Проект Лета

I.

- Что я чувствую к ней сейчас?

 

Алику (так Андрея привыкли звать с детства) показалось, что на этот вопрос, пробежавший вниз по телу, живо откликнулся его собственный член, удовлетворённый, мягкий и влажный, покрытый мелкой сеточкой морщин, всё ещё восхитительно остро пахнущий вагиной.

 

- Понимаешь, дружище, - он как бы вещал голому парню, - ты первоклассно отымел Таню. И я не советую думать об этом больше, чем следует. Просто кури, затягивайся поглубже и наслаждайся победой.

 

Да, наверно… Алику вдруг и впрямь показалось, что всё вокруг согласно с мнением этого чудака. И пустая улица, и безумная, июльская ночь, даже сама полыхающая вселенная над головой – все мироздание покорно, словно в ожидании приглашения отсосать, опустилось перед ним на колени и закрыло глаза. Ещё мгновение и пьянящее «как бог» возникло в голове, многократно повторяясь визгливым эхом.

 

Откинув тюль, он посмотрел на засыпающую. Закутавшись в простыню, словно от холода, женщина упиралась лицом в подушку и сосредоточенно смотрела в нее сквозь закрытые веки. На волосах, изгибах живота и ног лежали лунные пятна.

 

В туалете он подумал, что эта картина уже не так привлекает его так, как вчера, когда он вёз девушку домой и сквозь ветровое стекло по Таниным ногам скользили солнечные блики.

 

Вспомнив про заначку и стараясь не шуметь, Алик скользнул на кухню, аккуратно подхватил выпивку и вернулся на балкон. Ему стало невыносимо жарко находиться в кровати рядом с раскаленным женским телом. Взяв полотенце, он постелил его на теплую плитку. Потом долго и жадно давился кислым Брютом и, почувствовав прилив сил, сделал несколько приседаний, держа бокал и бутылку перед собой в виде гантель. Спать не хотелось. Однако, начинающая светлеть полоса неба на горизонте, напоминала о приближающемся утре.

 

Лоджия, снизу казавшаяся глубокой незасыпанной могилой, приняла его упругое тело. Алик сладко потянулся от мысли, что сегодня только суббота и шумно выдохнув воздух, постарался заснуть.

 

Слепящий солнечный свет нагрел кирпичную стену и немилосердно подбирался к спящему. Когда первый луч коснулся его глаз, Алик дёрнулся и, сетуя на лёгкий шум в голове, не без труда схватился за перила, подтянулся на руках.

Город вовсю смаковал выходной день. Воздух был чист, словно не существовал вовсе. Простор отдыхал от шума колёс. Яркие клумбы источали медвяный аромат. И само небо было так бездонно сине, так наполнено непривычной тишиной, что у него на секунду перехватило дыхание. Когда же способность дышать вернулась к нему, Алик услышал запах жареных тостов, исходящий из квартиры.

 

Женщина, его женщина ловко поворачивалась на кухне, открывая и закрывая ящики, хлопая дверцей холодильника и мусорного ведра.

- Я надела твои джинсы, надеюсь, ты не против? На платье воск накапал, я застирала.

 

Конечно, он не был против. Её нежная талия болталась в грубоватом дениме, голые ступни шуршали по линолеуму и бюстгальтер телесного цвета с одной перекрученной лямкой только подчёркивал контраст.

 

- Кофе кончился, я заварила зелёный чай.

 

Какая гадость, подумал Алик и промычал:

- Угу… А яйца?

- В яйцах холестерин, рекомендую творожную пасту с петрушкой.

 

Да она, кажется, распоряжается, он не давал повода. Чтобы хоть как-то скрасить унылый завтрак, Алик включил радио.

 

- Ешь быстрее, - довольно громко сказала она, - мне ещё в одно место надо заехать.

- Ну, счас, дай спорт послушать.

 

Он странно посмотрел на Татьяну так, как будто видел её в первый раз. «Заехать в одно место» - что бы это могло значить? И этот тон, откуда?

Она сосредоточенно жевала хлебный мякиш с творогом и смотрела, нет, не на него, а куда-то мимо в точку на стене.

 

К удивлению Алика привычный спортивный комментарий никак не начинался. Вот уже пробило девять часов, пошли новости, больше тянуть было нельзя. Татьяна что-то нервно бросала в сумочку, бегая по коридору. Он начал неторопливо застегивать молнию на своих ещё полных женского тепла штанах, и вдруг не обнаружил в кармане ключей от машины.

 

- Я сяду за руль! – Таня крикнула уже из парадной, словно услышав его мысли. Входная дверь была открыта.

- Что?? Эй! Когда это ты научилась водить?

 Обалдела она, что ли? Утро и впрямь начиналось с сюрпризов!

 

Больно ударившись об угол стола, и чертыхаясь, Алик запер квартиру и нажал кнопку лифта. Через минуту кабина подошла, открылась и из неё вышли две незнакомые девушки. Они отперли дверь напротив и скрылись за ней. Спускаясь в лифте, Алик подумал, что в этой парочке тоже было что-то неуловимо странное и волнующее.

 

Машина нетерпеливо урчала, словно сердилась на своего хозяина.

 

- Ты уверена, что сможешь вести? – он никак не мог поверить во вновь открывшиеся Танины способности. Вместо ответа она лихо дала задний ход и, развернувшись, рванула под арку.

 

Однако!

 

- Знаешь, я пристегнусь, с твоего разрешения, – вяло пытаясь сострить, пробормотал он и завозился с ремнём. Они уже оставили позади пустой сквер, в котором обычно гуляли молодые мамаши с колясками. Чувствуя, что пауза затягивается, Алик форсировал:

- Ты сегодня какая-то другая. Что случилось? Прекрати же молчать, наконец! Таня!

