Аурика

 
 АУРИКА
 
 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 
 
 Наконец-то раздался долгожданный звонок. Аурика быстро собрала учебники и, на ходу застегивая сумку, выбежала из класса. Обычно прилежная ученица и хорошая подружка она не попрощалась с учителем и не дождалась подруг, чтобы вместе пойти домой. Уже на протяжении недели Аурика приходила позже обычного. Причиной тому было возвращение старшего брата. Его телеграмма до сих пор лежала у него на столе, извещавшая о том, что он вот-вот прибудет, но в какой день не сообщил. Постаревшие, умудренные жизнью родители объяснили это тем, что он, видимо, не знал, на чем будет добираться, и решил не расстраивать родных, если не получится вернуться в намеченный срок. Но Аурика не расстраивалась. Она ждала его два года и была готова ждать еще, и даже простить ему то, что последний год он, практически, не писал, ограничиваясь открытками на Новый Год и День рождения своей сестренки.

 Каждый день, уходя со школы, Аурика заходила на автостанцию и всех расспрашивала - не приходил ли автобус? Если да, то - не видели ли они солдата в красивой форме. Получив отрицательные ответы, Аурика не отчаивалась и продолжала ждать последний автобус, представляя себе встречу с братом. Начищенные туфли, отглаженные брюки, а главное - вся грудь в медалях должны были всех поразить, обратить на него внимание. И только она одна, - ни родители, ни его бывшая подружка, которую она видела уже на второй день с другим парнем после проводин, - только его маленькая сестренка, подросшая на целых семь сантиметров, кинется ему на встречу и повиснет на его могучих плечах.

 Автобус подошел раньше расписания.

 Аурика не сдержалась. Вскочила со скамьи и побежала за ним, вглядываясь в пыльные окна. Ее сердце бешено забилось, когда чья-то фигура в форме показалась среди нетерпеливых пассажиров, продвигавшихся к выходу.

 - Сережка! - крикнула Аурика, но тут же остановилась. Попрыгав на месте, она похлопала в ладоши и закрыла лицо. Затем оббежала остановившийся автобус и стала ждать его появления. Она даже не заметила свою соседку по улице тетю Шуру. Та, с трудом спустившись, пошла ей на встречу, видимо решив, что встречают ее.
 - Здравствуй доченька! - сказала она устало, и поставила огромную сумку у ног девочки. - Уф! Умаялась я чета!
 Женщина достала платок и принялась вытирать вспотевший лоб и виски. Наконец, поняв, что ошиблась, повернулась к автобусу и тоже начала вглядываться в уже изучивших людей за шесть часов поездки из большого города.
 - Чель ждешь кого? - спросила она, но ответа не дождалась.

 Прижав руки к сердцу и сжав в кулачки, Аурика кинулась к автобусу. Уже спустившись со ступенек с большим чемоданом у ног, стоял солдатик. Зеленая тельняшка под парадкой с белым аксельбантом и медалями на груди, помятые, но сохранившие стрелки штаны и пыльные туфли были совсем не к лицу этому парню...
 
 Потому что это был не он - не Сережка.

 Аурика непроизвольно засунула мизинец в рот. Было до слез обидно. Обидно не оттого, что она зря простояла столько времени и не один день. А оттого, что слова, которые она приготовила и неподдельная радость, хватившей на всех бы присутствующих, холодным льдом прошли сквозь тело в низ, от чего ноги, словно, приросли к земле, а обратно вернулся колючий комок, подкатившейся к самому горлу.
 Почти все прибывшие и встречающие разошлись, когда Аурика, наконец, очнулась. Только тетя Шура оставалась на прежнем месте, согнувшись над сумкой, будто хотела удостовериться в сохранности своих пожитков. Но, когда Аурика посмотрела в ее сторону, она, вдруг, стала поправлять платок на плечах, одновременно выпрямляя спину.

 Аурика молча подошла к ней и взяла за одну ручку сумку. Тетя Шура тут же подхватила вторую и поспешила за девочкой. Они были одинаково невысокого роста, и со стороны можно было решить, что они ровесницы, если бы не старушечий наряд пенсионерки рядом с легким до колен платьицем на худенькой, но уже начинающей взрослеть семикласснице.

 Ей уже было все равно. Она не хотела думать об, в который раз, отложившихся разговорах с подружками о брате. Тетя Шура что-то рассказывала, но медленно проплывавшие мимо тополя с уже переставшими блестеть молодыми листьями привлекали больше. Она подолгу смотрела то на одно, то на другое дерево, на сколько могла повернуть голову и сравнивала их с голубовато-серым фоном у края горы, где кончались дома.

 Все - хватит, думала Аурика, не будет его больше встречать! Как приедет, так и приедет. Так даже будет лучше. Уже невозможно представить себе встречу так, как хотелось раньше, если бы даже точно знала, что Сережка приедет завтра. Те восхищенные беседы с подружками о "героической" службе брата стали казаться смешными и какой он стал взрослым и мужественным+ Нет, теперь он пускай рассказывает своим друзьям какая у него стала сестренка! За то время, что он отсутствовал, она немного подросла и, хотя она все еще была больна пиелонифритом, доставшийся от матери, ее меньше стали беспокоить боли, а кожа стал более смуглой и гладкой. Почти взрослая. Но это "почти" ее несколько не смущало. У Аурики появилась, хоть и необычная, но гордость, когда на нее заглядывали мальчики с других классов. Даже старшеклассники нет-нет да оборачивались в ее сторону. Для своих лет она была вполне нормальным ребенком, но постепенно появляющиеся холмики на груди и длинные ноги делали ее привлекательной даже среди старшеклассниц, несмотря на то, что она была все еще намного ниже их.

 Ей нравился один мальчик. Его звали Коля. Он учился в параллельном классе. В нем не было ничего особенного, кроме невероятной подвижности на уроках физической культуры. Она могла это наблюдать, когда соединяли их классы. Девочки и мальчики занимались отдельно, но на одной спортивной площадке. Он больше всех подтягивался и его ни кто не мог догнать на любых дистанциях. О его успехах на других предметах она ничего не знала. Ей это было безразлично, потому что его неповторимая улыбка заставляла думать совсем о другом, чем о его успеваемости. С его стороны какого-либо внимания Аурика не замечала. Может потому, что она являлась недостаточно привлекательной для него, а может из-за не выдаваемых чувств, которые она к нему испытывала?

 - Ой, че! Натворил что ли че?

 Неожиданное восклицание тети Шуры заставил Аурику вынырнуть из раздумий. Она уже совсем забыла о свое обиде и невольно улыбнулась, увидев беспокойство женщины.

 На встречу шли двое, прикованные друг к другу наручниками. Высокий, под два метра ростом, Валентин тащил за собой молодого парнишку в форме милиционера. Валентин был заметно выпивший, но шел прямо, стараясь не столкнуть служителя закона, который еле за ним поспевал. В другой руке он держал рацию, и время от времени, пытался с кем-то связаться, отчаянно тряс ею, в то время как его задержанный, в свою очередь, свободной рукой потягивал пиво с двухлитровой пластиковой бутылки.

 - Здрасьте!
 - Куда это тебя Валя? - с тревогой поинтересовалась тетя Шура, когда они сравнялись.
 - Меня? - удивился Валентин и остановился. Следовавший за ним милиционер, видимо, не ожидал этого и чуть не врезался в его широкую спину. Валентин мельком взглянул на него и снова посмотрел на тетю Шуру. - Да я, вот, Леньку с Баиркой навестить хочу, потом еще к Биму заглянуть надо+ Вы то как, теть Шура, здоровы будете?

 Он хотел обнять старушку, но бутылка в руке не позволяла сделать это. За вторую держался милиционер.

 - Уть, прикапался же!
 - Пройдемте в отделение гражданин, - тот хотел, было утянуть его в другую сторону, но был возращен на место.
 - З...замолчи, - спокойно произнес Валентин. - Некогда мне. Ходишь? Ходи+спокойно. Не мешай+ Ну так как, теть Шура?
 - Да, вот, с городу приехала+ ни кто не встретил. Хорошо, Аурика попалась, теперь уж дойду...
 - Ладно, теть Шура...пойду я, - вдруг перебил Валентин и, будто только заметив Аурику, как бы, между прочим, кинул. - Серега твой дома...приехал.

 
 
 Аурика точно на крыльях влетела в дом и застыла у порога. Мать сидела на коленях и собирала осколки битой посуды, разбросанные по всему дому. При появлении дочери она опустила руки и замерла. В свои шестьдесят она неплохо выглядела, но сейчас ее вид справедливо оправдывал возраст пожилой женщины. Покрасневшие глаза говорили о том, что она плакала. Сарафан для особых случаев был измят и забрызган на рукавах чем-то белым. За столом, где в беспорядке была сложена грязная посуда, сидел отец. Подперев рукой голову, он смотрел вниз и даже не заметил появление Аурики. Под его ногами валялось несколько пустых бутылок. Неподвижность сцены нарушало лишь колыхание занавески под сквозняком открытых окон и двери.

 - Где? - с трудом выговорила Аурика.

 Мать ничего не ответила, только рукой показала на дверь.

 Аурика выбежала за ограду и оглянулась. Вокруг ни кого не было, всего какие-то странные звуки доносились со стороны бани. Она подошла поближе, заглянула за угол деревянной постройки.

 Брат стоял, чуть согнув ноги, опершись руками о колени, и выплескивал содержимое желудка прямо на землю.

 - О-о! Хреново-то как! - причитал он про себя пьяным голосом в перерывах. - Суки! Все, все суки...

 Он был в простых спортивных штанах и майке, которая не могла скрыть наколку на правом плече с изображением головы тигра с биркой на шее с цифрой "13". Он не заметил Аурику и продолжал стоять так, пока она не подошла поближе и не дотронулась до его спины.

 - О, сеструнька моя, привет! - медленно повернув голову в ее сторону, без всякого удивления произнес он. Пустые глаза осмотрели Аурику с ног до головы. - Подросла как...ты извини, я тут...
 - Что случилось, - тихо спросила она, оглянувшись в сторону дома.
 - А что случилось? Ничего не случилось. Отметил+ли приезд. Все как положено, - Сергей выпрямился, поднял глаза к небу и вздохнул. - Суки, все суки!
 - Кто маму обидел?
 - Никто ее не обижал, - он повернулся к сестре. - Это она от радости.


 Аурика не понимала всерьез он или шутит. Никакой радости от встречи с братом она уже не испытывала. Она не могла поверить, что перед ней стоит тот, которого она так ждала, и который так изменился, и далеко не в лучшую сторону. Ведь до армии он совсем не потреблял спиртного, даже пиво. Она помнила, как на его проводинах его заставили выпить вино, после чего он сразу весь покраснел и дальше наотрез отказывался от подобных предложений. Сейчас же ему это, видимо, очень нравилось, раз он довел себя до такого состояния.

 - Пойдем, спать ляжешь, - Аурика обняла его одной рукой и повела к дому.
 - Какой спать! - он хотел, было, остановиться, но она упорно тащила его за собой. - Пройтись еще хочу...по городу.

 Они молча прошли через зал в его комнату. Мать уже собрала осколки и составляла грязную посуду в раковину. Отец оставался на прежнем месте и лишь мельком взглянул в их сторону. Сергей сел на кровать, обхватил голову руками.

 - Вот погуляли! - тихо воскликнул он и повалился на подушки.

 Аурика сняла с него тапки, помогла закинуть ноги, затем достала платок и вытерла ему лицо. Сергей продолжал держать руки на голове. Он смотрел на сестру, но его мысли были далеко, бут-то старался что-то вспомнить. От него несло спиртным. Она непроизвольно поморщилась, когда он снова выдохнул после тяжелого вздоха.

 - Вот суки!
 - Хватит ругаться, закрой глаза и спи.

 Аурика старалась говорить как можно мягче. Она еле сдерживалась, чтобы не поколотить его, не зная кого винить, о чем думать. Светлые ожидания остались в никчемном прошлом.
 

 * * *
 
 "Здравствуй мой дорогой Дневник!
 
 Второй раз за день я открываю тебя. Извини, но мне горько. Я так ждала Сережку, а теперь не знаю - радоваться мне или плакать. Я, конечно, рада, что он снова дома, но он какой-то чужой стал. Вино стал пить. Мама говорит, что это со всеми так, кто приходит из армии. Что они не могут сразу привыкнуть к перемене обстановки. Им кажется, что они теперь все могут, ведь в армии им многое нельзя было делать. Но папа говорит, что все это ерунда. В его время солдат всегда оставался солдатом, даже после увольнения. Сережка вернулся утром на какой-то машине и уже пьяный. Через час стали приходить его друзья. Маме пришлось срочно готовить им кушать. Вина оказалось мало, которое мама запасла как раз для этого случая, и ей пришлось занимать у соседки, чтобы еще купить. Папа говорит, что нечего было перед ним бегать, как официантка. Сам он сначала тоже пил с ними, но, когда он сказал Сережке, чтобы тот не грубил матери, они поругались. Он разогнал гостей, кидал в них тарелки. Папа хотел остановить его, но он толкнул его так, что папа упал. Маме еле удалось разнять их. Представляю - что было! А я в это время в школе была и не знала, что брат вернулся. Может, если бы я была дома, он бы послушал меня, ничего этого бы не было? Мне, почему-то, все равно жалко брата. Когда он уснул, его ноги начали дергаться, как и раньше. Я тогда всегда смеялась. Так смешно! Все-таки это мой брат и я его очень люблю. Обещаю Тебе - мой Дневник: я буду всегда остерегать его от плохого.

 Пока! До встречи! Твоя Аурика!"
 
 

 * * *
 
 - Мама, а куда Дэмона опять спрятали?
 - Ой, доченька, он в гараже! Совсем забыла про него.
 Мать хотела, было выйти, но Аурика опередила ее.
 - Я сама мам, - сказала она и выбежала во двор.

 Она тоже даже не вспомнила про него вчера. Было не до этого. Только утром, проснувшись раньше всех, она обыскала весь дом, но так и не нашла его. Обычно его прятали в сенях, но на этот раз, очевидно, решили убрать подальше от гостей. Это был кот - черный, как смола. На его шерсти не было ни одного белого волоска. Ни кто не знал, сколько ему лет. Аурика только заканчивала первый класс, когда он пришел. Как и все суеверные люди его не стали прогонять: отмыли, почистили и оставили в семье. В дальнейшем Аурика сама за ним ухаживала. Как-то ему сломали сразу две передние лапы. Аурика ни в какую не соглашалась показать ему ветеринару, решив вылечить его самостоятельно. Наложив, как умела, шины на лапы она несколько дней носила его на руках и даже спала с ним в одной кровати. После этого он стал похож на обезьяну, так как его передние лапы были изогнуты в стороны и при ходьбе ему приходилось описывать ими дугу прежде, чем ступить. Этот случай не мог не сказаться на его поведении. Он стал агрессивным и признавал только ее. Остальных домашних он просто игнорировал, что нельзя было сказать о гостях. При любом удобном случае он кидался на них и начинал кусать. Если не удавалось прыгнуть на спину, принимался за ноги. Поэтому всегда, когда кто-то приходил, его запирали в другой комнате или в чулане в зависимости от цели визита и количества гостей. Его прежнюю кличку тут же забыли. Раньше он был просто Мурзиком, теперь же звали Дэмоном. Это была заслуга Сергея. После первого подобного случая он сразу же обозвал его Демоном, но Аурика не желала такой страшной клички своему коту и стала называть его по-своему, отчасти согласившись с братом, которым был единственным в семье, не признающей такой поправки. Для него кот всегда оставался Демоном.

 Аурика открыла дверь гаража и включила свет. Кот сидел в дальнем углу и равнодушно смотрел на свою хозяйку.

 - Дэмон! Проголодался, наверное? Иди ко мне.

 Но кот не двинулся. Тогда она сама подошла к нему, взяла на руки и понесла в дом, где его ждала тарелка со вчерашними объедками.

 Сергей все еще спал. Отец ушел на работу, и только мать сидела за столом и допивала голый чай. Мешки под глазами, усталый вид говорили о том, что ночь для нее была бессонной.

 - Собирайся, доченька, в больницу пойдем, - сказала она тихо, когда Аурика вошла.
 - Как, уже?
 - Сегодня вторник.

 Раз в неделю они ходили в поликлинику, из-за чего ей приходилось пропускать утренние уроки. Но это было необходимо, так как у Аурики были серьезные проблемы с почками. Ее полностью обследовали: измеряли рост, вес, делали анализы, назначали процедуры и выписывали лекарства. На какое-то время это помогало, но потом снова начинались боли в пояснице. Приходилось пропускать уроки физкультуры, а иногда вообще днями сидеть дома и учиться самостоятельно. Последние несколько месяцев мать была особенно встревожена, но ничего не рассказывала дочери, а лишь постоянно ругала себя за свою беспечность по отношению к своему здоровью в молодости. Она тоже болела, но с годами как-то свыклась с мыслью, что в любой момент может умереть. Но об этом знали только отец и Сергей. Для Аурики это была просто болезнь, которую из-за возраста матери сложно вылечить и не подозревала об опасности. Хотя Аурика была младшей в семье, ее нельзя было назвать отхончиком. Свою самостоятельность она проявила еще в детском саду. Там она чуть ли не строем загоняла всех детей к столу во время завтрака или обеда, а в школе первой вставала с парты на перемену. Подрастая, она постепенно брала на себя всю работу по дому, связанную с порядком или приготовлением пищи, конечно, если у нее было свободное время после учебы и прогулок с друзьями. Лишь, когда дело касалось ее недуга, она позволяла вести себя маленькой беззащитной девочкой, которой необходимо внимание и забота, и то, только потому, что она не знала, как с ним справиться без помощи родителей и строгих врачей.

