Репортёрские хроники

 

История эта приключилась с нашими героями в первые дни уже наступившего года. День, когда она началась уже никто не помнит, да и не важно не это. Главное, закончилось все благополучно и наши герои… Ах, да. Я не представил наших героев. Их двое. Они коллеги. Журналисты. Работают в одном из региональных Интернет-изданий. Несут новости в массы, так сказать. Как это у них получается? Об этом как-нибудь в другой раз. Первый их наших героев носит имя Алоэ (вообще, зовут его Владимир, но на просторах Интернета он зовется именно этим именем), он старший, более мастеровит и по этой причине выбирает для себя более сложные, порой даже опасные, задания.
Младший из этой славной когорты журналистов попросил называть себя Репортером, хотя много лет назад был наречен своими родителями Вадимом. Так же не чурается опасных и сложных заданий, но по причине своей молодости и крайней горячности, особенно в своем неуемном желании буквально все попробовать на зуб и испытать самому, таковые получает редко. Что тут скажешь? Молодо – зелено.
Итак, начнем…

Алоэ сидел на высоком барном стульчаке в помещении Якутского драмтеатра. На стойке лежала газета и стояла початая бутылка коньяка. Настроение у Алоэ было ни к черту. Мало того, что за стенами театра трещал пятидесяти градусный мороз и он уже целый час безуспешно пытался согреться, так и вся поездка в этот морозный край потеряла всякий смысл. Ему не дали аккредитацию и поэтому надежда на интервью с президентом таяла с каждой минутой и с каждой рюмкой коньяка. Все что ему удалось сделать, так это проникнуть в театральный буфет, даже не в последней попытке пробиться к телу президента, а в элементарном желании просто согреться.
Алоэ с тоской посмотрел на входную дверь в буфет – там за ней, через сияющее фойе в зрительном зале в ложе сидел президент.
- Да, туда не пробиться. Расстреляют и даже фамилии не спросят. – Алоэ тяжело вздохнул, наполнил рюмашку и молча ее опрокинул.
За дверями послышались голоса. Дверь приоткрылась, самого говорившего еще не было видно, но голос был отчетливо слышен, знакомый голос.
- Ну, что вы в самом то деле? Идите в зал. Я сам прекрасно справлюсь и помощники мне здесь не нужны. Ничего не произойдет, через десять минут я вернусь, а вы пока идите. Сейчас хор оленеводов будет выступать, мне расскажете, может напоете что. Идите.
Алоэ протер глаза – в буфет своей знаменитой утиной походкой, слегка наклонив голову, бодрым шагом входил президент. Он обогнул несколько столиков и подошел к барной стойке.
- Добрый вечер, - язык у Алоэ будто прирос к небу. Сделалось жарко. Рука сама собой потянулась к рюмке.
- Вечер добрый, - быстро ответил президент. – А что есть здесь кто-нибудь?
- Только я.
- А бармен где?
- На вас побежал смотреть.
Президент внимательно посмотрел на Алоэ, на коньяк. Представитель прессы заволновался.
- Может коньячок? У меня тут еще эклерчик остался. Два. – Алоэ пододвинул тарелочку с пирожными.
 – Не откажусь, но вместо коньяка закажите, пожалуй, компотика. Как ни как я на работе.
 Алоэ огляделся – на стойке на расстоянии вытянутой руки стоял поднос с пластиковыми стаканами. Подтащив весь поднос, он понюхал содержимое – компот. Весьма довольный собой он протянул стакан президенту.
Алоэ чокнулся с президентским компотом, опрокинул рюмашку, для порядку крякнул и повернувшись к президенту спросил:
 – Какими ветрами занесло Вас в суровую Якутию в канун Рождества Христова? – С его стороны было, конечно, не вежливо начинать вот так сразу с вопросов, но времени было мало.
 – Отвечу вопросом на вопрос: У вас в детстве была мечта?
 – А как же, в космос полететь. Потом я еще мечтал продавцом мороженого быть…
 – Я в отличие от вас более приземленный человек. Например, мечтал на истребителе полетать, на подлодке поплавать. Вы наверняка в курсе, что этим мечтам суждено было сбыться. Побывать в Якутии мне захотелось классе в восьмом. Примерно тогда я узнал, что тут добывают алмазы…
 – Я наблюдаю в вашей свите одно до колик в желудке знакомое лицо. Вот который, «как дэнди лондонский одет», напоминает депутата Госдумы от Забайкалья Виктора Войтенко. А он то, что в Якутии потерял?
 – Алмазы, наверное. Шутка. – Президент грустно улыбнулся. - Он меня в по дороге в аэропорт встретил, попросил подкинуть. А мне то что? Мне не жалко. Он в самолете все больше со стюардессами в подкидного рубился, но не мешал. Говорил, мол, отсюда до его избирателей рукой подать.
 – Владимир Владимирович, поговорим еще о Забайкалье. У нас там томится узник №1 – Ходорковский. Почему его именно к нам отправили? Может еще компота?
 – Нет, хреновый у них здесь компот, теперь давай коньячку. – Разлили, выпили. - Блин, не знал, что якутский коньяк так к беседе располагает. Ладно, слушай, только никому, гут?
 – Заметано. Еще по одной?
- Наливай.
Потом налили еще по одной. Потом еще. Говорили, много говорили. Чаще спрашивать стал уже президент. Потом пришел бармен. Выставилл еще коньяка за счет заведения, но президент в категоричной форме от такой благотворительности отказался и положил на стойку тысячную купюру – сдачи как обычно не было. Выпили втроем «за смычку наций». «И регионов» - добавил президент. После этого бармен убежал звать родственников, мол, они тоже с президентом хотели чокнуться.
- … вот веришь, Володя, надоели все. Опекают как ребенка. Туда нельзя, здесь не моги. А я могу, но устал, устал сильно. Вот так посидеть, расслабиться последний раз уже и помню когда получалось…
В этот момент дверь буфета слегка приоткрылась и заглянул какой-то человек. Президент увидел его. Досадливо поморщился, махнул рукой:
- Иду уже, иду. – Он посмотрел на Алоэ. – давай на посошок, тезка, и пойду я возвращаться к государственным делам. Выпили. Президент пожал руку Алоэ, по широкой дуге обошел столы и со второй попытки открыл таки дверь. Обернувшись, он подмигнул, вскинул руку в приветствии:
- Даст бог свидимся, - и вышел.
Алоэ махнул рукой в ответ, схватил со стойки бутылку коньяка и выпил остатки жидкости прямо из горла. Свет потух, и Алоэ стал проваливаться куда-то во тьму…

