Трое в купе

В вагон вошли две дамочки средних лет – блондинка и брюнетка.
До этого они долго ждали на перроне, и не было никакой информации.

Они приехали на центральный вокзал Варшавы, потому что так было указано в билете, но уверенности ни в чем не было, потому что несколько дней назад они прибыли из Москвы в Варшаву не на центральный, а на восточный вокзал, хотя в билете точно так же значилось: «центральный».

В таком же недоумении пребывали еще несколько пассажиров. Точнее, те, кто собирались ими стать, а пока маячили на перроне. Последние вымученные снимки на прощание и тревожное поглядывание на пустое табло. Наконец, цифры ожили, забегали: поезд «Франкфурт-Москва», так, 8.50, так… Народ активизировался, начал хвататься каждую минуту за ручки чемоданов, шарить по сумкам, проверяя билеты, что-то снова повторять на прощанье провожающим. Улыбаться в последний раз, целоваться в последний раз. И вылавливать взглядом пустоту, откуда ожидался поезд.

Вскоре он действительно появился.

«Поторапливайтесь! Поезд стоит всего пять минут» - крикнули проводники и все поскакали вслед за выхваченными взглядом номерами своих вагонов. Дамочкам с чемоданами тоже пришлось пробежаться. Едва они ввалились в вагон, проводники зычно продекламировали: «Провожающие, освобождайте вагон, поезд отправляется!» - и дамочкам пришлось ужаться и пропускать в узком коридорчике родственников и друзей других пассажиров. Поезд начал подрагивать, покачиваться и поплыл, а дамочки добрались до своего купе, и Брюнетка взялась неумелыми руками дергать дверь. Та не поддавалась. «Дай-ка я – отстранила ее Блондинка и уверенным, движением, рассчитанным на немедленный результат, добилась того же эффекта: дверь не открывалась. Дамочки начали озираться, пытаясь увидеть проводника, но безрезультатно.

Тут ручка задергалась изнутри, появилась щель, Брюнетка просунула в нее нос и, обескураженная, сообщила Блондинке: «Да там одноместное купе». В этот момент дверь захлопнулась. А поезд продолжал ехать.

«Какое одноместное купе? Быть такого не может!» - возразила Блондинка, и обернувшись, наконец увидела проводника. «А нас не пускают!» - с торжеством возвестила она. «Как это не пускают! – сейчас пустят» - проводник по-хозяйски постучал в дверь. Она отворилась, и в проеме восстал огромный полуодетый пожилой дядька с опухшим лицом. К потному лбу прилипли полусоломенные, полуседые пряди, а босые ноги открывали антисанитарную картину давно не стриженных ороговевших и расслоившихся старческих ногтей.
 
«Ой, меня сейчас вырвет» – пискнула блондинка на ухо брюнетке. Проводник обернулся и донес до бестолковых дамочек: «Сейчас переоденется и откроет»

- Ой, а нельзя в другое купе, может быть, есть свободные места, мы приплатим? – взмолилась блондинка.
- Свободных мест нет …
- Точно нет? – выразительно заглядывая в глаза проводнику, настаивала наивная.
- Точно нет – со всей убедительность разочаровал ее распорядитель вагона.

«Это расплата. Расплата за нашу отличную поездку. Чтобы жизнь медом не казалась» - резюмировала Блондинка. Брюнетка молчала. «Теперь ты понимаешь, как нам повезло, когда мы ехали вдвоем в Варшаву?» - наставляла Блондинка, намекая на то, как ныла Брюнетка всю дорогу, что, мол, оказывается, невыносимо ехать в поезде, и как давно она не ездила, только все летала, и как теперь ни за что больше не поедет, а, разумеется, полетит. Хотя, конечно, в Польшу, что тут ехать-то, день и ночь. Все ездят. А насчет трехместного купе - так это идиот, директор турагентства, уверял ее, что нет двухместных купе в этих поездах. А потом оказалось, что есть, позвонили перезаказать, но оказалось, уже поздно, билеты в двухместные были уже раскуплены.

Дверь распахнулась. Теперь высокий старик был одет в нечто исподне-тренировочное. На ногах - черные носки, сквозь них победно выпирали продырявившие их шершавые желтые ногти больших пальцев. Старик вышел, а дамочки взялись осваиваться в купе.

 - Что у него хотя бы для поезда не нашлось пары целых носков? – вопрошала риторически Блондинка.
- Не волнуйся, он сейчас ляжет на свою верхнюю полку, и будет там всю дорогу . Не надо осуждать таких людей -философично закатила глаза Брюнетка.
- Пролежать всю дорогу на полке? Нет, это невозможно, надо будет нам как-то всем рассесться. При чем тут осуждать? Просто он же понимал, что кто-то будет рядом. Смотри, он диабетик. Видишь, сколько бутылок с водой у него в сумке.
- Диабетик не пьет жирные сливки – показывая глазами на пакетик со сливками с уже срезанным уголком, возразила Брюнетка.
- Он, наверное, диабетик, который не соблюдает диету, он мучается, хлещет воду литрами, а диету не соблюдает . И потом, слышала, как он ужасно кашляет? - Блондинке с каждой минутой становилось все жальче попутчика, хотя и раздражало, что тут же рядом со сливками «диабетик» положил свою смятую простыню, снятую с постели.
- Он, наверное, ночью сел в поезд и улегся спать. Наверное, немец.
- Непохож он на немца, акцент другой.
- Ну, может, поляк.

