Бигфут
Ярмо встал, потянулся. Он был небольшого роста, а вот Юрки все время задевал бревенчатый потолок головой.
– Опять его видели, – сказал Юрки.
Ярмо стал одеваться.
– Кто? – спросил он.
– Я и Ярви, – сказал Юрки.
– Где? – спросил Ярмо.
– На позиции, – сказал Юрки.
Он так громко хлебал, что заглушал канонаду. Сразу было видно парня из деревни.
– Того же? – спросил Лехто, вставляя на место возвратную пружину.
– Кто его знает, – сказал Юрки. – Наверное. Вряд ли их здесь много.
– Вряд ли, – согласился Лехто.
Ярмо сел на край лежанки, стал наматывать портянки.
– Холодно? – спросил он.
– Как всегда, – сказал Лехто.
Юрки допил кофе, поставил кружку на стол и сунул еще одно полено в печку.
– Как бы не угореть нам, – сказал Лехто.
– Не угорим, – сказал Юрки.
– В третьей роте угорели трое, – сказал Лехто. – Двое насмерть.
– Дымоход надо чистить вовремя, – сказал Ярмо, натягивая валенки.
Дверь блиндажа открылась, и внутрь вошел Ярви. От мороза его лицо сделалось похожим на спелое яблоко.
– Смотрите, – сказал он и, широко улыбаясь, показал приклад винтовки. На нем появились три свежие зарубки. – Три! Что скажешь, Ярмо?
Ярмо ничего не сказал, только пожал плечами.
– Правильно, – сказал Ярви. – Нечего сказать. Лейтенант сейчас представление на меня пишет.
– Да ну? – сказал Юрки.
Тяжелый снаряд разорвался совсем рядом.
– Ух ты, – сказал Ярви, глянув на потолок. – Да, обещал представить.
– Обещал, значит, представит, – сказал Лехто. – А вот дадут или нет – вопрос.
– Почему вопрос? – спросил Юрки.
– Да? – спросил Ярви, присаживаясь на свою лежанку и дую на руки.
– В третьей роте лейтенант каждую неделю по четыре представления шлет, – сказал Лехто. – А только два ордена дали. Мюллюсу и Сало. Они танк взорвали.
– Это их дела, – сказал Ярви. – Мне лейтенант сказал, обязательно дадут. Тридцать зарубок, как никак.
Ярмо надел полушубок, достал из-под лежанки винтовку. Передернул затвор, проверил прицел. Тот, к счастью, не запотел. Ярмо вытащил из кармана кусок дубленой оленьей кожи и замотал прицел. Теперь до позиции остынет потихоньку, не запотеет, не замерзнет, ничего.
– Где ты их только берешь, – сказал Юрки.
– Там и беру, – ответил Ярви. – Не веришь?
– Да нет, – сказал Юрки. – Отчего же.
И подмигнул Ярмо. Ярмо улыбнулся.
– А в третьей лейтенант дурак, – сказал Ярви. – У него то поморозятся, то угорят. Не следит за своими.
– Да наш тоже не следит, – сказал Юрки. – Просто у нас ребята нормальные.
Все засмеялись
Ярмо вытащил из-под матраса маскхалат. Маскхалат был в пятнах оружейного масла и кофе. Ярмо несколько секунд разглядывал его, словно бы определяя, способен ли он еще выполнять свои функции, потом, поморщившись, надел.
– Стирать пора, – сказал Лехто, глядя на Ярмо.
– А правда, что к нам скоро шведов с американцами привезут? – спросил Юрки.
– Зачем? – спросил Ярви
– Правда, – сказал Лехто. – Восемь добровольцев.
– Вот и у нас будут помороженные, – сказал Юрки.
Все опять засмеялись.
– Ладно, пошел я, – сказал Ярмо.
– Догонять? – спросил Ярви с улыбкой.
– Успехов, – сказал Лехто.
Ярмо повесил винтовку на плечо и вышел из блиндажа.
