейчас мы ее достанем!
 Он наклонился к замочной скважине, повернул в ней ключ и толкнул дверь. Однако та не поддалась.
- Там еще один замок, - сказал я, подавая ключи. – Только осторожнее ты, он там при «пушке», может с дуру, и пальнуть через дверь.
- Ну, тогда ему с нами, точно, вовек не рассчитаться, - сказал Сергей, но от двери все же отодвинулся. Остальные последовали примеру старшего. Стоя за стеной, Кондратьев еще раз повернул ключ и снова толкнул дверь. Она опять даже не дрогнула.
- Интересно, - констатировал Серега. – Наверное, он дверь чем-то подпер снаружи.
- Эй ты, придурок! – крикнул он, глядя на дверь. – Открывай! Тут за тобой почетный караул прибыл!
- Ага, сейчас, - отчетливо произнесли из-за двери. – Вот только галоши на лапти сменю и тут же открою.
- Открывай, я тебе сказал! – теряя терпение и самообладание, заорал Сергей. – Все равно ведь достанем. Тебе что, лишних пинков захотелось?
- А мне спешить некуда, - спокойно ответили с той стороны двери. – Тебе надо – ты и открывай.
 Сергей беспомощно развел руками:
- Великодушно прошу меня простить, сэр,- церемонно обратился он ко мне, - но, по – моему в нашем случае без шуму и взлому обойтись, никак не получится. – И сокрушенно добавил:
- Добром он открывать не собирается, сволота!
 Я так же был огорчен этим известием никак не меньше, но совсем по другой причине – во мне взыграл частнособственнический инстинкт. Дверью своей я гордился, ибо вложено в нее было немало. Всего два месяца тому назад я самолично перевесил ее, укрепил и украсил. Теперь же мне предстоит дать «добро» на взлом моей красавицы, а потом, опять же, ремонтировать. Серега, конечно, хороший парень, способный на многое, но только в данном случае он мне не помощник, потому как, рожденный ломать - к ремонту непригоден.
 Но интересы общественного спокойствия и безопасности, а также избавление отечества от криминального элемента все – таки возобладали во мне и заставили принести в жертву личное имущество:
- А-а-а… давайте!
- Ты не бойся, мы ее не сильно сломаем, - сочувственно – понимающе постарался успокоить меня Сергей и сделал знак одному из своих громил. Однако в тот момент, когда тот уже изготовился к нанесению разящего удара, где-то во дворе раздался характерный звук, весьма напоминающий выстрел из табельного «ПМ». Через секунду - еще один. Сергей не успел даже открыть рот, чтобы отдать команду, а двое из его парней уже рванули вниз по лестнице. Поразительная реакция!
 Вскоре они возвратились, но уже втроем, поддерживая с двух сторон под локотки невысокого мужчину лет тридцати. За ними поднимался подполковник Камышев собственной персоной.
- Принимайте своего попрыгунчика! – сказал он, останавливаясь на площадке. – Ну, вы тоже хороши, профи! Пока вы тут под дверью топчитесь, он у вас с третьего этажа по простыням сигает. Не подойди я вовремя, так бы и ушел. Надо ведь хоть кого-то на улице оставлять, а то ведь вас с тыла перестрелять – ничего не стоит!
- У нас там водила в машине остался, - смущенно ответил Сергей.
- Водила? – ехидно вопросил Камышев. – Да ваш водила, по – моему, давно уже дрыхнет и видит третий сон. У него оружие то хоть есть, или вы все себе подгребли? – и, не дождавшись ответа, указал на парня:
- Надо бы его перевязать, я ему ногу подстрелил.
- Дядь Коля! – встрепенулся я. – Там еще где-то немного бинтика оставалось…
 Фомич, однако, отрицательно помотал головой:
 - Чтобы я всяких поганцев своими бинтами перевязывал?! Да не в жизть! Не дождется он от меня таких услуг. Знаешь, мил человек, как он меня тут меня по матери через дверь крыл? Вот пускай теперь истекает…
- Перевяжите его! – коротко скомандовал Сергей своим подчиненным.
Один из них расстегнул клапан кармана, достал оттуда бинт и начал срывать обертку.
- Ну, хотя бы на время к вам войти можно? – вопросительно обратился Камышев к Фомичу, - чтобы не мыкаться здесь и не возбуждать у населения излишнего интереса к нашим персонам.
- Да, да, конечно, проходите! – ветеран сделал приглашающий жест рукой.
- Кондратьев! – продолжал распоряжаться подполковник, - возьмите с собой кого – нибудь и постарайтесь попасть в квартиру капитана Родионова с улицы. Дверь ломать нет нужды. И поосторожней, может там какой «сюрприз» оставлен!
 Заботливый все же у меня шеф! Понимает, что деньги на ремонт мне придется выкладывать из собственного кармана, а печатного станка у меня нет.
 Сергей, взяв с собой двух бойцов, удалился, а мы вошли в квартиру Фомича. Пока незадачливого беглеца перевязывали в комнате, мы с Камышевым прошли на кухню. Подполковник закурил и затем начал довольно оживленно рассказывать.
- Только вхожу во двор, смотрю – спускается кто-то с третьего этажа и, судя по всему, именно из твоей квартиры. Я ему как положено: «Стой! Стрелять буду!», а он ничего не слышит, спрыгивает с небольшой высоты и шурует в сторону мусорных баков. Ну, тут уж дальше я не стал с ним беседовать и слово свое сдержал. Первый – в воздух, второй – по ногам. Попал, пусть не думает, что менты стрелять не умеют. Только… - Камышев встал и стряхнул пепел в раковину, - по – моему, не один он был.
- То есть?
- Как только я выстрелил, а парень упал, на другой стороне улицы сразу же сорвалась с места машина. Марку рассмотреть не получилось, темновато было, но разглядел, что светлая.
 В этот момент в кухню вошел Серега Кондратьев:
- Готово, товарищ подполковник! Через открытую фрамугу влезли и открыли. Он дверь шваброй подпер.
