Живое

Лиля была деревенской девушкой с высшим образованием. Университет всего-навсего совершил странно милую огранку природных любознательности, естественности и доверчивости девушки. Правда, доверчивость стала теперь чуть-чуть настороже. Лилю переполняло счастье. Прошло всего два месяца после диплома, а она уже работала в детской экскурсионной фирме: водила экскурсии, много читала и открывала для себя, а потом и для детей, этот старинный с рабочим названием город, который за время учебы стал для нее любимым и единственным. Нет, деревню она не забудет и на весь свой первый отпуск поедет к маме на Водлу, но постоянно жить там уже никогда не будет. И все-таки деревня всегда будет с ней.
На окраине в районе Петуховки Лиля присмотрела домик, ну, прямо копия водлинского, и сняла там задешево небольшую комнатку с печкой-голландкой и плитой на крохотной кухонке. Дров в капитальном, на вид несгораемом, сарае хватит наверное года на три. Лиля любила сухое тепло и все пять лет жизни в батарейном уюте общежития больше всего тосковала по живому огню русской печки, да хотя бы просто, но весело потрескивающим поленьям любой печки. С водой на новой квартире особых проблем не было. Колонка была прямо у дома.
Ради Бога, не подумайте, что Лиля стала почему-то бояться деревни. Все эти годы она честно готовилась стать сельской учительницей, покупая, непонятно на какие гроши, множество книг, которые пригодятся в деревне. Вся ее комнатка набита классикой, пособиями по литературе, русскому и английскому. В случае чего Лиля могла вести и английский. Университетским образованием был предусмотрен такой случай. Но деревня исчезла. Вдруг. Неожиданно и бесповоротно. Лиле предложили очень хорошую работу. И все тут. Домик подвернулся тот час же. Как в сказке.
Лиля обычно ходила пешком, почти бежала по главной улице Петуховки и только-только успевала к началу работы. Подробно ознакомиться с окрестностями своего нового местожительства у нее не было времени. До сегодняшнего дня. А сегодня у нее выходной, и ей просто хочется пройтись по заросшей сиренью окраине, где на огородах запоздало поторапливаются с посевной цыгане, еще со времен царя Гороха почему-то облюбовавшие эту часть города. Во многих дворах хрюкали энергичные, многодеятельные свиньи, которых в тушеном виде, с картошечкой, очень обожали петуховцы. Под этот хрюк Лиля почувствовала себя странно виноватой. Деревня деревней, а она, пожалуй не смогла бы там у себя забить, скажем, свинью. Хотя забить-то, предположим, мог бы сосед, которого многие приглашали по такому случаю. Училке делать такое вообще не пристало. Хорошо. Забил. А дальше-то. Снимать шкуру, разбираться с кишками да с ливером. Нет-нет. Лиля честно хотела научиться всему этому и вполне понимала маму, которая все обещала да обещала пригласить соседа дядю Мишу, чтобы он показал, как это делается. Обещала да обещала. Лиля на это обещание уже и внимание-то перестала обращать. Но вот в один прекрасный день, Лиля тогда еще в десятом классе училась, мама, выйдя из чулана, сказала:
- Солонина кончилась. Дядю Мишу звать надо. Пусть овечку зарежет. Ты мясо разберешь, а я все основное сделаю.
На следующий день пришел дядя Миша. Степенно поговорив с мамой о деле, сказал Лиле:
- Ну, пойдем, деушка. Кружку возьми с собой. И таз, само-собой разумеется. Еще лучше два.
Странно. Зачем брать с собой какую-то кружку. Лиля взяла самую красивую. Белую-пребелую, с кувшинкой в тихой заводи.
Они пошли на сарай. Дядя Миша спустился в хлев и приволок дрожащую, упирающуюся овечку. Та и мекнуть не успела, как дядя Миша, зажав ее между ног, двумя движениями вытащил нож из голенища и перерезал ей горло. Овечка особо и не трепыхалась.
- Кружку! Быстрее! Да что с тобой? Пошевеливайся, деушка.
Лиля в недоумении протянула забойщику кружку. Дядя Миша одной рукой как-то слегка расширил рану, другой подставил кружку:
- Хочешь?