 

- Янта!

- Что?

- Меня зовут Янта! – она смотрела на дорогу прямо перед собой.

 

Моргнув и осмотревшись вокруг, как будто в машине мог быть кто-либо третий, он медленно спросил:

- Это, что ш-шутка… Ты.., - он запнулся. Потом хотел улыбнуться, но что-то внутри его подсказывало, что она не шутит. С минуту они молча неслись по пустому проспекту.

 

Алик с трудом заставил себя поглядеть на свою спутницу. На мгновение ему даже показалось, что она тоже поворачивает голову. Но это было не то, что он ожидал. Вернее дальше случилось то, к чему он совсем не был готов. Он попытался приподняться в кресле, но ремень безопасности не пускал и туго сдавливал грудь. Решив отстегнуться, Алик начал искать рукой красную кнопку. Но её не было!

 

- Что за…

 

 Изогнувшись он посмотрел вниз, но там ничего не было видно.

 

- Солнышко, куда мы едем? - он уже подозревал, что вторая попытка начать становившийся бессмысленным разговор, также была обречена.

 

- Посмотри на солнышко…

- Что?

- …в последний раз! - она закончила фразу. Машина резко влетела в тоннель.

 

- Слушай, прекрати! Остановись сейчас же. Мне надо… Я сяду за руль! Таня, стой!

 

Но она только поддала газу. Мотор бешено взревел. Лампы на потолке тоннеля понеслись, сливаясь в одну светящуюся полосу.

 

 - Да, хорошо. Ты сошла с ума, но я ведь не сумасшедший. Тебе хочется называться, как там, Ренатой, что ли. Это бред, конечно. Но… Слушай, сегодня такой день, да? Это розыгрыш. Я понимаю.

 

- Ме-ня зо-вут Янта! – кричала она, переходя на верхнюю передачу.

 

- Да, да, а меня Дед Мороз… Но ему не стало смешно. Почему он вспомнил о морозе? Не потому ли, что холодок действительно пробежал по его спине. Зачем он пил её чай? Да ну, ерунда! Но тут Алик подумал, что этот чёртов тоннель давно должен был кончиться, но этого не происходило, да и наклон дороги стал круче. Стрелка спидометра пересекла 160 и продолжала ползти вправо.

 

Вдруг, ударив руками о рулевое колесо и развернувшись всем корпусом, девушка перешла на нечеловеческий фальцет и перекричала ревущий двигатель:

 

- Ме-ня зо-вут Янта! Слышишь! А тебя зовут Лика! Ты слышишь меня? Ли-ка!

 

Почувствовав неукротимую дрожь по всему телу, молодой человек попробовал шевельнуться, но ускорение машины вжало его в сиденье. Яркие искорки заплясали перед глазами. Сознание тщетно продолжало цепляться за реальность, и, через несколько секунд, он почувствовал, как тело предательски начинает обмякать, становится ватным. Вот погас последний сполох света в глазах и оборвался тонкий звон приближающегося обморока. В голове что-то негромко ахнуло и наступило приятное ничто.

 

II.

 

Я уже не лечу между радуг? Я осознаю себя? Это я? Как мне открыть глаза, рот? Как разлепить веки, губы? Есть ли тут ещё кто-нибудь? Откуда этот шум? Я не чувствую своего тела… Хотя, пожалуй… Что-то щекочет внизу, там где должны быть зубы или… ноги. Но, что это? Это не щекотка, а… О, нет, мне становится больно! Боже, как опухло мое лицо, во рту, да это кажется мой рот. Но почему в нём всё скрипит, словно в пустыне. Руки… Есть ли у меня они? Я стою или лежу? Где я, и что со мной? Я погиб? Мы разбились?

 

Свет… Становится светлее… Что это за пятна? Они движутся. Это люди? Как мне больно! Больно во всём теле! Как болит кожа на моём лице! Да, что там кожа, кажется каждый нерв, каждая клеточка пульсирует в такт болевым спазмам. А-э-э-а…

Слышит ли меня кто-нибудь?

 

Что-то стянуло с меня кожу и окунуло в океан боли… Я не могу дышать!

Я раздулся, набух, как тыква, как бочка, как цистерна… сейчас я лопну. Всё болит!

 

Почему так тихо. Я могу видеть. Я вижу! Я жив! Где я? Что это за светильники? Светящиеся точки. Нет, это чьи-то глаза! Боже мой, какие они большие и как горят! Мой рот не открывается. Кто-то прикасается к моему лицу. Что это? Мне снова больно!

 

Снова этот шум. Я различаю голоса. Они очень возбуждены. На каком языке они говорят? Сколько их? Десять? Сто?

 

Свет становится всё ярче. Как больно глазам! Что-то в них пульсирует. В глазах? Вены? Наверно, это моя роговица. Я вижу её изнутри.

 

Почему всё дрожит? Тряска? Меня трясут? Скорее бьют по лицу. Я начинаю чувствовать своё лицо.

 

Я что-то вижу. Действительно я различаю двигающиеся фигуры. Как их много! Почему они так шумят? Звук доносится отовсюду. Моя боль уменьшилась?

 

Боже мой, кто это?! Это человек? Какой он бледный, почти белый! Он говорит со мной. Его лицо… Да, это женщина! Как странно она выглядит. Её рот двигается, она что-то говорит или пытается сказать. Но что? Почему она замолчала?

- Э-э-а… Эй…

Вот, кажется снова зашевелила губами…

- Вы-э… г-г-где… к-кто…

Определенно она мне пытается ответить. Боже мой, почему она так пристально смотрит на меня? Что у неё с лицом? А на голове? Это что, волосы?

