Варфоломей Башка

ВАРФОЛОМЕЙ БАШКА

В конце царствования Ивана Грозного, в корчме «Без дна», что прижалась к трём соснам на муромском тракте, за дубовым столом сидел беглый монах. Он держал путь в белокаменную, поглазеть на ярмарку и казни. Его туловище занимало пол лавки, у него были щёки, свисавшие на воротник, и глаза, отливавшие рыбьей чешуёй.
– Нет, Варфоломей, – робко возражал ему корчмарь, уже другой день пивший с ним брагу и оттого взиравший на мир с мутной скукой, – я с тобой не пойду.
При этом он косился на сени, куда выходил минуту назад.
– Муж предполагает, а жена располагает, – усмехнулся Варфоломей, тряся салом и отправляя очередную кулебяку в бочку живота.
Он коротко перекрестил чрево двумя перстами. В дверь просунула морду свинья. Прогоняя её, корчмарь вскинул руки. А потом стал рассказывать, как намедни во сне ему явился ангел, велевший собираться в столицу, глядеть на казнь великого грешника.
– А то, говорит, Севастьян, совсем Божий страх потеряешь!
Соскочив с лавки, он показал котомку и вздёрнутые на палку лапти.
– Это бес заблудился в твоём сне, вот и наболтал всякой чепухи! – стало слышно, как кулебяка, наконец, ударилась о дно. – Мы беспризорные, Богу, как и царю, до нас никакого дела.
Корчмарь точно гвоздь проглотил. Уставившись на образа с тлевшей лучиной, он думал, что провалится в ад, где брюхатые, как Варфоломей, черти будут рвать ноздри раскалёнными клещами.
– Как в сыскном приказе, – прочитал его мысли расстрига. – А он по всем плачет.
Враз протрезвевший Севастьян зашёлся в кашле. «Нечистый!» – окончательно уверился он, скользнув взглядом по толстой шее, где вместо креста болталась ладанка с толчёной травой и сушёной лягушачьей лапой. Варфоломей уже жалел, что сболтнул лишнего, но остановиться не мог.
– Небесам на нас плевать, – смущал он простолюдина. И пряча ухмылку, добавил: – Что они и делают, когда идёт дождь.
Варфоломей ковырял ложкой кашу, липкая жижа текла по усам. Его толкование поразило трактирщика: он схватил веник и начал бить мух, засидевших слюдяные окна. Возникшая на пороге женщина с криком бросилась к Варфоломею и, схватив за волосы, стала искать рога.
Во дворе свинья рыла жёлуди. Неуклюже переваливаясь, Варфоломей вышел за околицу. Ему вслед мелко крестились, со спины принимая за мешок сена.
По дороге Варфоломею встретились калики перехожие, с осоловевшими от солнца глазами, похожие на болотных кикимор. «Бог давно от нас отвернулся, – вёл он с ними бесконечные споры. – Но не за грехи, а потому что утомился. Он теперь спит, а мы досаждаем Ему никчёмными молитвами».
Его не слушали – юродство на Руси не внове.
На развилке не было дорожного камня. «И кому мы только нужны? – чесал за ухом Варфоломей. – Нет, судьбу покупают, как кота в мешке». Он погрозил небу огромной пятернёй и поплёлся в ближайшую деревню. Чтобы набить желудок, приходилось отчаянно христарадничать. Крестьяне добры, плеснув щей, остатки выливали в помои.
Но дойти до Москвы Варфоломею не удалось. По доносу Севастьяна его скрутили люди (опричники) с мётлами и собачьими головами на сёдлах. Кремль он увидел уже в цепях и попал туда только на одну казнь – свою.
За месяц пребывания в каменном мешке он похудел так, что цирюльнику, стригшему космы, не нужно было, как раньше, обходить его пятью шагами. Палачи и дьяки знали свою работу, – на дыбе быстро установили, что чернеца Варфоломея Башку изгнали из Лавры за вольнодумство и оскорбление власти. «Говорил разбойник, что царю-де нет до тебя дела? – спрашивал заплечных дел мастер, полосуя спину вымоченной в соли плетью. Про Бога он напомнить не решился. «Оный Башка, – развернув грамоту, громко читал с Лобного места плешивый глашатай, – водил дружбу с колдуньями, хулил святую церковь в словах, которые и повторить невозможно!» Оказалось также, что еретик вступил в заговор с иноземцами, брал у них золото, обещая извести государя. Стало известно и то, что он подбивал на бунт смердов. За бесстыдные речи, которыми соблазнял малых сих, хотели привязать ему мельничий жернов и утопить в проруби. Но решили, что не заслуживает такой милости.
«Глядите, православные! – орал Варфоломей, когда его жгли в деревянной клети на льду Москвы реки. – Дьявол правит Божьими детьми, а Богородица и не заступится!» Он метался по клети, звеня веригами, жмурясь от жара.
Ему не вняли – святотатство на Руси не в диковинку.
Искры уже летели из-под ног, когда сквозь опалённые ресницы Варфоломей разглядел Севастьяна. Он стоял в толпе и тихо улыбался. Варфоломей успел разгадать его улыбку: сон сбылся, а значит, есть высший надзор, есть высшее свидетельство истины!