Ночь

Андрею…

Кнопка звонка послушно опустилась под моим пальцем. Его отголосок донесся до меня чуть искаженным, спустя н-ное количество времени. За дверью раздались неуклюжие шаги, и натренированным металлическим голосом лязгнул замок. В темноте прихожей была смутно различима мужская фигура, только белки глаз ярко светились. Фигура пошарила рукой по стене и с мягким, непонятно откуда исходящим шипением, включился свет. На фигуре была поношенная желто-белая футболка, хлопчатобумажные брюки и домашние тапочки. Карие глаза светились насмешливостью.
 - А я думал, ты никогда хвостик не завязываешь, - притворно изумился хозяин квартиры. Я расстегнула заколку, и волосы легким покрывалом упали на плечи.
 - Так лучше?
 - Да мне, собственно, все равно было, - улыбнулась фигура, - войдешь?
 - Если приглашаешь.
 - Ну входи, входи.
 - Еще раз.
 - Чего?
 - «Духов три раза зовут».
 - Не придуряйся, заходи давай. Не в первый раз.
Я послушно переступила порог и вошла в холостяцкую квартиру представителя поколения тридцатилетних.
 - Я думал, ты ночью на кладбище сидишь. Там же наблюдательный пункт отпадный.
Я шла за ним по узенькому коридорчику, соединяющему прихожую с кухней, и мне казалось, что мои слова разбиваются о каменную стену, коей являлась его спина.
 - Ага. На кладбище умирать хорошо. Рассвет оттуда не виден.
 - Да. Точно. И Ад заберет тебя.
 - Да ну тебя с твоими шутками!
Мы вошли в кухню. Такую же темную, как и остальные закоулки квартиры. Андрей пошарил рукой по стене, привычным щелчком врубил свет. Лампа под потолком вспыхнула, и бесстыдный свет озарил гору посуды в раковине и недоеденный бублик, дремлющий на столе в окружении крошек.
 - Бедненький, даже посуду помыть некому.
 - Да мало кто заходит, - Андрей пожал плечами, - мама или друзья приходят – моют.
 - Твой юмор иногда просто невыносим.
 - Твой тоже.
Я подошла к мойке и, осторожно настроив переменчивую воду, начала мыть посуду.
 - Ух ты! – восхитился хозяин беспорядка, ставя чайник на плиту, - а я думал, ты прям неприкасаемая.
 - Ага. И дома в платье со шлейфом хожу, и в гробу сплю.
Он рассмеялся, легким движение смел крошки со стола и выкинул их в раковину.
 - Чай будешь? Или крови в пробирку накапать?
 - Чая достаточно буде.
 - Когда кружку для себя вымой. Свою я месяца два назад мыл. Нормально еще выглядит.
Через десять минут мы сидели на твердых табуретках напротив друг друга и пили обжигающий губы крупнолистовой чай.
 - И не боишься вот так вот меня домой к себе пускать?
Андрей поднял глаза от кружки и посмотрел на меня. Мельком, как на часть интерьера. Потом снова опустил взгляд в кружку.
 - Да нет. Не боюсь. Привык уже. Если б ты с кем-то пришла, не пустил бы, наверное…
 - Доверяешь мне, значит?
 - Как бы тебе сказать… У каждого чувства два дна. Одно – поверхностное, называется словом, другое – на уровне подсознания. Вот на уровне подсознания ты мне симпатична, но доверием это не назовешь.
 - Понятно…
 - Да не совсем, вообще-то. Это на уровне чувств.
 - Привязанность?
 - Привязанность – это у убийцы к стилету, например. Знаешь, что такое стилет?
 - Нож, вроде бы. Тонкий.
 - Примерно да. Так вот, у убийц с орудием убийства – одно чувство. А с человеком сложнее все. Глубже.
 - Намного?
 - Спрашиваешь? Конечно.
 Я непроизвольно взглянула в окно. Взгляд уцепился за луну и так на ней и остался.
 - Не тянет?
 - Что?
 - В ночь уйти, вонзить кому-нибудь клыки в шею?
 - Да нет… Сейчас не тянет. Тебя вообще смущает то, что я вампир?
Андрей повертел кружку в руке, от чего ложка жалобно зазвякала о ее край.
 - Знаешь, Даш, я стараюсь об этом не думать. Какая разница, человек ты или нет? об этом вообще не стоит задумываться.
 - Ладно, извини, что спросила. Иногда в голову такой бред приходит.
 - Да фиг с ним. Забудь.
 - Об этом не забудешь. Это как… как больной зуб. Забудешь – он сам напоминает о себе.
Андрей рассмеялся.
 - Точно. Ладно, свернем эту тему до лучших времен.
 - Слушай, Андрей, насчет глупостей. Вот в голову пришло…
 - Валяй, - он направлялся к раковине, но остановился и оглянулся на меня.
 - Что для тебя мир?