Алексея разбудил стук молотка. Он открыл глаза и повернул голову. Лейтенант укреплял на стене блиндажа новый плакат. «Поможем финским трудящимся скинуть буржуазно-фашистский режим!», было написано красными чернилами на листе картона. Плакат был самодельный. На земляном полу, возле лейтенантских нар, стоял его предшественник – наклеенный на доску типографский листок, на котором светловолосый мужчина в маскхалате ловил в перекрестие оптического прицела черную человеческую фигурку на заснеженном поле. Картинка была прокомментирована надписью «Стань Ворошиловским стрелком – сделай пятую зарубку!». Алексей сделал пока только две и поэтому был рад, что плакат уходит в прошлое. Он откашлялся и сел
– В деревню надо идти, – сказал лейтенант, не поворачивая головы. Ему оставался еще один гвоздь.
– За жратвой? – спросил Алексей.
– За жратвой, – ответил лейтенант. – Обещали за литр.
– Потравят они нас, – сказал Алексей.
– Могут, – сказал лейтенант. Где-то рядом тяжело топталась канонада – вчера как раз подвезли боеприпасы.
– Васильев где? – спросил Алексей, наматывая портянки.
– Срать пошел, – сказал лейтенант. Забив последний гвоздь, он подсел к печке. Печка едва грела. Дров не было.
– За дровами его надо послать, – сказал Алексей.
– Надо, – сказал лейтенант. – Померзнем здесь. В третьей роте померзли вчера. Тоже без дров сидели.
– А комбат что? – спросил Алексей.
– Шлейфа под трибунал, – сказал лейтенант. – Не следит за личным составом.
– Правильно, – сказал Алексей.
– Еще бы, – сказал лейтенант.
Алексей надел полушубок, поставил на печку чайник.
– Не закипит, поди, – сказал он.
– Закипит, – сказал лейтенант. – Не такая уж она холодная.
Алексей взял свою кружку, бросил на дно хвои из кучки, лежавшей на столе. Прошелся по блиндажу, прислушиваясь к гудению воды в чайнике.
– Наступать-то скоро будем? – спросил он.
– Знаешь же, – сказал лейтенант, – ничего тебе на этот счет ответить не могу.
Артиллерия дала особенно мощный залп, такой, что заплясало пламя в лампе.
– Здорово бабахают сегодня, – сказал Алексей.
– Да, разошлись, – сказал лейтенант.
Дверь блиндажа открылась, и внутрь вошел Васильев. На лице его, ставшем похожим на спелое яблоко, была широкая улыбка.
– Хорошо, – сказал он. – А то три дня до ветру не ходил. Боялся, лопну.
Лейтенант громко засмеялся.
– Жопу не отморозил? – спросил Алексей.
– Нет. Чайком балуетесь? – спросил Васильев, усаживаясь на Алексеевы нары. – Артиллеристы говорят, опять лешего видели.
– Артиллеристы твои договорятся, – сказал лейтенант.
– А правда, что особисты к нам по этому поводу наведывались? – спросил Васильев.
Чайник закипел. Алексей подошел к печке и залил хвою кипятком.
– Правда, – сказал лейтенант. – А будешь языком трепать, и к нам наведаются.
– Да я что, – сказал Васильев. – За что купил, за то и продаю.
– Вот и продашь, – сказал лейтенант.
– За жратвой пойдем, – сказал Алексей, сев на нары и отхлебнув ароматного кипятка. – И дров надо.
– Жратва это хорошо, – сказал Васильев. – Если не потравят. А дрова будут. Я с Никитиным договорился. Он портянки сжег, а мне из дому как раз две пары прислали.
– Деловой, – сказал лейтенант.
– Как нэпман, – добавил Алексей.
Васильев покосился на него и пересел на свои нары.
– Для вас же стараюсь, – сказал он.
– Ладно, – сказал лейтенант. – Допивай, Алексей, пойдем.
Артиллерия дала очередной залп.
Мороз и вправду стоял сильный. Кожа на лице Ярмо, размякшая в протопленном блиндаже, разом стянулась с легким хрустом. Волоски в носу смерзлись, ресницы и брови покрылись маленькими сосульками. Ярмо натянул на лицо маску и посмотрел в сторону русских. Никакого особенного движения там заметно не было. Он побрел по ходу сообщения в сторону леса.