 

Вот опять свет. То же лицо.

- Вы э-а… Ты-э-э-а… к-к-ктэ-о?

Почему она замолчала?

- К-кто…

Её рот движется в такт с моим. Нет… Нет! Не может быть! Это, это… Не может быть!

 

Я чувствую укол в руку. Я могу ощущать руку. Где моя вторая рука?

А глаза? Да, я открыл глаза. Но почему так темно?

- А-а-а-а-а-а!!! Боже! Какая боль в глазах! Мой мозг пульсирует… Я вижу какую-то сетку. Нет, это опять свет! Какой он яркий! Что это? Кто-то нагнулся к моему лицу. Я определёно могу его видеть. Он говорит. Что это за язык? Что? Кажется он говорит со мной. Да, я слышу его речь! Это женщина! У нее темное лицо. Что она говорит? Ха? Хай! Она говорит по-английски! Хай – это «привет» по-английски. Где я? Боже, что со мной?

 

Что-то упёрлось в мои зубы. Металл. Сладко. Как бы открыть глаза… Вот, снова она. Что-то говорит мне. Ли… Плиз? Пожалуйста. Что, пожалуйста. Снова этот вкус во рту. Да она кормит меня с ложки! Я что-то ем, глотаю.

- Э-э-э… М-м… Тётя… То есть… Черт, как там будет…Мэм… Мэм, вере ай эм?

 

Что она говорит? Мне не нужно волноваться. Чёрт! Да как же мне не волноваться! Я! Я…

Боль в руке! Она опять что-то вкатила мне… Господи! Наверно, меня продали на органы в Штаты…

 

- Мэм, э-э чёрт, дура, проклятая. Вот из ё нэйм? Вот из хэппен виз ми? Да не суй мне свою ложку! Сука! Бич, проклятая! Фак ю! Нет, не смей, колоть! Падла черномазая! Всё, всё, опять… всё…

 

- Плиз! Мэм! Лив ми алон! Донт гив ми инжекшн! Сука-а-а…

 

Я хочу посмотреть на себя. Что они делают со мной? Со мной что-то не так… Определённо я чувствую себя по-другому. Нет, конечно по-другому, ведь я болен, я в больнице… Но всё-таки не так по-другому, чем если бы я был в реанимации. А в реанимации ли я? Если бы я был в реанимации, то… то всё вокруг было бы белым, разные там, лампочки, хренометры… Но тут пусто. Я лежу на кровати? Но кровать ли это? Как же я могу определить на чём я лежу, если я не чувствую своей задницы!

 

Вот, опять этот шум, как в прошлый раз. И свет! О, какой яркий свет! Вот – люди. Много людей. Врачи? Не похоже. Может я на небесах и это ангелы. Нет, ангелы не тычут иглами в руки. А откуда мне знать, какие они – ангелы, ведь я еще ни разу не умирал. Чёрт, это как из какого-то фильма, где одного чувака забрали на тарелку и там… Нет, ну это полная хрень! Чем это пахнет? Это, да это… боже, похоже на… Ну, да, это кровь! Моя кровь капает в какую-то пробирку! Ты попал, Алик! Всё, ты подопытный кролик, церэушники испытывают на тебе секретную вакцину! Скорей бы конец! Только бы ничего не почувствовать!

 

III.

 

- Лика, ты не спишь? - кто-то ласково касается его лба.

Сквозь глубокую, невыносимо сладкую дремоту, лежащий на кровати человек пытается открыть глаза. Наконец ему это удаётся и мутная, расплывчатая картинка постепенно приобретает очертания женщины. Это Таня? Память возвращается кусками. Да, это она. Но ведь… Что тогда с ними случилось? И кто были эти люди?

 

- Т-таня? Где мы? Что со мной? Почему…

Ну-ну-ну! Проснулась, и сразу так много «почему». Тебе нельзя много разговаривать, тем более так волноваться! Давай договоримся, что пока ты будешь только отвечать на мои вопросы, хорошо?

- Хорошо, но…

- Ну, вот и ладушки.

Только сейчас Алик стал замечать странную перемену в её поведении. Она разговаривала с ним так… Ну не то, чтобы фамильярно, нет, но всё равно в её интонации и в том, как она к нему обращалась, звучала какая-то ирония. А что было ещё более странным, так это то, что он чувствовал, что и сам сильно изменился. Например, его голос. Он никогда не разговаривал таким звенящим, как струна голосом. И тело, которое он уже достаточно хорошо мог ощущать, было словно бы не его, но и не чужое…

Всё-таки я ещё очень слаб, – подумал он. Вероятно, после аварии прошла не одна неделя.

- Таня…

- Чу! - она приставила палец к его губам, - Лика! Успокойся, самое трудное, уже позади. И, потом, ты забыла, меня зовут Янта!

 

Почему она упорно продолжает называть его в женском роде. И что это за Янта, что за Лика такая? Лика Стар, что ли? Наконец, впервые за всё это время, продолжительность которого он и сам не брался определить, ему стало смешно. Но рассмеяться не получилось. Острая боль пронзила лицо. Было такое ощущение, что уголки рта рвутся до самых ушей.

-У-у-у… Он закусил губу.

- Ну, вот, что ты наделала! Придётся снова сделать укол!

 

Сквозь дикую боль Алик смог расслышать, как Таня на беглом английском что-то сказала в мобильник. Он различил только слово «ментл».

Черт, наверно, точно сильно башкой треснулся… Через полминуты вбежала чёрная медсестра и вколола ему быстро- и сильнодействующее.

 

IV.