- Хорошо, - сказал Камышев. – Вот тут вы молодцы. Ваши умелые и, самое главное, быстрые действия, будут отмечены в соответствующем приказе.
- Да ладно вам… - смущенно пробормотал Серега.
- Не ладно, старший лейтенант, а служу… ну и так далее, - строго сказал Камышев. – На первый раз, пожалуй, это вам сойдет с рук, а впредь будьте внимательнее. И думайте головой, прежде чем что-то начинать делать, а то может так случиться, что думать нечем будет. Сейчас давайте этого «орла» в Володину квартиру, а бойцов своих отправите пока в машину. Да пусть там не спят и не ржут над пошлыми байками, а присматривают за двором повнимательнее. Одним словом, бдить во всеоружии. Сами с нами останетесь. Снимем предварительный допрос, а потом вы его отправите к нам, а как управитесь, вернетесь с ребятами обратно. Что бы были в полной боевой, да и нам пару автоматов прихватите. Потом покумекаем, что делать дальше, но могу сказать – дело, скорее всего, нам предстоит серьезное. Все ясно?
- Так точно, - по-уставному вытянувшись, ответил Сергей. – Разрешите выполнять?
- Давай!
 Вскоре мы с Камышевым уже сидели в зале моей квартиры. Напротив нас на стул посадили «орла» со скованными за спиной руками. Сергей расположился за ним на диване.
 Теперь, при ярком свете, я получше разглядел моего киллера. На вид ему не было и тридцати. Невысокий, спортивно сложенный, очень возможно, что когда-то занимался боксом или борьбой. Лицо можно считать даже красивым, если бы не какая-то неприятная хищность в глазах. Волосы светлые, коротко остриженные. Одет в короткую кожаную куртку спортивного покроя, свободные джинсы, а на ногах – кроссовки. Идеальная одежда для той цели, с которой он пришел ко мне. Но с другой стороны, обычный парень, встретишь такого на улице – и уже через пару минут его личность сотрется из твоей памяти.
- Ну что же, прыгунок, - начал Камышев, - давай знакомиться. Как тебя звать – величать?
 «Орел» посмотрел на него с долей некоторого пренебрежения, не сказать больше, презрения, вытянул правую раненую ногу в сторону и процедил:
- А я с вами водку в кабаке не пил, да и пить не собираюсь. Раз уж вы меня задержали, так для начала представьтесь сами, чтобы я потом знал, на кого мне в суд подавать.
 Сергей на диванчике заворочался и смачно произнес: «Ну ты, братела, и наглец… Слов нет…»
 Борис Васильевич строго глянул в его сторону и, выдержав некоторую паузу, отчетливо произнес:
- Моя фамилия Камышев. А если точнее – подполковник Камышев Борис Васильевич. А теперь ваши: фамилия, имя, отчество.
- Извольте. Разырваев Дрездремол Неусвакович, - спокойно, и даже не разу не запнувшись, произнес «орел» и снова переместил раненую ногу.
- Как, как? – Камышев удивленно вскинул брови вверх. – Еще раз, пожалуйста, и помедленнее.
- Ра – зыр – ва – ев Дрез – дре – мол Не – ус – ва – ко – вич, - равнодушно и по складам произнес задержанный.
- М – да, - сказал Камышев, - это вы только что придумали, или всю свою жизнь сочиняли себе такой сложный псевдоним?
- А какая разница? – отозвался «Разырваев». – Вам ведь как-то нужно меня называть. Вот и зовите именно так, а не иначе. Ломайте себе языки, мучайтесь.
- Ну, хорошо, - согласился с ним Камышев. – Пусть лучше будет так, чем вообще никак. В таком случае, Дерзде…
- Дрез – дре – мол, - вновь по слогам поправил его «Разырваев».- Дрездремол Неусвакович, неужели так трудно запомнить и не коверкать?
- А вы знаете, довольно непривычно, - отозвался Камышев. – Вы по национальности, случайно, не из ирокезов?
- И за издевательство ответите! - пригрозил ему «Дрездремол», - Вы, гражданин подполковник, спрашивайте по сути. Чего вы прицепились к моим анкетным данным. Фамилию родительскую коверкаете, национальность несуществующую приписать пытаетесь. Я же не спрашиваю у вас, не из евреев ли вы.
- А здесь вопросы задаю именно я, а не вы, - в голосе Камышева появились металлические нотки.- Так что, будьте добры, господин… - он заглянул в бумажку, - Разырваев. Теперь правильно? Ну, вот и славно. Ответьте мне на несколько вопросов. Первый: зачем вы проникли в квартиру этого гражданина? И второе: с какой целью вы покушались на жизнь этого же гражданина?
- Покушался?! – совершенно искренне изумился «Разырваев» - Интересно! Чего это вы мне пытаетесь шить, гражданин начальник? С чего вы взяли, что я на кого-то покушался?
- Но вы же в него стреляли!
- Я, стрелял?! – изумление «Дрездремола Неусваковича» достигло своего апогея. – Да я даже стрелять-то не умею! Я в армии не служил, гражданин начальник. «Белый билет» мне вручили в день моего рождения. Да я даже мух никогда не обижал! Стрелял! Скажете тоже. Это в меня стреляли и вот доказательство того, что в меня, совершенно неправомерно влепили пулю, когда я на свою беду, совершенно случайно проходил через этот злополучный двор. Между прочим, пулька до сих пор сидит в моей ноге, так что, кто еще в кого стрелял!? Кстати, если вы хотите повесить это дело на меня, я официально заявляю: не был, не видел и даже не держал в руках. Вначале предъявите мне то, из чего я, по вашему мнению, стрелял и, желательно так, что бы на нем были мои отпечатки пальцев. Где оно и как хоть выглядит? Что это: пистолет «Вальтер», арбалет, или, может быть, хулиганская рогатка?
- Вы пистолет искали? – обратился Камышев к Сергею.
- Так точно, - ответил тот. – Искали. Нет нигде. Вроде бы все перерыли в доме…
- А пуля?