 - Знаешь, доченька, - начала говорить мать, когда они вышли из поликлиники. Ее голос был странно нежный и мечтательный. - Когда я была маленькой, мне, наверное, единственной в целом мире не хотелось становиться взрослой. Время было трудное. Приходилось часами стоять в очереди за хлебом, собирать картошку на колхозных полях после уборки урожая и еще много чего, но не это главное+ Мне всегда нравилось ощущать заботу, хотя нас было в семье двенадцать человек, любви у родителей хватало на всех...

 Аурика уже несколько раз слышала об этом, но старалась быть внимательной, чтобы не обидеть мать, хотя и не понимала, зачем она опять вспоминает свое детство. Подобные разговоры, обычно, велись за столом, или когда к этому располагала тема. Сейчас же, казалось, это совсем не к месту, да еще так - ни с чего, ни с сего.
 
 - ...когда наставали времена и нечего было накрыть на стол, мама доставала с "золотого" запаса кусочки сахара, делала кипяток и начинала рассказывать какую-нибудь сказку или интересную историю. От этого чай становился еще вкуснее и слаще от желтых кусочков, которые мы передавали по кругу. Папа в это время играл на гармошке во дворе веселую тихую мелодию. Забавно, но нам тогда казалось, что так будет всегда. Забывали обо всем. Не было большей радости, чем сидеть вот так - все вместе, слышать нежный мамин голос под далекую гармошку.

 Мать на секунду замолчала и, как бы, между прочим, закончила.

 - А в аптеку мы сегодня не пойдем доченька.

 Все уроки Аурика провела за партой, не выходила даже на перемены. Смотрела в окна на облака и думала о будущем. Нет, она не согласна с матерью - быть взрослым здорово! Сам себе хозяин, сам себе судя и, хотя ей нравилось в школе, она мечтала о большом городе, лишь бы подальше отсюда, где полно пьяниц и грубиянов. Единственное, чего ей не хотелось - бросать родителей. Но эту проблему она со временем бы решила: перевезла бы к себе, когда станет обеспеченной или выйдет замуж. Она постоянно удивлялась бессмысленным желанием подруг стать кинозвездами, певицами или какими другими знаменитостями, не смотря на то, что большинство из них к учебе относились не серьезно, а способности, содействующие аналогичным мечтаниям, практически отсутствовали. Сама Аурика еще не решила, кем станет, но твердо знала, что если хорошо учиться - успех обеспечен, чего бы ни хотелось. Это было так просто и доступно. Она никогда не понимала и вряд ли поймет тех, кто, ввиду своей слабости, не может достичь цели.

 Аурика слегка удивилась, когда по дороге домой из ее подружек почти ни кто не расспрашивал о брате. Только Вера, до сих пор носившая косички с бантом и самая любопытная, задала лишь один вопрос.

 - Сережка твой воевал?
 - Нет, наверное, - неуверенно ответила Аурика. - Мне, кажется, он вообще в армии не был.
 - Правда, что ли?
 - Да нет, конечно. Как у всех. Отслужил хорошо+даже очень.
 Потом завели разговор о мальчиках.

 С этого момента Аурика начала понимать, что все это время жила под действием ожидаемых впечатлений, которые она успевала переживать в своем воображении раньше времени. Оказалось, что действительность беспощаднее, чем ее ожидание.

 - А знаете что! - сказала вдруг Аурика, прервав очень интересный рассказ Оли о том, как ее чуть не поцеловал один мальчик. - Я никогда не выйду замуж!
 - Это почему?! - почти хором спросили девочки.
 - Ты, ведь, самая красивая! - без какой-либо иронии возмутилась Вера.
 - Я?! - Аурика сделала вид, что удивилась. - Я же скоро умру. Не из-за болезни. Просто мне кажется, что меня собьет машина или на голову упадет самолет, или даже кирпич. Представляете: лежу вся разбросанная по дороге, счастливая-а!

 Мечтательно произнося последнее слово, она вдруг рассмеялась. Сначала остолбеневшие от такого заявления подруги заулыбались, но потом тоже рассмеялись.

 - Дурочка ты Аурика!
 - Переплюнь три раза.
 - Не-а!
 Вдруг Аурика остановилась. Перестала смеяться и, нахмурив брови, серьезно посмотрела вперед.
 - Девочки, вы идите, а я+буду брать быка за рога.
 - У-у! - загудели подруги и, похихикивая, прибавив шаг, оторвались вперед.

 На остановке стоял Коля. Он давно заметил приближающуюся веселую четверку и старался сделать вид, что не замечает их и только изредка, поворачивая голову в сторону девочек, выглядывал автобус.

 Аурика вплотную подошла к нему, сцепила впереди руки, в которых была сумка и, не дождавшись, когда он на нее посмотрит, поздоровалась.

 - Привет! Пешком пройтись не хочешь? Нам по дороге.

 Коля оказался на редкость приятным собеседником. На глупые, как ей казалось, вопросы он отвечал так умно и грамотно, что Аурика поначалу испугалась предстать перед ним невежей. Конечно, она до сих пор волновалась, особенно, когда он смотрел на нее с улыбкой, но с каждым разом Аурика реже отводила глаза и даже успела разглядеть небольшой шрам, пересекавший красивую ямочку на подбородке. Еще ей нравилась его ярко-белая рубашка под хорошо выглаженным пиджаком и брюки в стрелку. Она как-то не удержалась и спросила: не боится ли он пораниться, когда зашнуривает свои до блеска вычищенные туфли. На что он не менее остроумно ответил.

 - Нет, я их, просто, на себе глажу.
 - И пиджак тоже?
 - А пиджак на папе+до спины не достаю.

 Чем ближе они подходили к дому, тем меньше ей туда хотелось. Сердце уже почти успокоилось, и она стала забывать о принятом решении не рисовать больше "Розового коня", и начала уже представлять себя вместе с ним в кино, в гостях, возвращаясь всегда под ручку по людным улицам, где все на них смотрят и завидуют. И хотя никаких намеков, пока не было, она все же хотела этого.

 Когда разговор зашел о выборе будущей профессии, Коля заговорил неопределенно.

 - Пока рано об этом думать. В первом классе я хотел быть космонавтом. Я тогда сильно был напуган атомной бомбой и мне хотелось побыстрее вырасти. Кто-то сказал, что война должна начаться в восемьдесят пятом. Смешно, да?! Четвероклассник в скафандре драпает с Земли!
 - Коля, а твои родители, где работают? - спросила неожиданно Аурика, не переставая удивляться его умению говорить складно.
 - Мама продавцом+в "Сибирячке". Отец пьет...
 - Извини, я...
 - Бабушка у меня учитель. На пенсии, а работает.

 Он посмотрел на Аурику и как-то с грустью улыбнулся.

 - Если б не она, давно бы на Марс сорвался.
 Незаметно они подошли к переулку, где жила Аурика. Замедлив шаг, Коля на ходу отдал сумку и, сказав "пока", пошел дальше.
 - Коля! - Аурика успела отругать себя в мыслях за вопрос, несомненно, все испортивший и хотела хоть как-то исправиться.

 Он послушно остановился и успокоил.

 - Я подожду тебя завтра. После уроков.

 Жизнь прекрасна! А как иначе, если небо стало огромным и, почти, синим, а земля перестала притягивать и вот-вот отпустит высоко-высоко за облака. Аурика даже забеспокоилась, когда всерьез поверила, что может взлететь, подпрыгивая на ходу и размахивая сумкой, как первоклассница. Он хороший. Он умный. Он красивый. И серьезный. Она и не думала жалеть о том, что подошла первой. Так необычней и вовсе не неприлично. Это она захотела и она сделала.

 Теперь Аурика точно была уверена, что если что-то сильно захотеть, всего можно достичь, даже в любви.

 Казалось самое страшное позади. Он не отвергнул ее, наоборот, вел себя достойно и, как она считала, по-джентельменски. Ей с нетерпением хотелось скорее прожить это день и снова встретиться с ним.

 Но, как это часто происходит, жизнь преподносит подарки, аксессуарами, которых подчас являются непрочно запечатанная ложка дегтя, готовая в любой момент открыться и испортить не только его, но и отравить и даже изменить всю жизнь.

 Она уже обдумывала дальнейший план действий, как, по мере приближения к дому, ее стали отвлекать чьи-то громкие голоса и крики, а собравшаяся толпа зевак впереди постепенно вызывали тревогу, вытесняя неведомую радость.

 - Ой, че творит, а!
 - Режут кого, что ли?

 Народ толпился прямо у ворот ее дома. Аурика узнала тетю Шуру и подбежала к ней. Та старалась разогнать людей, успокаивая всех тем, что "просто Серега напился и буянит!".

 - Че, пьяных не видели?! Шуруйте отсель, ничего интересного нету, - как бы, между прочим, говорила она, отпихивая мужиков. - Заняться нечем?!
 - Что случилось?!
 - Спасай животину! Убьет жеть кота твоего!

 Аурика забежала во двор. Сергей стоял, широко расставив ноги на лопате, под черенком которой извивался Дэмон. Она подбежала к нему и попыталась столкнуть, но Сергей отпихнул ее и продолжал душить кота. Рыдая, Аурика припала к Дэмону и начала разгребать под ним землю. Она не замечала, как острые когти царапали ее лицо. Кота уже охватила судорога. Он без перебоя дрыгал лапами, продолжая раздирать лицо своей хозяйки.

 Вдруг толпа охнула. Причиной было появление отца Аурики на крыльце дома. В руках он держал ружье. Когда он стал палить в воздух, толпа начала разбегаться. Сергей продолжал душить кота. Когда вмешалась мать, она сразу принялась оттаскивать дочь. Ей потребовалась невероятная сила, чтобы оторвать ее от земли. После последнего выстрела, Сергей пошатнулся и упал на спину. Но Аурика уже не слышала рыдание матери и не замечала брата. Она не могла произнести ни слова, и только с ужасом смотрела на Дэмона. Его глаза были широко раскрыты. Правый зрачок представлял собой узкую желтую вертикальную полоску, а левый был похож на огромную пуговицу такого же цвета. Открытую пасть окаймляли острые белые клыки, которые уже вряд ли вцепятся в непрошеного гостя. Этим гостем была высокая девушка, которую привел Сергей. Она стояла у ворот и, закрыв лицо руками, тихо плакала.

 Все произошло быстро.

 Аурикане смогла сдержать в себе чувства, с большой скоростью сменявшие друг друга и, что есть силы, закричала в небо:

 - Ммамачка-а-а!
 
 
 

 ЧАСТЬ ВТОРАЯ
 
 
 Ночь была необыкновенно темной. Для четверых неизвестных это была лучшая пора для задуманного дела. Их целью была квартира одного из спальных районов города. Просочившись по одному в подъезд, они, начиная с первого этажа, заклеили во всех квартирах глазки, вскрыли щитки и оборвали телефонные провода. Поднявшись на третий этаж, им не составило труда вскрыть квартиру. Разбежавшись по комнате, они методично искали по всем тайным и не тайным местам драгоценности, деньги и все, что представляло какую-нибудь ценность. Постепенно их сумки наполнились, а лямки стали оставлять след на черных перчатках грабителей. Они знали об этой квартире все, иначе бы им пришлось потратить больше времени. На все ушло меньше пяти минут и, словно по какому-то знаку, они одновременно направились к выходу. Спустившись по лестнице, от группы отделился один человек и вышел из подъезда. Напрасно они ждали сигнала. Поняв, что что-то не так, они повернули обратно, но им на встречу уже спускались люди в форме, экипированные не хуже чем грабители. В отчаянии они выбежали наружу. Ослепительный свет прожекторов остановил их.

 - Попались голубчики! Ну, давайте: лицом вниз, руки за спину!
 
 
 * * *
 
 Район мелькомбината не отличался особой чистотой, но его расположение позволяло многим жителям этого места добраться почти в любую точку города, так как именно здесь были конечные остановки многих маршрутов, не говоря уже о проходящих по кольцевой. Когда Аурика и Виолетта выбирали жилье, они именно этим и руководствовались. Чтобы дешевле и удобней. Сто сорок восьмой дом находился недалеко от остановки, школа рядом, круглосуточный магазин, аптека. А квартира, хоть и однокомнатная, но теплая и светлая. Им двоим больше ничего и не надо.

 Машина с вещами остановилась у первого подъезда. Следовавшая за ней такси, остановилась позади нее. Виолетта выскочила из машины и начала распоряжаться выгрузкой мебели и вещей.

 - Так, осторожно, пожалуйста. Ничего не поцарапайте. Эта кровать мне нужна целой.

 Приезд новых соседей сразу сменил тему разговора старушек. Они сидели на скамейке, окруженной кустарником и цветами, которые старательно поливал пожилой мужчина, протянув шланг из подвала. В отличие от бабушек, он только с тревогой посмотрел на шланг, - не передавили бы, - и снова вернулся к своему занятию.
 Недалеко, у следующего подъезда, за ними наблюдали также несколько подростков. Их было четверо. У одного в руках был футбольный мяч, другие же, когда подошли поближе, облепили машину и заспорили: к какой марке принадлежит автомобиль, сколько у него мостов и на каком топливе работает. На Аурику они не обращали внимание до тех пор, пока она не разрешила их спор.

 - ГАЗ пятьдесят третий, задний мост, работает на восьмидесятом бензине, - произнесла она, как бы, между прочим, и добавила. - Восьмицилиндровый.

 На мгновение даже грузчики прекратили работать и уставились на девочку. Но мальчики отреагировали по-своему. Они сделали вид, что ничего не слышали, вернулись на прежнее место и снова стали пинать мяч друг другу. Аурика, еле сдерживая улыбку, повернулась к ним спиной и направилась к своему подъезду. Услышав со стороны подростков крики "ой" она резко обернулась и увидела летящий в ее сторону мяч. Обычно в такие ситуации девочки закрывают лицо, съеживаются или приседают, но Аурика умела обращаться с ним. Она приняла мяч на голову, перевела на колено, "пожонглировала" ногами, высоко подбросила над собой и, когда он почти приземлился, с силой запустила в сторону его хозяев. Удар пришелся как раз в живот мальчику, который якобы случайно, запустил его в ее сторону. От неожиданности он чуть не упал на пятую точку. Веселый детский хохот прокатился по всему кварталу. Громче всех смеялся толстый. Он пальцем показывал на неудачника и буквально закатывался от смеха. Остальные же с удивлением смотрели на девочку, с которой им, по всей видимости, им еще не раз придется встретиться. Таким образом, заочно познакомившись с местными жителями, Аурика гордо вскинула голову, прихватила пару подушек и скрылась в подъезде.

 Аурика и не надеялась, что подъезд будет лучше, чем прежний. Еще когда они смотрели квартиру, она заметила отсутствие стекол. Вместо них стояли куски фанеры с дырами, сквозь которые дул сильный сквозняк. Стены обшарпанные и давно не белены, краска кое-где отвалилась, а в углах и на ступеньках валялись окурки. Так было почти на каждом этаже. Поднявшись до четвертого, Аурика еще раз оглядела стены и, вздохнув, вошла в квартиру. Однокомнатная, с маленькой кухонькой и совместным санузлом для двух одиноких существ вполне уютное и теплое гнездышко. Единственное, что нельзя изменить - вид из окна. Кроме стоявших в ряд разноцветных гаражей и спортивной площадки позади них на фоне многоэтажек полюбоваться было не на что.

 - Так, вот, это поставьте, пожалуйста, сюда. А этот диван вообще больше не трогайте, мы с ним сами разберемся. Аурика, ты будешь помогать или нет?

 Аурика развернулась и посмотрела на подругу. Виолетта была хорошей девушкой. И единственной, с которой она смогла ужиться. Они умели закрывать глаза на недостатки друг друга и без обоюдного косвенного разрешения не затрагивали личных тем. То, что могло удивить других, для Виолетты являлось лишь еще одним поводом приподнять брови. Как и Аурика, она была сиротой, но сама сумела закончить университет и выбить работу в торговой конторе. К Аурике относилась как к сестре, но, в зависимости от обстоятельств, называла ее дочерью. Мало, кто может отказать в квартире одинокой матери с ребенком, как и в этот раз. Хозяйке даже пришлось вернуть деньги первым арендаторам, уплатившим на три месяца вперед, но так и не успевших заехать. И хотя Виолетта выглядела не настолько, что ее можно было принять за молодую маму, некоторые охотно верили, поскольку зачастую сами хотели этого.

 Весь день и весь вечер они разбирали вещи. Только, когда закатилось Солнце, Аурика позволила себе расслабиться и заняться личной гигиеной. Виолетта, напротив, продолжала разговаривать сама с собой по поводу расстановки мебели, пока Аурика готовилась принять душ, расплетая длинную косу. Она стояла у зеркала и разглядывала свою фигуру.

 - Какой старый диван! В зале он не смотрится. А что, если мы поставим его в кухне? А кушать все равно в зале будем. Та-ак, надо прикинуть+
 - А куда кровать? - равнодушно спросила Аурика, вглядываясь в большие синие глаза напротив.
 - Кровать? А, вот здесь - посередине.

 Виолетта подошла и ткнула в то место, где хотела поместить кровать.

 - Мне все равно, - отражение опустило голову, разглядывая стройные ноги. - Делай, что хочешь.

 Виолетта неожиданно сменила тему.

 - Здесь тоже будем в дочки-матери играть? Я заметила, ты уже в роль вживаешься.
 Отражение отвернулось и посмотрело на подругу.
 - Зачем ты так?
 Виолетта спохватилась и подбежала к Аурике. Обняв ее, начала извиняться.
 - Ой, прости! Прости меня, пожалуйста! Дура! Говорю, сама не знаю что+ Просто мне все равно когда-нибудь придется выйти замуж. Как тогда?