 

Что-то тёплое касается лица. Тёплое и влажное. Попробую открыть глаза. О, да это старая знакомая, сестрёнка. Интересно, что она делает со мной на этот раз? Да, она умывает меня! Ну, что ж спасибо, что хоть сегодня пришла без шприца. А, может быть, меня готовят к чему-нибудь более ужасному? Молчит. Молчит и улыбается. Ну, я тоже буду молчать. Вместе поиграем в молчанку. Я вспомнил про вчерашнюю боль. А вот улыбаться больше не буду.

Негритянка закончила водные процедуры, промакнула мне лицо салфеткой, улыбнулась в последний раз и ушла, толкая впереди себя тележку.

Что же они все улыбаются-то так многозначительно? Мне уже становится страшно.

 

- Доброе утро лежебокам! – открыла дверь Таня, - Как мы себя чувствуем? Сегодня нас ждут великие дела! - вся сияя она щелкнула выключателем. Резкий свет больно ударил по глазам. Когда стало возможным что-либо разглядеть, она уже была в комнате не одна. Несколько человек в легкой светло-сиреневой форме возились у стола, тихо обменивались короткими фразами и устанавливали какую-то аппаратуру. Таня сидела за раскрытым ноутбуком и что-то быстро и уверенно клацала.

 

- Меня запускают в космос? – спросил я и тут же поразился своему голосу! Он звучал, как слегка надтреснутая скрипка: звонко и рвано.

 

-Это хорошо, что ты шутишь, Лика, - парировала она, не отрываясь от клавиатуры, - Значит, справляешься…

- Справляюсь с чем? – я продолжала бренчать новым голосом.

- Со стрессом, разумеется. Она резко развернулась на стуле ко мне лицом, - Не каждая через каких-то десять дней смогла бы ворочать языком так, как ты.

- А что случилось со мной за эти десять дней? И кто эти люди? И самое главное, почему ты называешь меня женским именем?

- Слышали, девчонки! – она обратилась к сиреневым фигурам, - В этом все нетерпение мужчины – они хотят знать, выяснить всё прямо сейчас, немедленно.

- Сегодня, - голос её стал серьёзнее, - буквально через полчаса ты всё узнаешь. Тебе предстоит встреча с одним человеком. Особенным человеком!

На последних словах к Тане вернулось то выражение лица, с которым она вошла в комнату.

 

- О, сколько мы написали за ночь! – вернувшись с небес на землю, она посмотрела под кровать.

 

На звонок по мобильнику примчалась чёрная нянька и они начали о чем-то спорить с Таней по-английски. Из разговора я понял, что Тил, видимо так звали медсестру, забыла что-то сделать. Потом в руках у Тил оказалось белое пластиковое ведро с крышкой, полное оранжевой жидкости – моей мочи. Она вынула из него прозрачную трубочку-катетер и ловко вставила её в другое пустое ведёрко. Затем так же быстро и вышколено унесла его прочь из комнаты.

 

- Господи, Таня, почему я так мочусь? У меня поврежден мочевой пузырь? Может быть… О, нет… Может быть что-то с моим…

 

- Лика! Ты снова начинаешь! – строго прикрикнула Татьяна, - Меня зовут Янта, пора бы уже запомнить! Хочешь укол, могу тебе это устроить! Она потянулась к своей трубке.

 

- Н-нет, ну, ладно, ладно, всё. Пусть будет по-твоему. Янта, так Янта…

 

Кошмарный сон продолжается, подумал я, но мне уже даже интересно, чем он закончится.

Они что-то сделали с моим телом. Нет! Не может быть!

Самая невероятная мысль, до сих пор сидевшая глубоко в подсознании, ворочавшаяся там и не дававшая мне покоя тем, что до сих пор не была озвучена, вдруг, с обжигающей ясностью встала передо мной в полный рост.

Они сделали из меня… Женщину!

 

Но разве такое возможно? А как же! Ведь я где-то читал… Даже видел по телевизору этих, ну кто сменил пол. Они даже называются, таким термином… Э-э…

 

- Назывались! – не отрываясь от компьютера, бывшая Таня неожиданно ответила вслух на мой мысленный вопрос, - Они назывались «транссексуалы», - невероятно пошло, - но теперь это устаревшее слово.

- Мы…

 

Тут она осеклась, потому что дверь в комнату открылась, причем широко, на обе её половинки. Женщины в униформе и Янта быстро поднялись от своего стола и стали, как вкопанные.

 

Я услышал приближающийся шум от множества ног, идущих к двери. Шелестя одеждой и переговариваясь, в комнату вошла уйма народу в уже знакомых мне светло-сиреневых халатах. Они заполнили её до отказа, тесно обступив мою кровать, а между тем люди все прибывали и прибывали, им уже не хватало места в комнате, и они оставались стоять там за дверью в коридоре. Все они улыбались, смотрели на меня, и все они… были женщинами. Вдруг шум умолк, стало очень тихо и толпа начала расступаться. Ко мне быстрым шагом подошла невысокого роста пожилая женщина, в сиреневом же халате, небрежно наброшенном на темный брючный костюм. Черная стрижка с вьющимися к концам волосами была тщательно уложена. На меня пахнуло тонкой горчинкой духов.

- Хау а ю, Лика! – она обезоруживающе улыбнулась всем лицом и протянула ко мне руку для рукопожатия, - Май нэйм из Валери! Янта, транслэйт, плиз! Повернувшись к моей Янте, она добавила еще что-то.

Та, волнуясь и, одновременно, сияя от восторга, не без запинки начала переводить:

- Ответ… ответственная… Исп…олнительная… пред… седательница. В общем, она приветствует тебя, Лика. Её зовут Валери. Боже мой, - тихо добавила она почти про себя, - я перевожу самой!

 

Валери стояла, держа протянутую руку, улыбалась и ждала, когда переведут.