… ничего непонимающим взглядом он осмотрелся. Поморгал, ущипнул себя за правое яйцо (левого не было), почесал затылок, шлепнул себя ладонью по лбу. Не помогло. Продолжало не думаться.
- И де я? – голос в бескрайнем, как просторы Севера, кабинете показался далеким и ужоснах! чужим.
- Енто, что за наказание такое. Яйца нет! Хде я – не знаю и хужее всего – не помню. – Алоэ вперился взглядом на висящую в углу иконку с ликом какой-то там матери и стал биться лбом оп пол, потом ап стену, но память не возвращалась.
Только собрался Алоэ заплакать горючею слезой, как в дальней стене отворилась неприметная до того дверка, и в кабинет вошел…
- Мать мая женсчина! Это ж Вова Путин. Ща мидальку вручать будит. – Алоэ потихоньку возвращалась память и он вспомнил беседу в театре.
Вошедший метнул взгляд в сторону Алоэ и сел в роскошное кресло.
«Меня то на табуреточку посадили», – досадливо подумал Алоэ.
- Аффтар! Сцуко! Йаду не предлагаю. Сам убьешь сипя ап стену или мне памочь?
Правое яйцо Алоэ с жутким грохотом упало на пол и покатилось в угол. «Вот они жуткие последствия якутских морозов», - с грустью подумал Алоэ.
Язык присох к нёбу, в глазах нарисовался эшафот, заплясали чёртики, нижняя челюсть предательски задрожала, по небритой щеке побежала скупая слеза.
- Чё за нах?
- Первый нах! – абсолютно машинально отозвался Алоэ и тут же притух под тяжелым взглядом президента.
Путин ткнул пальцем в стоящий на столе монитор. На нем во весь экран светилось: «Двое в комнате: я и Путин». «А хороший криатифф получился», - не без гордости подумал Алоэ.
- Компотик? Коньячок говоришь? КГ/АМ, тёзка.
- Дык, я… - Алоэ совсем заробел и обгрызал последний ноготь на руке.
- Ты, что, падонок, забыл, что я акромя спирта ничего не пью?
- Как луче, Ваше преосвя… Ваше Президенстсво. – Алоэ посмотрел на Путина и, зажмурив глаза, что было силы треснул кулаком по столу. – А наливай, Володя!
Из потайного люка в столе выпрыгнула бутыль со спиртом, агромная как Спасская башня Кремля, солёный огурец величиной с президентский «Мерседес» и два алюминиевых армейских котелка с инвентарными кремлевскими номерами на бортах.
- Ну, за… - Алоэ опять провалился куда-то в туман.

