Сын родился

 
Сон был тревожным. Кажется, и не сон это был. Тёмная глубокая яма, а на самом дне я валяюсь, пытаясь отключиться. Жена в роддоме, все сроки прошли, я начал паниковать. Паника от неопытности. Последний раз, перед тем как прикинуться спящим, сбегал к телефону-автомату в половине второго ночи. Получил нагоняй от дежурной по справочному отделению: "Какие вы все быстрые! Твоя еще и не начинала рожать, а ты уже всем надоел. До восьми утра не звони лучше, понял?"

Через несколько лет после тех событий я наконец-то понял, что "всем надоедать" - это моё качество. Почти самое главное. У кого-то "кристальная честность", "принципиальность", "мужество и отвага" являются их знамёнами. Мой флажок - ВСЕМ НАДОЕДАТЬ. Ещё при патологической доверчивости я во всём сомневаюсь. Сперва патологически доверяю, а уж потом сомневаюсь. Тоже патологически. Через какое-то время. Бывает, что я оказываюсь прав, когда сомневаюсь. Так бывает чаще. Но еще чаще бывает поздно сомневаться.

Повесил я трубку тяжеленно-металлическую, стараясь никого не разбудить в окрестных домах. Постоял минут пяток, не осознавая, что внутри меня происходит борьба между двумя патологиями, покурил. А потом, как вам уже известно, я отправился домой и предался сну.

Из тёмной ямы кто-то стал вытаскивать меня за нос не совсем тёплой рукой. Не больно было и не страшно, но несколько неожиданно. Пришлось открыть глаза, чтобы рассмотреть моего спасителя. Надо мной склонилась вполне добрая и очень терпеливая по отношению ко мне женщина - моя тёща. Я успокоился и снова закрыл глаза. Не надолго. Чтобы от яркого света не ослепнуть: всё-таки из тёмной ямы меня вытащили на свет божий - привыкнуть к такому перемещению необходимо время.
-Ну, кто у тебя родился?
-Сын.
-Откуда знаешь?
-По твоему лицу догадываюсь.
Мы с моей первой тёщей были на "ты".
-А чем же тебе моё лицо не понравилось?
-Я этого не говорил.
-Ну ладно, поздравляю тебя! Всё нормально там. Говорят, богатырь.
По случаю рождения сына и не обращая внимания на моё вчерашнее состояние, за завтраком мне было нолито. Я не стал отказываться. Честно признаться, я редко отказываюсь. Просто повода для этого не нахожу очень часто. Но некоторые близкие мне люди иногда говорят, что я люблю выпить. У каждого из нас своя правда...

В справочном отделении роддома, куда я попал около восьми утра, кроме меня и дежурной никого не было.
-Скажите, пожалуйста, у меня, кажется, сын родился, а в списках это не отражено.
-Фамилия?
-Королёв.
-Фамилия того, кто в роддоме лежит!
-Королёва, жена моя…
-Ждите.
Женщина лет сорока со следами отсутствия былой красоты и бессонной ночи на лице отодвинулась от окошка и принялась названивать куда-то. Ей долго никто не отвечал. Я прохаживался в метре от стеклянной амбразуры, совершенно не задумываясь о том, как я раздражаю медработницу.
-Двойня у вас, папаша. Две девочки. Два шестьсот и два шестьсот пятьдесят. И как только она их выродила, - это было сказано как бы не для меня, значительно тише и намного искреннее. - И девочки, и мамаша чувствуют себя хорошо. Не волнуйтесь.
-У меня сын!
-Вы что, не слышали, я только что в отделение звонила? Там пересменка сейчас, людей от дела отрывать пришлось. И не кричи тут, не на улице ведь!
В голосе усталой дежурной раздражение сменялось сочувствием. Кажется, она в одностороннем порядке перешла со мной на "ты". С трудом, правда, но я это заметил.
-Но тёща сказала, что у меня сын родился.
-Она здесь работает?
-Да какая вам разница, где она работает?
-Есть разница. А раз не здесь - просто тебя расстраивать не хотела.
Не сумев уследить за логикой дежурной, я грязно выругался (непонятно в чей адрес) и вылетел на улицу, хлопнув дверью.
Вслед что-то орала дежурная. Солнце припекало всё сильнее. Меня потряхивало. Сигареты закончились. До открытия гастронома оставалось ещё пятнадцать минут. Самое время поразмышлять.
Пелёнок-распашонок на двоих должно хватить. Если не хватит - ещё добудем. Одной кроватки детской тоже на первое время хватит, как мне кажется. Коляску ещё не покупал, потому что надо с женой посоветоваться насчёт цвета. Стоп! Что-то быстро я отказался от сына, а?