 

- Ну, Лика, пожми же ей руку, - прошептала Янта, - Ты можешь поднять руку?

 

Я попытался почувствовать правую руку, но смог, как мне показалось, только чуть-чуть пошевелить пальцами. Пауза затягивалась.

 

- О, кей! Ка-ря-шо! – ещё больше расплываясь в улыбке, громко произнесла Валери, потом рассмеялась и похлопала меня по ноге. Лицо у неё посерьёзнело, и она начала говорить, чётко отсекая фразы и профессионально делая паузы для переводчицы.

 

Только сейчас я смог лучше разглядеть её. На лице, немного вытянутом и смугловатом, покрытом сеточкой сухих морщин лежала печать интенсивно прожитой жизни. Оно не было лицом наших женщин-политиков или бизнес-леди. Никакой косметики, так мне показалось, только губы были чуть влажнее и розовее обычного. И ещё одна сразу запомнившаяся деталь: на запястье, из-под рукава на секунду выглянули белёсые полоски шрамов.

 

Тем временем Янта продолжала переводить:

- Исп.. ответст… Короче, она говорит, что рада видеть тебя живой и поправляющейся. Интересуется, хорошо ли тебя кормят и вообще, каков уход.

 

- Передай ей, что я пока ничего не понимаю и то, чем меня кормят сейчас для меня дело десятое.

 

Услышав ответ, Валери, опять улыбнулась, но не так широко, как в первый раз.

 

- Предсе… То есть Валери, отдаёт себе отчёт в том, что ты переносишь большой стресс, поэтому хочет немного посвятить тебя в курс дела.

 

-Да, уж, пожалуйста, я давно жду этого здесь от кого-нибудь.

 

То, что я услышал в следующие десять минут, потрясло меня так, что порой казалось, что меня хотят заставить поверить в какой-то фильм ужасов, разыгрывающийся у меня на глазах. Я узнал, что в мире произошли какие-то глобальные перемены, причем я не мог понять точно, в чем они заключались. Валери сказала, что мы сейчас находимся в освоенном пространстве, глубоко под землёй и назвала огромную площадь этого подземного города. Также она сказала, что мне невероятно повезло, что я был отобран в какую-то группу и, что у меня отличные показатели.

 

- А, что, что сделали с моим телом! – перебил я.

 

Янта перевела и затем, подала знак кому-то видимо стоявшему у меня в изголовье. Через секунду я почувствовал, как лоб и виски сдавило нечто вроде металлического обруча.

Что за дела!

 

- Лика, - продолжала переводить Янта, - Валери говорит, что пройдёт немного времени и ты проникнешься глубокой благодарностью ко всем нам, ко всей нашей большой и дружной семье. Мы не просто спасём тебе жизнь, мы, как она выражается, вырастим крылья у тебя за спиной. Она верит, что совершающееся сейчас при твоем участии войдёт в историю и об этом напишут в школьных учебниках.

 

- А нельзя ли без патетики…

 

Янта перевела. На этот раз Валери улыбнулась совсем чуть-чуть. Видимо она попросила всех выйти, потому, что толпа быстро повалила из комнаты и, через минуту мы остались втроём. Валери сняла халат и положила его на спинку кровати. Потом она подсела ко мне так, что её руки упёрлись по обе стороны от моей груди. Она приблизила лицо и внимательно посмотрела мне в глаза. Я почувствовал запах её дыхания. Потом она отпрянула и начала говорить ещё серьёзнее, совсем короткими фразами. Янта также стала более сосредоточенной.

 

- Андрея, так, кажется, тебя когда-то звали, физически больше не существует. Наши врачи провели несколько уникальных операций по пластике твоего тела. У тебя теперь новое лицо, грудь, половые органы. Твой гормональный фон быстро становится правильным. Продолжают расти пересаженные тебе женские стволовые клетки, и ты замечательно их не отторгаешь.

Но я не поэтому решила навестить тебя, Лика. Сегодня с тремя кандидатками, выжившими после серии операций, подобных твоим, будет начат следующий этап проекта, который мы назвали «Лета». Мне никогда не нравилось такое название, потому, что я настаиваю, что в результате нам нужно не механическое подавление мужской идентичности женской, нет, важен синтез, основанный на осознанном выборе. Но Совет проголосовал и мы имеем, то, что имеем.

Она усмехнулась.

 

- Миллиарды так называемых мужчин догнивают сейчас там наверху, занесённые песком и илом. Может быть, миллионы оставшихся умрут от голода и болезней в течение ближайших недель. Но около двадцати тысяч из них сидят сейчас у нас, и мы кормим и поим их. Они дышат нашим воздухом. По моему специальному распоряжению им не снижают процент кислорода, хотя уже у охранного персонала он значительно ниже… обычный… такой, как у меня дома, Лика.

 

Валери немного сузила взгляд. Почему-то мне показалось, что она хочет повторить то же самое не так безапелляционно.

 

- Они нужны нам. В это трудно поверить, но мне докладывают, что большинство из них первоклассные специалисты, ученые, инженеры. Кстати, кем работали вы?

 

Я заметил переход на вы, но может быть это просто огрехи перевода.

- Последние года три был зав. отделом маркетинга в торговой фирме.

 

Валери рассмеялась:

- И что, карьера шла успешно?

 

Прядь волос упала ей на лицо, но она быстро её поправила.

Мне не понравился двусмысленный тон и эта постоянная ирония, исходившая от Янты. Поэтому предпочёл промолчать.

 

- Не обижайтесь! Вы мне понравились. Постарайтесь остаться в живых. До встречи!