 Аурика снова повернулась к зеркалу, отстранила Виолетту и прибрала спавшие волосы. Теперь отражение смотрело на два упругих холмика. Они вздымались при каждом вздохе разволновавшейся, но не показывающей этого, хозяйки.

 - А ты не допускаешь того, что и я могу свадьбу сыграть?
 - Ой...Аурика! - Виолетта закрыла лицо руками
 - Не переживай. Справлюсь.

 Взгляд остановился на лице. В глазах вдруг защепило, отражение затуманилось и исказилось, словно в очередной раз, не желая показывать слезы от давней обиды, о которой до сих пор не могла забыть.
 

 
 " Здравствуй мой дневничок!
 
 Все реже и реже я обращаюсь к тебе. Ты не обижайся. Просто у меня есть подруга и на те вопросы, на которые не можешь ответить ты, отвечает она. Она чудная! Как сестра мне. Сколько ты уже путешествуешь со мной? Вот и сейчас мы сменили квартиру. Она хоть и не большая, но уютная. Нам двоим+извини, троим хватит. Я тебе уже говорила, что на прежней квартире, срок нашего проживания истек раньше, чем мы рассчитывали. Дочь хозяйки решила выйти замуж и молодым потребовался свой угол. Я на них не обижаюсь. Тем более, сегодня утром я убедилась, что здесь мне предстоит много потрудиться. Я не хочу переделать мир. Я хочу подстроить его под себя.

 Пока! Твоя Аурика!"
 
 

 * * *
 
 Следователь Николай Свиридов хорошо печатал на машинке не благодаря тому, что у него большая практика, а потому, что свободное время он тратил на интернет. Ему холостому компьютер был единственным собеседником вечерами и нудными выходными. Клавиатура была похожа, вот только пальцы уставали. Николаю давно предлагали поставить в кабинет компьютер, но он отказывался. Работа была единственным местом, где он мог отдохнуть от сверлящего мозги монитора. Вся нужная информация хранилась в голове и клочках бумаги, хранившиеся в столе и рабочем блокноте с пометками.

 Николай отметил про себя синхронность открывающейся двери со звуком возвращающейся каретки.

 - Вот, - лейтенант, не намного моложе капитана Свиридова подошел с протянутой рукой с листком бумаги. - Опять "Зорро" прислал.
 - А теперь по какому поводу? - Николай по привычке поднял брови.
 - Квартирная на Геологической.
 - У Пархомовых?
 - Но.

 Николаю давно надоело поправлять молодого лейтенанта. Что поделаешь, если в Бурятии половина населения говорит вместо "да" неопределенное "но". Неопределенное для других регионов. Для местных обывателей же это было нормальным и понятным.

 Он взял записку из рук помощника и прочитал в слух.

 - "Если, вдруг, случайно окажитесь в районе Зауды на улице Красногвардейская, загляните (так, между прочим) в сто сорок третий дом. Возможно, добро, нажитое честным трудом постаревших преподавателей, еще ждет своих покупателей".
 - Он еще, пока, не разу не ошибался.
 Лейтенант стоял лицом к двери, будто ждал приказа капитана к действию.
 - Это верно, - подтвердил Николай и подметил. - Но о том, что нам действительно нужно решить, почему-то всегда молчит.
 - Наверное, к состоятельным он равнодушен.
 - Нет. Я тут просмотрел все дела, в которых этот "Зорро", так или иначе, "принял участие" и заметил деталь одну. Этот благодетель помогает только честным. Будь потерпевший хоть миллионером, но если он располагает к себе, то у него есть шанс быть "им" замеченным. Вот, - Николай вытащил из стола папку и начал листать. - Казалось бы, порядочный Хохлов: работает слесарем, не пьет. Семьи, правда, нет. Но была машина "копейка". От отца досталась. Когда ее угнали, в первый же день, почти одновременно с поступившим заявлением, "Зорро" прислал записку. Вот она.

 Николай достал листочек.

 - "Будьте там-то, там-то, в такое-то время найдете дальнейшие инструкции". Инструкции! Мы, как котята слепые, ничего не можем! Ну и я же пошел+тупица! Обыскал там все, но ничего не нашел. А на утро следующая записка: "Извините, но так было угодно Господу"! Я позже узнал про этого Хохлова. Отца он сам довел, что тот повесился. А еще он имеет какие-то дела с "продавцами". У него в квартире перевалочный пункт оказался.
 - Мнда! - произнес лейтенант, выслушав.
 - Мнда, мнда! - передразнил Николай. - Он знал, где и кто, но не стал сообщать.
 - А может это совпадение на счет+
 - Не-ет. Вот, смотри, - Николай снова стал листать папку. - Как ты верно подметил, он еще ни разу не ошибался, но все, кому он помог, кто они? Вот: пенсионеры, учителя, матери одиночки и даже отцы одиночки, частные предприниматели, средние бизнесмены и ни одного судьи, адвоката, депутата. Ни одного госчиновника! Кстати, по моему мнению, последние тоже не могут жить без греха.
 - Тогда почему он помогает нам? - лейтенант неуверенно поднял руку и почесал затылок. - Ведь "мы", исходя из всеобщего мнения, самые коррумпированные.
 - Он не нам помогает. Им помогает, - Николай ткнул пальцем в папку, помолчал, а потом добавил. - А нас оскорбляет.
 - Но без него у нас процент был бы ниже.
 - Может быть. Но если дела и дальше так пойдут, мы работать разучимся. Представляешь, если он исчезнет?!

 Через час они были у дома, указанного в записке. Улица Красногвардейская славилась как одно из немногих мест, где был вино водочный магазин еще при социализме. Сейчас некоторые до сих пор называют ее самой пьяной улицей в городе. Деревянные дома смотрели друг на друга через дорогу затянутой пленкой окнами или закрытыми ставнями. Дом сто сорок третий - один из немногих, который мог похвастаться своей красотой и добротностью. Николай ни когда не мог понять, почему в семьях, где доминирует стремление к устройству жизни трудом, вырастают такие, как Сиротин. Сиротин не раз уже попадался и Николай даже думал, что он завязал с воровством после того, как над ним чуть не учинили суд его же соседи, у которых он украл видеомагнитофон. Капитан знал о его неравнодушии к наркотикам и вряд ли когда-нибудь удивится тому, что его наконец-то посадят. Любящие родители пока в силах защищать свое чадо. Но настанет время, и даже их высокопоставленные знакомые ничего не смогут сделать. Такова реальность. Николай понимал это и всегда с досадой вспоминал случаи, когда их работа не приносила никакие плоды, кроме восстановления справедливости в виде возмещения материального ущерба пострадавшим.

 Капитан подошел к воротам и нажал на кнопку. Дверь открыл молодой парень невысокого роста с наголо остриженной головой в трико и тапочках на босу ногу. Увидев милицейский УАЗик, он хотел закрыть калитку, но Николай успел поставить ногу.

 - Сиротин, прекрати.
 Сиротин опустил голову, открыл калитку и запустил милиционеров во двор.
 - Ну что, сам проводишь? Или тебе ордер показать?
 - А че показывать. В подвале.
 - Продали что?
 - Нет.
 - Точно?
 - Проверьте - узнаете.
 - Ну да, - капитан ступил на крыльцо и, обернувшись к нему, ответом задал вопрос. - И, как всегда, один был?
 - Как вы догадались? - тут же подтвердил Сиротин.

 Николай прошел в кухню. Аккуратные половицы по старинке вышитые разноцветными полосками создавали уют вокруг огромной русской печи, а деревянный умывальник ручной работы с причудливыми узорами выдавал хозяина семейства, как человека знающего толк в благородном материале. В доме, кроме парня, ни кого не было. Остановившись у подполья, Николай обратился к Сиротину и помощнику.

 - Ну, открывай. Пригласи понятых, Амангалан.

 Сиротин сказал правду. Продать ни чего не успели. Даже старые наручные часы старика лежали на цветном телевизоре, которые им подарили дети на юбилей совместной жизни.

 Николай вышел на улицу и закурил. У дома стояли любопытные. Среди них он узнал друзей Сиротина. Наверняка, кто-нибудь из них подельник. Он мог просто подойти и усадить их в машину, если бы не закон, стоявший между ними невидимой преградой. А как бы все проще было! Нельзя. У этой преграды и шипы есть.

 Проводив Сиротина до машины, лейтенант подошел к капитану.

 - Думаете, расколется? - спросил он.
 - Нет.
 
 

 * * *
 
 Аурика положила трубку телефона. Теперь можно и расслабиться. Музыка хорошо поднимала настроение. Она подошла к магнитофону и включила радио на всю громкость. Подражая популярной исполнительнице, Аурика прыгнула к зеркалу и в такт музыке начала расплетать длинную косу. Ее волосы не видели стрижки с тех пор, как умерла мама. Свой консерватизм она хранила на кончиках своих волос. Они единственные, к чему прикасалась мать, когда заплетала ей еще маленькие косички в школу. Аурика давно перестала плакать о ней. Лишь маленькая черная точка в душе все еще ждала своего момента. Вера в Бога сдерживала ее и она молила его каждый день, чтобы эта точка исчезла. То, что Бог так распорядился ее судьбой она не сетовала, а давно решила вершить судьбу оставшимися способами. С одной стороны, в этом были и свои преимущества, и хотя они уступали бесчисленному количеству минусов, Аурика давно поняла, что, жалея об этом, ничего не изменит.

 Она начала потеть, когда в танце добралась до кровати. Остудиться мог помочь только балкон. Аурика выскочила на свежий воздух и ртом стала хватать его. Подумать только, какое-то время назад она и минуту не могла продержаться в таком темпе!

 Но, точно творилось внизу, разбудило ее.

 Несколько мальчишек донимали бездомного, живущего в колодце за гаражами. Она уже третий день наблюдала, как он каждое утро уходи из своего жилища, и бережно закрывал его картонкой. Когда он возвращался, Аурика не видела. Ей было жаль таких людей. Нельзя винить человека за слабый характер или за его отчаяние.
 Он не мог выйти наружу. Мальчишки забрасывали его камнями и бутылками, а то и просто били ногами по голове.

 Аурика вернулась в комнату. Не все вещи еще были распакованы, но небольшая коробка с пугающей надписью "Боеприпасы" нашлась быстро. Высыпав содержимое на пол, она открыла коробку поменьше от конфет. Она состояла из нескольких отсеков, где аккуратно в полиэтиленовых мешочках хранились магний, марганцовка, эпоксидная смола и многое другое, пригодное для изготовления всевозможных бомбачек, хлопушек и даже патронов. Аурика редко ее открывала, поскольку коробочка тоже являлась памятью о прошлом, но уже о бывших друзьях родного пограничного городка. Насыпав на бумагу в заданных пропорциях заготовленные порошки Аурика аккуратно, но быстро свернула ее в небольшой клубок и обмотала нитками. Когда получился клубок, проткнула шилом дырку и выложила от нее спичками дорожку по кругу так, чтобы их головки соприкасались. Это позволяло увеличить время, как фитиль. Вся операция заняла меньше трех минут, но эффект возымел действие. "Бомба" полетела прямо в толпу мальчишек. Взрыв был громким и без всякого дыма. Аурика не беспокоилась за их жизнь. Это был просто пугач без осколков и огня. Правда после этого и бедняга, которому она хотела помочь, сидел в своей конуре до самого вечера, очевидно посчитав, что подростки применили тяжелую артиллерию. Он не видел, что те без оглядки, сбивая прохожих, бежали аж до самой дороги.

 Довольная собой, Аурика решила принять душ. Пора было выйти во двор и осмотреться. Ей, все-таки, придется здесь жить.

 Она вышла из подъезда, демонстративно зажав рукой нос. На своей площадке она успела навести порядок. Пока Виолета создавала уют в новой квартире, территория, прилегающая к ней, постепенно облагораживалась Аурикой. Желтые обшарпанные стены сменили цвет на светло-зеленый, а потолки покрылись ослепительно белой известкой, под которой навсегда остались неприличные надписи и следы от прилипших к ним сгоревших спичек. Фанера на окнах была заменена стеклами, выпрошенными Аурикой через Виолету в ЖЭКе. Площадка стала чистой и светлой. Что касалось соседей сверху и нижние площадки, то там все оставалось по-прежнему. Аурика специально делала вид, бут-то ее вот-вот вырвет. По опыту она знала, что это так долго не продлится. Самое трудное, пока, было то, что ей приходилось убирать натасканный мусор со смежных площадок. Деньги, собранные на краску и известь с соседей, должны притянуть к себе и других обитателей подъезда.

 Всему свое время. Так считала Аурика. И она еще никогда не ошибалась.

 У разбитой песочницы играли четверо подростков. Они стояли, склонившись к деревянной скамейке, и о чем-то горячо спорили, после того, как что-то на грязный песок. Это были те самые мальчишки, докучавшие бедняге под ее балконом. Подойдя поближе, Аурика разглядела в их руках жетоны покемонов и невольно рассмеялась, будто в их руках были куклы. Она растерялась. Аурика рассчитывала, что они занимались более серьезными играми, и решила завести разговор в другой раз. Но ей помог худой и, по-видимому, очень наглый мальчик из их группы. Он подставил плечо, когда она поравнялась с ними.

 Врезавшись в него, она выпалила.

 - Ты что, совсем одурел!?
 Мальчишки расхохотались, но щуплый ответил еще громче.
 - Пасть закрой!
 - Я тебе сейчас закрою!
 - Что ты сказала?!
 - Что слышал! - на ходу кинула Аурика.
 - А ну стой!

 Она остановилась, развернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Щуплый подошел к ней и, замахнувшись, сымитировал удар.
 Аурика даже не моргнула.

 - Че, смелая до куча?
 - "До куча"! Слова-то какие знаешь, а все в покемонов режешься!

 Мальчик замолчал, но сообразил быстро, хотя и неудачно.

 - Сама-то еще небось в+куклы играешь!
 - Ага, в надувные!

 Аурика достала из кармана бомбочку, подожгла ее, бросила им под ноги и медленно пошла прочь.

 - Пойду, познакомлюсь с кем-нибудь постарше.

 Удивление на лицах подростков сменилось испугом, когда подкинутый "подарочек" хлопнул с такой силой, что вздрогнули даже старушки на соседней лавке, а мальчик, который выделялся в молодой компании повышенной комплектностью от неожиданности отошел назад и, споткнувшись о бордюр песочницы, упал на спину.

 - Что творят, а! Шалопаи! Совсем обнаглели, скоро дом взорвут! Вот я родителям расскажу!

 Аурика зашла за дом и направилась к гаражам, где жил бездомный. Дверью его убежища был обыкновенный лист картона, со временем став цветом песка, который его окружал. Сев на корточки, она отодвинула дверь и заглянула внутрь. Ничего, кроме уходящего в темноту тоннеля, нельзя было разглядеть. Конечно, он же не мог жить прямо у входа. Аурика хотела спрыгнуть вниз, как услышала за спиной шепот подростков. Они спрятались между гаражами, с интересом наблюдая за ней.

 - Странная она какая-то.
 - Да, стебнутая.
 - А, по-моему, девчонка как девчонка.
 - Это она нас, походу, бомбила!
 - Но.

 Увидев, что она их не заметила, они перестали прятаться и вышли из гаража. Аурика с минуту рассматривала подростков, затем, не отводя взгляда, направилась в их сторону. Когда она приблизилась, самый задиристый из их компании протянул руку.

 - Саня, - представился он. Прямой с горбинкой нос, прямые розовые губы и большие карие глаза делали его лицо привлекательным. Аурика отметила про себя, что он, очевидно, нравился многим девочкам и не только в школе. С первого взгляда она поняла, что он является, хотя и еще не признанным, лидером в своей компании.

 Она пожала его руку и посмотрела на остальных. Но Саня ее опередил.

 - Это Миха, стал он показывать пальцем, - Чана, можно Чингис. Это Тумэн или Тумэха.

 Чингис был очень симпатичным бурятом: невысокий, но крепкий для своего возраста. Через его черную, коротко стриженую прическу, просвечивалось несколько белых волосков. Аурика знала, что это не седина, а одна из удивительных, а иногда привлекательных, особенностей его народа.

 Полный и немного неуверенный, на первый взгляд, Тумэн сразу понравился Аурике своим добродушием. Она, еще до знакомства с ребятами, не раз слышала его заразительный, похожий на взрослого, смех. Неуклюжие движения придавали ему сходство с медвежонком. С родителями и родными он разговаривал только на родном языке. Это всегда вызывало у Аурики уважение. Знать родной, русский, да еще в школе учить иностранный она считала, чуть ли, не подвигом.

 Аурика давно заметила, что в любой компании подростков всегда есть тот, кому отведена роль "козла отпущения". Им был Гриха. И хотя он сопротивлялся, были заметны признаки подражания сильным в купе с трусостью, которую не могли скрыть ни глаза, ни движения, ни, даже, постоянно торчащий камень из кармана брюк, видимо, на всякий случай. Среда подростков, отличавшаяся своей контрастностью характеров и отношением друг к другу, не могла скрыть этого, наоборот, выносит все наружу, где малейшие колебания приводили, порой, к жестокому наказанию или наложению клейма, от которого потом трудно избавиться.

 Аурика поменяла много дворов и друзей, но ни когда не встречала в подобной компании интеллигентного, очевидно, умного и доброго как Мишу. Он не был красавцем, но от него исходила такая уверенность, что она чуть не засомневалась на счет лидера. Позже Аурика поняла, что он не мог им быть. Как мальчику, увлеченному и целеустремленному, ему было неинтересно управлять. Его больше привлекало общение, а не "крестовые походы" на бездомных, хотя, порой, и поддавался общему настрою друзей.