Позиция располагалась довольно далеко, по расчетам Ярмо, километрах в трех. Таковы были правила. Позиция и укрепление должны находиться как можно дальше друг от друга, чтобы их не обнаружили одновременно.
Первая треть пути пролегала по глубокому и широкому ходу сообщений. Ход считался безопасным – за два месяца в него один раз попала минометная мина, и еще как-то повар тут поскользнулся, сломал ногу и насмерть замерз, потому что ужин он на позиции принес и шел обратно в тыл, а грохот канонады – русские готовили очередное наступление – заглушил его крики.
Ярмо быстро добрался до леса, считая про себя шаги. Так он поступал уже давно, чтобы успокоиться перед работой. Ярви он про это не рассказывал, как и тот не делился своим секретом. Хотя, наверное, для общего дела было бы полезней, если бы они поступали наоборот. Но общее дело, вроде, и так было в полном порядке.
В этот раз у леса получилось тысяча четыреста восемнадцать, на три меньше, чем вчера. Всегда появлялось маленькое несоответствие, которое развлекало Ярмо. Он выбрался из хода, осторожно ступая валенками по обледеневшим земляным ступеням, и пошел по только ему известной дороге на позицию. По правилам нужно было иметь три пути и пользоваться всеми ими часто, но бессистемно. Сегодня Ярмо шел по опасному. На нем было уже четыре воронки от снарядов, а однажды он обнаружил поставленную каким-то умным русским мину. Ярмо не ожидал от русских такой прыти и неделю потом плохо спал.
В этот раз, впрочем, артиллерия била по тылам, и мин заметно не было. К середине дороги, на две тысячи сотом шагу, Ярмо принялся тихонько насвистывать.
– А у меня дочка выдумщица, – сказал лейтенант, пока шли по ходу сообщения в сторону леса. Алексей, несмотря на сильный мороз, курил, рискуя пальцами. – В том году я ей мандаринов купил.
– Ну? – сказал Васильев. – Вот ведь, а я никогда и не жрал их.
– Так вот, – продолжил лейтенант. – У них шкурку можно счистить одним куском, и если на ночь оставишь, к утру она засыхает и становиться твердой.
– Ишь ты, – сказал Васильев.
– Она это заметила, и вот что стала делать, – лейтенант откашлялся и харкнул на стенку хода. – Сложит вечером какую-нибудь фигурку, самолет там или слона, и утром он твердый становится. У меня дома сейчас на столе стоят.
– Это как у японцев, – сказал Алексей. – Они из бумаги фигурки делают, оригами.
– Насчет японцев не знаю, – сказал лейтенант. – Я вот в детстве журавликов лепил, было дело. Ей, наверное, и передалось.
– А дорого они стоят? – спросил Васильев.
– Приезжай после войны ко мне в гости, угощу, – сказал лейтенант. – Обещаю.
– Ну смотри, лейтенант, – сказал Васильев. – На слове ловлю.
У леса все присели на корточки. Алексей выбросил окурок, снял с плеча винтовку, надел на приклад лежавший здесь специально треух и приподнял его над бруствером. Минут пять ждали.
– Нормалек, – сказал Васильев. – Пошли.
Алексей бросил треух на землю и повесил винтовку на плечо. Они выбрались из хода и бегом преодолели триста метров до леса. Бежать на морозе было тяжело.
– Я вот каждый раз думаю, – сказал Васильев, прислонившись к сосне и переводя дыхание, – какая сука поленилась осенью до леса дорыть.
– Ты не только думаешь, – сказал Алексей. – Ты и говоришь это каждый раз.
– Говорю, – сказал Васильев. – Конечно, говорю. Потому что тот, кто не дорыл, был настоящая сука. Сколько жизней на нем.
– Ладно, – сказал лейтенант. – Пошли.
Лес, по которому они шли, был немного необычный. В ноябре, во время наступления, его прочесывала огнем артиллерия. Воронки с тех пор, конечно, завалило снегом, но большая часть деревьев осталась без веток, и только у немногих они сохранились ближе к верхушке, так что казалось, что идешь не по лесу, а по огромному колонному залу с меняющим цвет потолком – то ярко-синим, то мутно-серым, то черным.