- И ее нет. След на стене имеется, но не понять от чего. То ли пуля, то ли так кто-то ударил… Прямо сейчас, без специальной экспертизы определенно сказать невозможно.
- Давай ищи дальше, нечего здесь рассиживаться, - сказал Камышев. – Не мог же он его проглотить! Ведь где-то же он его спрятал. Каждый сантиметр проверь. Сливной бачок посмотри!
 Сергей, вздохнув, направился в прихожую.
- Ты бы тоже с ним сходил, - сказал мне Камышев. – Свою квартиру все же лучше знаешь. А ребятам скажите, чтобы они двор с фонарями прочесали, может он пистолет где-то там выбросил. Давай, а мы тут пока поболтаем с нашим невинным гостем.
- Хорошо, - сказал я и присоединился к Сергею.
 Минут тридцать мы, как проклятые, сантиметр за сантиметром обшаривали мою жилплощадь и все без толку. Пистолет, который я отчетливо видел в руке у «Дрездремола», когда он охотился за мной, теперь словно растворился, как кусок сахара в стакане чая. У ребят во дворе наблюдался такой же отрицательный результат. Наконец сдавшись, мы доложили Камышеву о нашем фиаско. «Разырваев» откровенно довольно ухмылялся, услыхав о нашем поражении.
- Я же вам говорю – померещилось все вашему сотруднику. Я ведь даже в квартире его не был. Я вам что-то привиделось. Объясняю еще раз: иду по двору, вдруг, как гром среди ясного неба слышу «Стой, стрелять буду!». Думал грабители, какие… Естественно, побежал. А мне, бац, и пулю в ногу! Так что, отвечать вам придется, гражданин подполковник, за превышение…
- Это ничего, - с некоторой досадой ответил Камышев. – Придется, так отвечу. Сергей, забирайте его! Отвезите к нам, сдайте – и бегом обратно. Сорок минут на все про все. Мы ждем. Выполняйте!
- Есть, - коротко ответил Кондратьев, ухватил за шиворот «Разырваева» и повел его на выход. Мы остались вдвоем.
- Крепкий орешек, - заметил я. – Придется повозиться. Ну, и что мы будем делать дальше?
- Подождем Кондратьева и двинем к тому коттеджу, про который сообщил твой парень. А пока – пойдем, еще раз поищем пистолет. – Сказал Камышев, вставая. - Не мог же он испариться бесследно. Где-то он его спрятал. Ничего, найдем.
 После этих слов я понял, что отдохнуть мне теперь доведется еще нескоро.
 

Глава 9

 На улице уже начало робко светать, когда вся наша компания подкатила к «Царскому селу». Этого названия нет ни в одном официальном городском справочнике, оно сугубо народное, дадено было, сей Ташлинской окраине в последние три года. Именно здесь, вдали от шумов и дымов, характерных для центра, начали строиться, а впоследствии и расселяться скоробогатенькие «новые», сумевшие за обозначенный период различными путями сколотить себе немалые состояния. Домики здесь были на различный вкус и двух одинаковых найти в «Царском селе» было затруднительно, ибо каждый домовладелец стремился придать своему жилищу неповторимый и бросающийся в глаза облик, как бы показывая всем другим свою мощь и величие. По внешнему виду любого из этих дворцов можно было в равной степени судить о состоянии его хозяина, приблизительно сказать, сколько им уворовано у народа и сколько за это положено отсидеть в тех самых местах, куда Макар телят не гонял.
 Нет, я вовсе не против того, чтобы люди жили лучше - сам бы непрочь пожить в коттеджике, хотя бы отдаленно напоминающем один из этих, но… при теперешней зарплате мне на него копить, лет так это, с тысячу, а столько прожить явно не получится. Остается только мечтать или же искать какие-то другие пути обогащения. Но, законных и совместимых с моими представлениями о достоинстве и чести, среди них нет, а значит, мне на роду написано прожить мой век в «хрущобе» и там же и помереть.
 Алика мы, по причине раннего часа, не стали тревожить. Номер дома и то, как он выглядит – было известно, а потому Камышев решил обойтись без Ивана Сусанина. Так меньше хлопот. Мы остановили машину невдалеке от нужного нам коттеджа, скрыв ее за невысоким забором. С этого места отлично просматривались массивные ворота, ведущие во двор. Принадлежал он, как мы уже с Камышевым успели выяснить, некоему господину Пискунову Олегу Дмитриевичу, владельцу нескольких автозаправок и вполне преуспевающих кафе. Это только то, о чем было известно достоверно. Но выло и еще кое - что, о чем говорили только шепотом и в очень узких кругах. Олег Дмитриевич, кроме своей предпринимательской деятельности, слыл местным вожаком и региональным функционером Радикально – социального союза, относительно новой партии полуэкстремистского толка. Подобных объединений в последнее время развелось в стране как поганок после дождя, и все они стремились прорваться к власти не мытьем, так катанием. Мне как-то довелось услышать в записи на диктофон небольшой кусочек выступления Олега Дмитриевича на закрытом совещании и, надо сказать, что впечатление он на меня сумел произвести. Как в социальном, так и в радикальном плане, несмотря на мою теперешнюю аполитичность. У него были неплохие способности народного трибуна, борющегося за справедливость для всех униженных и оскорбленных. Да и в учителя он себе выбрал не кого – нибудь, а самого господина Шикльгрубера. Та же мимика, жестикуляция, да и слова, немногим отличаются. Интересно, что Камышев, когда узнал, кому принадлежит коттедж, глубоко задумался, забарабанил пальцами по столу и произнес свое традиционное:
- Интересно…
- Что именно? – не поняв, переспросил я.