 Ей хватило одного дня, чтобы влиться в их компанию и стать полноправным членом "шайки", как сказал однажды Саша.

 Теперь они не играли в покемонов. Их стало больше привлекать игра в "айданчики", где в виде основного материала использовались кости суставов бараньих ног. "Лапта", "Банкир", "Пробки" были открытием для ребят. Ни кто из них и не думал, что такие игры могли пройти мимо их двора. Некоторые из ребят не могли проводить время за компьютером по одной простой причине - его отсутствие. Поэтому редкие встречи с остальными заканчивались простым обменом новостей и взаимными пререканиями на счет достоверности этих же новостей. Иногда их общие интересы сводились к рассказам о новых фильмах и выкуриванию сигарет. Настоящей дружбы у них не было. Аурика пока тоже не могла рассчитывать на это.

 Вечерами она пропадала с ними во даворе. Научила их делать "бомбочки", которыми пугала накануне.

 - Откуда ты это знаешь? - спрсил однажды Миша.
 - Там, где я раньше жила, - рассказывала Аурика. - Военных было больше, чем местных жителей. Можно было пойти на их свалку и найти там фаустпатрон. Из них мы и добывали порох. Или поменять что-нибудь у самих солдат на чай, сладости, сигареты. У нас почти в каждом доме был настоящий склад боеприпасов. Магний доставали на старом аэродроме. Он за горой был. Ходить далеко, но это стоило того. Там стояли старые вертолеты. Главное напильник с собой взять. Диски колес у них как раз из этого метала. Вот и пилили. Напилишь себе мешочек - надолго хватает. Сейчас, правда, там уже ничего нет. Видимо, очнулись, что такое добро пропадает.
 - И не гоняли?
 - Гоняли. Еще как!

 Лето заканчивалось. Аурика успела признакомиться со всеми ребятами района, но общалась в основном с Сашиной компанией. Они присматривались к ней и, похоже, начинали доверять. Но Аурика не была еще полностью уверена. Все-таки, девчонка.
 Как-то они добрались до баскетбола. Им было интересно, как будет вести себя Аурика, но та сразу согласилась и первой побежала за дом на школьную площадку. К всеобщему удивлению она играла очень не плохо для девчонки. Вот только под кольцом она не могла ничего сделать против, все-таки, крепких и жестких соперников. В самый разгар игры появился Гриха. Заметив его, Саша воскликнул:

 - О, чадо пришел! Давай с нами. Или пока в песочнице поиграешь?!
 Миша с Сашей играли против Аурики, Тумена и Чингиса.
 - Давай за нас Гриха, - крикнул Миша. - Нас меньше!
 Но Гриха решил показать свою значимость. С ухмылкой посмотрев на бегающую по площадке Аурику, он ткнул руки в бока и важно произнес:
 - С девчонками не играю!
 Вдруг все, кроме Тумена остановились и уставились на Аурику.
 - Ну что встали? - возмутился он, но, заметив, что что-то происходит, присоединился к всеобщему молчанию.

 Аурика все понимала. Она так неожиданно ворвалась в их жизнь, что они не заметили, как среди них появился еще один друг. Но вот только этот друг оказался девчонкой. Когда-то, года три назад, после того, как их отругали за то, что они измазали соседскую девочку в краске и получили по заслугам, поклялись никогда больше с ними не связываться, тем более дружить.

 Только сейчас Гриха им напомнил об этой клятве. До этого момента он постоянно куда-то пропадал, как только Аурика приближалась к ним. Она давно это заметила, но не подавала виду. Даже Миша, которого она считала разумным мальчиком, стоял и о чем-то напряженно думал. Он смотрел сквозь нее и одной рукой набивал мяч о землю. Давно Аурика не слышала такой тишины.

 Она встряхнула головой, чтобы избавиться от дурных мыслей.
 Положение спас мяч, который неожиданно выскользнул из рук Миши и прыгнул прямо в кольцо.

 - Ну, что шпана, сыграем? На пузырь!

 Ни кто не заметил четверых парней, которые, словно выросшие из земли, неподвижно стояли у противоположного кольца. Голос принадлежал пятому, выхватившему мяч из рук Миши. Они были старше их лет на пять и выглядели почти как взрослые. Аурика увидела в глазах своих друзей неуверенность, а у некоторых даже страх.
 Первым выдал себя Чингис.

 - Но-о! - с неохотой протянул он и демонстративно повернулся к ним спиной.
 - Забздели?
 - Ага, вы-то кайфово играете! - подключился Тумэн, решив поддержать друга.
 - А что, нас пять и вас. Можете девчонку еще свою взять. Шесть будет.
 Парень, видимо главный в их команде, не глядя набивал мяч. Говорил он спокойно и уверенно. Его друзья в это время принялись расхаживать по площадке, будто слоны на пастбище, что пугало еще больше.
 Гриха заметил, как они смотрят на Аурику и решил оправдаться.
 - Да кто она...
 - Заткнись Гриха! - прервал его Саша.
 - А что, она не с вами? - удивился парень и подошел к Аурике. - Иди за нас. Хорошо играешь!
 - С нами она с нами, - спохватился Саша. По честному будем играть: пять на пять.
 - Я на ваш "пузырь" играть не собираюсь, - наконец вмешалась Аурика.
 - А на что ты хочешь?
 - Давайте так: кто проиграет, тот подметет площадку и щиты покрасит.
 - Да пошла ты! - взревел Гриха. - Стебнулась, что ли?!

 Но Аурика, не обращая на него внимания, продолжила.

 - Мало того, что здесь асфальт, так нет - еще какая-то фигня валяется. Как на помойке! И вообще...как самим приятно-то?!
 - Вот нам делать больше нечего! - возразил Саша. - Может, ты еще в нашем подъезде побелишь?
 - Может, и побелю, но только твоими руками.
 Тут к разговору подключились друзья того, кто предложи играть.
 - Да мы вообще здесь не живем, - завозмущались вдруг они, но Аурика их опередила.
 - А играете здесь.
 - Где хотим и играем. Вообще, чего мы ее слушаем+
 - Бздите? - этого от Аурики ни кто не ожидал. Спорить со старшими, это еще куда ни шло, но чтобы передразнивать! - Боитесь руки запачкать. Пиво, "пузыри"! а чего проиграл - у мамы с папой попросил и рассчитался. Вы же их не зарабатываете. А выиграл - еще лучше. Халява! Чего бояться?
 - Да чего она...

 Гриха хотел подойти к ней, но парень жестом остановил его.

 - Помолчи. Она дело говорит.
 - Главное-то не выиграть, а не проиграть, - подытожила Аурика. - Вот в чем фишка-то!
 - Откуда ты взялась?
 - Тебе не все равно?
 - Ладно, - согласился парень и повернулся к своим. - Нам терять нечего и вообще, я не понимаю+да, хоть, на миллион поспорим!
 - Да ну, на фиг, я не буду.

 Гриха продолжал противиться, но осмелевший Чингис решил реабилитироваться. Ответил ему холодно и по-мужски:

 - Тебя ни кто и не просит.
 Но в рядах уже начались другие волнения. Как не старался Тумен не заметно подойти к Грихе и как тихо не шептал ему на ухо, все равно всем было слышно.
 - Сыграй за меня.
 - Ты что, Тумэха! - взорвался Саша. - У нас массы нихватура! Пни этого и пускай чешет!

 По мнению бывалых болельщиков в лице сморщенных старичков, проходивших мимо с недопитой бутылкой, игра была "восхитительной и запоминающейся, достойной чемпионата мира среди юниорчиков". Несмотря на значительный перевес в силе и технике команде старшиков пришлось туго. Ни один из них не мог сравниться с Тумэном, который вставал на их пути, как скала и принимая на себя удары противника. Сталкиваясь с ними, они теряли равновесие и падали. И хотя игрок из него был никудышный, он все-таки успевал принимать мяч и отдавать его забегающим вперед Мише и Саше. Аурика работала в центре. Она виртуально владела мячом и как мышь проскальзывала между ног старших. Чингис защищал кольцо, но он ни чего не мог сделать с высокими парнями, которым удавалось пробраться на их половину поля. Тумен не успевал вернуться в помощь, а Аурику постоянно оттесняли и зажимали. Постепенно зрителей становилось больше. Мальчишки с соседнего двора орали, что есть мочи в поддержку своим сверстникам и каждый раз взрывались, оглашая очередной заброшенный мяч и, заставляя замолчать буквально весь мир, когда это удавалось противникам. Но и старшики были не одиноки. Немногочисленные и не такие эмоциональные, с ухмылкой на лицах наблюдали они за игрой своих товарищей. Некоторые, время от времени, крутили у виска пальцем, которые действительно переживали, но старались не показывать виду. Играли долго, ни по времени, а до пятидесяти очков. Когда решающий мяч оказался в корзине, мир вокруг стал прежним. Старики куда-то исчезли, а детвора с криками и свистом, рассеялись среди домов и вскоре на площадке стало тихо. Только глубокое дыхание и бешеный пульс в голове перемешавшись с горечью поражения где то в груди, все-таки вызывали у проигравших больше восторг, чем обиду.

 Лишь потом все постепенно услышали хохот Грихи. Тот не мог удержаться и буквально катался по земле, хватаясь за живот. После того, как дыхание восстановилось, обида начала наваливать, как снежный ком. Он давил откуда-то снизу все больше и больше до тех пор, пока один из них не выдержал и не упал на спину. Он задрал к верху руки и захрипел как раненый медведь. Его щеки были красные, а локти, расцарапанные до крови, были почти черными от мелких камешков и грязи, которые когда-то были частью асфальта.

 Это был Тумэн.
 Гриха засмеялся еще громче.

 - Ха, ха, ха! Нашли, кого слушать - девчонку!
 - А я и не собираюсь здесь подметать, - крикнул в ответ Саша. Он взял камень и швырнул его на площадку.
 - Конечно, я не подписывался, - поддержал его Тумэн. Он продолжал лежать на спине, но уже тихо, будто отдыхал на кровати.

 Резкий голос старшика прямо над ним заставил его приподняться.

 - Если не выполните уговор, трячик получите.
 - А че, вон, пускай она красит. Это из-за нее мы...
 - Кончай Тумэха! - вмешался Миша. До сих пор он молчал, о чем-то думал и, наконец, решился. - Если бы ни она, мы бы в "сухую" продули. А нас ни кто не заставлял. Каждый мог отказаться.

 Тут масло в огонь решила подлить Аурика. она поднялась со скамейки и, словно нехотя, начала ходить вокруг ребят.

 - Как хотите. Меня они не тронут. Но если надумаете, я вам помогу.
 - А не поможет она вам! - не сдавался Гриха.

 Неожиданно сорвался Чинзис . Он подбежал к Грихе и схватил его за грудки.

 - Ты чего ржешь?! - закричал он. - Сейчас как отфигачу! Пошел вообще отсюда!
 - Э, ни куда он не пойдет, - запротестовал Саша. Он подошел к Грихе и дружески обнял его за плечо. - Нам помогать будет!

 Гриха как-то сразу поник, огляделся и выговорил фразу, которую, очевидно, приберег напоследок и явно в другом тоне. Вместо этого она прозвучала тихо и неуверенно:

 - Разбежался.
 - Чего базаришь?! Разбежался? Ладно! Чтоб до вечера долг вернул. Понял? Не дай Боже не принесешь, козел!

 Последние слова Саша крикнул ему прямо в лицо и со всей силы отвесил ему подзатыльник.

 - Завязывайте, пацаны! - Миша поднял руку в знак примирения. Его голос был усталым, но уверенным, как всегда. - Если кто не хочет, я сам все сделаю+Но только потом под балконом не свистите.

 Прошел день, прежде чем они взялись за работу. Чингис принес из гаража краску. Его отец работал в ГАИ, и у них была своя "Волга", которую тот постоянно перекрашивал. Делал он этот не сам, но после таких превращений с машиной всегда появлялась краска, правда не всегда такого же цвета как машина. Миша принес кисти, Саша метлу. Аурика развела известь для разметки. Только Тумэн и Гриха пришли с пустыми руками. Но на это ни кто не обратил внимание.

 Шуму было не меньше, чем при игре, а советчиков больше, чем самих работников. Гриха постоянно бегал от одного места к другому. Его терпения хватало только на то, чтобы с пеной у рта доказывать, что на щите надо рисовать не квадрат, а круг, или разметка должна быть точь-в-точь, как на футбольном поле. Мало что знающий Тумэн ходил за ним по пятам и поддакивал всем подряд тем, кто был убедительней. Аурика не вмешивалась. Она старалась незаметно для всех делать свою работу. Сначала подмела площадку, а затем принялась наносить на асфальт разметку. Только, когда Гриха подбегал к ней, она выпрямлялась и, вцепившись в кисть, ни в какую не отдавала ему. Ей стоило больших усилий, чтобы не рассмеяться.

 Наконец проблему с двумя бездельниками решили старшики. Их появления ни кто не ожидал. Тем более не ожидали от них того, чтобы они пришли помогать. С ними был и их "капитан".

 - А чего эти два урода носятся? Заняться нечем? Идите сюда.

 В руках он держал сетки для корзин. Когда они подошли, он вручил им их, словно это было посвящение в рыцари.

 - А как мы их туда? Все уже покрасили, - решился спросить Тумэн.
 - Ничего, отмоетесь, - успокоил его капитан и нырнул под него. Тумэн от неожиданности заорал, но сразу успокоился, когда понял, что стал в два раза больше благодаря широким плечам парня, на которых каким-то чудом уместились его мясистые ляжки.

 Гриху постигла та же участь. Только перед тем, как сесть на плечи другому, ему пришлось ответить на вопрос: мыл ли он ноги.

 - Какая разница? У меня носки чистые!
 

 Закончили только к заходу солнца. Оставшиеся Миша, Саша, Чингис и Аурика отдыхали на скамейке, разглядывали свои руки и любовались проделанной работой.

 - Хм, даже как-то приятно, - ухмыльнулся Миша, вглядываясь в ладони.
 - Нормально, че! - Чингис был единственным, кому удалось остаться, практически, не запачканным. Он ловил каждый взгляд Аурики и старался держаться не уставшим. Казалось, дай ему еще задание он тут же бросится его выполнять. - Только надо было еще столбы покрасить.
 - Вот иди и крась! - вспылил вдруг Саша. Он поднялся со скамейки и, прижав ладони друг к другу, пытался избавиться от грязи и краски. - Ты-то чистенький!
 - Зато хоть дело хорошее сделали, - решила внести долю оптимизма в разговор Аурика.
 - Какое хорошее? Уделались все! - снова закричал Саша, затем повернулся к Аурике спиной и продолжил в том же тоне. - Мы ее только недавно узнали, а она из нас идиотов сделала.
 - А мы и были идиотами, - задумчиво согласился Миша.
 - Да кого на фиг! Лучше бы на пузырь сыграли, может, тогда и выиграли.
 - Водку что ли? - слегка удивилась Аурика. - Я думала, они пошутили. Вам кого пить-то! И так, вон, закурились уже.
 - А это не твое дело, ясно! Ты, что, босс что ли? Можно подумать - сама трезвенница!
 - Представь себе!
 - На пятерки одни учишься! - продолжал язвить Саша.
 - Нет.
 - Нет?
 - Нет.
 - Выпить нет?!
 - Точно дебил!
 - Кто-о-о!

 Саша подошел к ней, вытянул шею, нахмурил брови, определенно ожидая от нее другого ответа. Но Аурика решила не отступать.

 - Ты-ы! - протянула Аурика в крике. - Один раз порядок навел - все, теперь "че кого"! Чего ты передо мной рисуешься-то? Они, между прочим, помогли. Ты бы фиг догадался.
 Саша колебался, но его язык, видимо, соображал быстрее
 - Ты кого базаришь?!
 - То и базарю!
 Аурика резко развернулась и пошла к дому.
 - Зря ты так, - спокойно произнес Миша и тоже пошел домой.
 - Да пошла она!
 

 
 * * *
 
 У Сергея был свой магазин, вернее теперь у него свой магазин и несколько точек в самом центре города. Удачная женитьба вырвала его из пучины простого существования в качестве официанта, маляра и, Бог знает, чего еще. В короткое время ему удалось взять в свои руки бразды правления и контроль над деятельностью, которой ранее занималась его супруга. И как она не могла раньше понять, что ей давно надо было передать все дела другому, пусть даже не мужу, и довольствоваться только бухгалтерскими отчетами и прочими мелкими обязанностями. Сергей умел убеждать. Уверить жену в том, что она с ним стала более счастлива и может пожить теперь в свое удовольствие, ему помогла молодость и большой опыт общения с одинокими женщинами. Он знал о ее нежелании отрицать это. Она, в свою очередь, знала его лицемерным и подхалимом, по крайней мере, при ней, но всячески отгоняла от себя мысли, которые могли вызвать обиду. Понять, что большинство семей приходят к тому же пределу, за который почти ни кто не решается перейти, предстояло и ей. Сергей тоже понимал это и всячески старался потакать ей во всем, так как одно ее слово могло вернуть его обратно - к существованию. И хотя у него было уже достаточно средств, чтобы открыть свое дело, он все же не решался пренебречь осторожностью. Неуверенность и насыщенность рынка могли подсунуть ему сани, на которых можно было так же с успехом скатиться с вершины. До недавнего времени он считал себя на этой вершине, когда оказалось, что кроме известных ему причин падения появилась еще одна. Каждый день он с тревогой смотрел на телефон и был готовый схватить и выбросить его в окно.

 Он чувствовал, что сегодня обязательно должно было что-то случится. Знакомые цифры на телефоне не высвечивались вот уже несколько дней, а это ни чего хорошего не предвещало.

 В кабинете не сиделось. Сергей вышел на задний двор и попытался завести разговор с экспедитором.

 - Много еще?

