Озеро. Рассказ деревенского почтальона

Деревня наша на воду несчастливая. Вы заметили, что русские люди селятся по берегам рек или озер. А уж в нашем краю, где все речками изрезано, тем более. На одной Студенке, которая по болотам петляет, десятка два деревушек. А наше село посреди поля стоит. Само на горушке, а вокруг топи да болота. Оказывается, строили его наши предки на берегу красивого озера. Еще лет пятьдесят назад его видно было. И сейчас бабы ходят клюкву собирать «к озеру». Только там топь непроходимая. Сквозь камыш и тростник вода проблескивает, но не дай Бог туда сунуться. В редкую зиму вода там замерзает, наверно, ключи до сих пор точатся на дне. Из района приезжали на осушение, говорили, что это из-за водохранилища и озеро, и поля заболотились. Но старики считают, что озеро загнило, потому что ключ запоганили.
Я даже не скажу, когда это было, потому что сам от стариков слыхал. Возле озера был родник, и ходили туда за водой. В деревне у нас вода не очень. Да и копали не все. Если мужика нет, так и не копали колодезя. Вот и ходили к роднику. И вот однажды пошли бабы за водой, а в самом роднике женщина лежит, мертвая, зарезанная, так и ткнулась лицом в воду. Бабы завыли, прибежали назад. Старухи запричитали, дескать, все, конец, теперь воды не будет, кровью опоганили чистую воду. Ведь ключ он не то чтобы святой (у нас тогда уже в Бога не особенно верили, советская власть с попами покончила), но вода из чрева земного, от природы, и считалось грехом, если родник замусорить или заткнуть. Парни-то, бывало, баловали, но их строго наказывали. Плюнуть нельзя было у родника. А тут такое страшное дело. В общем, больше к роднику никто за водой не ходил, и место то проклятое обходили стороной. Скоро все ивняком заросло, и сейчас уж никто не знает точно, где ключ был.
Следователь с участковым, конечно, приезжали, порасспрашивали, мужика той убитой в город забрали. Но никто не верил, что он убил. Мужик был хороший. А посадили так, чтобы дело оформить. Месяца два вся округа гудела, убийцу доискивались. Но потом решили, что какой-нибудь беглый. У нас же рядом колония, и по лесам много всякого лихого люда болтается. Постепенно стали забывать и мужика того, и его молодуху. Родных у них никого не было. Бабенка вообще была пришлая. Степан ее притащил откуда-то. Говорят, любил сильно. Но бить не бил.
Бабы ее не привечали, ребятишки Цыганкой дразнили. На лицо темная, волосы черные, глазищи – не приведи Господь прямо поглядеть. Но с хозяйством справлялась: корову обряжала, и за поросятами ходила. Это теперь, одну курицу заведут и чуть ли не за скотину считают. Особенно ловко с овцами у нее получалось. Овечек-то никто не держал, кроме них. Сама стригла. Пряжи напрядет, какими-то травами накрасит и носков там, варежек всяких узорных навяжет. Степан из города деньжат привез, так что они хозяйством обзавелись.Это уж потом крестьянина прижимать стали: это нельзя, то нельзя. Недолго они радовались, даже дитенка не успели завести.
Врать не буду, а болтали, что сосед на их добро позавидовал. Сам-то он непутевый был. Бабенка его склочная как мужа ни пилила, а толку добиться не могла. С утра заляжет под кусточком и спит до обеда. В пастухи нанимался, видно, думал, что у них жизнь вольготная, да и там не задержался. Как потерял корову в лесу, так его и прогнали. Корову потом трое суток искали, еле нашли, живую, но с пропоротым брюхом, так все равно резать пришлось.
И вот, сказывали, будто потом у того соседа самовар Степанов видели. Самовар был заметный, с медалями.
Мужик этот спился и потом повесился. А баба его из деревни подалась, подальше от пересудов.
Степан так и сгинул в лагерях. Но плакать было некому. А потом война началась, вообще не до них стало.
И вот, понимаете, как будто сама природа их оплакала. После войны стали замечать, что берег стал отступать. Ребятишкам летом страсть покупаться хотелось, да где там, не подступиться. Кусты вырубать было некому, мостки, на которых бабы белье полоскали, прогнили и затонули. Время было тяжелое, мужиков нет, бабы с малолетками в совхозе. Так все в запустение и пришло. Стало наше озеро зарастать болотной травой, да все и заросло. Теперь на речку за пять километров ездим – кому покупаться или порыбачить.
И пусть ученые люди говорят, что всему есть научное обоснование, я думаю, что в Цыганке дело: нет ни у кого права жизни человека лишать. Вот озеро, чистую радость нашу, она у нас и забрала.