Она встала, сказала несколько слов Янте, затем отошла к двери, обернулась, потрясла в мою сторону кулаком и повторила:

-Сэйф ёсэлф, си ю сун, Лика!

 

V.

 

Он заметил её в Питере в начале лета. Они что-то шумно отмечали тогда, кажется день рождения Пашки. У неё одной в руке было красное вино, вместо забористого «ершика», которым Павел щедро заливал не только бокалы гостей, но, впоследствии и несколько дорожек кегльбана. С кем она пришла тогда? Алик не мог вспомнить. Помнил только, что на предложение выпить пива, она сказала, что от него толстеют. Они выпили вина. Он вспомнил, что она совсем не курила, просто стояла с незажженной сигаретой среди женской половины праздника и смотрела на него. И тогда, это Алик вспомнил точно, он решил, что пусть будет так.

 

После боулинга, все во главе с виновником торжества отправились продолжать в какой-то клуб, а они с Таней, поотстав от остальных, свернули на набережную, проехали два моста и остановились около… Там ещё парусник итальянский тогда стоял. Как он назывался-то… “Regina del mare” - «Королева моря». Он поцеловал её в первый раз как раз под этими золотыми буквами. Они ещё раз встретились следующим призрачным вечером, а в понедельник он уехал домой.

 

Та неделя прошла в летнем предотпускной лихорадке, но для Алика она показалась ещё вдвое длинней, потому, что в пятницу должна была приехать она.

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Почему он вспомнил об этом сейчас? Потому, что они опять оказались вдвоём? Но где, в этом кошмарном сне! Ему или может быть уже ей, захотелось зажмурить глаза, задержать дыхание, сжать усилием горло от внезапно подступившего приступа адской тошноты. Он отвернулся и тяжко застонал…

 

Комната, где лежала Лика была пуста. Она проснулась и увидела тот же низкий потолок и какую-то трубу посредине. Который сейчас час? А, не всё ли равно.

Что мне делать… Что мне теперь делать? Вопрос лихорадкой забился внутри. Ноги оставались неподвижны, но она уже могла немного шевелить руками. До боли сжав кулаки, она тянула и тянула простыню, пытаясь порвать, но та не поддавалась. Со стоном Лика начала дёргаться всем телом, что, впрочем, также не возымело никакого действия, поскольку она была привязана к железной кровати толстыми полосами прочной ткани. Помучившись так несколько минут, она затихла.

А ведь за мной могут следить! Где-нибудь тут наверняка встроили камеру. Да и чёрт с ней! Что мне теперь можно от них скрыть, если даже мысли мои уже читают, как газету.

Что это за эксперимент? Она постаралась освежить в памяти всё, о чём говорила Валери. Неужели все мужчины погибли? Но как, каким образом? А женщины? Как они остались в живых? Не может быть! Она просто не могла в это поверить! Все? Ей представился отец, всегда такой весёлый, вечно пропадающий на своей даче. Может быть, в сельской местности людей спаслось больше? Боже! О чем, о чем я думаю! Мне-то теперь какое до всего этого сейчас дело.

Вдруг, первый раз в жизни ей стало невыносимо одиноко. Яростно захотелось увидеть хоть кого-нибудь, даже эту чертову Таню-оборотня. Она часто задышала. В голове зашумело, и картинка поплыла у неё перед глазами. Горячие, солёные слёзы хлынули фонтаном и обожгли лицо.

 

- Моё лицо! Это уже не моё лицо!

 

- Пожалуйста, Лика, не плачь, твоё лицо будет очень красивым! – негромкий голос разрезал тишину. Кто-то с акцентом говорил в репродуктор.

 

- Кто вы? – попыталась крикнуть Лика, но вышло не очень, – Пожалуйста, не выключайтесь! Вы русская? Где я, в каком месте, вернее… О, Боже! Она вспомнила, что находиться в подземелье и снова заплакала.

 

- Для тебя я просто Голос. Голос Подруги, которая хочет помочь. Мы все хотим помочь тебе. Может быть, сейчас ты испытываешь к нам ненависть. Это объяснимо. И простительно. Я хочу поговорить с тобой, чтобы ты не замкнулась на негативных эмоциях.

 

- Что мне делать… Я хочу умереть…

 

- Это никогда не поздно. Вернее я хотела сказать, что смерть сейчас для людей стала делом обычным, тем, что они видят каждый день. Поначалу они были ошеломлены навалившимся на них горем, но понемногу начинают приходить в себя и радоваться каждому дню жизни.

 

- Но их не изрезали вдоль и поперёк, не лишили себя.

 

- Многие тяжело ранены и умирают в муках. Кто-то лишился рук и ног, не может найти пищу и чистую воду. Это, по-твоему, лучше?

 

- Не знаю… Что произошло там, наверху? Ядерный взрыв? Почему ваша главная сказала мне, что погибли только мужчины?

 

- Не только. Погибли и женщины. Те, которые не послушали нас и остались со своими мужчинами. Слепой погубил слепого.

 

- Ах, вот как! Вы, что же предупреждали их?

 

- Конечно! Последние десять лет работал наш веб-сайт, а за три, два и один день до Прохода мы выходили в эфир по телевидению.

 

- Какого прохода?

 

- Ты ничего не знаешь. Конечно, мужчины и зависимые от них женщины в ваших правительствах скрывали правду от народа. Произошло астрофизическое явление – небольшая погасшая звезда прошла рядом с орбитой Земли. Тебе что-нибудь говорит имя Немезида?

 

- Богиня мести?

 

- Ну, считай, что так. Солнце на самом деле двойная звезда. Его темный двойник имеет очень вытянутую орбиту, появляясь с перерывами в несколько десятков тысяч лет. Поэтому о нем почти никто не знал. Почти, потому, что мифы наших предков оставили нам смутные воспоминания о потопе, который смыл с лица земли Атлантиду.

