Батюшок

Рассказик о том чего не было, но едва не случилось....
БАТЮШОК

Он был уже пожилым. Как все священники, отслужившие больше десяти лет, он имел животик и пару хронических болезней.
Большая лопатой борода была седа, в отличие от волос, пока только на половину и потому смотрелось клочковатой.
Невысокий рост в сочетание с полнотой и большой бородой, когда он снимал рясу, придавал ему вид несколько квадратный, потому он всегда носил ее и снимал, только ложась спать. В рясе же вид его был весьма внушительный – он казался выше, массивнее, солиднее…
Служил он в маленьком поселке, в маленькой же деревянной церквушке, переделанной из барака советской постройки, путем приделывания на крышу куполков.
Сегодня второй день после Рождества.
Ярко белым, искрящимся на солнце снегом, засыпало все вокруг. Низкие домики поселка, выглядывали темными полосками из под огромных сверкающих сугробов снизу, и пушистых, ярко белых шапок снега, лежащего на крышах.
Виднеющийся за домами лес, неширокой полосой разделял океан белой земли от океана пронзительно синего, без единого облачка неба.
Солнце светило так ярко, словно решило сегодня восполнить все прежние пасмурные дни.
Было тепло, градусов пять мороза, а может и того меньше. Правда, вчера прихожанки говорили, что сильное похолодание на сегодня обещали синоптики, но пока все было просто прекрасно.
Сегодня второй день после Рождества.
Сегодня надо ехать в соседнюю деревушку и послужить службу для местных верующих.
Всегда на второй день после больших праздников, батюшка ездил на свой приписной приход и очень любил служить там.
Он вышел во двор храма, перекрестился на куполки, вдохнул и перекрестил машину – старенький разбитый уазик, из тех, которые называют «буханками».
Вздыхал батюшка, потому что машину давно надо было ремонтировать, но денег на запчасти не было.
- Да, какие там запчасти, - думал он про себя, - в этом месяце за электричество и землю платить надо, а это тысячи три будет… если не пять, а у него всех сборов за праздник рублей пятьсот всего набралось…. Нет, не сегодня – потом разберусь. Бог поможет! Сегодня Праздник!
Он завел машину, перекрестил себя и дорогу и по привычке, приобретенной после одной аварии, читая девяностый псалом, выехал из ограды.
Накатанная снежная дорога была и скользкой и далеко не прямой. Прокладывали ее по старинному пути, и как шли лошади у казаков петляя и заворачивая, так потом триста лет телеги ездили, а потом и гравием отсыпали….
Дорога до деревни заняла часа два, неспешного пути. По единственной улице он подъехал к обыкновенной избе, с одним только отличием – на ворота был прибит большой деревянный крест, сделанный из узких палочек. Не правильно сделали, но ведь от души и потому снимать его батюшка не стал, не хотел обидеть людей.
Давно они собирались поставить куполок над избой, да все за суетой откладывалось.
Пройдя через широкие сени и зайдя в дом, батюшка сразу прошел в большую комнату – это и был собственно храм.
В комнате у стены с восточной стороны стоял стол, да на натянутой проволоке висела белая матерчатая занавесь, с вышитыми крестами, отделяющая стол, служащий престолом от остальной части.
Служили быстро и как-то совсем по домашнему. Прихожан было человек пятнадцать, но этого хватило, чтобы битком заполнить комнату и прихожую. Да, еще мужики стояли, в ограде и на улице - беседовали, и ребятишки носились туда-сюда.
После службы пригласили батюшку на трапезу. В соседнем доме уже был накрыт стол с нехитрыми деревенскими яствами. Расселись все, кто вошел, батюшку посадили во главе. В радости и беседах не заметили, как прошло часа полтора.
Короткий зимний день уже подходил к концу. Солнце уже пыталось спрятаться за печную трубу здания сельсовета. На улице стало заметно холодно.
Батюшка засобирался в дорогу, но бесконечные вопросы и прощания затянули еще все на целый час, так, что выехал он уже в сумерках.
Примерно через час, мотор машины вдруг стал работать с перебоями. Еще минут пять машина ехала, а потом совсем заглохла.
Батюшка вылез из машины. По обеим сторонам дроги темными стенами стоял лес. Темное же небо нависало над дорогой уходящей в полную черноту.
Он перебрал в уме все известные ему случающиеся с машинами поломки и понял, что случилось что-то серьезное, то, что исправить самому будет не под силу.
Проезжих машин ждать было бессмысленно, так как ездят здесь от силы машин пять – шесть, да и те только днем.
- Что же делать…, - думал батюшка, - машин не будет, значит надо идти пешком. Назад идти уже дальше, чем до дому, да и ближе к дому, может, кто из ребятишек кататься будет – подберут. Все решено иду домой.
Он помолился, взял в руки сумку с небольшим запасом еды, на дорогу и пошел прямо посередине темной заснеженной дороги.
Мороз был уже крепкий, но от ходьбы было тепло, только лицо и руки мерзли от обжигающего холода.
- эх…, подумал батюшка, - а щеки то я пообморожу…
Чтобы идти было легче, батюшка стал читать про себя, Иисусову молитву. Идет так, и в такт шагам повторяет ее, и как-то сразу стало веселей на душе и, не мешая молитве, стали вспоминаться ему дни его жизни от самого рождения. И вот он уже как бы молился за каждый свой прожитый день – «помилуй мя». И вот сердце почувствовало радость избавления от греха – он как бы каждый день своей жизни очищал сейчас от греха, этой покаянной молитвой. Покаяние повергало душу в состояние очищающего плача, и от плача рождалась радость…
Который час шел уже батюшка по дороге. Он чувствовал себя самым счастливым на свете, погрузившись внутрь себя, целиком уйдя в молитву. Наверно, никогда в жизни он так не молился. Будто само небо пришло к нему, а благодать объяла сердце.
Но на самом деле он уже давно шел шатаясь из стороны в сторону, шел все медленнее и медленнее… казалось еще немного и он упадет на снег.
Так хорошо ему было, так он был счастлив быть с Богом, что уже не хотелось вспоминать об этом бренном мире, его душа всеми силами желала на небо, к Богу…
Нашли его утром, на окраине деревни. Мужичек один, раненько пошел управляться в хлев, включил свет в ограде, глянул за ворота и увидел, что на дороге перед домом что-то большое лежит.
Батюшка был жив, только настолько устал, что уже и шевелиться не мог. Занесли его в дом, влили в рот стопку водки и растерли всего ей же. Минут через тридцать он уже был вполне здоров, блестел глазами и улыбался сквозь свою лопатооборазную, клочковатую бороду.
Мужики и бабы долго потом судачили – как это он смог километров двадцать пешком пройти, ночью и в мороз за минус сорок.
Когда его самого спрашивали, батюшка только отвечал: - Бог помог!
Только вот щеки он все-таки обморозил….