 Экспедитор, молодой парень, заметил тучность директора. Он выдержал паузу, посмотрел на документы и спокойно ответил.

 - Еще, наверное, ходки две-три.
 - "Наверное" или "две-три"?

 Сергей говорил тихо, от чего становилось еще страшнее. Губы у парня чуть задрожали, глаза забегали.

 - Две...наверное.
 - Ты точно можешь сказать?
 - Сергей Валерьевич, сейчас упаковка новая пошла. Больше стала. Сразу просчитать невозможно.
 - Но вы же уже сделали ходку?
 - То телевизоры, а сейчас мелочь всякая пойдет и тоже новая. Сергей Валерьевич, неужели это так важно?
 - Да нет. Интересно.

 На самом деле Сергею было безразлично. Какая разница сколько ходок они сделают? Лишь бы сошлось все и в сохранности. Но ему не хотелось молчать. От этого мыслей становилось больше, чего, как раз, ему хотелось меньше всего.

 - Простоя не будет? - это был единственный вопрос, который пришел ему в голову.
 - Вагон что ли? Нет, уложимся.

 Пока Сергей задавал ему пустяковые вопросы, он рассматривал экспедитора. Он поймал себя на мысли, что ни когда не придавал значение тому, как выглядел его персонал. Большее внимание он всегда уделял лицу, по которому можно было узнать, практически, все: лжет ли человек или говорит правду; здоров ли он или предшествующий день был на пару с бутылкой.

 Этот экспедитор был одет не хуже, чем он сам. Кожаные черные туфли, вычищенные до блеска, были слегка исчерчены морщинами, а под брюками такого же цвета выделялись белые носки. Боже, как старо! А может у него такой стиль? Но это же не красиво! Ремень у него, правда, хороший - минимум рисунков и железа, максимум дырок. Рубашка тоже белая. Видимо под носки. Или носки под рубашку? О, а она, кстати, еще и прожженная. Парень, как не старался, не мог скрыть небольшую, но все же видимую, дырочку несомненно от окурка. Пиджак или "лепень", как его теперь называет молодежь, давно не видел гладки, а многочисленные катышки на рукавах придавали ткани сходство больше с морской шинелью, чем с кашемиром. Но больше всего Сергея поразил грязный воротник на рубашке. Нет, наверное, надо избавляться от него. Ведь он работает с клиентами. И как он раньше этого не замечал? Может он ему мало платит? Все равно - даже в этом наряде можно выглядеть достойно.

 Когда очередь дошла до лица, Сергей заметил, что глаза парня как-то странно бегали, не желая встретиться с взглядом начальника. Да он пьян! Или обкуренный?

 Вдруг в левом кармане пиджака заиграла мелодия. Сергей достал телефон и, не отрывая взгляда от экспедитора, нажал кнопку. Во время разговора его лицо исказилось, а глаза стали в два раза меньше.

 - Суки! - неожиданно выкрикнул Сергей и бросил телефон на землю. Затем подошел к экспедитору, вырвал у него бумаги и тихо произнес сквозь зубы. - Уволен.
 
 

 * * *
 
 Михаил Спиридонович остановился у магазина, чтобы купить себе всего лишь сигареты. Закрыть машину он при этом не забыл - старая полезная привычка. Открыв дверь универмага, он еще раз полюбовался на только что выкрашенную "тройку". Как новая, подумал он в очередной раз.

 Потом он хотел закурить сигарету у выхода и кинуть ее у самой машины. В ней он ни когда не курил, потому что для него она была второй женой. Первая жена его понимала, когда он все выходные посвящал своей "ласточке", к постоянному запаху масла и бензина она давно привыкла и даже не думала ревновать его. Сейчас, когда в их возрасте уже и не думают о юбилеях, машина была их единственной кормилицей. Как можно его ревновать?

 - Товарищи! Люди! Пожалуйста...Где моя "ласточка"? Где?! Где? Где милиция? "Ласточка" моя! "Ласточка"!
 

 - Что у нас?

 Николай застал лейтенанта в компании пожилого мужчины. Тот нервно что-то писал и постоянно спрашивал что надо, а что не надо "отображать в документе". Его старомодная шляпа в сеточку, белая и мятая как салфетка, лежала у него на коленях, не давая подвинуться ближе к столу. Николай невольно улыбнулся, увидев его в таком неудобном положении.

 - Жигуленок третей модели, - начал докладывать лейтенант. - Увели прямо из под носа.
 - Ага, - подхватил Михаил Спиридонович. - На минутку только отлучился+
 - Постойте, - прервал его Николай. - Это вы дежурному объясните. Вы мне только скажите+Вы где работаете?
 - Да я всю жизнь в ПАПе откатал! Руки к баранке приросли!
 - Женаты?
 - Конечно! - Михаил Спиридонович отложил ручку и, затронутый таким вниманием, принялся рассказывать о своей семье. - Дети уже взрослые. Один сейчас в Москве живет, а дочка здесь в саду работает. Внуки есть+Нет, ну вы представляете!
 - Ладно, ладно! - Николай поднял руку, дав понять, что этого достаточно.
 - А для чего вам это? - очнулся вдруг Михаил Спиридонович.
 Николай не хотел отвечать ему. Помог телефон. Звонок раздался так неожиданно, что все встрепенулись.
 - Это вас, - лейтенант протянул трубку капитану.
 - Капитан Свиридов слушает, - сказал он и поднял указательный палец к верху, дав знак всем молчать. Затем его палец опустился к одной из кнопок телефона. После фальшивого кашля капитана в комнате раздался женский голос.
 - Подождите, я сейчас запишу.

 Николай кивнул лейтенанту. Тот выхватил у старика листок с ручкой и начал записывать.

 - ...ее угнали сегодня, "тройка" в районе "Саян". В сорок третьем квартале есть местечко, где ее уже, наверняка, пустили на запчасти. Это металлический гараж, где могут уместиться около четырех машин. Найти просто. Какой замок вскрыть проще всего? И стоит ли, если он охраняет непривлекательную с виду "консервную банку".
 - Извините, вы не назовете свое имя, храбрая леди? Вы понимаете, анонимный звонок...

 Голос был уверенным. Он, очевидно, принадлежал девушке лет двадцати пяти - образованной и интелегентной. Когда вместо него появились гудки, Николай положил трубку и дал начало долгой паузе.

 Первым очнулся Михаил Спиридонович.

 - Это что, моя что ли?
 - Похоже, что так, - ответил Николай задумчиво и обратился к лейтенанту. - Я думал это мужик. И почему он+она ни как обычно - запиской? К чему такая спешка?
 - То есть, как "спешка", - хотел вмешаться Михаил Спиридонович, но капитан перебил его.
 - Поедете с нами. Может, еще успеем.
 
 Николай хорошо знал этот район. Они вышли из машины и направились в сторону гаражей, вокруг которых со всех сторон возвышались жилые дома. "Консервных банок" было много, но на всех дверях висели хорошие замки и ни по одному. Тогда Николай стал приглядываться к следам, но и это ни к чему не привело. Неужели ошиблась или снова обманула, подумал Николай.

 Он невольно стал рисовать в своем воображении девушку с достоинствами, которые могли принадлежать только такому честному и доброму человеку, как она: высокая, стройная блондинка+а может брюнетка? Шатенок он не любил. Пусть будет брюнетка. Да - брюнетка! С тонкими чертами лица, большими глазами и чтобы волосы длинные, волнистые, с отливом. С отливом? Каким еще отливом? Она же не лошадь.

 Зато он жеребец! Да еще в погонах! Все-таки как плохо иногда быть одиноким при условии, что у тебя есть идеал и ты точно знаешь о его существовании, даже если он на другом конце провода.
 
 А вдруг она страшная?

 Гаражи были настоящим воплощением искусства. Признания в любви размещались рядом с ругательствами в адрес всяких Саш, Ген, некоторые даже с фамилиями. Трудно узнаваемые рисунки изображали толи непристойные сцены, толи неудачные карикатуры на тех или иных героев, кому они были адресованы.

 - Ну и что мы ищем? - Наконец спросил Михаил Спиридонович после терпеливого молчания и хождения следом за милиционерами.
 - Смотрите! - вдруг воскликнул лейтенант, показывая на свежую надпись. Она была сделана мелом и гласила: "Свиридов Н. - дурак!"
 Николай подошел к надписи и развел руками.
 - Пошли отсюда. Над нами пошутили.
 - Какой интересный замок. У меня точно такой же есть+то есть был.

 Михаил Спиридонович стоял у дверей гаража и разглядывал замок.

 - Тоже украли? - поинтересовался лейтенант.
 - Получается, что тоже. Я его в машине с собой постоянно вожу. Я им гараж изнутри закрываю.
 - А как же вы выходите?
 - А у меня гараж к дому пристроен. Я туда вход прорубил, чтобы тепло попросту не тратить. Тепло и светло. Конечно, можно было на заложку, но так надежней.
 - Надо было вам его еще на машину вешать, - решил пошутить лейтенант, но Николай перебил его.
 - Присмотритесь получше, может это ваш?
 - Если бы он был в единственном экземпляре, я бы решил, что это точно мой. А так - сколько их по стране!
 Николай снова посмотрел на надпись.
 - Вызывай наряд - обратился он к лейтенанту. - Проверим.
 - А как же...
 - Пускай "фигу" с собой возьмет. Задним числом сделаем, а подпись потом поставим.

 Хозяина найти оказалось не трудно. Сразу несколько соседей показали на его квартиру. Им был пожилой мужчина возраста примерно такого же что и Михаил Спиридонович. Его удивление могло быть сравнимо с крупным выигрышем в лотерею, но только мгновенно лишившимся его с помощью людей в форме, стоявших у его дверей. После некоторых формальностей он, наконец, согласился открыть гараж. По его словам он был нездоров и не понимал к чему осматривать "пустое помещение", поскольку зять на машине уехал в деревню. Николай не знал, зачем он это делает. Ведь гараж был небольшим и вряд ли смог вместить четыре автомобиля. Но все же проверить надо.

 В "помещении" оказалось пусто.

 Не в состоянии что-либо произнести, Николай с трудом выдавил:
 - Где ваша машина?
 - Я же уже объяснял: зятю в деревню дал! - развел руками хозяин.
 Николай прошел внутрь гаража. Множество полок для инструментов, замасленный пол, камеры и ремни на гвоздях.
 - А как вы без ямы обходитесь?
 - Зачем? Отогнал на станцию и все! У меня еже годы не те, а зять дуб дубом в машинах. Ну, чего ему - деньги есть ума не надо. У меня, вон, даже ключей почти нет.

 Инструментов и впрямь было мало: пара отверток, один накидной на семнадцать, пара мелких и, видимо на всякий случай, разводной. Но в голове у Николая все равно что-то не складывалось. Он еще раз оглядел гараж. Розетки, выключатели, выключатели...

 - А это что за кнопки?
 - Это? - переспросил хозяин непринужденно. - У меня раньше наждак был. Продал. Ни к чему мне теперь. Это свет. Это+постойте, что вы делаете?
 - Хочу посмотреть, - Николай заметил беспокойство хозяина, когда он потянулся к другому выключателю, который раньше был от наждака. - А что?
 - Не знаю. Может током шибануть. Я и не помню - заизолировал или нет.
 - А я осторожно.

 Николай взял отвертку и ткнул ею в кнопку. Вдруг дверь в гараже мигнул, послышался скрежет. Старичок, о котором почти забыли, начал стремительно терять в росте.

 - Ой, Господи, что это?! - испугался он. Но ему ни кто не ответил. Старичок продолжал уходить куда-то вниз. Все это время он находился в середине гаража, в то время как Николай и хозяин были у полок с инструментами. Лейтенант снаружи.

 Вскоре послышался возглас старичка.

 - Ласточка моя!

 Его к этому времени уже не было видно. Внутри гаража образовалась прямоугольная яма, из которой пробивался яркий свет. Пол, который Николай принял сначала за аккуратно залитый бетон, оказался платформой. С ее помощью машина запросто могла опуститься вниз и, по всей видимости, обратно. Но, как оказалось, назад возвращались только запасные части.

 Николай спрыгнул к старику. Тот стоял у своей машины, гладил и называл ласковыми словами. Помещение было раз в пять больше, чем на верху. Рядом с украденной тройкой стояла еще одна, а на другой половине новенький "Москвич". Диски, крылья, блоки от двигателей и все, из чего можно собрать ни одну машину, висело, стояло, лежало с такой практичностью и в чистоте, что в любом СТО могли позавидовать такому порядку и богатству выбора. Николай выкарабкался из ямы и посмотрел на хозяина гаража. Тот стоял, конечно, расстроенный, но держался хорошо. Очевидно, рано или поздно, он ожидал такого исхода. Он только спросил:
 - Сдали?

 Николай утвердительно кивнул и вышел из гаража.

 - Лейтенант, приступайте к работе. Повышайте процент.
 
 

 * * *
 
 - Мне, пожалуйста, Елену Полянскую. Здравствуйте еще раз! Ага! Записываете? Так, это по поводу напитков. Я сначала прочитаю, а потом продиктую, ага? Это диалог:
 " - Вы когда-нибудь пробовали ананасы?
 - Да, но, правда, консервированные.
 - Приходилось ли вкушать ароматную дыню?
 - Если только на презентации.
 - Нравится ли вам с хрустом откусывать сочные яблоки?
 - У меня, знаете ли, зубов нет.
 - Ну а кокосы в холодильнике всегда есть?
 - Издеваетесь?! Это же дорого!
 - Дороже может быть только здоровье! Натуральные соки из лучших сортов спелых фруктов для всей семьи..."

 Аурика отвлеклась на Виаллету. Она только что пришла и, под грозным взглядом Аурики буквально на цыпочках прошла в зал, лишь бы не мешать ей разговаривать по телефону.

 - ...ну, там, перечислить все названия, - продолжала Аурика, когда Виоллета скрылась из виду. - Главное, чтобы в конце было: "- ...по невероятно приемлемым ценам.
 - Низким? Относительно чего?
 - А вы поставьте пятнадцать килограмм спелых груш рядом с коробкой натурального сока равным по составу и качеству, и посмотрите на цену..."

 Она пыталась подражать респектабельному мужчине, которому задают вопросы и приятной женщине, раскрывающей глаза потенциальному клиенту.
 
 Когда Аурика сделала паузу, в квартире что-то грохнуло.

 - ...в пять? Ага, хорошо!

 Она положила трубку и подбежала к Виоллете. Подруга сидела на полу, держась за затылок. Табурет лежал в двух шагах от нее. Но вместо скривленной гримасы на ее лице была улыбка.

 - Ты как дурочка! - начала возмущаться Аурика. - совсем крыша поехала?
 - Видимо поехала.

 Оказывается, она не улыбалась, а подавляла смех. Не удержавшись, Виолетта начала хохотать и говорить одновременно. У нее это всегда забавно получалось. От этого Аурика тоже впадала в истерику, в хорошем смысле слова, как она любила говорить. Когда это случалось на улице, прохожие шарахались от них, кроме молодых парней. Последние, очевидно, слышали в их голосах звуки самок, призывающих кобелей из глубины веков, когда все человечество было наравне с животными. Но присутствие девочки всегда смущало их и им приходилось наслаждаться своим положением лишь эстетически.

 - Ой, я не могу! Ты такая смешная, когда изображаешь мужиков! Аж противно! Уй, не представляю даже!

 Виолетта продолжала болтать, а Аурика смеялась все громче и громче не потому, что в ее словах было что-то смешное. Ей хватало взглянуть на подругу, как легкие сами по себе порциями выталкивали воздух наружу.

 Оказалось, Виолетта навернулась с табурета. Она всегда включала магнитофон, приходя с работы. Он стоял высоко на шкафу, дабы не свернуть его в танцах, а включить его без посторонней помощи было невозможно.

 - Что-то ты какая- то не такая, - сказала Аурика, когда они, наконец, успокоились.
 - Какая? - Виолетта все еще улыбалась. Встав на ноги, она поставила табурет и уселась.
 - Вся сияешь! С мальчиком познакомилась?
 - А как ты догадалась?

 Аурика ничего не ответила. Прошла минута, прежде чем Виолетта мечтательно продолжила.

 - Он такой...такой!
 - Хороший?
 - Нет.
 - Умный?
 - Нет.
 - Сексуальный?
 - Да!
 - Да ты что?! - Аурика сделала испуганный вид. - Уже?!
 - Нет, что ты! - Виолетта оперлась подбородком о ладонь и закрыла глаза. - Он притронуться ко мне боится. Галантный и вроде не бедный.
 - Ах, вот! - Аурика махнула рукой. - С этого бы и начинала.
 - Молчи малявка!
 - Сама молчи, швабра!
 - Кто это швабра?!

 Виолетта соскочила с места и со смехом повалила подругу на пол.

 - Я тебе покажу - швабра!
 - Ой, только не надо щекотать!

  Успокоились не скоро. Виолетта пожаловалась на голодный желудок, а Аурика на этот раз ничего не приготовила. На замечание подруги она отреагировала неохотной гримасой, взяла японский кроссворд и завалилась на диван. Виолетте ни чего не оставалось делать, как самой включить плиту и составить меню на ужин.

 - Как тебе на новом месте? - спросила она с кухни, тихо и по-матерински.
 - Хо-ро-шо! - ответила Аурика, не отрываясь от газеты.
 - Уже сдружилась?
 - Если это можно так назвать.

  Виолетта, очевидно, не могла одновременно говорить и готовить. После минутной паузы, заполненной звуком ножа о разделочную доску, заявила, но уже как подруга.

