Шанкаджуна

ШАНКАДЖУНА

Он прославился тем, что знал свою судьбу точнее гадалки. Говорили, он распахнул небо, а Шанкаджуна – это псевдоним Бога.
В юности Шанкаджуна служил гонцом у раджи южной Индии, отличаясь быстротой ходьбы. Однажды устроили состязание: пустили оленя, а через день вслед отправились охотники. Вскоре Шанкаджуна принёс загнанное, утомлённое преследованием животное.
Раз сандалии натёрли ему ногу, и он отдыхал на кладбище, опустившись на могильный камень с эпитафией «Я был тобой – ты станешь мною». Тусклая, как затёртая рупия, луна цеплялась за мангровые деревья, вокруг чернели гробницы. И Шанкаджуна глубоко задумался, собирая в кулак песок и посыпая им ветер. Река шевелила стебли лотоса, в зарослях бамбука одиноко пела цикада. И вдруг перед Шанкаджуной возник мертвец. Это мог быть и один из голодных духов, как лягушки болото, населяющих нижние миры – асур или ракшас. Лунный свет пробивался сквозь изъеденные червями лохмотья.
– Нищему даже мёртвый не завидует, – покачал он останками головы.
– Нищему легче умирать, – возразил Шанкаджуна.
Они говорили на утраченном ныне диалекте пали.
– Смерть – всего лишь миг, – вздохнул призрак, вытянув в трубочку губы, алые, как кровь.
– Жизнь – постоянное умирание, – не поддался юноша. – Первый шаг младенца – шаг к смерти».
«А он не глуп, – зашептали джунгли, – расскажи, расскажи ему…»
И призрак начал:
– Тысячу лун назад я был брамином. Я шёл восьмеричным путём, постигал семь джайнских суждений и соблюдал ритуалы йогачары. Я повторял мантры, славящие Кришну, и слово «ом», заключающее Вселенную. Переписывая сутры, я ломал голову над десятью вопросами, о которых умолчал Будда. Я искал реальность, которая прячется за реальностью, и действительность, что стоит за пустотой. А вместо этого научился завязывать в узел пучок света и доставать вещи из снов. Я хотел вывернуть наизнанку небеса, а теперь склеп ограничивает мой мир – такой же, как у выкидыша…
– Зачем ты рассказываешь мне свою жизнь? – прервал его Шанкаджуна.
– Но это и твоя жизнь! – оскалился сгнившими зубами покойник. – Нет судеб – есть Судьба, твои предки – это ты в предыдущих аватарах… – В тряпье глухо залязгали кости, он стал, как тень. – Что толку, конечен мир или бесконечен? Или он не конечен и не бесконечен? Все пути, как полосы у тигра, идут от пасти к хвосту.
– Ты говоришь банальности, – рассмеялся Шанкаджуна, которому делалось страшно.
– Однако знай люди свою судьбу, они были бы счастливы, – отмахнулся покойник. В усах у него запуталась мошка, жужжанье которой сливалось с голосом. – Выбор – вот корень страдания, но время – не ветвящееся дерево, – кому суждено умереть от укуса тарантула, не спасётся, избегая насекомых…
Разбрасывая повсюду узелки лунного света, он поведал затем Шанкаджуне его будущее. Подробности, с которыми он рисовал его, заставляли юношу вздрагивать. А чтобы он не забыл их, ракшас подарил ему зеркало, которое извлёк из сна Кришны.
– Время в зеркале опережает реальное, – пояснил он, скрутив очередной лучик, – так что, заглядывая в него, ты заглядываешь в своё завтра.
С тех пор у Шанкаджуны умерли все желания. Поперхнувшись, он не пугался, зная, что откашляется, а, встретив женщину, не мучился сомнениями, точно зная, ответят ли ему взаимностью. Он смирился с судьбой, ведь бунт подогревает надежда. Голодая, Шанкаджуна точно знал, когда утолит голод, вытаскивая занозу, – когда утихнет боль. Он знал, что раздавит скорпиона, ещё до того, как на него наступал, и видел слова, в которые обернутся ещё не родившиеся у него мысли. Незнание своего часа делает нас бессмертными, его знание сделало Шанкаджуну бесстрашным. В схватках кшатриев он стоял под градом стрел, изредка ловя пернатую змейку, которую переламывал пополам. А когда становилось невыносимо скучно, он несколько дней не заглядывал в зеркало.
В нашей памяти хранится прошлое, у Шанкаджуны хранилось воспоминание о будущем. Он знал, что споткнётся, и спотыкался, ведь будущего не избежать. Прежде чем заглянуть в зеркало, чтобы прочитать грядущее, он вспоминал, что уже видел своё новое заглядывание ещё в прошлый раз, когда украдкой подглядел в зеркало, открывшееся в зеркале. Эта картинка в картинке, содержащая саму себя бесконечное число раз, таила будущее, уходящее, таким образом, вглубь зеркал. Из-за бесконечной повторяемости во времени получалась петля, и, чтобы не сойти с ума, Шанкаджуна закрывал глаза.
Он наслаждался покоем до глубокой старости. Однако в конце жизни всё же разбил зеркало. Быть может, он понял, что мертвец его обманул, наградив своим счастьем – счастьем покойника.