Купил сигарет и рванул домой. В автобусе вонько, орут все со страшной силой, лица перекошены, подбородки трясутся, коронки золотые на солнце сверкают, один я затих на заднем сиденье. И водитель молчит, даже остановки не объявляет. А зачем? Едем все к единой цели…

Тёща по кухне порхает. Её глаза источают вселенское прощение.
-Ну, как там наши?
-Все трое чувствуют себя нормально.
-Какие трое? Уж сегодня-то мог бы с утра не напиваться…
-Трое - это жена моя и две дочурки: два шестьсот пятьдесят и два шестьсот.
-Дыхни! Впрочем, у тебя сегодня праздник. Только зачем так шутить нелепо?
-Поедем вместе в роддом, а то у тебя внук, а у меня двойняшки дочки. Брось ты компоты к энтой матери, поедем скорей, пока я с ума не сошёл…

В углу справочного отделения, там, где стояли уголком откидывающиеся скамейки, скреплённые по три, непосредственно под планшетами с информацией для посетителей расположилась странноватая компания.
Мой ровесник, окруженный тремя заботливыми женщинами, две из которых годились ему в матери, а одна - младшая сестра (как две капли воды), принимал безропотно из их рук выпивку и закуску. Он угасал на глазах.
Тёща моя дорогая что-то выясняла через окошко. С той стороны амбразуры сидела светленькая старушка с ликом богоматери. Я прошёл в третий угол и присел на корточки, поворачивая голову то в сторону скамеек, то в сторону амбразуры.

Со стороны скамеек доносилось: "Ну что ты, Толик, разве ж это горя какая? У тибе систёр скока? Семира, правильна. Всех на ноги поставили? И ничаво. А тут тока две девки, глиди бяда какая! Ты выпей, милок, у тибе празник сиводни…"
Наши взгляды с полужидким Толиком каким-то образом встретились и не смогли расцепиться. Он держал в руках очередной стакан, а я сидел на корточках. Он махнул мне рукой с куском отварной деревенской курицы, приглашая к столу. Тёща всё еще стояла около амбразуры.
Я подошёл к Толику и его родственницам, поздоровался: "Вы извините, краем уха слышал, о чём вы говорите. Так у меня сегодня тоже двойня родилась, девочки: два шестьсот пятьдесят и два шестьсот. Конечно, хотелось сына, да ведь и девочки нужны. А то в кого пацанам влюбляться-то?"
Толик смотрел на меня, не мигая, затем опрокинул содержимое стакана в себя, протянул мне освободившуюся ёмкость и жестом велел её наполнить, что было сделано мгновенно. И только когда я выпил самогон, Толик разломил пополам куриную закусь, протянул мне и с трудом вымолвил: "Не ври никогда… Сочувствую".
Тёща подошла неслышно как всегда, тронула меня за плечо, поздоровалась со всей компанией, а потом сказала громко, с гордостью: "Сын у тебя, а у меня внук, тут какая-то путаница вышла с фамилиями. У Кораблёвой две дочки, а у Королёвой - сын. Так что всё в порядке. Поехали за коляской".
Толик выслушал всё, глядя мне в глаза. Его глаза наливались влагой, и я понимал, что это не самогон: "Да я б тебе и так налил, что ж ты? Не ври…"

… Не знаю, как сложились судьбы дочек Кораблёвых. Вероятно, у них уже есть свои дети. Возможно, тоже двойняшки. А у Толика, соответственно, есть внуки. Я всё меньше всем надоедаю и всё больше никому не верю.
Моему единственному сыну исполнилось бы двадцать девять лет. Он не успел жениться. Пять лет назад он не вернулся из Чечни.