 - Я бы, например, ну... когда была маленькой, ни за чтоб с тобой не пошла.
 - Почему? - Аурика отложила кроссворд и уставилась в потолок.
 - А потому что ты красивая. Ревновала бы.
 - К кому?
 - Ну, я не знаю, там, - вдруг что-то грохнуло. - Ай! Зараза!+к мальчикам, парням всяким. Ты же знаешь как у нас.
 - Ты что говоришь-то?! - удивилась Аурика. Она сунула в рот ручку и, прищурив глаза, замерла в ожидании.
 - Шучу я, - начала оправдываться Виолетта. - у меня подруга была. Ну, еще тогда...я ее любила. "Розовая" была, что поделаешь. Для меня мальчики тогда просто какими-то конями со стручками были. Хальна грубость, пот, да хамье.
 - Мне что-то страшно становится.
 - Не волнуйся, - Виолетта вышла из кухни и присела, прижавшись к стене. Ее глаза были закрыты. - Ты извини меня, что я говорю тебе об этом. Я сегодня поняла - дурой была.

 Аурика не сводила глаз с рук Виолеты. Было заметно, что она нервничает. Тупой нож в ее руках безуспешно пытался укоротить ее великолепные ногти. Для нее маникюр был всегда дороже всего, даже работы.

 - Дело в том, что я еще не это...ну...
 - Я знаю.
 - Правда? - удивленно обрадовалась Виолетта.
 - Я давно это заметила. Дети все замечают.
 - Да ну тебя!
 - Ты всегда засматривалась на хорошеньких девочек и ругала мужиков. Только, вот, в последнее время ты изменилась. Теперь ясно почему. Но смотри - будь осторожней. Как бы тебя это не разочаровало.
 - Что ты имеешь в виду? - Виолета прошла в зал, уселась на пол с готовностью слушать дальше.
 - Первый раз бывает сосем не так, как ты себе представляешь. Смотри, как бы тебя это не отбросило обратно. Такие, как ты, редко меняются. Во всяком случая, я еще с подобным не сталкивалась. Когда ты будешь точно уверена, что "это" произойдет, лучше напейся.
 - Откуда ты это знаешь?

  Неожиданно Аурика потеряла интерес к разговору. Взяла снова газету и заявила:
 - Читаю много.
 - Ну, это еще ни чего не значит, - опомнилась Виолета. Кряхтя, словно старуха, поднялась на ноги и пошла обратно к плите.
 - У тебя много любовниц, но мало подруг. Не страшно?
 - Нет, я попробую. - решительно ответила Виолета.
 - Ну, ну.

 Вот и пришло время. Аурика давно ждала этого, но в душе надеялась, что ввиду своей "нетрадиционности" Виолетта никогда не решится на такой шаг. И хотя они были знакомы сравнительно недавно, она была ей как сестра. Сестра, которая может выслушать, но которой не стоит доверять секреты. И не потому, что она боялась за ее язык. Так было удобно им обеим. Виолетта, напротив, доверяла Аурике. Она посвещала ее, практически, во все тайны. Еще в Иркутске, когда Аурика сбежала от родственников, она не стала спрашивать почему та путешествует одна, а сама предоставила услуги "матери". Взамен ей пришлось выслушивать душераздирающие истории всю поездку. Прибыв в Улан-Удэ, она уже все знала о ее прошлой жизни, кроме пикантных подробностях, о которых догадалась в последующих откровениях и поведении.

 Теперь было очевидным то, что Виолетта, решила окончательно порвать с прошлым. Она от него сбежала, но не забыла. Аурике до сих пор было неловко ощущать ее оценивающий взгляд, когда выходила из ванны или ложилась спать. Может ее новый друг поможет ей в этом?
 

 * * *
 
  На этот раз телефон застал его за рулем. Сергей сбавил скорость, снял трубку. Он не издал не единого звука, лишь слушал. По мере того, как он менялся в лице, автомобиль все больше замедлял ход, пока вовсе не остановился. Продолжая держать трубку, он вышел из машины и стал ходить вокруг нее. Когда монолог абонента оборвался, Сергей в ярости стал пинать колеса. Проезжающая мимо машина ДПС чуть приостановилась, но тут же взревела и умчалась прочь, очевидно, посчитав, что не к чему беспокоить, отчаявшегося водителя джипа, хоть он и стоял в неположенном месте.

 - Господи! - Сергей поднял голову к небу. - Когда же это кончится!

  В магазине, кроме продавцов и милиции, ни кого не было. Уже издалека были видны разбитые окна и витрины. Прохожие обходили осколки и с интересом заглядывали внутрь. Любопытство было сильнее безопасности. Осколки были повсюду и можно было легко поскользнуться, пораниться. Продавец - женщина средних лет, стильная и всегда веселая - Ирина до его появления разговаривала с человеком в форме. Увидев Сергея, она замолчала в ожидании. Но Сергей прошел мимо, дав понять, что не собирается мешать их разговору. Он подошел к Наташе, молодой, лет двадцати двух, сотруднице и, стараясь не выдавать своих чувств, спокойно спросил:

 - Что произошло?
 - Ой, что было, Сергей Валерьевич!

  Наташа собралась, было заплакать, но Сергей успел опередить ее.

 - Да хватит хныкать. Говори толком.

  Наташа сделала вид, что и не собиралась плакать, а лишь хотела придать больше эмоций к своим переживаниям, которые она испытывала в данный момент.

 - Сначала полетели все стекла, потом заскочили какие-то мужики в куртках и стали все крушить. Что бы-ыло! Клиенты разбежались, кто на пол упал. Мы думали это ограбление. Но они ничего не взяли. Разгромили все и убежали.
 - Что-нибудь говорили, передали или, хоть, намекнули?
 - Нет. Даже слово не проронили.

  Сергея переполняла злость. Злость, которую он уже давно не испытывал. Может потому, что он ни чего не мог с этим поделать? А почему он бессилен? Надо было заводить знакомства, когда ему предлагали. Нет же - ему хватало прежних. А те оказались подхалимами. Две совершенно разные системы. Одна другой не мешает. А живут одинаково хорошо. Как же быть простому бизнесмену? Решил доказать, что можно обойтись без крыши, а скоро останется без штанов. Он бы раньше это понял, если бы не время, которое, до этого момента, отсчитывало ему уверенность в свою безопасность и укрепляло семейный бюджет без посторонней "помощи".

 Ему стоило немалого труда не взорваться. Наташа знала, что сейчас могло произойти. Она начала давать указания стажерам и потихоньку отходить от своего шефа. Ее глаза округлились, когда вместо гнева и нецензурщины из его уст послышалось нечто редкое, почти забытое.

 - Как ты, в порядке? - Сергей протянул руку и положил ей на плечо.
 - Все хорошо, - Наташа ответила так, словно ее спросили о самом тайном в ее личной жизни - нагло, будто давая понять, что это его не касается. Но потом спохватилась. - А, вот, Ленке осколок в лицо попал. Она сейчас в больнице.
 - Что-то серьезное?
 - Кажется, нет. Но она так кричала в истерике! Все так перепугались! Сергей Валерьевич, что происходит?

  Теперь и ему пришлось приподнять брови. Он давно привык к смене ее настроения, но то, что она спросила, ему показалось очень умным. Или он уже перестал различать участие, относившееся к чувствам от холодного ума? Или ему до сих пор этого не хватало?

 - Ничего-ничего, Наташенька. Ничего.

  Только через минуту весь магазин облегченно вздохнул, когда из его кабинета послышались ругательства на фоне переворачивающейся мебели.

 - Да пошли вы все в задницу! И забудьте мой номер, - и ни кто не сомневался, что звук бьющегося стекла был следствием полета мобильника сквозь окно. - Суки!
 
 

 * * *
 
 Давно Аурика не встречала дядю Сашу. Обиженный жизнью челок каждый день стоял в центре города на улице Ленина, собирая на жизнь у сердобольных прохожих. Она познакомилась с ним, когда еще жила на улице Геологическая. Часто проходила и не могла удержаться, чтобы не бросить мелочь. Потом начала задерживаться и сдетской наивностью задавать вопросы, на которые он охотно отвечал. Много говорить долго, не смотря на то, что перед ним была девочка. Хороший человек. Он может, был бы работящим мужиком, если бы не детский церебральный паралич, который вверг его с "нормального" общества в мир косых взглядов, тяжелых вздохов врачей и недоступности простых человеческих радостей. Тем не менее, у него была жена. Тоже больной человек, но они жили душа в душу. Ни о чем не жалели и не плакали друг другу в жилетку из-за своей не легкой доли. В последнее время она сильно сдала и не выходила из дома. Ему приходилось стоять до вечера, чтобы хоть на чуточку его шляпа потяжелела. Лекарства дорогие, явно не по карману инвалидам и пенсионерам, а чтобы положить пожилую женщину в больницу не могло быть и речи. Никогда он, наверное, так не жалел о том, что не может пойти грузчиком или найти другую работу, которая позволила бы поднять на ноги супругу. Единственной отдушиной в его жизни была поэзия. Он сочинял стихи. Аурике они казались не плохими и по настоящему считала его талантливым человеком. Кроме того, он был единственным слушателем ее собственных сочинений, которые она рассказывала в обмен на его произведения.
 
 - Жил в гордыне и тине густой
 На тебя ни когда не гадали -
 Не кивай на судьбу, застой,
 Уходи от нормальных подале.
 
  Еще издалека Аурика заметила его сгорбленную фигуру, словно старый кавалер из девятнадцатого века стоял с непокрытой головой перед прекрасной дамой. Сокращая расстояние, она не видела, чтобы кто-нибудь кинул в его шляпу мелочь. Аурика кидала бы больше, если бы не его гордость. Как-то он вернул ей купюру, на которую мог бы безбедно существовать неделю. "Не надо доченька, - сказал он тогда, - каждый человек должен знать свое место и нести крест до конца. Не надо его баловать. Если бы я их заработал, другое дело".

 - Здравствуйте!
 - Здравствуй дочка! - обрадовался он, когда она появилась перед ним. Он убрал шляпу и, боясь прикоснуться к ней, увел с тротуара за газетный киоск. - Принесла?
 - Да.
 - Ну, давай меняться.
 - Только оно небольшое.
 - Ничего.

  Она закрыла глаза и начала читать.
 
 - Снег идет с разорванной подушки.
 Солнце - за белым полотном фонарь.
 Береза - девица пред зеркалом дивица
 И жизнь - энциклопедический словарь.
 
 Люблю - дождь смыл с лица всю краску
 Мечтаю - свет лунный за моим окном.
 Любуюсь - трубы покрылись сажей.
 Существую - птенец не справился с яйцом.
 
  Дядя Саша немного помолчал, осмысливая произведение, посмотрел на Аурику своими добрыми, какие были только у него, глазами.

 - Хорошо. Но, уж, через чур умные. Но это из-за молодости. Должна простота быть. А у тебя сложно.

  Аурика ни когда не обижалась на его критику, наоборот - была благодарна за это. Кто, кроме него мог сказать правду? Тем более она ни кому не показывала свои стихи и вряд ли покажет. Она только осведомилась, оправдывая себя сленгом подростка.

 - Грузят?
 - Можно и так сказать. Но мне понравилось. Просто я хочу сказать, что не каждый их поймет.
 - А мне не надо, чтобы каждый. Главное, чтобы вы поняли, - выкрутилась Аурика. - теперь ваша очередь.
 - У меня тоже не много.

 Дядя Саша продолжал смотреть ей в глаза, но сам он был где-то далеко. Ей даже казалось, что голос, который она слышала, принадлежал не ему, а кому-то другому.
 
 - О краткости давно известно
 В родстве с талантами она
 И потому-то повсеместно
 Перед длиннотами - стена.
 
 Но если чувства через чур,
 И жди печального исхода,
 И если стрелами амур
 Гвоздит с восхода до восхода,
 
 То краткость как-то не в чести:
 Сказать в горячке много надо
 И мусор некогда мести
 Среди котлов и камер ада.
 
  Вдруг Солнце вышло из-за облаков и осветило его лицо. Дядя Саша даже не моргнул. Аурика посмотрела за его спину и увидела тень большого сильного человека с прямой осанкой, гордо поднятой головой над широкими плечами и с плугом в руках вместо трости.

 - Ну почему у меня так не получается?! Мне очень нравится. Только концовка мрачная и даже немного страшноватая.
 - Может быть, дочка. Критиков у нас мало. Только ты да я. Белинского на нас нет. Тот бы показал, - дядя Саша на мгновение замолчал. Солнце снова скрылось, и он предстал перед ней прежним - ни кому не нужным и всеми забытом. - Ну да ладно, дочка, ступай. Приходи.

  Он начал оглядываться по сторонам и направился на свое место. Аурика сделала вид, что не заметила его беспокойства. Попрощавшись за руку, напоследок она бросила в его шляпу мелочь.

 "...и если стрелами амур гвоздит с восхода до восхода".

 Аурике не было жаль его. Только обидна. Человек, за плечами которого два института, неплохая работа в прошлом, остался не удел государству, городу, сослуживцам и даже родным. Он как-то сказал, что даже в природе выживают сильнейшие, а таких как он либо съедают, либо они умирают с голоду или замерзают. А мы, по его мнению, иногда бываем хуже животных. Так чему удивляться? Единственное в мире, что может стерпеть в жизни - это бумага. Действительно, может она и дядя Саша живут благодаря тому, что могут доверить свои чувства листку бумаги? Ни у него не у нее не было настоящих друзей, которым можно было довериться. Даже между собой они общались в большинстве своем стихами.

  Аурика любила гулять по городу, особенно в выходные, когда многие стараются заполнить свободное время покупками или за столом в летней палатке в компании с холодным пивом. От этого улицы были похожи на поток огромного муравейника, где все знали "свое место", но при этом оценивали каждого, кто шел на встречу или впереди, не скрывая привлекательные ноги под легким платьем или откровенной юбкой.

  А кто-то не терял время зря, пока остальные старались держать осанку и разглядывать окружающих.

 Она давно заметила Гриху. Он останавливался около незадачливых потенциальных покупателей, склонившихся у ларьков и киосков, и, как бы интересуясь выбором взрослых, давал своим рукам обследовать содержимое их карманов и сумочек. Аурика старалась держаться на расстоянии, через дорогу и следила за его действиями. Он так искусно все проделывал, что она даже проникнулась к нему уважением за такой талант, хоть и плохой, но талант.+ В компании он не мог себя проявить. Над ним все смеялись: над внешним видом, беспомощностью перед бытом, в играх и во всем том, что остается, обычно, в памяти о детстве. Аурика и раньше знала из разговоров, что он ворует. У него всегда были сигареты, сладости, безделушки, кроме денег. Их он отдавал бабушке, с которой жил. Родителей у него не было и единственным кормильцем в доме приходилось быть ему. Ее пенсии хватало только на еду, не говоря о том, что времена года требовали большее. Сейчас, когда Аурика воочию увидела, как он "зарабатывает" и сколько, она еще больше зауважала Гриху. Насколько расстраивались незадачливые парочки и мужчины в костюмах, настолько поднималось настроение у его бабушки, когда он приносил "зарплату" после трудового дня "торгуя" газетами. Вот тебе и естественный отбор. Детеныш, которого впору съесть волкам, лишает их всего, с чем они вышли на охоту.

 Почти весь следующий день Аурика провела в постели. Проснувшись, она еще долго не хотела вставать. Виолетты не было, а тишина и лучи яркого Солнца, пробивавшиеся сквозь темные шторы, способствовали томному состоянию. В такие моменты она не жалела о своем одиночестве. Конечно, она завидовала Виолете, которая с утра, очевидно, пропадает со своим дружком, но не на столько, чтобы плакать в подушку и корить судьбу, Бога, за то, что он с ней так поступили. Аурика обвиняла в этом другого человека, который своим эгоизмом испортил жизнь не только ей. Она по своему решала эту проблему. Виолетта об этом могла только догадываться. Зачем? Хоть подруга и знает о ней все, не стоит ее шокировать. Аурика должна соответствовать своему нынешнему положению, тем более это позволяло пользоваться некоторыми преимуществами, ставшие неотъемлемой частью ее образа жизни.

  Чтобы подтвердить это еще раз она вышла во двор.
  Внизу у спортивной площадки расположились мальчишки. Они сидели на скамейке и курили. Саша, сгорбившись и подперев локтем колено, с заправским видом держал двумя пальцами сигарету. Миша как будто не решался сделать затяжку. Он с отрешенным видом разглядывал дымящийся окурок, словно тот случайно попал ему в руки, и не знал, что с ним делать. Самая странная поза принадлежала Чингису. Он сидел, раздвинув ноги, между которыми, на уровне колен, болталась его голова, окутанная густым белым облаком, поднимавшееся откуда-то снизу. Не курил только Тумен. Его руки лежали на заметно выросшем пузе, а маленькая голова вертелась из стороны в сторону. Из его рта вот-вот должно было что-то вырваться, но ему стоило неимоверных усилий сдержаться и не нарушить воцарившуюся тишину.

 - Чего приперлась? - произнес спокойно Саша, когда Аурика приблизилась.
 - Да ладно, чего ты!

  Чингис хотел заступиться, но Аурика опередила его.

 - А что, нельзя? И что я вам сделала?
 - Давай нас еще курить научи!
 - Зачем? Раньше сдохните.

  Кроме Тумена, это не кому не показалось смешным. Он тихо захихикал, прикрыв рот, будто девчонка.
  Саша вдруг протянул Аурике пачку.

 - Будешь?
 - Нет, спасибо! У меня свои, - она достала свою пачку и попросила огонька у Чингиса. - Мне-то уже точно уже можно.
 - Это почему? - спросил Чингис.
 - А я все равно скоро умру, - Аурика заметила, что тишина наступила не только на площадке, но и во всем городе. - У меня рак легких. И все из-за этого удовольствия. Я так сильно их раньше и не смолила. А теперь поздно. Все равно подыхать. Но хоть теперь вдоволь накурюсь.