- Интересно то, что по моим сведениям, в последнее время Пискунов несколько отошел от генеральной линии своей партии. Наверное, стал еще более радикальным, и за это во всеуслышание руководство объявило его ренегатом, недостойным пребывать в стройных рядах союза. Не знаю, насколько такое заявление можно считать серьезным, вполне возможно, что это всего лишь игра на публику. Мол, дорогие сограждане, мы те же, что и прежде, а если этот гадючий выползок Пискунов выкинет какой-то экстремистский фортель, то РСС здесь не при чем, это все его личная инициатива. Вот так это и нужно понимать: Пискунов сам по себе, и с нашим союзом его отныне путать не следует.
- Так вы думаете, что именно Пискунов…
- Да. Скорее всего, «гнездо» именно там. Хотя – время покажет: по его ли инициативе в нашем районе произошли известные тебе события, или же за его спиной стоит еще кто-то, направляя и координируя деятельность Пискунова и компании.
 Тем временем стало совсем светло, но никакого движения на улице пока не наблюдалось. Обитатели «Царского села» любили поспать подольше и со вкусом.
- Может, я на разведку схожу? – вызвался я добровольцем. – Посмотрю, там вблизи чего и как, а то сил больше нет сидеть в полном бездействии.
- Давай, - согласился Камышев. – Ты в штатском, так что подозрений не должен вызвать. Если что, притворись заблудшей овечкой. Но все равно, будь там осторожнее!
 Я вышел из машины, покопавшись в кармане, достал сигареты, закурил. Потом сдвинул кепку на затылок, расстегнул верхние пуговицы куртки, и, вообще, постарался придать себе вид непринужденный. Эдакий веселый молодой пропойца, бредущий под утро домой от милки. Засунув руки в карманы и не вынимая сигарету изо рта, я вразвалочку и не спеша, двинулся в сторону коттеджа номер 23. Его окружал высокий забор. Даже при моей физической подготовке, которую наш инструктор считает очень даже неплохой, я не смог бы достать в прыжке до самого верха. С внутренней стороны стыки досок пробиты еще и реечками, так что, никаких щелей не просматривается. Строители постарались, дабы скрыть от любопытного взгляда все то, что хозяин держал во дворе. Еще, наверное, и злые голодные псы во множестве рыщут там и алчут загрызть любого, кто покусится на хозяйское добро и спокойствие. Очень может быть.
 Все так же медленно и лениво я шел вдоль этого непроницаемого забора, внимательно осматривая каждую доску. Ограда казалась мне идеальной, но все же надежда на то, что удача по – прежнему не оставила меня прибавляла уверенности. И, в конце концов, я нашел таки то, что искал. В любом, даже самом, на первый взгляд, идеальном предмете, в особенности, если долго за ним наблюдать, пытливый взгляд может обнаружить хотя бы незначительный изъян. Этот вывод я как-то почерпнул из своих давних занятий по философии. Многого я из этой науки не вынес, но эта истина почему-то запала. По этому поводу армянскому радио был однажды даже задан обидный для моей должности вопрос: что общего между инспектором и курицей? А ответ такой: оба ищут. Курица в дерьме – зерно, а инспектор - в зерне… дерьмо. Так и у меня. Нашел я таки в этом самом зерне, то бишь, заборе, это самое… ну, в смысле, изъян. На одной из досок имелся сучок, начавший под воздействием различных природных явлений уже отделяться от материнского тела. Вот мы сейчас на него легонько пальчиком надавим, а потом приложим к образовавшемуся отверстию свой любопытный глазик. Волнующее чувство человека, подглядывающего в замочную скважину, по ту сторону которой находятся какие-то тайны, внезапно охватило меня. Никогда не думал и всегда внутренне осуждал подобных людей, даже не подозревая, что однажды сам поневоле попаду в их ряды, и что этот процесс будет мне так интересен. А ну – ка, что там у вас? Через образовавшуюся дырочку я прекрасно видел все то, что находится во дворе. Вон строение, вполне подходящее для того, чтобы называться банькой. Этот вывод я сделал оттого, что рядом с ним заметил поленницу дров. Дальше росло несколько яблонь, а возле них стояли три машины. В одной из них я без особого труда узнал «Вольву», старую знакомую моего «Жигуля», в последнее время не дававшую ему прохода. Это точно была именно она – потеки белой краски резко выделялись на ее теле. Рядом с ней стояли тезки моей машины – синяя «шестерка» и «девятка» цвета горчицы, готовой к употреблению.
 Внезапно скрипнула дверь, и на порог дома вышел человек. Некоторое время он стоял ко мне спиной, и лица его не было видно. Вот он потянулся, как на его месте сделал бы каждый, только что проснувшийся или долго сидевший в неподвижности, развернулся и начал спускаться по ступенькам. Мама дорогая! Неужели такое возможно! По тропинке, ведущей к воротам, шел человек, как две капли воды похожий на… майора Чухнова. Да нет же, слово «похожий» здесь явно не на месте, ибо, присмотревшись внимательно, я понял, что это и есть сам Чухнов, самолично! Его походка, характерная отмашка правой рукой… Нет, ошибиться было невозможно – Чухнов, он и есть Чухнов. Да его хоть ваксой вымажи – все равно узнаю. Уж за полтора – то года совместной работы насмотрелся… Да, майор, то что я тебя подозревал – это было одно дело, а сейчас, все подозрения долой. Оказался ты в этом коттеджике отнюдь не случайно, а это значит, что отныне и разговор с тобой будет у нас совсем другим.
- Эй, чувачок, ты чего это там такое делаешь? – внезапно раздался над моим ухом возглас, от звука которого я непроизвольно вздрогнул и выпрямился.
 Шагах в двух от меня стоял здоровенный детина в костюме того же цвета и фасона, который любит носить на службе Серега Кондратьев и его бойцы – молодцы. Скорее всего, передо мной был местный охранник, нанятый местным населением для круглосуточного дежурства и патрулирования «Царского села». Своеобразная муниципальная милиция. Но только зачем же орать на, хоть и чуть – чуть выпившего, но вполне мирного гражданина? Я ведь никого не трогаю, границ чужих земельных владений не нарушаю, стою себе и смотрю на то, что хочу. Или ты думаешь, что ежели тебе выдали камуфляж и резиновую палку, так ты уже можешь на повышенных тонах задавать вопросы всем встречным? Так ведь недолго и хозяев своих разбудить. Да хозяева ладно, мне на них тьфу и растереть. Но ведь ты своим громким, как пароходная сирена голосом, всю добычу распугать можешь! Тихо надо быть, тихо!
