Рига

Бедным часто бывает не до путешествий, но однажды мне повезло, фортуна вдруг повернулась ко мне лицом: ее великолепным подарком оказалась комсомольская путевка — трехдневная турпоездка в Ригу. Стоило это удовольствие всего тридцать рублей (по тем доперестроечным временам). За такие деньги мне предлагалось многое: перелет на самолете туда и обратно, проживание в гостинице, питание и экскурсии. О таком я даже не могла мечтать! Но как нет худа без добра, так не бывает и добра без худа: за день до вылета по всему региону выпал туман. Он лежал, как молоко, видимость была нулевая. Рейс был отменен. Руководитель нашей группы распустила нас до следующего утра.
Утром ничего не изменилось. Мы уже потеряли сутки из трехдневной экскурсии. Если и в этот, второй день, вылета не будет, то ехать бесполезно, так как бронь на всё: гостиницу, ресторан, экскурсии — переходила к другой группе. В обед прилетел самолет из Риги. Мы решили: если он сел, то, возможно, и взлетит.
Время перевалило за полдень, но объявлений на регистрацию не было. И вдруг руководитель группы сообщила нам, что сдала билеты, мы можем возвращаться домой, а стоимость путевки нам будет выплачена. Но зачем мне тридцать рублей, если другой возможности посмотреть Прибалтику у меня не будет? За два дня до поездки в комитете комсомола появились «горящие» путевки и надо было срочно найти желающих, хоть пенсионеров, лишь бы путевки не пропали. Мне позвонил секретарь и не предложил, а просто навязал путевку, за которую ему надо было отчитаться. Единственным препятствием стало то, что надо было исчезнуть с работы на три дня, поэтому я медлила с ответом. Для меня это был счастливый случай, редкостное везение, большая, неожиданная удача!
Теперь, после того, как билеты сданы, счастье словно растворялось, как ясный день в густом тумане. Не говоря ничего руководителю группы, я отправилась в кассу и попросила билеты обратно. Нам их любезно вернули, так как аэрофлоту выгоднее отправить пассажиров, чем сделать возврат денег.
Наша сопровождающая была недовольна моим поступком, но в динамике прозвучало объявление о возможной регистрации билетов, и она успокоилась. Время шло. Пауза затягивалась. Туман, казалось, начал снова сгущаться. Неугомонная руководительница, понимая безвыходность положения, снова сдала билеты. Когда она объявила об этом группе, предложив разъехаться по домам, я вновь совершила дерзкий поступок и забрала билеты в кассе.
Группа не расходилась и теперь видела во мне лидера. Причины для поездки в Ригу были у каждого свои: одни занимались скупкой вещей для перепродажи, другие мечтали приобрести что-нибудь для себя, третьи просто хотели развлечься, четвертые были туристами по натуре, посвящавшими себя познанию мира. Я не относилась ни к тем, ни к другим, мне выпал единственный шанс получить льготную путевку, я хотела использовать его и увидеть Ригу, где была однажды вместе с мамой, еще до рождения. Что я могла видеть тогда? Что могла ощущать? Теперь я не хотела упускать этой возможности, чувствуя, что другой такой больше не будет.
Руководитель группы устроила скандал, пытаясь чуть ли не силой забрать у меня билеты. Я, глядя ей в глаза, сказала: «Хочу поехать, хочу так, как это бывает перед смертью». (Тогда я еще не знала, что слова мои имеют более глубокий смысл на следующий год СССР распался.) Группа не расходилась: кто с интересом наблюдал за борьбой двух безумных людей, один из которых страстно хотел ехать, другой так же страстно не желал; кто лениво ждал исхода, но ни один человек не трогался с места.
В шестнадцать часов объявили регистрацию билетов, мы бросились в здание вокзала. Пройдя все проверки, группа вместе с другими пассажирами этого рейса оказалась в помещении, где ждали прихода автобуса. Время шло. В восемнадцать часов подали автобус, который подвез нас к самолету. Но трапа не было, снова потянулись минуты ожидания. Туман был не таким густым, как ночью, но все равно не предвещал ничего хорошего.
Трапы стояли в стороне. «Да подгоните вы трап к самолету! Дверь в самолет открыта — дело за малым», — раздраженно сказала я. На такую дерзость никто не решился, мы смирно ждали экипаж, а время все шло. Минут через сорок-пятьдесят подали трап. Латыши бросились в салон и уселись впереди, мы же оказались в хвосте самолета, хотя должны были, согласно купленным билетам, занимать именно эти места. Наконец все расселись, но трап не убирали. «Толкните кто-нибудь трап — он уже не нужен», — сказала я, словно боялась, что вылет не состоится.