 Когда Аурика закончила, у Чингиса в глазах был неподдельный ужас. Он не решился сделать следующую затяжку. Тумен сидел с открытым ртом, в который уже нацелился своим бычком Миша, но не успел. Тумен показал свой огромный кулак и закрыл рот.

 - Да гонит она! - снял напряжение Саша и достал следующую сигарету, чтобы доказать правоту своих слов.

  Вдруг Аурика закашляла. Приставив ко рту ладонь, она сплюнула только что высосанную из зуба кровь.

 - Хочешь, справку принесу?
 - Оп-па! - воскликнул Миша, увидев первый.
 Все вскочили, кроме него. Он подозрительно посмотрел, чуть улыбнулся, но ничего больше так и не сказал.
  Но тут пришла очередь испугаться Саше.
 - Да она больная - чахоточная!
 - Это не туберкулез, - поспешила успокоить Аурика, подняв руку. - Давно бы в больницу определили. Это рак+правда.
 - Ну и когда, ты так сказать+того? - решил подыграть Миша и посмотрел на небо.
 - А хоть прямо сейчас, - Она обратилась к Чингису. - Чана, дай еще прикурить.
 - Да ну тебя! - побоялся подойти к ней Чингис.
 - Не бойтесь, не кого не заражу, - Аурика посмотрела на Мишу. - Шучу я!
 - Тьфу ты! - сплюнул Тумен и начал ходить из стороны в сторону. Он раньше тоже курил, пока его не застукали за этим делом родители. Он не знал - радоваться ему или огорчаться, лишившись такого предлога.
  Саша, наоборот, рассмеялся. Он не хотел показывать своего облегчения.
 - Ну, ты даешь!
 - Но, а если правда - у меня от этого подруга умерла. Теперь, вот, не знаю - бросить, иль вслед за ней.
  На ее глаза появились слезы.
 - Ты чего? - теперь забеспокоился Миша.
 - Ничего.

  Аурика еле сдерживалась. Она так вжилась в роль, что заревела по-настоящему. Она вдруг поняла, что ей жаль саму себя.
  Когда она ушла, парни еще долго сидели молча, пока Тумен не произнес гениальную фразу: "Да, век живи, век бросай, а курить все равно хочется!"

  После нескольких дней безделья Аурика уговорила их сходить в кино. На этот раз даже Гриху удалось сводить, несмотря на то, что он ходил в кинотеатр почти каждый день. Поэтому выбирать картину доверили ему. На этом настояла Аурика, после чего Гриха стал немного сговорчивее. Ведь не каждый день к нему обращались за советом. Аурике тоже было интересно. И хотя она больше тяготела к классической литературе и почти не смотрела кино, испытала удовольствие от коллективного похода в кинотеатр. Ходили на пересказанные истории из сказок, но с элементами боевика, фантастики - всего того, что привлекало не только детей, но и взрослых.

 Когда возвращались, Аурика молчала.
 - Блин, мне б такую штуку, я бы фау, фау. Прикинь!
 - А здорово он его грохнул, когда тот его не заметил.
 - Но вообще кайфово !
 - А я бы забрал золото+бедным раздал.

 Аурика слушала и пыталась вспомнить хотя бы одну сказку, которую нельзя было так пересказать. Взять хотя бы сказки Пушкина. В них в такой же мере присутствовали не только любовь, добро и зло, но и лихо закрученный сюжет. И если бы экранизировать их в современной обработке, то получилось бы ни чуть не хуже, чем американские аналоги. Аурика решила поэкспериментировать.

 - А знаете, я не давно такой фильм смотрела, еще покруче этого! - сказала она, прервав благородный поток чувств Миши.
 - Что за кино? - заинтересованно спросил Гриха. Он был уверен, что видел его чаще, чем Аурика и был готов пересказать его первым и на много интереснее девчонки.
 - "Налсур и Алимдюл".
 - Что это за кино? Киргизское что ли? Не помню такого. Наверное, шляпа какая-нибудь.
 - Сам ты шляпа Гриша! Его еще нет в прокате. Один мой знакомый из Америки пиратскую кассету привез. Но скоро у нас покажут.
 - Дай посмотреть! - попросил Гриха сразу.
 - На чем? На твоем плеере?

 Гриха опустил голову. У него не было видеомагнитофона. Он хоть и был вором, но не мог позволить себе принести такую штуку в дом, чтобы не расстраивать бабушку - она бы ему ни когда не поверила бы, что он заработал это, торгуя газетами.

 - Да ладно ты! Расскажи лучше, - решил разрядить ситуацию Миша. - О чем фильм-то?
 - О любви.
 - Но-о!- махнул Гриха рукой. - Я-то думал и вправду кайфовое!
 - О любви четырех храбрых воинах к одной девушке, которую похитили. Им пришлось многое пережить и только +
 - Да каво...! - начал было снова Гриха, но Тумен показал ему кулак и тот снова повесил голову.
 - Ну, в общем, началось все на свадьбе. Богатый стол, гостей куча, песни, пляски: Налсур женился на Алимдюл. Все было хорошо, весело всем, кроме троих, которые тоже любили невесту. Одного звали Рогдай - богатый типок и вояка смелый. Второго - Фарлай. Тот вообще трепач еще тот был и дрался не очень, но красавец. А третий был умный, но ветреный - Ратмир из какого-то знатного рода. Короче, они там гривы повесили. Когда все закончилось, разошлись все, молодые пошли к себе в спальню. Ну, сами понимаете, оси-боси, трали-вали.+В общем, только Налсур хотел, было показать ей на что способен, как вокруг все задрожало, свет погас, ветер в лицо, голоса какие-то, шум. Пока он соображал невесту его, в общем, украли.
 - На свадьбе всегда так, но, вот, чтобы прямо из спальни воровали не слышал! - слегка решил удивился Гриха.
 - Помолчи! - вмешался Саша. - Дай рассказать.
 - Он тоже так думал, пока не понял в чем дело, - продолжала Аурика. - А когда понял - слезы, сопли, чуть не задохнулся от рева. Тут еще отец ее узнал о пропаже дочери. Где моя дочь, орет, найдите мне ее, а кто найдет, за того замуж выдам, да еще денег кучу отвалю! Тут то Рогдай, Фарлай и Ратмир встрепенулись. На коней прыгнули и поскакали искать, Налсур, естественно, с ними. Ему, конечно, всех хуже было, кого же - облажаться так. Доскакали до развилки и разошлись каждый по себе. А главное не они сами решали, кто куда пойдет, а их кони. Интересно так снято было! Через несколько дней Налсур наткнулся на пещеру, где жил один старик. Двадцать лет там жил, прикиньте! Ну, тот ему и рассказал, кто украл-то невесту...не помню как того звали, волшебник злой, в общем. Успокоил его немного, мол, он все может, а, вот, полюбит ее заставить не сможет, пока она сама не захочет...

 Все вдруг засмеялись. Но Аурика продолжала, как ни в чем не бывало. Ей не нравилось, как она рассказывала, но, чем больше она углублялось в историю, тем меньше она жалела о своей затее. Может, мальчишкам нравилась ее манера повествования или впрямь сюжет заинтересовал? Пока она не видела в их глазах безучастия. Только один Миша, смотрел на нее, как-то странно и с чуть еле заметной улыбкой. Впрочем, он всегда так улыбался, когда знал о чем идет речь. Аурика была благодарна ему за это.

 - ...к тому времени их город был уже осажден врагами. Что там творилось! Страшно смотреть даже было! У "наших" силы на исходе, голодные, но держаться. Трупов море! Крови! И тут Налсур скачет. Как давай их там крушить! Вот он бился! Так здорово снято, не хуже Мела Гибсона! Короче, всех победили. В городе его встретили, как героя. Но, когда он зашел во дворец, то увидел там Фарлафа. Тот охранял Алимдюл. Налсур его чуть взглядом не убил. В общем, когда он оказался у нее в комнате, она сразу очнулась...я чуть не заплакала. Потом отец его простил. Концовка такая хорошая была - красивая.

 Аурика закончила рассказ. С минуту все молчали.
 - Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, - вдруг изрек Миша и посмотрел в небо.
 - Чего-чего? - встрепенулся Саша и повернулся почему-то к Аурике.

  Аурика молчала. Она смотрела на мальчишек и пыталась понять, что творилось у них в голове. Но ничего особенного, похоже, не происходило. Тумен вертел головой, как ни в чем небывало, Саша достал очередную сигарету и старался пустить дым колечками. Чингис хотел повторить свой трюк с дымящейся головой, но ему это не удавалось, а Миша разглядывал на этот раз вместо сигареты свои ногти на руках. Только Гриха смотрел в никуда сквозь Аурику.

 - Классный фильм, - произнес он тихо. - А кто придумал?
 - Пушкин, - ответила Аурика.
 - Как Пушкин! - чуть ли не хором удивились все, кроме Миши.
 - Да, Александр Сергеевич Пушкин, - подытожил Миша. - Руслан и Людмила. Аурика их задом наперед назвала.
 - Да мы же это в школе проходили! - опомнился Саша. - Там по другому все+
 - Разве? - Аурика изобразила удивление.
 - Ну, не знаю.
 - Просто вы привыкли тешить свое воображение готовыми образами, тогда как есть вещи, которые могут дать намного больше.
 - Кому, - решил поддержать разговор Тумен.
 - Воображению. А у вас все так. Делаете все только для того, дабы все заметили, а чтобы вынуть что-то из себя, у вас не хватает желания. От этого вам и скучно.

  На следующий день Аурика предложила идти в лес. Все с радостью согласились, словно давно этого ждали. Собирались рано утром во дворе. Аурика была первой. Она стояла с рюкзаком на плече и вспоминала родной дом, где когда-то также собиралась с друзьями и также ждала и встречала их по одному. Прохладное утро, сонная тишина и предвкушение путешествия создавали чувство оторванности от остального мира: с нескончаемыми взглядами посторонних и своих, шумных коридоров, домашних заданий и необходимого быта.

 Первым пришел Чингис. Его рюкзак был побольше. Ребята заранее договорились, кто, что с собой возьмет. Он выбрал самое тяжелое, тем более что он считал себя заправским альпинистом и знал места, о которых, как ему представлялось, мало, кто ведал. Котелок, чайник, топор, нож и различные приспособления для создания комфорта на природе занимали солидную часть в его ноше. Потом появился Саха. Его сумка была скромнее, чем у Чингиса, но не уступала по значимости: футбольный и волейбольный мячи, ракетки для бадминтона, покрывала, клеенка. Содержимое Грихиного рюкзака предложила Аурика. И хотя не только она знала о благосостоянии его семьи, ни кто бы ни догадался пощадить самолюбие своего товарища. У них был небольшой огород, на котором рос в основном картофель. Остальные места засаживались всевозможной зеленью, а кое-где даже помидорами, огурцами и морковью. За всем этим ухаживала его бабушка с такой любовью и заботой, присущие только людям ее возраста. Весь двор хвалил ее соления, маринады, всевозможные салаты и даже пирожки с картошкой. Вот с этой провизией он и появился на углу дома с улыбкой на лице и палкой в руке.

 - На кой тебе это бревно? - спросила шутливо Аурика.
 Гриха лихо крутанул ее одной рукой и воткнул в землю.
 - Это мой посох!

 Миша и Тумен пришли вместе. Поначалу Аурика была встревожена опозданием Миши. Она считала его пунктуальным и ответственным больше, чем кого бы-то ни было. Но как оказалось, он будил Тумена. Тот отказывался идти, пока его не окатили водой и не дали обещание не брать с собой куда-либо, если он тотчас не оторвет свой "могучий" торс от кровати. В их сумках было всего понемногу, в основном сопутствующие деликатесы к главным блюдам, от чего они казались пустыми. Но, кроме этого, они должны были попеременно помогать нести не легкий груз остальных участников похода.
 

 Сели на Банзарке на восьмой автобус и поехали до ипподрома. Доехав до места, Чингис сразу повел всех вглубь леса. Он знал эти места и с самого начала предложил услуги экспедитора. Ни кто не возражал. По дороге возник небольшой спор, после того как каждый стал вспоминать, в каких местах он бывал и, конечно же, лучше всех отдохнул, на тему, как выжить на необитаемом острове, в тайге или в других экстремальных условиях. Больше всех спорил Тумен. Только после того, как Саша намекнул ему, что с его комплекцией можно и в пустыне выжить, все рассмеялись, и пререкания прекратились. Ни кто не хотел в этот день ругаться и обижаться друг на друга. Аурика в тайне радовалась этому, но старалась изображать усталость по мере того, как они углублялись в лес.

  Наконец Чингис нашел небольшую полянку: ровную, почти без травы. По ее краям стояли ровные высокие сосны, образуя прямую вертикаль вокруг поляны. Он бросил свой рюкзак у одной из них и с удовольствием произнес:
 - Вот здесь, по-моему, не плохо!
 - Нормально, - безразлично согласился Гриха и плюхнулся на землю.

  Саша достал мяч и пнул его на поляну. Пока все играли, Миша и Чингис принялись разводить огонь. Чингис соорудил таган, сбегал куда-то с котелком и принес воды. Аурике не хотелось бросать игру, но надо было разобраться с продуктами. Вскоре она осталась у костра одна. Её одиночество лишь иногда нарушал Чингис. Он подбегал и спрашивал, а иногда советовал, как и что сделать. Подкладывал в костер ветки, обустраивал стол и снова убегал гонять мяч.

  Когда все было готово, Аурика выскочила на поляну, отобрала мяч и несколько минут не выпускала его из ног. Ни кто не мог отнять или выбить его. Это продолжалось до тех пор, пока это всем не надоело. Ничего не оставалось, как идти к костру.
  Постояв в оцепенении с минуту у того, что было перед ними, Тумен произнес:
 - Ни фига себе!

  Ни кто не обиделся, что Аурика самовольно залезла в рюкзаки и извлекла продукты. Мало теперь кто мог догадаться, кто что с собой принес, и вряд ли узнал, что из этого стало. Хлеба было достаточно и Аурика почти весь использовала его на бутерброды. Там было все: и колбаса, и сыр, и сало, и ветчина, и тонко нарезанные вареные яйца. Бутерброды большие и все покрыты красной икрой, которую она предусмотрительно с собой взяла. Остальные продукты: вареное мясо, огурцы, помидоры, картошка в мундире, лук, чеснок, холодец были разложены так, чтобы каждый мог до них дотянуться.

 - А где моё лечо? - спросил Гриха, всматриваясь в стол.
 - Там, - Аурика показала на костер. - Суп сварим. И перестань "моёкать", сейчас здесь все общее.

  На костре парились два котелка. С чаем почти закипал, второй же был прикрыт крышкой, и можно было только догадываться, что там было. В стороне наготове лежала картошка для того, чтобы закопать её в угли, когда прогорит костер.

  Некоторое время все молчали, уплетая бутерброды. Когда они кончились, Тумен продолжил историю, которую начал еще в автобусе. Его фразы были отрывистыми, короткими. Он хотел поведать все сразу и много, от чего одолела икота.

 - Я, такой, пру, - он показал, как едет на велосипеде. - Они за мной. Я, и-ик, по тормазам. Они вжиу - пролетают. Я газу и вниз по улице. Они разворачиваются. И-ик. За мной. Я фигачу. Один, и-ик, догоняет и рукой толкает. Прикиньте! И сам падает прямо на дорогу рожей!

  Все стали хохотать, от чего Гриха даже подавился. После того, как ему дружно стали хлопать по спине, он обиделся и хотел, было, уйти, но Аурика вовремя взяла гитару. Пели все. Она и не подозревала, что им могут нравятся песни, которые она любила. Больше всех орал Чингис. Он знал все песни, исполняемые ею, но голос у него был ужасный, хотя и старался изо всех сил попадать в такт и ловить ноты. Всех удивил Гриха, когда он попросил сыграть что-нибудь из шансона. Он пел так жалобно и проникновенно, что Аурика переиграла весь репертуар этого направления. Молчал только Саша. Но когда Аурика встала и, извинившись, пошла в лес, он догнал ее и попросил научить его играть на гитаре.

 - Хорошо, - Аурика остановилась и посмотрела ему в глаза. - Если ты перестанешь ставить себя выше других.
 - Как это?
 - Проще будь. Ты же, ведь, на самом деле не плохой, а смотришь на старших...но только, почему-то, на плохих. Вот тебе сколько лет?
 - Скоро четырнадцать, - ответил Саша, повесив голову.
 - "Скоро". А что ты умеешь? Чему тебя научили в школе твои старшие "друзья"? Курить, пить, дачки собирать?
 - Откуда ты...
 - Знаю, знаю. Я ничего, конечно, против этого не имею. Но ведь ты не воруешь и то - пока. Вот Гриха - его понимаю. Он крадет и отдает на общак. А вы то почему это делаете? Тумен, вон, мухи не тронет. Семья его еле перебивается, а все туда же. Тащит из дома последнее. Что это у вас за круговая порука такая?

  Саша вдруг поднял голову, выпрямился.

 - Ты девчонка, тебе не понять+и вообще это не твое дело.
  Когда он ушел к костру, его место занял Чингис. Он был напуган и, казалось, оскорбленный.
 - Он тебя обидел?
 - Нет, что ты! Все хорошо. Ты лучше иди к ребятам. Мне надо по одному делу.
 - Ты скажи, я+
 - Я сказала не надо! Ты, почему не понимаешь? Я писать хочу.
 Чингис от удивления открыл рот, сконфузился и опустил голову.
 