- Ты бы видел, что там! – шепотом заговорщика проговорил я, вновь принимая облик подгулявшего плейбоя, которого неожиданно заинтересовало нечто за чужим забором. – Да ты иди, сам посмотри, обхохочешься, - пьяным голосом сказал я и сделал приглашающий жест рукой.
 Редкий и совсем нелюбопытный человек откажется от подобного предложения: своими глазами увидеть нечто пикантное, то, что обычно принято скрывать от посторонних глаз за высоким забором. Детина был не из таких. Поняв, что я не собираюсь в столь ранний час посягать на имущество мирных граждан, а действительно увидел что-то интересное и забавное, он нагнулся и приник к отверстию. Я же, не теряя понапрасну времени, ускоренным и твердым шагом, несвойственным пьяным людям, направился к нашей машине, где мой контакт с охранником уже засекли. Серега вышел и в нерешительности переминался с ноги на ногу.
- А ну стой! – огромная лапа легла на мое плечо и развернула меня на сто восемьдесят градусов. – Ты что, решил шутки со мной пошутить?!
 Это обманутый мной охранник, поняв, что за оградой ничего для него интересного нет, воспринял мой невинный розыгрыш как личное оскорбление. Ох, и не люблю же я людей, лишенных чувства юмора! А еще больше не люблю, когда меня вот так вот посреди улицы грубо тормозят, хватая при этом за одежду. Такое можно простить трехлетнему ребенку, клянчащему у матери красивую игрушку. Простить и терпеливо – доходчиво объяснить ему, как он неправ. Но когда двадцать пять лет жизни не дали тебе ума, такта и чувства уважения к старшим, если ты воспитывался не в приличном доме, а где-то в сарае, где твоими лучшими друзьями были три поросенка, то перевоспитать тебя за весьма ограниченное время можно только одним приемом. Вот таким.
 Я перехватил кисть руки детины, лежавшую на моем плече, развернулся и бросил его тяжкое тело через правое бедро прямо на асфальт. Судя по смачному «Х – э – к», вырвавшегося изо рта охранника, наибольшее соприкосновение его тела с тротуаром пришлось на копчик. Маленькая такая косточка, из которой когда-то в глубочайшей древности у наших предков росли хвосты. Маленькая – то она маленькая, но зато когда ее зашибешь, возможен временный паралич. Помнится, однажды и я испытал воздействие на эту точку моего тела при сходных обстоятельствах, так потом на несколько минут лишился возможности не только нормально передвигаться, но и что-либо вообще соображать. Так что, паренек, я очень даже тебя понимаю и где-то даже сочувствую. Но извини, сейчас тебя ждет еще одна неприятность, потому как Серега уже вышел из своего столбняка и спешит к нам.
 Кондратьев подбежал, ухватил моего соперника по борьбе за грудки и рывком поставил на ноги:
- Ты че, козлище, к представителю закона пристаешь?
- Так на нем ведь не написано…
- А ты его о чем – нибудь спрашивал? Блин, совсем нюх потерял? Ща я тебе мозги - то прочищу! А ну-ка покажь свой картон! Че, не понял, дура? Удостоверение твое вшивое давай. Взяли моду на ментов кидаться!
 Все это говорилось свистящим шепотом, и концовку беседы мне услышать не довелось, так как я уже подошел к нашей машине. А если приглядеться со стороны, то эта сцена могла сойти за встречу начальника с подчиненным – один в камуфляже воспитывает, а другой, в такой же форме – всецело внимает начальственному разносу. Убедившись, что данная сцена не нарушает принятых нами мер конспирации, я нырнул в салон.
- Знаете, кто там был во дворе? – спросил я, едва переведя дух. - Вам человек по фамилии Чухнов знаком? Так вот, он там, а кроме него там же стоит «Вольва», та самая.
- А ты знаешь, я, в общем-то, не особенно и удивлен, - спокойно ответил Камышев. – Где-то нутром чувствовал, что такой вариант вполне возможен. Чего от тебя хотел тот тип в камуфляже?
- Да это местный охранник, - ответил я. – Заняться ему нечем, вот и начал придираться. Сейчас Серега ему лекцию прочитает.
- Кажется, уже начитался, - резюмировал Камышев. – Возвращается. Ну что, пойдем, пощупаем обитателей этих хором?
- А под каким соусом?
- Да банальная проверка паспортного режима, - сказал подполковник.- Нам просто необходимо попасть в этот дом. Очень мне хочется глянуть в глаза Чухнову. Ты знаешь, он ведь вчера на службе отсутствовал. Интересно, что он сейчас скажет в свое оправдание?
 Но не судьба была Камышеву поглядеть в глаза майора Чухнова, ибо ворота коттеджа вдруг широко распахнулись и оттуда с минимальным интервалом выехали оба «Жигуля», вначале синий, а вслед за ним и горчичный. Серега, возвращавшийся к нам, перешел на бег, когда заметил этот маневр противника. А Камышев уже начал распоряжаться:
- Так, вы – остаетесь в моем распоряжении, а вы со старшим лейтенантом – преследуете эти машины. Сергей, вызывайте группу, медика, фотографа – обязательно. Вам задача – догнать, во что бы то ни стало хотя бы одну из этих машин. Стрельба – только в случае крайней необходимости и то по колесам! Все, вперед!