«Просыпайся, алкаш. Ты обещал сегодня со мной на рынок сходить». Голос прозвучал как приговор. Алоэ с трудом оторвал от щеки прилипшую клавиатуру. Монитор на столе моргнул и засветился – с экрана глумливо улыбался в дюпель пьяный Президент…
 * * *
Репортёр проснулся от страшного перестука собственных зубов. В переводе с языка старика Морзе зубы выстукивали кантату вселенскому холоду, царившему вокруг. С приходом малой толики сознания в тело Репортёра, начали проступать и другие звуки, если точнее то один – ровный гул. Причем одинаковый гул стоял, как и в ушах, так и царил вокруг, смерзшегося в ледышку тела Репортёра.
- Трынь-дынь-трынь-дынь-трынь, - стучали ровно зубы.
- Уууууууууууу, - гул гудел.
- О, пресса проснулась, а вы говорили, что уже не отмерзнет, - сквозь гул прорезался чей-то голос. – Сейчас отпоим ликёрчиком и будет как новый.
Репортёр ошалело начал озираться по сторонам. Глаза не открывались.
- Да погоди ты, - тот же голос. – Дай-ка тебе лёд с глаз посколупаю, а уж из носа сосульки потом сам достанешь.
…И разверзнулся свет! И грянул гром… в голове Репортёра.
- Идея? – осипшим голосом прошептал он.
- Как где? В гостях доблестного и геройского экипажа краснознамённого самолета, далее говорить не буду, поскольку это жуткая военная тайна. Ты уж извиняй, печка у нас в салоне полетела, а кабине места нет. Не к штурману же тебя садить?
- Какой самолет? Какой штурман? Мы что, летим?
- Да. Уже восемь часов летим. Скоро дозаправка и дальше полетим.
- Куда летим?
- Так, хорош вопросами то сыпать, пресса, блин. Вот тебе ликерчик. «Шасси» называется. Отличная вещь.
- Какое шасси? – голос по прежнему сипел.
- Спирт с сиропчиком. Командир, какой сегодня сироп? Тут пресса интересуется?
- Маракуйя, - раздался откуда то еще один голос.
- Какого ***?
- Да пей ты уже, а то ведь и замерзнешь так. Нам еще тринадцать часов лететь.
- Скоко? – с испугу Репортёр опрокинул полную кружку ликёра в своё замерзшее горло.
…И разверзнулся свет! И грянул гром… внутри Репортёра.
- Ну, что, одыбал?
Репортёр кивнул головой. Голос предательски пропал совсем.
- Вот и замечательно. Встретим Новый Год и вернемся.
- Куда вернемся?
- Домой.
- А сейчас мы где?
- Пять тысяч над землей. За бортом -60, в салоне теплее, -40. До точки прибытия еще пять тысяч километров.
- А точка где?
- Ну, ты, пресса, даешь! Сам же вчера на Северный полюс просился…
- Полюс? А что мы там делать будем?
- Ха, ты будешь медведей пугать, а мы новый год встречать летим. Вообще-то, ты вчера клялся и божился, что репортаж сделаешь…
- Слышь, браток, налей еще этого ликерчика, а то плохо мне чего-то.
- Не вопрос. Я и сам выпью с удовольствием.
…И разверзнулся свет! И грянул гром…
После второго стакана к Репортёру сознание вернулось окончательно и в полном объёме.
«Ё маё, я же вчера за сигаретами вышел. А у комка лётчики тарились табачком. Помню. И кто кого уболтал лететь к чёрту на кулички? О! Не помню! Меня четвертуют, колесуют, разрежут на кусочки… Может не возвращаться?» - мысли одна страшней другой крутились в голове, но вслух, уже окрепшим голосом, он спросил:
- А год-то хоть какой встречаем?
- Старый Новый… 2008-ой…