Довольно долго шли молча. Наконец, когда уже запахло дымом – подходили к деревне – Васильев не выдержал.
– Мужики, – сказал он. – Давайте отхлебнем немного. Жалко добра столько чухонцам отдавать.
Лейтенант и Алексей, всю дорогу только и ждавшие этого момента, засмеялись почти одновременно.
– Ладно вам, – сказал Васильев.
– Ну давай, – сказал лейтенант. – Бак-то у тебя.
Васильев посмотрел на лейтенанта, потом на Алексея, улыбнулся, прижал бак к груди и снял крышку.
– Давай, – сказал лейтенант.
Васильев протянул емкость с водкой командиру.
– Не примерзнуть бы. – сказал лейтенант. – Ну, за победу! – и, сделав большой глоток, передал бак Алексею.
– За победу, – сказал Алексей и, в свою очередь отхлебнув, передал бак Васильеву.
– Я мужики, так скажу: за полную и окончательную победу! – сказал Васильев, прежде, чем хлебнуть ароматную греющую жидкость.
Ярмо вышел на позицию, как и рассчитывал, когда солнце поднялось уже достаточно высоко. Он предпочитал работать в светлое время. Ярви, тот умел и при свете луны и даже звезд находить мишени. У Ярмо ночью почти ничего не получалось. Хотя, возможно, у Ярви просто позиция была лучше. Он говорил, что даже артиллеристов достает. С позиции Ярмо была видна только деревня и первая полоса русских окопов, разделенные лесом.
Ярмо осмотрелся и полез на дерево, где уже свил что-то вроде вороньего гнезда из веток и старых тулупов. Конечно, такое гнездо могли заметить, но на морозе по-другому долго не продержишься. Он уселся на толстый сук, обмотал ноги, открыл прицел и стал ждать. Ждать он умел.
– Мужики, закурить не будет?
Они остановились. Голос доносился справа, из-за кустов. Лейтенант сразу взял на изготовку свой ППД, Алексей, чуть помедлив, снял с плеча винтовку. Васильев прижал бак с водкой к животу.
До деревни оставалось метров пятьдесят, за деревьями уже виднелись дома.
– Кто здесь? – спросил лейтенант.
– Мужики, не стреляйте, я просто не курил давно, – донеслось в ответ, и над кустами показалась большая, покрытая длинной белой шерстью морда. Через секунду ее обладатель вышел на тропинку. Росту он был небольшого, едва ли метра полтора, и тело его тоже было покрыто шерстью. – Такое дело, они русского не знают, – он махнул в сторону деревни, - да и курево у них паршивое.
– Документы есть? – спросил лейтенант.
– А вчера чуть вилами не проткнули.
Лейтенант повернулся к Алексею. Тот пожал плечами, повесил винтовку на плечо и достал из кармана портсигар.
– Я дам? – спросил он.
– Давай, – сказал лейтенант, как показалось Алексею, с некоторым сомнением.
– Ну, дела, – сказал Васильев.
Алексей раскрыл портсигар и протянул его лешему.
– Спасибо, мужики, – сказал тот, выковыривая толстыми пальцами «Казбек» из железной коробки. – И огоньку, если можно.
– А морду подпалить не боишься? – спросил Васильев.
– Не, я привычный, – сказал леший и улыбнулся.
Алексей убрал портсигар, достал спички, дал лешему прикурить.
– Это хорошо, что вы здесь, – сказал тот, выпустив облако дыма, по цвету очень подходившее к его шкуре. – А то после революции и поговорить стало не с кем. Русский все забыли.
– Теперь вспомнят, – сказал лейтенант. Автомат он по-прежнему не опускал, правда, целился не в лешего, но куда-то рядом.
– Ладно, мужики, пойду я, – сказал леший. – Увидимся еще.
И он быстро побежал в чащу, дымя, как маленький двуногий паровоз.
– Ну, дела, – снова сказал Васильев.