 Мы выпрыгнули из машины, Кондратьев, наоборот, впрыгнул и с места в карьер включился в преследование. Мы с Камышевым и два бойца остались на улице. Некоторое время постояли молча, наблюдая за воротами. Они оставались открытыми, никто и не пытался их захлопнуть. Нет, настоящие хозяева так не поступают. Особенно в этих местах. Это ведь не какие-нибудь трущобы, где из дома и вынести-то нечего. В томительном ожидании пролетели несколько минут, но обстановка не менялась. У меня создалось ощущение, что ворота закрывать просто некому. Наконец Камышев решился:
- Пошли…

 Он шел впереди нас совершенно спокойно, как будто с тем же ощущением, что остановить его никто не сможет. Мы пересекли двор, при этом я еще раз не без удовольствия и злорадства посмотрел в сторону «Вольвы». Как я ей вмазал! Банка, по-видимому, все же ударилась в капот, в аккурат по центру, как раз под ветровым стеклом, а набегавший ветер размазал краску тонким слоем, полностью закрыв обзор водителю. Сейчас левая половина очищена и, сделано это было так, как будто кто-то работал топором или, в лучшем случае, тяжелым тесаком. Чувствуется, что ребята здорово поматерились, приводя в порядок свою тачку и, может быть из чувства мести за причиненный ущерб и подослали ко мне того киллера. А что, как версия – звучит неплохо. Как там его? Дрездремол Неусвакович? Это же надо придумать такое!
 Камышев, уже наслышанный о моих подвигах от меня же, также глянул на «Вольву» и одобрительно буркнул: «Ничего, толково…». Благодарю вас за такую высокую оценку моего скромного труда, Борис Васильевич! Служу трудовому народу!
 Мы поднялись на крыльцо и осмотрелись. Похоже, что хозяин дома и его гости уезжали впопыхах – даже входную дверь не заперли. Камышев потихоньку приоткрыл ее, и она отозвалась уже знакомым мне скрипом. Несколько секунд мы постояли на пороге, выжидая, но, похоже, никого здесь наши персоны не интересовали, и мы двинулись дальше. На просторной закрытой веранде, слева от входа стоял отличный шведский теннисный стол в полной готовности принять игроков хоть сию секунду – мяч и ракетки лежали здесь же. Пока я глазел на заманчивое зеленое поле, к которому не подходил уже несколько лет, Камышев дотронулся к двери, ведущей в комнаты. Бойцы все еще стояли на крыльце. Подполковник шепотом приказал им:
- Встаньте по углам дома. Если кто будет прыгать через окна – задержать! Только до смерти никого не убивайте…
 Бойцы бесшумно исчезли, как будто их и не было, а Камышев жестом показал мне: мол, я открываю дверь, а ты – туда… Ага, понял. Значит, впрыгиваю первым, учитывая фактор личной везучести, возросшей за последнее время до небывалых высот. Я достал пистолет и приготовился. Камышев резко распахнул дверь, я, очертя голову, бросился навстречу неизвестности и… И ничего не произошло. Похоже, что дом действительно оставлен хозяевами. Держа оружие наизготовку, так, как обычно это делают супер – копы в американских боевиках, быстро осмотрел одну комнату, другую… Никого. Камышев, все это время страховавший меня, тоже вошел, и мы направились по коридору в зал. Осторожно, чтобы случайно не стереть возможные отпечатки пальцев, я потянул массивную дверную ручку на себя и заглянул в образовавшуюся щель.
 Вообще-то нервы у меня крепкие, да и повидать я успел уже всякое, но вид смерти, да еще во множественном числе, никогда не вызывал у меня чувства щенячьего восторга. Наверное, именно этим нормальные люди и отличаются от всяких психопатов с садистскими и некрофильскими наклонностями. Теперь только спокойствие. Не давать воли эмоциям, а просто делать свою работу. А переживания оставим на потом.
- Что там? – одними губами произнес Камышев.
 Я молча отодвинулся, предоставляя ему возможность самому увидеть интерьер зала с находящейся в нем начинкой. А находились там, помимо разнообразной и дорогой мебели, тела трех мужчин без признаков жизни. Один из них ничком лежал на полу, второй – сидел за столом, уронив голову на столешницу, третий полулежал на диване… Похоже, что это именно они еще не так давно преследовали меня в «Вольве», и за неудачное покушение их так жестоко наказали. Да, круто тут у вас!
- Так, стоп, - озабоченно сказал Камышев. – Сюда не входить. Пусть здесь работает группа. И понятые нужны. Сейчас дам указание бойцам, пусть этого охранника и еще кого – нибудь прихватят, вернусь – тогда продолжим осмотр этого логова.
 Он вышел, уже не применяя мер предосторожности, а когда вернулся, мы осмотрели второй этаж, но ничего интересного там не обнаружили. Камышев, правда, заинтересовался пеплом в камине – похоже, что там жгли бумаги, причем в огне безвозвратно погибло немалое их количество. В ожидании группы и понятых мы вышли на крыльцо и закурили.
- Похоже, что мы их все – таки спугнули. Или же они уже завершили свою миссию и удалились, убрав при этом всех лишних свидетелей и уничтожив улики, - сказал Камышев.
- Всех да не всех, - возразил я. – со мной у них ничего не получилось, да и киллер мой в живых остался. Да и улики у нас теперь есть.
- Ну, про тебя и твоего киллера у них была полная уверенность. Этот Дрездремол еще та штучка, похоже, птица высокого полета. Стоит его пощупать поподробнее. Может быть, где-то он свой следок уже оставил, хотя ты его сегодня переиграл по всем статьям. А потом уже я в него стрелял и его партнеры видели как он упал. Помнишь, я тебе говорил, что после выстрелов машина сразу отъехала. Может, решили, что он погиб. Слушай, дружище, - Камышев внезапно оживился. – Я, кажется, придумал, как нам его расколоть.
- Кого?
- Да «орла» этого нашего. Думаю, что должно сработать. Ладно, потом расскажу, а детали вместе продумаем. Сейчас некогда, кажется, группа приехала.
 И действительно, в ворота уже въезжал УАЗик со спецами и почти одновременно подошли бойцы с понятыми, одним из которых был мой закамуфлированный знакомец, который уже не питал ко мне недобрых чувств, а второй оказалась солидная дама из соседнего коттеджа. Ей, наверняка, не терпелось узнать, что же произошло у такого порядочного человека, которым всегда казался господин Пискунов.