Лиля в ужасе отшатнулась.
- А зря. Вкуснее свежей кровушки ничего на свете нет.
И аппетитно жмурясь, даже, как показалось Лиле, урча, он со вкусом выпил всю кружку. Лиля старалась не смотреть на дядю Мишу, а только слушала, что он говорит, не глядя.
А вообще-то ничего здесь нет интересного. На этой старой Петуховке. Не на чем глазу остановиться. Вот жили бы здесь новые русские, таких особняков наворочали – приходи глядеть. А так, живут в основном пожилые достаточно зажиточные цыгане, старомодные и в домах, и в одежде. Хромовые сапоги да костюмы-тройки. Про женщин и говорить нечего. Как только выйдут замуж, так нарядятся так, как и сто лет назад ходили. Только что зубы у всех золотые. А молодые ребята и девчонки такие же, как все. Те, кто выбрал ПЕПСИ. Только кажется к труду больше привычные, как у нас в деревне раньше было. На огородах сегодня все возрасты. А может и не надо ей было в городе оставаться. Как бы она вела свой класс в деревне с пятого по одиннадцатый. А здесь… И все-таки, какие чудные ребята приезжают на экскурсии. Особенно маленькие. Вцепятся своими ручонками в нее, так и ходят день-два-три. Путевки обычно трехдневные. Так жалко потом с ними расставаться. Лиля помнит всей своих детей. Особенно маленьких.
Девушка подошла к небольшому пустырю, где стоял огромный мусорный бак с крышкой. Рядом было некое подобие свалки, которую с остервенением разгребали наглые вороны. При виде Лили они моментально разлетелись с хриплым недовольным карканьем. Наступила относительная тишина.
Не хотела она смотреть на дядю Мишу, но как-то так получилось, что совсем нечаянно глянула, увидела кровь на его бороде и снова отвернулась.
- Помогай, помогай, деушка. Чего стоишь? Держи ее здесь, за ногу.
Дядя Миша перевернул овечку. Лиля осторожно прикоснулась к ноге.
- Крепче! Даже двумя руками прижми!
Лиля со всей силой вцепилась в овечью ногу, а дядя Миша аккуратно сделал надрез и начал ловко снимать шкуру.
- Чего-то я не то делаю. Давай-ка таз, деушка.
Он оставил ногу, перевернул овцу на бок, полоснул ножом по овечьему животу, ловко повернул пару раз, из живота вывалилась серая дымящаяся масса. Еще пара движений, и все это бухнуто в таз. Дядя Миша удовлетворенно посмотрел на свою работу и сказал:
- Я всегда себе забираю почки и печень. Вытащи-ка мне их, деушка, из таза.
Лиля вытащила и потом больше месяца не могла есть никакого мяса, хотя вегетарианкой не стала.
Девушка, не торопясь, проходила мимо бака и вдруг остановилась. Из бака явственно доносились какие-то звуки: то ли стон, то ли писк. Лиля прислушалась. Тишина. И снова кто-то застонал.
Оцепеневшая Лиля не могла двинуть ни рукой, ни ногой.
Мимо проходили двое мужчин. В Лилином сознании отразились только как две шевелящиеся смазанные фигуры.
- Помогите, - произнесла Лиля без всякого выражения.
- Девушка, что с Вами?
- Там кто-то стонет.
- Где?
- Там.
Мужчины начали недоуменно оглядываться.
- Где, там?
- В мусорном баке.
Мужчины посмотрели на Лилю, потом на бак, потом снова на Лилю. От наступившей недоброй тишины у девушки зазвенело в ушах.
Похоже на мужчин напало такое же оцепенение. Три каменных изваяния странновато слушали идеальную для городских окраин тишину.
- Ну, ладно. Хватит! Нарожают детей, а ростить не хотят! Бросают куда попало! Пошли отсюда, Иван. А ты сама разбирайся со своим подкидышем.