– В особый отдел надо будет доложить, – сказал лейтенант, повесив автомат на плечо.
Минуту постояли молча, глядя вслед новому знакомому, потом пошли в деревню.
Сначала Ярмо следил за окопами и даже пару раз замечал какое-то движение, но прицелиться толком не успевал и стрелять не решился. Потом увидел трех русских, идущих по тропинке к деревне. Ярмо уже прижал глаз к прицелу, когда его внимание отвлекло странное существо, выскочившее на опушку метрах в пятидесяти от тропинки. Было оно небольшого роста и все покрыто белой длинной шерстью. Выпуская большие облака то ли пара, то ли дыма – кто его знает, что такие могут выпускать – оно большими скачками двигалось на север, в сторону озера.
Ярмо следил за ним до тех пор, пока оно не скрылось за небольшой высоткой. Из-за этого он и упустил русских.
– Послушай, лейтенант, – сказал Васильев, передавая лейтенанту бак. – Как ты с ними разговариваешь? Ты что, финский усвоил?
– Я не разговариваю, – ответил лейтенант, отдав Васильеву ППД.
– Как же вы объясняетесь? – спросил Васильев.
– Знаками.
Финка, стоявшая на крыльце, что-то громко сказала. Видимо, торопила гостей.
– Ждите здесь, – сказал лейтенант и пошел к крыльцу.
Скрипнули ступеньки, хлопнула дверь.
Алексей закурил. Васильев принялся ковырять стволом автомата сугроб.
– Вот дела, – сказал он. – Может, тут за водку не только пожрать добыть можно?
Алексей пожал плечами.
Лейтенант скрылся в избе.
– Он там погреется хоть немного, – сказал Васильев. – А мы тут мерзни, да?
– Так ведь подсудное дело, – сказал Алексей. – О нас же заботится.
– Так оно в любом случае подсудное, – сказал Васильев. – И в любом случае только для него. Он командир, мы подчиненные.
– С ним и разговаривай, – сказал Алексей. – От меня-то ты чего хочешь?
– Да я так, – сказал Васильев. – А это леший был, да?
– Нет, комдив, – сказал Алексей.
– Вот ведь, – сказал Васильев. – А лейтенант не верил.
– А у Никитина точно дрова есть? – спросил Алексей.
– Точно, – сказал Васильев. – Я к нему зашел сегодня, так в блиндаже повернуться негде, все забито. Куда, интересно, он их столько нарубил.
– Меняет, наверное, – сказал Алексей.
– Точно, – сказал Васильев. – Вроде русский, а по повадкам – жид чистокровный.
Впрочем, насчет русских Ярмо не переживал. Раз прошли в деревню, значит, пойдут назад. Если и задержатся до темноты, он их все равно подождет. Ночь обещала быть светлой. Скоро полная луна.
– Три окорока, и хлеба пять буханок, – сказал лейтенант, закидывая на плечо мешок.
– И все? – сказал Васильев.
– Окороком кашу сдобришь, да с хлебушком, – ответил лейтенант. – Нам до лета хватит, если не шиковать.
– Ну конечно, – сказал Васильев. – Обдурили нас.
– Пошли, – сказал лейтенант.
Они вышли на дорогу и двинулись в сторону леса.
Русские появились быстро, Ярмо даже растерялся поначалу. Впереди шел офицер с мешком – наверное, наменяли еды на водку – за ним двое рядовых, а может, сержантов.
Ярмо в полном соответствии с инструкциями выбрал первой жертвой офицера. Шли они медленно, не оглядываясь, и он смог тщательно прицелиться. Стрелять надо было в живот или таз – если двое других успеют сначала укрыться, потом должны попробовать вытащить командира.
Ярмо прищурился и нажал на спуск.
Лейтенант повалился на снег, выронив мешок, из которого выкатились две буханки. Послышалось эхо далекого выстрела.
Алексей и Васильев замерли.
Несколько секунд стояли неподвижно. Потом Алексею в голову попала пуля, и он упал. Снег вокруг остатков его головы моментально стал красным.
– Вот дела, – сказал Васильев и отбежал за сарай возле крайнего дома. Теперь его отделяло от лейтенанта метров пятнадцать.