В салон вышла стюардесса и, приторно улыбаясь, предложила освободить салон так как полет отменяется из-за нелетной погоды. «Чем ночевать на вокзале, мы лучше здесь с большим комфортом проведем ночь», — опять сказала я. Наши уже знали мой голос, для остальных я была кем-то, кто пытается управлять обстановкой. В салоне никто не пошевелился. Бортпроводница исчезла, через минуту появился командир экипажа и командирским голосом попросил освободить самолет. «Он латыш и летит домой, — негромко, но так, чтобы меня услышали, произнесла я. — Долетим». Мой голос был спасательным кругом, за который все хватались в надежде, что, несмотря на бурю, он вынесет к берегу. Пилот повторил свое предложение дважды — безрезультатно. Он скрылся за дверью. Через несколько минут убрали трап, и мы взлетели.
Рига встречала нас таким же туманом, какой был в Краснодаре. Я увидела, как самолет выпустил шасси, но посадочных огней из-за тумана не было видно. Я произнесла это вслух. Кроме меня, казалось, в самолете никто не говорил.
В полночь мы ступили на рижскую землю. Мела поземка, было холодно. Нас никто не встречал. Руководитель группы тщетно пыталась дозвониться в экскурсионное бюро. Она металась в волнении, а мы бродили по пустому вокзалу. Кто-то из наших, наиболее предприимчивый, нашел автобус, на котором мы за доступную плату доехали до гостиницы. Там нас быстро разместили, так как места были забронированы на три дня. Мы шумной толпой собрались в одном из номеров на поздний ужин и совсем забыли о голодном руководителе; возможно, обида на нее еще не угасла, а может, никто не осмелился пригласить ее, так как продукты были мои — я никуда не ездила без провианта.
Нас разбудили рано, чтобы группа успела раскачаться после трудного переезда и ночного ужина. Экскурсовод ждал в холле, автобус на улице. Нас отвезли в ресторан на завтрак, потом предстояла экскурсия. Экскурсовод, молодой латыш, одетый довольно скромно, и даже слишком скромно, предложил нам совершить в один день трехдневную экскурсию, за исключением посещения органного зала, который в этот день не работал, поездки в Юрмалу за неимением времени и чего-то еще, но взамен этого — посещение ресторана с варьете. Программа была столь насыщена, что времени для покупок не было. Часть группы сразу отсеялась, остальные поехали смотреть чудеса чужой земли.
Нам повезло, что наш экскурсовод был латыш, он быстро улаживал любые проблемы, находя общий язык с соотечественниками быстрее, чем его русские коллеги, поэтому мы успели объездить и обойти все, что значилось в программе. Экскурсий было много, только один раз нам не удалось проскочить без очереди, в обход других групп. Появилось свободное время; чтобы с пользой провести его, я и руководитель группы, с которой мы успели сдружиться, зашли в маленькое кафе выпить по чашке кофе. Наш скромный обед подходил к концу, когда вошел экскурсовод. Он решил угостить нас национальным латышским блюдом: вареным горохом с выжарками. Предваряя свое нехитрое угощение, он рассказал какую-то легенду и в завершении сказал, что надо съесть всю порцию, чтобы вновь вернуться на эту землю. Горох не был моим любимым блюдом, и, конечно же, осилить с щедростью наложенную миску гороха с салом мне было трудно. Я приносила извинения хозяину за несъеденное, но это не оправдывало меня. Видимо, поэтому в моей жизни не появилось больше возможности увидеть Ригу.
Чувствуя вину также и перед руководителем группы, я предложила сброситься по рублю и оплатить ей входной билет в ресторан. Предложение было принято группой, но она от него отказалась. Она давно не сердилась на нас, это было видно, когда мы стояли с ней вечером в магазине, в очереди за шерстяными колготками, когда сидели в ресторане и когда расставались в Краснодаре. Она созналась, что это была самая трудная группа за все время ее работы в этой сфере и непростая экскурсия, но в этом было что-то особенное, запоминающее, чего так мало в жизни.
Мы встретились и расстались, как часто бывает в жизни, но ничто и никто не оставил такого неизгладимого следа в моей судьбе, как город сказочный и далекий, где есть не только культура, но и культурность. Там никто не переходил на красный свет светофора, даже если не было машин. У памятника Ленину цветы не лежали охапками, как принято у нас, в России, а были выложены красивым орнаментом. В глазах латышей читалась нелюбовь к нам, русским, но вежливая сдержанность заслоняла это чувство от нас, похожих на монголо-татар, очумело несущихся по благолепию чужого мира. Даже в нищете, которая иногда открывалась нашим глазам, была особая возвышенность, а не униженность, присущая нам, была одухотворенность, а не оскорбленность.
 Строгая каменная Рига с похожими на нее жителями, такими же строгими и каменными, такими же величественными и спокойными, осталась в моей памяти, чтобы жить вечно. Она больше не позовет меня, ибо миска гороха с салом не была доедена до конца…