 Пока ребята возились в зале, мы, чтобы не путаться у них под ногами, еще раз решили осмотреть дом. Дошли до просторной кухни и вот тут-то мой зоркий, как у сокола, глаз заметил крышку люка, ведущего в подвал.
- Я осмотрю?
- Давай, только осторожно, - милостиво дозволил Камышев.
 Я потянул крышку люка на себя и, в тот момент, когда она была отброшена, раздался короткий звук, как от порванной шелковой нити. Я не обратил на него внимания, потому что тут же в кухню вошел Серега Кондратьев. Выглядел он так, как будто совсем недавно побывал в эпицентре землетрясения и на собственной шкуре испытал его губительную силу.
- Ну что? – нетерпеливо спросил его Камышев. – Догнали?
 Серега отрицательно мотнул головой, схватил со стола кружку, налил в нее воды из под крана и выпил одним махом.
- Почти догнали… - наконец-то сумел выговорить он, и немного отдышавшись, продолжил. – В задней машине сидел Чухнов, я его хорошо рассмотрел. Показал ему автоматом, мол, давай, тормози, а не то мы тебя сейчас этой штукой остановим. Он увидал, засмеялся и скоростенку добавил. Вдруг – как рванет! Все разом в факел превратилось. Вася, водила наш, такого оборота не ожидал… В общем, перевернулись мы. Так-то нечего, все целые, но пока выбирались, на колеса ставили, помощь вызывали да пожар пытались тушить – первая машина ушла.
- Сколько там человек было?
- Мы от них далековато шли, да и чухновская машина обзор закрывала, но, по-моему, человека три.
- Ясно, - сказал Камышев. - Ты передал, чтобы их задержали?
- Ага.
- Хорошо, теперь остается только дождаться результата. – Камышев повернулся ко мне. – Ну, давай, продолжай.
 Он щелкнул выключателем и в подвале вспыхнул свет. Я начал спускаться вниз. Одного только взгляда хватило для того, чтобы понять – в этом просторном помещении располагалась химическая лаборатория. На длинном столе в изобилии находились тигли, штативы с пробирками, реторты и другая фанаберия. В углу стояли кислородные баллоны. Рядом с ними несколько капроновых бочек, в которых обычно хранят жидкие вещества. Но не это завладело моим вниманием. В кресле за столом сидел еще один покойник. Это было видно сразу, тут никакой медэкспертизы не нужно, ибо труп уже начал чернеть и распространять вокруг себя тошнотворный запашок.
 Я подошел к нему поближе и тут увидел такое, от чего мои волосы на голове мгновенно приподнялись и очень даже ощутимо зашевелились.
 На коленях мертвеца стоял черный прямоугольный предмет, в верхней части которого в маленьком стеклянном окошечке вспыхивали цифры, такие же, как и на моем электронном будильнике. Вот появилась «34», а вслед за ней «33»…
 Несколько долгих, как сама жизнь, мгновений я смотрел на эти быстроменяющиеся цифры как завороженный, не в силах тронуться с места. Наконец, до меня полностью дошло, что они могут означать только одно – то время, которое осталось жить мне и всем другим, находящимся в доме. И вот тут сработал первобытно – дремучий инстинкт. Тот самый, который помогал моим далеким пещерным предкам выживать в нечеловеческих условиях. Сколько было мочи я заорал:
- Все из дома! Здесь мина! – а сам уже карабкался вверх по лестнице, продолжая считать в уме: 30, 29…
 Камышев, услыхав мой вопль, уже выгонял всех из дома… 22, 21… Вот я уже в коридоре…17, 16… Споткнулся о порог, упал, снова вскочил… 12, 11… Распахнул дверь, проскочил веранду, крыльцо… 10, 9, 8… Двор. Возле ворот суетятся люди… Впереди маячит спина Камышева, а я все продолжаю считать на бегу: 5, 4, 3, 2, 1… Тут я оглянулся и увидел, как приподнялась в воздух крыша коттеджа, а следом за ней раздался оглушительный «Бу-у-м». Меня приподняло в воздух, крутануло как пушинку и со страшной силой обо что-то ударило…

 
Эпилог

 Концовку этой истории мне не удалось наблюдать своими глазами, потому что провел я это время на кровати – два дня в больнице и еще неделю дома. Ухаживала за мной, конечно же, Юлька, проявляя при этом чудеса самопожертвования и предупреждая любое мое желание. В конечном итоге все у меня обошлось – небольшое сотрясение и ушибы – это, как я считаю, не в счет. Фарт, сопутствовавший мне все последнее время, сыграл и теперь не последнюю роль, так что выпутался я из всей этой передряги практически без потерь. Ну, а теперь вкратце о том, как развивались события, пока я давил матрац и подушку.
 После того взрыва, который бросил меня плашмя на забор, начался грандиозный пожар. Весь пискуновский коттедж выгорел дотла. Приехавшие пожарные, надо отдать им должное, очень быстро, пытались сделать все, что было в их силах, но их титанические усилия напоминали борьбу группы водоносов с внезапно проснувшимся вулканом. Огонь потух сам собой, тогда, когда гореть уже было нечему. Найти после этого хоть какую-то уцелевшую вещь не представлялось возможным. Даже металлические предметы в этом адском пламени оплавились настолько, что невозможно было определить, чем же они были до того. Так что мы так и не узнали, чей труп я видел тогда в подвале и опознать тех, кто погиб в комнате. Химик – любитель продолжал исправно мотать срок в колонии и поэтому Камышев предположил, что их на самом деле было двое. Сгоревший на пожаре, видимо, принимал непосредственное участие в создании препарата и после того, как его приятель попался на наркоте, был, очевидно, подобран господином Пискуновым для дальнейшей работы. За что его убили, также осталось загадкой. Можно лишь предположить, что убрали его по причине ненужности радикал – социалистам. Мавр сделал свое дело.
