21 круг. Иночество одиночества

«…Не смотри так внимательно мне в лицо,
Ты же видишь – оно обнаженное...»
В. Павлова

Зима.
Череда белоглазых дней.

Череда белоглазых зимних дней, каждый из которых перелистывает собственную холодную страницу озябшими тонкими пальцами. Они повторяются или умирают безвозвратно? Ненужный, лишний вопрос, ведь со стороны неопределимо, а они молчат. Шелест очередной осыпающейся снежной страницы, страницы снега…

Стемнело. В неживом свете мерцающего экрана слово «понимание» теряет смысл, становясь просто словом, которое больше ничего не значит. Если произнести его вслух… Голос – ломающийся в воздухе иней, интонация – поземкой скользит к полу, спуск к шепоту и мерцанию экрана… Лучше промолчать.

Завтра новый белоглазый день, похожий на сегодняшний, медленно пройдет мимо окна кухни, где из крана льется холодная вода на грязную сырую картошку, под которую можно подвести любую философию, мимо спальни, где вчерашняя газета собирает из разлетевшихся листов вчерашние мысли, мимо зала, где точно так же, как сегодня будут зябнуть цветы на окнах и тихо звенеть хрусталь в серванте. Может быть, он ненадолго замедлит шаги у крайнего окна, чтобы показаться другим, Непохожим…

Напрасно. Он такой же, как сегодняшний и вчерашний. Один из многих одинаковых.
Это не депрессия, это зима.

Книжка холодных страниц с белыми рисунками, от которой быстро устают глаза и зябнут пальцы.

Весна.
Безвременье…

Безвременье… Ты, зовущая годы кругами, зачем ты здесь? Твой 21 круг снова бросил на твою жизнь серое покрывало отстраненности. Уже второй раз…

Есть такое время, между зимой и весной, когда весна еще не чувствуется, а зима уже умирает, и почти всегда это бывает в марте. Траурное небо, грязный снег, раздраженные лица… Дни тянутся вязкой патокой, зима умирает мучительно долго и упавшая на город всеобщая усталость давит на плечи все сильнее…

Безвременье… Оно бывает дважды в год – когда умирает осень и когда умирает зима. И каждый раз кажется, что из этого уже не выбраться. Дней было так много, что уже трудно вспомнить очередность событий – давно или вчера, а может быть, это были скучные сны об одном и том же, которые повторялись с навязчивой обреченностью конвейера. И чувство, что ты вручную двигаешь заторможенные минуты, становится все сильнее…

Безвременье… Это когда не бывает настоящего, это когда пропасть предстоящего под ногами и искаженные руины прошлого за спиной, это когда стоишь на пороге безликой пятиэтажки и понимаешь, что идти никуда не надо и любая дорога упирается в мутное безвременье.

…Идти некуда…
и ты стоишь на пороге в свинцовом коконе отрешенности, то ли уже забыв, то ли еще не вспомнив, какую дорогу сегодня выбрать и слушаешь ветер, поющий в проводах реквием снегу и холоду; и смотришь в окна соседнего дома, в которых сосредоточилась вся вселенская бесконечность; и очень, очень странная улыбка призракам несбывшегося иногда гладит обветренные губы…

Безвременье… Ты, идущая по 21 кругу жизни, зачем ты здесь?..

Лето.
Взгляд из августа.

Прямо-таки неподъемные ресницы, ставшие такими только здесь – на границе освещенного пространства. Как хочется, глядя в чужие глаза видеть не свое, знакомое до мелочей лицо, а свои мысли и чувства в другом восприятии. Именно здесь, под фонарем. Электрический свет всегда надменно-равнодушный и только поэтому не врет. Зачем ему…

В этом кругу света умещается так много – влюбленные мотыльки, синяя трава, кусочек черного неба и мокрый асфальт. Теперь и мы. Нас не двое, хотя мы вместе.

Один.

Одна.

Потому что вечер. Потому что август. Потому что был дождь и дорога мокрая.

Сейчас и здесь. Под этим случайным фонарем. Глаза в глаза. Мы не можем лгать друг другу – поздно. Просто глаза в глаза, пока язык желтого света будет облизывать наши фигуры, щекотать лица, испуганно шарахаясь от глаз. Правильно это. Зачем ему.

Дневная маска тает, честные теперь не только глаза. Желтый свет так легко и изящно убивает иллюзии… Зачем ему?!

Пусть все будет как будет. Это единственный работающий фонарь в обозримом пространстве. А дальше нам сегодня не надо. Мы пойдем в темноту. Там можно увидеть звезды, но нельзя видеть чужих глаз. Да и зачем? Можно представить, что именно теперь в них есть то, что я так хочу видеть. Просто вокруг темно. Жаль, что темно…

Осень.
Не любовь.

Почему на меня не рухнет небо? Осень меня уже оплакала жгучими каплями холодного горя. Ветер с запада, тучи с севера несут вязкую неизбежность, не дают небу упасть, но как же это жестоко…

Осень, за что ж ты меня так больно-то?

Посмотри мне в глаза, пока между нами не стоит ничего кроме дождя. Видишь, на дне моих глаз каленым железом выжжены аккорды твоей песни? Которую ты играл не мне, а я услышала. И откликнулась… Забывая себя, не отрываясь от твоих циничных глаз, даря тебе танец в обмен на музыку…

Зажигала дождливый вечер, душу на костер бросила, согреться возле тебя мечтала… Редкими искрами тот костер рассыпался, иллюзия тепла дымом растаяла, а у меня не осталось ничего, кроме свинцового чувства вины.

Дальше… Позже…

«Я силилась жажду песком утолить
и море пыталась поджечь.
Мечтала тебя позабыть.»

Почему, ну почему на меня не рухнет небо? Зачем меня оплакала осень?
Я больше не умею влюбляться… И от этого только хуже, потому что любить – неизмеримо легче.