Лейтенант застонал.
Ярмо передернул затвор и сделал несколько глубоких вдохов. Теперь дело было за малым. Третий так или иначе должен был проявить себя.
– Лейтенант, – сказал Васильев тихо. Тот опять застонал. – Как быть-то?
Лейтенант ничего не ответил.
– Отлично, – сказал Васильев. – Просто отлично.
На глазах у него выступили слезы.
– Поел мандаринов в Москве, – сказал Васильев.
– До темноты, – крикнул вдруг лейтенант. – Сиди до темноты.
– А потом?
– Потом попробуй меня вытащить, – крикнул лейтенант.
– Алексея убили, – крикнул Васильев.
– Знаю, – ответил лейтенант, хотя и не видел, как Алексею в голову попала пуля.
– Куда тебя? – крикнул Васильев.
– В бедро, по-моему, – ответил лейтенант. – Ног не чую. Суки.
– Суки, – сказал Васильев.
Ярмо несколько раз моргнул, давая отдых глазам. Русский, похоже, решил отсидеться до темноты.
– Ладно, сделаем так, – сказал Васильев и, сняв автомат с плеча, перебежал к крыльцу дома. Поднявшись по ступенькам, он несколькими сильными ударами выломал дверь.
В сенях было тепло и пусто.
– Эй! – крикнул Васильев, не решаясь зайти внутрь.
В сени вышла женщина лет сорока. Она посмотрела на Васильева.
– Отлично, – сказал Васильев и махнул стволом автомата в сторону двери. – Пошли.
Женщина сделала вид, что не поняла. Может, и правда не поняла. Васильев передернул затвор.
– Выходи, – сказал он.
Женщина сняла с крючка грязный полушубок и, накинув его на плечи, направилась во двор. Васильев спиной вперед спустился по ступенькам, удерживая дистанцию между собой и женщиной. Когда они оказались во дворе, он кивнул за сарай.
Женщина покорно пошла вперед. Васильев двинулся следом.
– Сейчас сделаем, – сказал он. Женщина повернулась. Васильев махнул рукой, и она пошла дальше. Они подошли к сараю. Теперь женщина видела и Алексея, и лейтенанта.
Лейтенант тихо стонал.
– Сейчас тебя баба их вытащит, – крикнул ему Васильев.
– А? – крикнул лейтенант.
– Бабу я привел, – крикнул Васильев. – Сейчас в дом тебя затащим. Там темноты подождем. Потом решим. Вперед, – он толкнул женщину стволом в спину.
Она посмотрела на него, потом на лейтенанта и вышла из-за сарая.
Такой вариант Ярмо тоже просчитал.
– Стой, – крикнул лейтенант.
– А? – крикнул Васильев.
Женщина остановилась возле тела Алексея.
– Погоди, – крикнул лейтенант, и ему в голову попала пуля.
– Суки, – сказал Васильев. Женщина упала на снег, закрыла голову руками и что-то забормотала.
Стало слышно, как потрескивают от мороза доски сарая. Затем раздался далекий артиллерийский залп.
Васильев решил дождаться темноты в доме.
* * *
К счастью, луна была почти полной, и деревню от леса отделила широкая светлая полоса. Этого русский не учел. Он вышел в освещенную зону медленной усталой походкой.
«Наконец», – подумал Ярмо.
Для надежности он выстрелил дважды, потом быстро завернул в оленью шкуру прицел, достал из-за пазухи нож, сделал на прикладе три глубокие зарубки, повесил винтовку на плечо, спустился на землю и зашагал домой.
По дороге он все думал о том странном звере.
27-29 декабря 2002 года, Зеленоград.
Свидетельство о публикации №206011700226
Не оставляю надежду на то, что найду у вас и что-то более оптимистичное: с такой наблюдательностью, как у вас, в жизни вами должно быть замечаться не только негативное.
С уважением,
Анна Андерсен 07.02.2006 13:03 Заявить о нарушении
Мои глаза открыты))))
Арсений Данилов 10.02.2006 14:07 Заявить о нарушении