 - Опа! Нехилый вопросик, - он начал мыть кружку и из-за шума воды я едва слышала его слова, - мир это все, что угодно, если ты пишешь что-то, то твой мир – это мир твоих героев, если по клубам гуляешь – то твой мир – это клубы и их обитатели. Понимаешь, куда я клоню? – он повернулся ко мне, - это все как бы твои попутчики по жизни.
 - Спутники?
 - Или спутники. Кому как больше нравится.
 - Понятно. Мин состоит из сотни маленьких паутинок. Из нанизанного на нитку разноцветного стекляруса. Дорожки усыпаны тысячами крошечных минок. И никак не добраться до верхнего, солнечного яруса…
 - Твое? – спросил Андрей после пазы.
 - Чье ж еще?
Он снова сел напротив меня, сложил ладони домиком и уложил на них подбородок.
 - Ты же не просто так пришла, да?
Я поскребла ногтем поверхность стола. Звук оказался на удивление не резким.
 - Да нет, вообще-то. Знаешь, бывает погано ужасно. На душе. Будто в лицо плюнули. И не с кем поговорить… Тяжело.
 - Знаю, - он кивнул, - можно с крыши прыгнуть.
 - Мне-то уже не поможет, - я усмехнулась.
 - Ну, если внизу стоят стрелки с полными обоймами серебряных пуль, тогда, пожалуй, поможет.
Я расхохоталась. Андрей тоже хмыкнул.
 - Спасибо. Честно.
 - Да ладно. Чего уж там, - он встал, подошел к окну и остановился, уперев кулаки в бока.
 - Слушай, человек с глазами цвета молодой стали, ты в психологии что-нибудь понимаешь?
 - Без фамильярностей, пожалуйста, девочка с глазами из самого синего льда. В психологии я – ноль.
 - А как тогда пишешь?
 - Как чувствую.
 - Сердцем или головой?
 - А одно без другого может существовать?
 - Теоретически – да.
 - У тебя – да. У меня – нет. Выводы сделаешь сама.
 - Намек понят. Прости.
 - Да ладно. Мы вот катимся-катимся, все равно прикатимся.
 - И что потом? Может мир чего-то и значит только от того, что беспрестанно меняется.
 - Не совсем так рассуждаешь.
 - Сдаюсь. Тебя не переспорить. Выдавай свою теорию.
 - Да нет, собственно, никакой теории. Это как волчок. Все равно когда-нибудь остановится. И может очень далеко отодвинуться от того места, на котором находился изначально. То есть если начали мы, если верить Библии, с Рая то закончим в Аду.
 - «И та, что сейчас танцует, непременно будет в Аду».
Он хмыкнул.
 - Точно. Ахматова – любопытная поэтесса.
 - Бродский ее боготворил.
 - Бродский. Да. «Я сижу у окна. За окном – осина. Я любил немногих, однако сильно».
 - Я в их число вхожу?
 - Когда-нибудь узнаешь, - он заговорщицки подмигнул.
 - Интригуешь?
 - А почему бы и нет?
Я с усмешкой оглянула комнату. Взгляд наткнулся на стоящие на подоконнике часы. Они показывали двадцать минут пятого.
 - Блин! Я тебя разбудила, наверное?
 - Да нет. Я не ложился еще. Как-то ты не очень вовремя об этом вспомнила.
 - Да, извини. Как-то не учла, что ты после работы.
 - Да какая это работа! – Андрей отмахнулся, - сижу весь день на месте, да еще и деньги за это получаю. Раз в месяц зовут что-нибудь починить. Чиню. Лажа, а не работа.
 - Да уж… Все равно тупо с моей стороны. Притащилась посреди ночи…
 - Забудь. Завтра суббота, на работу не надо. Успею выспаться. Особенно если сейчас начать.
 - Намек понят. Пожалуй, я пойду тогда.
 - Народ убивать?
 - Зачем же так сразу. Домой. Посижу там, почитаю книжку.
 - О вкусной и здоровой пище, приготовленной из человеческого мяса!
 - Вообще-то разрекламированную тобой «Дюну».
Он расхохотался и смеялся всю дорогу, пока мы шли из кухни в прихожую.
 - Да, чуть не забыл! – Андрей юркнул в комнату и, вернувшись, сунул мне в руки какой-то предмет. Это оказалась видеокассета. На обложке черным маркером было написано: «АССА».
 - Песни БГ и Виктор Цой в финале, - ответил он на мой немой вопрос.
 - Но этот фильм сейчас почти невозможно достать.
 - Как видишь, нет ничего невозможного.
 - Спасибо, - я бросилась Андрею на шею. Он несмело обнял меня.
 - Ладно, чего уж там.
 - Спасибо. Честно. Не ожидала.
Андрей открыл дверь и терпеливо ждал, когда я скажу ему традиционное: «До встречи». Я оглянулась на его фигуру, точнее, на белеющую в черном дверном проеме светлую футболку:
 - Тем, кто ложиться спать, спокойного сна.
 - Спокойная ночь.

23-24.06.2005