- Под крылом самолёта о чём-то поёт бескрайнее море тайги… - тихо и душевно пел хор в составе Репортёра, Командира, второго пилота, штурмана и стрелка радиста.
- Мужики, а я море увижу? Я море никогда не видел, - представитель прессы, расчувствовавшись обронил скупую мужскую слезу в кружку с ликёром.
- … и крокодилы, пальмы, баобабы, бабы, бабы. Увидишь, пресса, увидишь, - пропел стрелок и влил в себя очередную порцию «Шасси».
Репортёр удивленно вскинул брови на стрелка-радиста и абсолютно ни к месту начал считать:
- Первый здесь, второй тут же, а кто, извините, за штурвалом?
- А-а! А… аффто…
- Аффтар жжот? – изумлению Репортёра не было предела.
- …аааффф, тьфу, аффтапелот, - командир икнул и заорал. – Аффтапелот, иди сюда. Тут пресса тя жаждет. – От обилия сказанных буков, командир вспотел и впал в ступор.
Зашел Аффтапелот. Выпили. Занюхали керосинчиком.
- А где тут у вас отлить можно. – Репортёр напряженно озирался.
- Там, - рука бессознательного командира взметнулась сама собой и ясно указывала на бомболюк.
- Ща, открою, - сказал Аффтапелот и удалился в кабину.
Люк с гадким шипением открылся. Оттуда явственно сквозило.
- А как? – зрачки Репортёра округлились до величины иллюминаторов.
- Ща, - пробормотал штурман и из-под своего сидения начал разматывать трос с карабинчиком на конце.- Ща, тебя причепим и если, что ниже 2000 не упадешь. Потом, правда, проблемно назад затягивать. Вручную приходится, но ничего, ты не переживай.
- Аха, я попробую, - количество спирта в крови представителя прессы резко сошло на нет.
Пока Репортёр делал свои дела у бомболюка, второй пилот затянул грустную песню:
- Всех нас согреет вера одна… кто-то успеет, ты или я? – и как-то нехорошо посмотрел на Репортёра.
Репортёру внезапно стало грустно, вспомнился дом на улице Малой, Вера в доме у плиты… вновь потекли рекой не очень веселые мысли, вот еще песня про веру, нехорошая какая-то…
«Куда же все-таки шестой и седьмой подевались. Ведь вот же шестой только встречал, а тут здрасти, жопа, новый год! 2008! Ну, день, два, неделю еще можно потерять, а тут два года? Акуеть! Вадик, убей сибя ап стену! Нада бы перекурить!»
Репортёр полез в карман за зажигалкой и вместо неё достал картонку – билет из кинотеатра «Удокан».
Когда Репортёр асилил весь текст, волосы на его голове встали дыбом:
«Совсем последний дозор» время – 17-10, цена 70.00, ряд – 1, место – 1, и как приговор дата – 1/01/08!

Репортер зачарованно смотрел в открытый бомболюк. Он видел море.
В кабине шуршал шоколадными обертками Аффтапилот, весь остальной экипаж дружно храпел вокруг полупустой канистры с ликером «Шасси».
«Рыбки чего то захотелось. Может селедочку добуду?» - подумал Репортер и стал разматывать трос в открытый люк. Вместо крючка он насадил сломанный карабин, а в качестве блесны прилепил блестящий фантик от шоколадки.
Через какое-то время трос в руках непутевого представителя прессы дернулся, потом еще раз, но уже гораздо сильнее.
- Клюет. Как есть клюет, - и уже во все свое простуженное горло заорал. – Клюет!
Авиаэкипаж мгновенно повскакивал с насиженных мест.
- Что?
- Где?
- Когда?
- А в ухо? – резонно заметил Репортер.
- Не стоит, - так же резонно заметил командир.
- Рыбка клюнула. Тащить надо.
- Так какого *** ты молчишь? – заорал штурман. – Трави по малой.
Весь экипаж стал дружно сматывать трос. Аффтапилоту было приказано включить первую пониженную и далее идти на бреющем полете. Самолет шёл так низко, что соленые брызги хлестали по щекам Репортера, но он этого даже не замечал, все мысли были о рыбе.
- Кита-полосатика, однако, цапанули. Ух, и вкусное у него мяско, - второй пилот даже зажмурился от удовольствия.
Но вместо полосатика из морских глубин показался хвост подводной лодки, потом рубка и, наконец, на поверхности показалась огромная мокрая туша субмарины класса «Айова».
- Пендосы! – воскликнул Репортер.
- Руби, - заорал командир.
- Чем? Не пилкой же для ногтей, а топоров на борту, командир, нет.
- Аффтапилот, тваю мать! Педаль газа в пол, штурвал на себя. Уходим.
Машина резко пошла вверх. Натужно заработали двигатели.
Командир дрожащей рукой наполнил стаканы, все нервно выпили. Посмотрели в бомболюк.
- Блять, пять тысяч над землей, а она не отваливается? – Командир явно нервничал. – Что ж мы ее к себе попрем?
Встречными воздушными потоками субмарину болтало из стороны в сторону.
- Не боись, командир, щаз сама отвалится. Главное, чтоб не на сушу, а то чукчей перепугаем. – Тут штурман побледнел и выхватил карту. Долго водил по ней пальцем, смотрел на компас и шевелил губами. – А еще думаю, чего это море безо льда, зимой, в Арктике…Командир, докладываю: мы сбились с курса. Нет здесь никаких чукчей.
Штурман хлебнул ликер прямо из горловины канистры.
- Мы в воздушном пространстве США, - и уже шепотом. – Сейчас начнется.
Что именно начнется узнать не удалось – внизу раздался громкий «бульк» и подводная лодка исчезла в пучине океана.
- Домой хочу! – заорал Репортер.
- Не ори. Все там будем. – Командир посмотрел в бомболюк. – Аффтапилот, курс домой. И чтоб в этот раз, штурман, без блужданий в пространстве.
- Так точно! – севшим голосом пролепетал штурман.
- Командир, - голос штурмана осип. – Вся навигация накрылась медным тазом. Летим незнамо куда.
Командир тяжело вздохнул, сплюнул в бомболюк, после истории с подводной лодкой он перестал закрываться, и тяжелой поступью направился в кабину к аффтапилоту. Через какое-то время командир вернулся уже весь сияющий и всех успокоил:
- Нормально все. Пол звездам летим.
- Какие звезды, командир. День за окном.
- Я аффтапелоту сказал, что если мимо дома промахнемся, то он все звезды потеряет… на погонах. Штурман, кстати, тоже потеряет. – Весь экипаж поспешно ретировался в кабину – лететь по звездам занятие не из легких.
- Ну, что, пресса, давай выпьем что ли? Еще пол-канистры ликёра осталось. На базу возвращать примета дурная.
Репортёр обреченно согласился.