Подспудно эта мысль, конечно же, с самого начала сидела в Лилином мозгу, но как-то очень глубоко и зыбко. Укрепиться она не могла по очень простой причине. Стон был вроде бы вовсе и не человеческий. Впрочем определить это было не возможно. Ясно было одно. Издавало звуки – ЖИВОЕ. И сейчас оно почему-то затихло. Лиля насторожилась. Ни стона, ни писка.
Уйти с этого места. Не медля. Раздалось негромкое робкое шуршание. Скорее всего это просто крысы. Шарят в поисках съестного. Но крысы наверняка устроили бы более наглый шум. Лиля совсем потеряла голову и, не соображая, испытывает она страх или нет, сомнамбулически подошла к баку. Лиля ощутила горячее пульсирование крови где-то у виска, которое становилось все чаще и чувствительнее, и поняла, что лучше уйти и не делать этого.
Руки начали действовать в полном разладе с головой. Они, не дрогнув, взяли и приподняли крышку. Ничего страшного. Никаких крыс. Только на самом верху лежал полиэтиленовый пакет с веселой надписью на финском языке: «Oho! Mitk hinuat» («Ого! Какие цены»). Пакет был чем-то наполнен и перевязан почтовым шпагатом. В баке ничего не шевелилось и не издавало никаких звуков. Пакет если и привлекал внимание, то исключительно своей веселостью. Окружение пакета не вызывало никакого интереса своей мусорной обыденностью.
Только Лиля хотела с грохотом опустить крышку, как пакет слегка задрожал, и дрожь эта странным образом пошла по поверхности «Oho! Mitk hinuat» Отступать было поздно. Лиля прикоснулась к пакету. Там было что-то теплое и мягкое. Лиля легко развязала шпагат. Он был завязан бантиком. Пакет сбоку был разорван по всей длине и сразу обнажился. Внутри, тесно прижавшись друг к другу, единым теплом, дрожали и поскуливали шестеро крохотных щеночков. Точнее, не шестеро, а всего четверо. Двое были мертвы. У щенят уже просматривалась масть, открылись глаза, и этими беспомощными карими глазами они жалобно просяще смотрели на Лилю. Девушка отшатнулась. Она не знала что делать. Неужели брать домой всех четырех. А если знакомые не возьмут трех оставшихся?
Лиля тихонько закрыла бак и долго стояла, ничего не предпринимая. В душе наступила страшная растерянность и невозможность что-то сделать. Голова стала тяжелой и никакой возможности избавиться от этой тяжести не предвиделось. Лиля вспомнила, что она собиралась сегодня зайти в гости к тете Фисе, и медленно пошла дальше, постепенно убыстряя шаг до своего обычного, почти что бега.
Тете Фисе повезло. Она вышла на пенсию в год полного развала фабрики, где она проработала полжизни. Повезло, потому что почти все ее товарки в одночасье оказались безработными, а она получила пенсию, да еще по рабочему максимуму. Конечно мало. Но тетя Фиса ухитрялась жить скромно и достойно. Даже с пирогами. По воскресеньям. Вот и сейчас она доставала из электродуховки любимые Лилины пирожки с яйцами и зеленым луком.
- Садись, садись, Лилюшка. Рассказывай. Чайку. Сколько лет уже пью из этого электросамовара, но так и не могу привыкнуть. Из настоящего-то вкуснее намного. К себе в Водлу приезжаю, так сразу самовар выпиваю.
Лиля не могла ни пить, ни есть и с трудом рассказала тетке о щенках.
- И зачем только люди универститеты кончают! Живешь ведь рядом. Взяла ведро воды. Принесла. Бух! И все тут.
Лиля заплакала и убежала. Домой она шла уже другой дорогой.


***

Сегодня приехали новые дети. Лиля встречала их на вокзале, и сразу же две маленькие девочки-близняшки, лет по семь, вцепились в нее. Просто крепко захватились за джинсы. Лиля заглянула в их карие доверчивые глаза и хотела улыбнуться. Улыбка почему-то не получилась. Серьезная Лиля взяла девочек за руки и увидела на их лицах милую, несколько смущенную улыбку, в которой светилось полное доверие к ней, Лиле, да и, наверное, ко всему живому, что они видят в этом мире.


О.Кижи, 2005г.