Лбом о кимвалы

ЛБОМ О КИМВАЛЫ

Одним из лауреатов бажовской премии за 2001 год стал молодой поэт из г. Н. Тагила Николай Семенов. Потому, когда книга-лауреат Н. Семенова «Озимь» попала в мои руки, я прочитал ее с интересом от корки до корки. Выпущена книга в Н.Тагиле Издательским центром «Дом Писателя» в серии «Часть речи», литературный редактор книги – поэт Е. Туренко. Все эти солидные регалии приведены на обложке, но о чем говорят стихотворные строки самой книги? Говорят о самом важном и обычном для молодого человека – о самоопределении в мире. И город в жизни автора есть, и деревня, и мирское и поиски молитвы. Последним молодой человек необычен, редок среди сверстников, даже среди поэтов редок. Может быть, этим и интересен? Едва ли: столкновение мирского и духовного в современном сознании, в речи стало не только привычным, но стало общим местом.
Но вот язык книги примечателен. Это некая бойкая смесь красивостей и архаизмов. Нет, пожалуй, ни одного стихотворения без них. Потому язык выглядит очень поэтическим – люди так не говорят, не думают так. Мог бы я привести десятки необычных словосочетаний, которые вне текста стихотворения окажутся смешными, неловкими, но не стану этого делать. Приведем одно стихотворение полностью. Какое? Может, взять не самое удачное? Ведь всегда наряду с удачами в книге бывают не столь сильные строки. Нет, наш выбор будет не случайным. Мы приведем стихотворение «Озимь», давшее название всей книге. Ключевое стихотворение. Но позволим себе три строфы стихотворения привести порознь, чтобы сразу же каждой строфе дать небольшой комментарий. Тем не менее, читатель может нижеприведенные строфы сначала прочитать неотрывно, чтобы комментарий не мешал художественным образам стихотворения, как мешают рекламные телевизионные паузы насладиться художественной тканью кинофильма.

ОЗИМЬ

«Русый бурьян на плешивых сугробах
бросил вихры изо всех солнцепеков.
Будучи пьяный, не зная подробно
сути сравнений, ни цели высокой,
вновь хлопочу, по-весеннему чаще,
лбом о кимвалы словесности вящей»

Итак, русый бурьян бросил вихры изо всех солнцепеков. Солнцепек здесь не характеристика солнца, а участки на земле, где ее пригрело солнцем. Бурьян бросил вихры. Сам он такой расхристанный, неухоженный, да еще и бросил, разбросал, разметал свои вихры. Можно это представить, хоть и мешает глагол «бросил». Бросают косу, сноп волос, но бросить вихры, которые обычно коротки да в разные стороны глядят, – это требует известной доли снисходительности к экспрессивности художника. Да еще кроме русых вихров в первой строке есть плешивые сугробы. Так получается, что бурьян-то у автора не из проплешин бросил свои вихры, а он помещен на эти сугробы. Вот тебе и картинка в две строки. И как неожиданно автор свел в них две противоположности – бурьян вихрастый и сугробы плешивые – в невероятном взаимоположении.
Далее автор обращает внимание на себя. Пьяный он, подробностей не знает, цели высокой не имеет, но лбом «хлопочет» о кимвалы словесности вящей (высокой, высшей). Кимвалы – это музыкальный инструмент в виде двух латунных тарелок, которыми ударяют друг о друга в экспрессивные моменты музыкального произведения. Если же в первой строфе стихотворения автор, будучи пьяным, начинает биться лбом о тарелки, так лучше нам на это пока не обращать внимания, а пуститься дальше по тексту с надеждой, что мы найдем разумное обоснование этаких действий.

«Тихо щербатые тают волокна
крытых задворен, заборов и срубов,
дырами дышат раскосые окна,
сушат усталые веки над шубой
куцего мятого скорого снега,
словно слезятся нечаянной негой».

Волокнами задворен, заборов и срубов могут быть только волокна дерева. Как они тают, щербатые? Сохнуть, парить они могут. У автора они красиво тают. Окна в третьей строке дышат дырами, т. е. работают как органы дыхания. Согласен. Но в четвертой строке они становятся, через запятую от органов дыхания, органами зрения! И как интересно ведут себя: сушат усталые веки…словно слезятся. Над чем же они сушат, слезясь? Над короткой мятой шубой (полушубочком) скорого снега. Что это за снег скорый? Только-что выпал или старый снег плешивый из первой строфы, которому скоро не бывать? Непонятно это мне. А уж «нечаянную негу», которой окна слезятся, я не могу вообще куда-либо отнести, однако же должен ее хотя бы упомянуть, раз уж о ней автор написал, а я ее вслух и про себя произнес. Бывают у иных поэтов непонятные, «темные места»; так для меня это место так же непонятно. Однако «нечаянную негу» назвать «темным местом» у меня не повернется язык. Ведь это же кому-нибудь нужно!

«Ветхие дерны, погосты немые,
Черные земли толкуют разлуку,
А за стеной позабытой зимы их
вновь облака, пенясь солнечным туком,
сытно заполнили талую небыль
кучей горячего белого хлеба».

Приятно, что взгляд художника становится шире: от заборов и окон – на всю окрестность. Дерны ветхие: они могут быть древними, но могут быть и просто побитыми, изношенными. Кому как нравится, так можно и представить. Немые погосты… За ними должна быть точка или многоточие. Потому что черные земли толкуют, а погосты – немые, значит, это не есть однородные члены предложения, а разные предметы и предложения. Черные земли толкуют о разлуке. А что делается за стеной их зимы? Была некая стена зимы, которая теперь позабыта, так значит нет и ни зимы, и ни стены, но все-таки за ней, за этой несуществующей стеной происходят чудные процессы в небесах и на земле. А именно: облака заполнили талую небыль кручей хлеба. Круче этого не скажешь. Если мы приведем к облакам, небыли, хлебу их эпитеты, они тотчас выступят в роли поэтических адвокатов: так, мол, красиво… Однако же смысл – как беспристрастный судья – скажет: «Виновен в лукавости речи!»
В итоге я склоняюсь к тому, что лучше название для стихотворения было бы не «Озимь», а «Заумь». И оно бы с полным правом могло дать название всей книге.
За молодым Н. Семеновым я вижу фигуры старших его товарищей. Вот Е. Туренко. Его я знаю с 1987 года. На Совещании молодых он, будучи сам молодым поэтом, в разборе стихов одной из участниц привел первые (или последние) слова из каждой строки стихотворения. И показал таким способом анализа набор образов и понятий, которыми орудует автор. Выглядело это, может быть, сурово по отношению к стихотворению, но объективно. И вот Е. Туренко – литературный редактор. Не забыл ли он поверить книгу испытанным способом? Наверное, поверял. И его заворожили старинные и красивые эти слова: бурьян, вихры, погосты, кимвалы, дерны… Я знаю некоторых ценителей и проводников эстетической линии в поэзии; им надо, чтобы где-нибудь в стихотворении речь прозвучала словно бы звоночки. А о чем они, эти звоночки пропоют – оно и не важно: приятный звон, да и только. У Н. Семенова не просто бубенцы – а тарелки звучат.
За фигурами Семенова и Туренко я вижу эстетически очерченные тени членов комитета по присуждению бажовских премий. Вот любители поэтической музыки погромче да понеобычней! Но за нею не будет слышно тихой и чистой музы П. П. Бажова.
05.2002 г.