- Хорошо, что есть на свете, это счастье путь домой, - Репортёр пел задушевно и одухотворенно. По щеке командира лились слезы. В щели бомболюка проносились заснеженные холмы.
- Командир, - голос стрелка-радиста срывался на фальцет. – База на связь выходила, сказали по прилёту всех под трибунал по законам военного времени…
- Какого времени?
- Говорят америкозы войну объявили после того как их подлодку с 32 ракетами размазали у побережья Гавайских островов. А размазалась она об авианосец «Индепенденс». Америка в трауре, мы, судя по всему в глубокой жопе.
- Так, экипаж, шлюхай мою команду, - Голос командира посуровел и стал металлическим. – Спирт и пассажира за борт, то ись в бомболюк. – Репортёр похолодел и стал прощаться с жизнью, с Верой, с надеждой, с так и непознанной еще Любовью.
В руку Репортёра вставили кружку со спиртом с пожеланием мягкой посадки.
- Ага, куда уж мягче! – Голос его предательски дрожал.
- Пресса, если все закончится хорошо – еще свидимся…
- … на том свете что ли?
- … если ж плохи? – Командир задумался. – Мы про тебя никому не скажем.
- Хорошо, я готов быть без вести пропавшим.
- … вот тебе парашют, остатки ликера, извини что мало, всего литр остался, - и вручил Репортёру полную литровую бутылку из-под водки, на которой красовалась надпись, сделанная пермаментным маркером – ША$$И.
- Возвращаем туда, откуда взяли – на Малой должен будешь сесть, правда, и прыгать будешь с высоты малой, сверх малой. – После этих слов Репортера вытолкнули в бомболюк.
Земля стремительно приближалась.
«Не успеет парашют раскрыться. Спирт разобьется. Жалко», - пронеслось в голове Репортёра.

Бац! Искры из глаз – голова соскользнула со стола и лбом Репортёр больно стукнулся об стоящую рядом табуретку.
Глаза получилось разлепить только с третьего раза. Потирая ушибленный лоб, Репортёр огляделся. В этот самый момент сидящий, а точнее тоже только что проснувшийся Алоэ отрывал от щеки налипшую клавиатуру. Он тупо уставился в монитор и тут с душераздирающим криком:
- Никуда я не хотел с тобой идти! В Бабруйск жывотное! – вырубил компьютер, выдернув шнур из розетки. – Вот жеж, привидится такое, - Алоэ потер всю в клеточках щеку. – Вадик, сцуко, говорил же тебе – бутыль этого «шасси» будет лишней…
Репортёр потёр глаза – на столе стояла знакомая бутылка с надписью «ША$$И» и еще полдесятка коньячных поллитровок.
- … хорошо отметили день печати, ой хорошо. Завтра надо будет новость дать… может домой пойдем?