 

- О, Боже…

 

- Да, очень грустно. Но посмотри на это событие с другой стороны. Земная цивилизация зашла в тупик. Элита пребывала в роскоши, а большинство едва разгибалось, работая за еду, одежду и дешёвые развлечения. И этим большинством в основном были люди, маркированные, как женщины. И эти женщины воспроизводили, обслуживали, целиком принадлежали большинству, впрочем, как и элите.

 

- Да ты феминистка, Голос. Впрочем, как и все вы тут…

 

- Дело не в идеологии, а в реальности. Сейчас она такова, что ты стоишь перед выбором: остаться жить и строить достойное человека общество или умереть. Я хочу спросить у тебя об этом перед второй частью проекта.

 

- Той, где мне промоют мозги? А вы не спросили, хочу ли я помогать вам, когда уничтожили мое тело. Теперь вы цинично интересуетесь моим мнением.

 

- Мы не святые. У нас не было времени спрашивать мнение пятидесяти человек, да и зачем, ответ был известен заранее.

 

- Вы подстроили ловушку. А те, другие, они умерли у вас под ножом? Ну, да, конечно, как я сразу не догадался!

 

- Ах, Лика, понимать это так – твоё право.

 

- Эй, ты, Голос друга! А откуда взялся этот город? Кто его построил? Женщины?

 

- Нет, конечно… скажем так, не только женщины. Больше того, когда всё это начиналось, как убежище для правительства, в шестидесятые, то женщин тут почти не было. Но со временем, мужчины ушли. А выживать под землёй некоторым группам было легче, чем жить снаружи. Потом обнаружилось, что только женская психика вообще может развиваться в таких условиях и что только наши ценности позволяют нам жить прогрессивно. Поэтому многие бывшие мужчины осознали, что в их интересах, чтобы не сойти с ума, заняться поисками способов, изменить себя. И такие средства были найдены.

 

- А почему они добровольно обрекли себя на это?

 

- Ты говоришь исходя из своего взгляда на вещи. Ещё две недели назад он доминировал на Земле. Но теперь, ты, можешь сама убедиться, Лика, что мы оказались правы.

 

- А если… Я выберу умереть… То… Как это будет? Как вы меня убьёте?

 

- Мы? Никак. Кесарю – кесарево. Если ты совершишь ошибку, то отправишься к интернированным мужчинам. Только вот они… Оставят ли тебя в живых они. У меня большие сомнения на этот счёт.

 

- Гады! Какие же вы гады!.. Я больше не хочу слушать тебя, Голос…

 

- Лика! Соберись с силами и отбрось стереотипы. Тебе нужно подумать, хорошо подумать… У тебя есть несколько часов.

 

- А что потом… Что будет потом?

Но из динамика уже звучала только тихая музыка.

 

VI.

 

Какое нежное лето! Улица как будто дышит теплыми ароматами листвы, а легкий ветерок отбрасывает назад волосы. Откуда эта умиротворённость? Не может быть! Вот наш старый дом и окно на четвертом этаже с подоконником, на котором я любил сидеть и смотреть вниз. Как прекрасно всё выглядит! Ясно, живо. Кто-то идет за мной…Девушки в летних платьях. Я таких ярких и не видел никогда. Какие они… безмятежные что-ли.

- Эй! Привет!

Как легко идти! Я не иду, пожалуй, я просто плыву над асфальтом, над землёй… Чудесно как на крыльях! И что это на мне? Рубаха? Халат? Платье? Как просторно в нём, я совсем не стеснен в движениях.

За мной кто-то наблюдает. Стоит на той стороне улицы.

 

- Вы кто? Вы…

 

Боже мой! Это моя … тётя…Рина…

Вот мы уже совсем рядом.

 

- Тёть Рин?! Не может быть… но… вы же… умерли! Почему вы так пристально смотрите на меня? Не смотрите так…Я где? Во сне?

 

Тетя наклоняет голову в сторону и продолжает глядеть, не отрываясь, прямо мне в глаза.

Проходит странная минута.

 

- Что, что вы хотите сказать… что я… тоже…

 

- Умерла? - слышу я голос родственницы, но губы её неподвижны, - да…

 

Я сглатываю холодную слюну.

 

- Ты умерла во сне. Не грусти, такое часто случается.

 

- Н-не-ет, этого не может быть… как это…

 

Но сознание четко осмысливает происходящее. Моя тётя тут. И она жива. Больше того, я бы сказал, что она стала…как бы это сказать… еще более наполнена жизнью, чем раньше. На вид ей не дашь и сорока. И как замечательно здорово она выглядит: ровная кожа с легким загаром, блестящие глаза с сочными радужками зрачков, натуральный, неправдоподобно цветущий вид волос.

Я помнил, как тяжело она умирала от рака, как истощенно выглядела в гробу… это был жаркий летний день лет двадцать пять тому назад… Правда… О, нет, на ней было платье, которое я сразу вспомнил: желтовато-зеленое, с какими-то овалами, напоминающими большие бобы. То платье из 70-х…

А сейчас! Но я…Неужели я умер? Умерла? Что же с тем кошмаром в подземном бункере?

 

- Ты не пережила наркоза.

 

- Нет… Однако в интонации моей тёти я чувствую нечто неумолимое.

 

- Лика, ты уже по ту сторону…В краю покоя.

 

- К-как… Слезы, горькие слезы текут по моим щекам.

 

- И назад нет возврата? Я умерла и это навсегда?

 

- Ну, что ты, - она впервые улыбается не так обречённо, - нет ничего, что длилось бы вечно.

- Как это?