В эту минуту к сливкам протянулась рука как раз появившегося в купе старика. Другой рукой он насыпал растворимый кофе в пластиковый стаканчик.
- Да вы садитесь, садитесь…
- Нет, я там курю – ответил он и скрылся.
- Видишь, он пьет кофе и курит - Блондинка
- Многие так делают - Брюнетка
- И не соблюдает диету. У меня был такой знакомый. Вернее отец, знакомого. Он был диабетик, пил бутылку коньяка в день. А в кабинете у него стоял ящик с минеральной водой. Известный хирург, между прочим, был.
- Бутылку, это, конечно, много, но вообще-то коньяк диабетикам и в маленьких количествах противопоказан. Им водку надо пить.

Время шло...
Все трое сидели рядком, скрючившись. Над головами никчемно выпирали бархатные надголовники.
- Странная конструкция – сказала блондинка, ощупывая собственную шею и не наблюдая удобного соответствия
- А это все убирается, и делаются кресла – мгновенно среагировал старик. Надо только проводника позвать, у него специальный ключ.

Все встали, разобрались с сумками, матрасом, подняли лежанку, и оказалось, что ее обратная сторона бархатная, как и надголовник, и служит спинкой для кресел. Купе стало похоже на салон самолета, старик сидел теперь в башмаках, а сквозь заляпанное стекло засияло солнце.


Голубое невероятно весеннее небо неслось за вагоном, ветви деревьев на его фоне отзывались Левитаном и еще кем-то. Дамочки трепались о своем, считая, что старик вряд ли понимает беглую русскую речь, и не прекращали своего занятия, даже убеждаясь, что все общественные темы он мгновенно подхватывает.

К вечеру выяснилось, что старик едет из Познани, где у него жена. А вообще-то он хорват из Югославии. Дети и внуки там. Сам в Москве работает прорабом в строительной фирме. Война настигла его в Польше, где ему дали квартиру, тогда он решил переждать, пока все закончится. А потом, оказалось, что и возвращаться не к чему: разруха, работы нет. Только и в Польше с работой плохо, стал в Москве дома строить. Сначала хорошо зарабатывал, а теперь молдаване, таджики строят – дешевая рабочая сила, хорошие специалисты не нужны.

- Вот Вы разделили страну, и не стреляли друг в друга. А мы...Милошевич - подлец.
- А в Москве живете где, квартиру снимаете?
- Да, снимаю, на Рязанском проспекте. Дорого. За однокомнатную квартиру пятьсот долларов плачу.
- А завтра Вам на работу?
- Да, в помосковье коттеджный поселок строим.
Огромными толстыми красными пальцами старик держал жирную краковскую колбаску и заедал ее масляным сэндвичем.
- Я смотрю, вы едыте сымволычно…
- Да, мы уж все съели. Вот хотим пойти поужинать в вагон-ресторан. Не знаете, где он?
- Не ведаю. Я там никогда не был.

Дамочки надели сапоги, шубки и потянулись по вагонам, чувствуя себя, словно в детективном фильме. Вагоны открывались по-разному: одни легко – тронешь пальцем - и дверь открывается. И надпись на ней сообщала, что дверь автоматическая. Другие двери так и норовили открыться не больше, чем наполовину, чтобы придавливать изо всех сил проползающих из вагона в вагон хрупких москвичек. Сами вагоны тоже были разные. В одних было жарко и купе нараспашку, народ гулял, кое-где было по несколько человек – отмечали православное Рождество. В других – тихо, купе закрыты, и, казалось, все уже спали.
Девять вагонов им пришлось пройти, чтобы очутиться в задрипанном закоулке с обшарпанными стенами и сиденьями.

- При совке и то было лучше – переглянулись дамочки – Вагон-ресторан, так вагон-ресторан.
Но еда оказалась сносной, а пиво свежим.
- Ну, за нашу замечательную поездку! – подняли они пивные кружки, стараясь не глядеть на замызганные, рваные скатерти.
- И за Рождество!

Обратный путь из ресторана показался короче. Опять первопроходцем была Блондинка, оставляя Брюнетке только закрывать за собой дверь. «Чтобы я без тебя делала?» - думала брюнетка.
- Сейчас придем и ляжем спать, а утром Москва.
- Надо только старика спросить, не возражает ли он.
- Ладно, спросим.
Вот и родной вагон, вот и родной старик.
Теперь принять снотворное и пережить ночь.
- Вы не возражаете, если мы сейчас уляжемся?
- Как я могу возражать? Вы и так очень корректно поступили. Русские обычно днем раскладывают постели и весь день лежат.

Третья полка под потолком была самой короткой, да еще угол срезан. Как там спать человеку двухметрового роста? А ночью старик кашлял и кашлял. Еще бы, по стройкам в мороз мотаться.