 Кстати, в водке, доставленной мною из сельской местности, было обнаружено соединение весьма сложное по составу и незнакомое нашим химикам. Одно они смогли сказать определенно: вещество должно угнетающе действовать на нервную систему человека. Разбираться дальше в нем нашим экспертам не довелось, так как все материалы по этому делу забрали у нас люди без погон, но с военной выправкой.
 Некоторое время оставалось неясной судьба пассажиров синего «Жигуля», ушедшего в тот день от погони. Машину эту обнаружили брошенной километрах в тридцать от того места, где взлетел на воздух майор Чухнов. Опять же можно предположить, что, бросив засвеченное авто, пассажира пересели в другую и на ней продолжили свой путь. Спустя месяц Камышев как-то сказал мне, что по линии Интерпола было сообщение, о том, что в пригороде Бостона полиция обнаружила тела трех погибших – двух мужчин и одной женщины. У одного из них в кармане были документы подданного нашего государства по фамилии Наваров… Неверов и Наваров… Весьма похоже, особенно если учесть, что изготовление хороших поддельных документов сейчас поднялось на небывалую высоту. Личности двух других погибших установить так и не удалось. Возможно, это сам Пискунов и «подруга» Алика Хабибуллина, «Нина». Если это действительно они, то остается загадкой, для чего их понесло вдаль от родных березок, где их и похоронили на чужбине.
 У нас еще оставался Дрездремол Неусвакович, тот самый «орел», покушавшийся на мою жизнь. Некоторое время он, несмотря на все увещевания Камышева, держался своей прежней версии: нигде не был и ни в кого не стрелял. Даже предъявленные ему фотографии тел из пискуновского коттеджа не произвели никакого впечатления. Но, в конце – концов, подполковник и к нему подобрал ключик. Решающую улику, изобличающую Разырваева полностью и безоговорочно, отыскала… Юлька.
 Произошло это в субботу, и это был не только шестой день недели, но и шестой день моего домашнего «ареста». Юлька решила, что я уже зарос грязью, как шелудивый пес, и взяла на себя труд отмыть меня, против чего я категорически не имел ничего против. Вернулась она довольно быстро и сообщила, что, как только открыла воду и принялась ополаскивать ванну, раздался глухой стук, как от упавшего на пол тяжелого предмета. И вот теперь она опасается – как бы чего не вышло, воду закрыла и пришла ко мне за дружеским советом: что ей делать дальше и делать ли что-то вообще. Я заинтересовался происшедшим и, превозмогая легкое головокружение, самолично поплелся в ванную, где, нагнувшись, принялся шарить рукой по полу в том месте, куда указала Юлька. Там оказался какой-то тряпичный сверток. Я вытянул его на свет божий и обнаружил свою недавно утерянную рубашку, скатанную в тугой сверток, довольно тяжелый по весу.
- Что там? – с неподдельным интересом спросила Юлька.
- Сейчас посмотрим, - ответил я и начал разматывать рубашку, уже предчувствуя то, что там увижу. Так и есть. Пистолет с глушителем, гильза, сплющенная пуля и связка из двух ключей, как две капли воды похожих на те, которыми пользуюсь я, когда открываю собственную квартиру.
 Дрездремол Неусвакович, так горевший желанием посмотреть на орудие преступления, теперь получил его в полном объеме. И даже – по его, опять – таки, желанию – со своими отпечатками пальцев, которые он второпях не удосужился уничтожить. Кстати, если бы он так не спешил, то, конечно же, постарался намотать сверток побольше и запихать его между стенками комнаты и ванной поглубже. В этом надежном укрытии тот мог пролежать не один год и ни один металлодетектор бы его там не ухватил. Но спешка, волнение… Оказалось, достаточно было небольшого толчка, чтобы сверток упал, произведя при этом тот шум, который заинтересовал сначала Юльку, а потом и меня.
 По предъявлению ему улик гражданин Разырваев моментально изменил свою линию поведения и пошел на сотрудничество со следствием. На самом деле он – Валерий Дмитриевич Савченко, действительно, в тот вечер проник в мою квартиру и подверг опасности мою жизнь. Но виной тому не столько жажда хладнокровного убийства по найму, а банальная ревность. Один из ресторанных приятелей, якобы, рассказал ему, что его, Савченко подруга, вступила на скользкий и порочный путь измены и что он, то есть приятель, совершенно точно знает, куда и к кому она ходит. Распаленный до предела рассказом и терзаемый приступом ревности, Савченко решил проучить свою неверную пассию и заодно – припугнуть ее хахаля. Тот же приятель вызвался ему помочь в этом, вручив ключи от квартиры и пистолет, который, по его словам, был заряжен холостыми патронами. Даже не задавшись вопросом, откуда у приятеля могут быть ключи от чужой квартиры, Савченко проник в мое жилище, увидел свет в ванной и решил, что любовники затеяли свои игры именно там. Он двинулся на разборки, но тут вдруг я, на свою беду, ненароком шумнул за его спиной. Савченко машинально повернулся и случайно (он особенно упирал на это) нажал на спусковой крючок. О том, чтобы убивать меня, он даже не помышлял, а тем более не знал о том, где я служу.
 Вот такую легенду он нам преподнес, продолжая настаивать на ней и в дальнейшем. Просьбу описать своего ресторанного приятеля он охотно выполнил, создав словесный портрет, очень похожий на майора Чухнова. А когда ему предъявили на опознание несколько фотографий, то он без всяких колебаний указал именно на Чухнова, как на человека, который передал ему ключи и пистолет.
 Больше нам из этого Савченко ничего выдавить не удалось, а, так как личность его была установлена и никаких дел по нашей линии за ним больше не числилось, то в суде он, надо полагать, он отделается очень легко.
 Вот так и закончилось это дело, которое началось с обыкновенного беспокойства подполковника Камышева, поначалу показавшееся мне скучным, а в итоге закончившееся трагедией. Когда-нибудь, возможно, нам и станут известны его подробности и я с удовольствием вернусь к этой теме.