 

- Ты вернёшься, как и все мы. Все обязательно возвращаются.

 

- А когда, когда… как это будет?

 

Я заворожено гляжу ей в глаза.

 

- Ты родишься в какой-нибудь семье, когда-нибудь начнешь жить сначала, как с чистого листа. Ты станешь…

Вдруг я перестаю слышать голос тёти, хотя она продолжала уверенно шевелить губами. Дальше - больше! По тете пробегают какие-то кубики, она начала дёргаться и разваливаться на кусочки. Потом улица, деревья, дома – всё разом пропадает из виду, и я вижу только противный синий фон и серую эмблему в центре.

Что это? Пытаюсь разглядеть, что же там изображено. Какая-то гравюра или репродукция…

Над небольшой речкой, поросшей камышом, парит грустная женщина в античной тоге. Волосы её распущены. Она держит за голову мужчину в шлеме, по горло погружённого в воду. Под картинкой надпись: “Lethe Project”.

 

VII.

 

 Лика мучительно переживала отсутствие сигарет. Здесь о них не могло быть и речи. И без того воздух был сильно разрежен и отдавал реактивами. От этого иногда нестерпимо давило грудь, хотелось вырваться, наступала паника.

 

Медицинский корпус, вероятно, простирался на многие сотни метров, но её не пускали дальше операционного блока. После завтрака, состоявшего из тарелки размазни и чашки растворимого кофе, медленно, опираясь на поручни вдоль стен, она пробиралась к комнате, где стоял дряхлый телевизор. Мебель тоже была какой-то бэушной, местами даже рассохшейся, свет в коридорах экономили. По единственному каналу передавали местные новости по-английски: немолодая дикторша в белом жакете и малиновых бусах с коротким седым ежиком волос на крупной голове говорила о том, как налаживается жизнь, о заседаниях Совета, о каких-то выборах. Показывали теплицы с грядками, птицефабрику, мастерские. Везде трудились женщины в грязноватых комбинезонах. Потом был сюжет, где ученые делали прогнозы о климате на поверхности, спорили возле доски, мелом чертили границы циклонов, значения температуры, влажности. Судя по всему, картина была не утешительная: никто даже не знал наверняка, где теперь полюсы, каковы новые очертания океанов и континентов. После новостей шли объявления, потом старые американские сериалы – вот и всё телевидение. Можно было сойти с ума.

 

Единственное разнообразие в эту унылость вносила Тил, с которой Лика успела подружиться. Ее нельзя было назвать молчуньей, как других врачей и медсестер – Тил могла болтать без умолку час-полтора кряду. В полдень, как его ещё называли по привычке, она приносила таблетки и – роскошь даже для тяжелобольных – овощи.

Грызя морковку, Лика слушала про многочисленных родственников Тил из Оклахома-Сити, о том, как весело жила её семья. На последних фото Тил выглядела старше своих двадцати пяти лет. А впрочем, раньше Лика мало общалась с чёрными и не могла на глаз определить её возраст. Оказыватся Тил была чемпионкой школы по прыжкам через скакалку. Потом занималась этим в группе профессионально несколько лет, а в медсестры попала, так сказать по распределению, «после переезда в пригород]», грустно шутила она.

На вопросы о местных порядках Тил замолкала, опускала глаза или отвечала цитатами из подземного телевизора. Слава богу, говорила она, что они живы и есть надежда когда-нибудь выйти на поверхность.

 

Тил приносила книги, некоторые из них были даже на славянских языках, но по-русски был только Новый Завет. Сейчас нельзя было без слёз читать эту вечную книгу. Лика чувствовала себя персонажем из Апокалипсиса. «И пустил змий из пасти своей вслед жены воду, как реку, дабы увлечь её рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои, и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей».

 

По ночам Лика долго не могла заснуть. Она не чувствовала себя лучше. Тянуло швы по всему телу, её тошнило, и от духоты раскалывалась голова. Как теперь жить, для чего – на эти вопросы по-прежнему не было ответа.

 

Янта навещала Лику все реже. Говорила, что много работает, что её выбрали главой какого-то отдела в русскоязычном секторе. Удивительно сколько в ней было энергии и какого-то почти религиозного оптимизма. Однажды Лика подумала, что Янта и без катастрофы, забралась бы сюда «организовывать и помогать». Ей это явно нравилось.

 

Выжившие понемногу приходили в себя. Разговоры о прошлой жизни были всё реже, все сосредоточились на текущей работе. В больнице нужно было налаживать протезирование, реабилитацию выздоравливающих инвалидов. Не хватало многих мелочей, так как запастись всем было практически невозможно, а производительность была низкой. Лика тоже попросила для себя какую-нибудь работу.

 

- Что ты умеешь делать, Лика? – простой вопрос Рэб пробегавшей по коридору, старшей по отделению, поставил Лику в тупик. Ничто из того, что Алик делал в последнее время, не годилось. Он даже забыл, когда сам менял запаску на машине. Ну, в самом деле, не полы же идти мыть, хотя их и так почти не мыли – воду тоже экономили.

 

- Не знаю… Так на вскидку ничего не могу сказать.

- Ну, когда вспомнишь заходи, - она недобро пошутила в ответ.

 

Лике стало грустно и жалко саму себя, как никогда в жизни. Она вдруг ясно ощутила всю беспросветность своего положения. Одна, после тяжелой операции, среди чужих людей, в плохих бытовых условиях – было от чего впасть в депрессию. По «ночам» ей снились кошмары: ей казалось, что матрац под ней шевелится и превращается в живое существо, некое подобие огромной губки, и засасывает её.

 

 

 

 

 

 

 

 

 





] “suburb” (англ.) – пригород, а также шутливое название подземного города его жительницами