 
 - Прикиньте, и такую фигню мне чешет!
  Саша пересказал разговор с Аурикой. Он был явно недоволен.
 - А почему ты решил, что "фигню", - спросил спокойно Миша. Он потерял из виду Аурику и вопросительно посмотрел на Сашу.
 - Ну а ты что - за нее врубаешься? - вмешался Гриха.
 - Я за нее не врубаюсь. Только она правду говорит. Вот если бы ты мне сейчас Саха не рассказал, я б сам не допетрил. Нет, правда, почему я должен кому-то платить? Я ж и впрямь не ворую. Что это мне даст, когда выросту?
 - Ой, начал опять умничать! - Саша отмахнулся. - Это наша "крыша".
 - Ага "крыша", перебил Миша. - Когда меня старшики с другого квартала обули, где она была? Они потом нажрались вместе, а мне сказали, что, мол, "Ничего, Михаил, с каждым бывает. Не переживай". Блин, а я ж еще и не обиделся тогда. Думал, ничего себе - за меня пошли разводить! А оказывается+ Нет, пацаны, что хотите думайте, но я больше лохом быть не хочу.
 - Ну и дурак, - заключил Гриха.
 - Дурак - ты! Понял? Если тебе это надо воруй, отдавай. А попадешь, кроме нас о тебе ни кто не вспомнит.
 - Вспомнит...
 - Посмотрим.
 - Из-за девчонки повелся! - растянул в смехе Саша.
 - Что ты сказал? - Миша был серьезен.
 - Если бы не она, ты бы так не говорил.
 - И что с того? Да у нее мозгов больше, чем у нас с тобой.
  Тут снова вмешался Гриха.
 - Ну, теперь давай зад ей лизать будем!
 - Причем тут это? Я не кому кланяться не собираюсь.
 - А чего ты тогда?! - не сдавался Гриха.
 - Да ничего!
 Миша встал, огляделся и пошел в лес в сторону дороги.
 
 Когда Аурика вернулась, у костра её ждал только Чингис. Он лениво подбрасывал в костер ветки и старался не смотреть в ее сторону. Она сразу заметила отсутствие рюкзаков и сумок.

 - А где остальные?
 - Ушли. Домой, - ответил он тихо.
 - Как домой? Рано еще!
 - А чего-то они разругались все.
 - А ты, почему не ушел?
  Чингис пожал плечами.
 - Тебе одной, наверное, страшно в лесу было бы. Вот.
  Аурика подошла к нему и взяла за руку.
 - Спасибо! Мне и вправду страшно было бы. Давай костер затушим.

  Следующие два дня Аурика бродила по библиотекам, а один раз даже сходила в музей, одна. Прежде, чем куда-то идти, она несколько раз обходила двор, но никого не встречала. Она много думала о том, что случилось в лесу. Чингис ей ничего не рассказал, несмотря на ее намеки. Все-таки она еще не до конца была "своим". Ребята уважали ее, но все же не пускали дальше тех пределов, за которыми была жизнь чуждая их сверстницам. Аурика знала о ней, но ни когда не принимала в ней участие. Неужели они отреклись от неё? Аурика не хотела в это верить. Ведь не может простое изложение своей точки зрения произвести такое? Может, ей стало неудобно перед ней? Или чего-то боятся. На этот раз было больше вопросов, чем ответов. Хоть она и жила раньше в других дворах и даже городах, с этим еще не сталкивалась. С Виолеттой она почти не общалась. Подруга была занята своим другом и приходила постоянно поздно, когда она уже спала. Но та всегда являлась и каждое утро уверяла Аурику, что ни чего не было. Она знала, что это правда и не мучила её вопросами. Виолетта сама все рассказывала и не переставала удивляться тому, как здорово быть "охаживаемой".

 В одно такое утро Аурика услышала свист за окном. Ей пришлось отвлечься от рассказа Виолеты и выйти на балкон. Это был Чингис.

 - Миху избили. Мы мстить пошли, мстить.
  Недалеко от него стоял Саша и Тумен. В руках они держали палки.
 - Подождите меня, не уходите! - крикнула Аурика и забежала в квартиру.

  Из подъезда она вышла уже в спортивной форме. Из разговора с ребятами узнала, что Миша "не закашлял" на общак и "получил". Домашним он сказал, что подрался с мальчиками из другого района.

 - И что вы собираетесь делать? - спросила она, выслушав.
 - Поубиваем их всех на фиг! - категорично заявил Тумен.
 - Это хорошо, что вы так друг за друга. Но они вам просто чилимов настреляют и всё. Опозоритесь только.
 - Пошли, - не менее решителен был Саша. - Без неё управимся.
 - Стойте, - спохватилась Аурика. - Здесь надо похитрее. Сколько вашему лет+ ну, который отвечает за это?
 - Не знаю. Двадцать, наверное, ответил за всех Чингис. - А что?
 - Ничего. Бросьте палки и пошли к нему.
 - Ты чего задумала, - Саша уже отошел на несколько шагов и ждал остальных. - Бантиками их не напугаешь.
 - Так значит, он не один ходит? Еще лучше. Только прошу вас - послушайте меня, хотя бы раз. Не трусьте.
 - Ты конечно не нормальная, посмотрим, - Заключил Саша. - Но если что, я сам за Миху глотку перегрызу!

 Аурика хорошо знала эту структуру. В каждом районе был свой смотрящий. О нем все знали, но мало кто был знаком с ним. Он решал вопросы, касающиеся конфликтных ситуаций, давал добро на то или другое "дело" и занимал свою нишу в преступном мире. У него было много приспешников, которые отвечали за сбор кассы для мест не столь отдаленных и за многое другое. Один из таких приспешников отвечал как раз за двор, где они жили.

  Его звали Артем. Он сидел в беседке в соседнем дворе с друзьями. Ни кто толком не знал за какие заслуги его поставили на должность и за что сидел, и ни кто с ним не спорил - побаивались за его связь с криминалом. У него были большие голубые глаза. В эти глаза можно было сразу влюбиться, если бы недостаток зубов не был так очевиден, а оставшиеся не затронуты кариесом последней стадии.

  Прежде чем идти, Аурика заранее договорилась с ребятами, как они будут действовать. Она шла впереди, ребята чуть сзади. Завидев их, Артем воскликнул:
 - О, чего приперлись? Похлопотать за жмота пришли?
 - Он не жмот, - смело ответил Саша. - Он не обязан.
 - Что, что!? - Артем даже привстал от удивления. - Еще, скажи, ты не обязан, Гриха и вы все!
 - Да не обязаны!
  Артем облокотился о перила беседки и стал манить пальцем.
 - Иди-ка сюда. Все идите.
 - Я тоже? - поинтересовалась Аурика, приблизившись к нему.
 - Это что еще за чудо в перьях?
 - Я-то, хоть, в перьях, а ты вообще общипанный!
 - Вы кого привели? - спросил он у ребят. Тумен стоял чуть позади Саши и Чингиса. Они держались вместе, словно у ворот перед штрафным ударом.
 - Я с ними, а значит тоже под вашей лапой загребущей. - Ответила за них Аурика, смело глядя в глаза Артему.

  Такого нахальства ни кто не ожидал. Остальные обитатели беседки побросали сигареты и привстали со своих мест.

 - Правильно мальчишки говорят. Они не должны платить.
 - Это ты так решила. А они что - за себя сказать не могут?
 - Почему? Одного ты так и не согнул. Попробуй теперь остальных.
 - Ха, Артема - бунт на корабле, - засмеялся кто-то в беседке.
 - Я вам покажу бунт. А ну все сюда! Сюда, я сказал, козлы вонючие!
  Ни кто не сдвинулся.
 - За козлов ответишь, - спокойно произнесла Аурика и подбоченилась.

  Артем перескочил через перила и подошел к ней. Он изо всех сил старался казаться страшным, и у него это не плохо получалось: горящие глаза сверлили ее насквозь, а раздувавшиеся ноздри походили на исправленное неопытным хирургом свиное рыло. Но дрожащая нижняя губа все-таки выдавала в нем тревогу.

 - Не, я не понял! Ты вообще, что здесь делаешь? Иди отсюда, пока женщиной не стала.

 Он замахнулся, чтобы оттолкнуть Аурику, но вместо этого сам оказался на земле.

 - Ой, кто это меня хотел женщиной сделать! - быстро начала говорить она. - Ты что ли, петух общипанный. Тебе сколько лет мальчик? А все туда же!

  Артем вскочил и с яростью кинулся на девчонку, но снова упал. В следующей попытке ему пришлось догонять ее. Она ловко увертывалась и кружила вокруг парней, которые стояли как вкопанные. Желая срезать круг, он на ходу пнул в зад Тумена, чтобы тот отошел, но он даже не шелохнулся, а лишь скрестил руки на груди. Постепенно вокруг беседки образовалась толпа. Были подростки и взрослые, а балконы заполнились "равнодушными" старушками. Кто-то стал кричать милицию.

 - Чего стоите? - обратился, наконец, Артем к дружкам. -
 Остальных возьмите!

  Но почему-то ни кто не захотел его послушать. Аурика двигалась непринужденно, играючи, так же и комментировала.

 - Малолеток только можешь мутузить, - говорила она, очередной раз, швырнув его на землю. - Черт поганый. В школе еще не доучился, а все туда же. Вот из таких уродов и вырастают маньяки. Слышали, что он сказал? - Аурика начала кричать. - Он хотел меня изнасиловать! А это уже статья!
 - Зарежу сука! - хрипел Артем, не унимаясь. - Убью! Всех вас замочу, шакалы!

  Милиция приехала быстро. Толпа разошлась, когда трое милиционеров выскочили из машины и направились к беседке. Артем тщетно продолжал достать Аурику. Стражи порядка без труда скрутили ему руки и, не дожидаясь объяснений, повели в машину.

 - Что произошло? - спросил Аурику один из оставшихся милиционеров.
 - Ничего не произошло, - ответила она в недоумении. - Мы просто играли. Зачем вы его забираете?
 - Он хотел ее побить! - крикнул чей-то женский голос.
 - Ну, уж! Об этом можно поспорить! - возразил кто-то из толпы.

 Но тут очнулись дружки Артема. Они подошли к милиционеру и стали развивать версию Аурики. Но один из них, проходя мимо Саши, стукнул его в живот, от чего тот загнулся. Аурика не подала виду, что заметила и продолжала поддакивать дружкам Артема.
 Саша не долго искал поддержки в ее глазах. Он догнал обидчика и ногой зарядил ему в спину.

 Началась драка.

 Тумен и Чингис кинулись на остальных. Им досталось с первых же ударов. Но неожиданно очнулись остальные их сверстники. Словно по какому-то зову, они выросли со всех сторон и кинулись в драку. Их привел Гриха. Заметив его, Аурика вздохнула.

 Милиция ничего не могла поделать. Крики старушек заглушились воплем дерущихся, а просьбы милиционеров нецензурными выражениями. Как только стражи порядка пытались кого-нибудь вытянуть из толпы, появлялось несколько подростков и отбивали его. А когда кто-то из родителей увидел, что его сына бьет человек в форме, начали драться и взрослые. Не помогли и выстрелы в воздух. Их ровно ни кто не слышал. Бабушки продолжали охать и ахать. Ни кто из них раньше такого не видел, а многие и не подозревали, что во дворе так много детей.

 Аурика и с удовольствием, и со страхом наблюдала за происходящим. Она боялась за здоровье и жизнь своих друзей и в тоже время замечала, как парни, почувствовав вкус крови, вошли в кураж. Теперь их могла остановить только усталость. Она неожиданно поняла для себя, что можно отстоять честь и таким способом, если к тебе относятся также, а другого выбора не предвидится. В их возрасте психология бессильна, а если она и влияет как-то, то делает из подростков тюфяками, не в состоянии постоять за себя, успокаивающие себя бесполезными объяснениями, что, в принципе, никак не решало проблем. Подросток должен уметь бить и быть битым. Так она считала.

 Второй приезд наряда милиции тоже ничем не помог. Никто не мог понять, откуда взялось столько народу. Казалось, дрался весь квартал. Слух о драке разошелся по дворам как молния. Народ прибывал и прибывал. Кто-то откликался на то, что бьют их друга или сына, кто из любопытства, а кому и впрямь надоело, как и Мише, платить.

 Но всех хуже было как раз Мише. Он стоял у окна и рыдал. Бабушка, запрев дом, судорожно набирала телефонные номера и приговаривала.

 - Что твориться! Впрямь война. Ишь куда собрался! Не пущу! Не был б твой папка на работе+Не пущу. Да что ж это все занято! Наконец, когда уже стали разбирать штакетник, во двор въехали с десяток милицейских машин с сиренами, из которых как муравьи, высыпались милиционеры и сразу вклинились в толпу. Словно по команде, толпа бросилась врассыпную. Ловили всех без разбору. Больше доставалось взрослым. С проворными и маленькими ребятами было сложнее. Как только кого-нибудь брали за шиворот и малолетки, и те, кто только что с ними дрался, набрасывались на милиционеров, освобождали узника и разбегались в стороны. Взрослые же послушно разводили руками. Но до машин они не доходили. На каждого мужика находилось несколько женщин, кои отбивали их и с руганью уводили в подъезды. Самыми ярыми защитниками были бабки и, конечно, жены, не скупившиеся на пощечины. После таких "убедительных" доводов стражи порядка некоторое время не могли прийти в себя, после чего задержанный скрывался за спинами прекрасной половины человечества. Не повезло лишь не многим и то только тем, кто был одинок или случайный прохожий. Ни одного ребенка схватить не удалось.

 Миша еще долго стоял у окна. Но он уже не видел полупустой двор, где еще оставалось пару машин с мигалками, вокруг которых бродили милиционеры и что-то высматривали на земле. Не видел стоявших поодаль подростков, бурно обсуждающих происшедшее и скопившихся у подъездов родителей, не желающих впускать в свои дома стражей порядка. Не слышал бабушку. Она продолжала сидеть у телефона, качала головой и причитала с кем-то на другом конце провода. Его глаза были широко раскрыты и смотрели сквозь дома, деревья, воздух. Ему снова хотелось плакать, но уже не от обиды - от радости и гордости, заглушившие все остальные чувства. Миша понимал, что произошло нечто, позволившее в будущем относится к себе не только со стороны жалости. Честь, достоинство могут быть присущи и детям, и взрослым, и даже девчонкам.


 * * *
 - Папа, с тобой можно поговорить?

 Отец сидел в кресле, читал книгу и одновременно смотрел телевизор. Когда он приходил с работы, то сразу принимал горизонтальное положение минут на тридцать. Потом ужинал и отдавался чтению. Заговаривал с сыном только тогда, когда об этом просила мать. Вчерашние синяки сына его ничуточку не смутили. Он лишь поднял брови и предоставил матери самой узнать о случившимся. На ее вопрос, - Что же он молчит? - ответил, что мужчина должен достойно принимать "подарки", которые не смогут дать не книжки, не разговоры.

 Но Миша хотел поговорить.
 Отец отложил книгу и вопросительно посмотрел на сына.

 - Я хочу узнать твое мнение.
 - О вчерашнем?
 - Не только. - Миша посмотрел на мать.
 - Пойду к соседке схожу, - поняла она и поднялась с дивана. - Чего-то звала она.
 Когда она ушла, Миша занял ее место и уставился в телевизор.
 - Ну?

 Отец снова открыл книгу. Миша давно привык к тому, что отец постоянно читает, даже когда ест. Этим он пытался скрыть неловкость и оттянуть время за, якобы, интересным содержанием романа, который читал уже второй месяц.

 - Ты когда-нибудь боялся?
 - Да.
 - Чего?
 - Сначала, что могут избить, потом убить. Потом потерять работу, дом, семью. Ты хочешь, чтобы я за тебя вступился?
 - Нет. Меня мучает - правильно ли я поступаю.
 Отец отложил чтение, посмотрел на сына.
 - В чем, Миша?
 - Хочу быть независимым.
 - Не рано ли?
 - А разве бывает рано?
 - Бывает, сын. Бывает и поздно.
 - Это как?

 Миша не решался задать вопрос напрямую. Он знал, что его понимают, но не был уверен, что отец приветствует его за слабость. Пока он будет ходить вокруг да около, разговора не получится.

 - Миша, ты должен определиться чего ты хочешь. Ни я ни кто другой в этих делах тебе не советчик. Если ты чувствуешь, что поступаешь не правильно, то так оно и есть. Если правильно, то лучше усомниться и хорошенько подумать. Самокритика хорошая веешь.
 - А если я ничего не чувствую?
 - Тогда не задавай глупых вопросов.
 Отец перевернул страницу, дав понять, что разговор ему больше не интересен.
 - Я пошел против всех, - решился вдруг Миша.
 - А кто это "все"? - спросил неожиданно отец, но не стал дожидаться ответа. - Главное, чтобы ты не жалел об этом. Если пожалеешь, то тебя перестанут уважать. Я перестану уважать. Сейчас же я горжусь тобой сын. Признаюсь, сам я был трусом и боялся, что ты тоже таким станешь.
 - Ты не трус папа! - испугался Миша.
 - Не перебивай. Настало время и мне высказаться, - отец снова отложил книгу. Он смотрел на сына глазами такого же подростка, сожалеющего о своем прошлом и какой-то надеждой. - Ты сейчас осознал то, что я осознал только будучи в армии. Я был трусом. В школе на моих глазах не раз били моих друзей. При этом я не мог вступиться за них. Страх сковывал меня. После этого я сильно переживал, проклинал себя. Казалось бы, что со мной могло случиться? Не убили бы же! Не покалечили бы! Нет же, страх переполнял меня, как сосуд, готовый лопнуть от любого прикосновения. Вместе с этим я нажил ряд комплексов. Боялся подойти к девушкам, заговорить с ними. Краснел, когда они на меня смотрели. А надо было сделать всего один шаг и я бы освободился от всего этого. Представляешь, как трудно было чувствовать за собой вину! И при этом ничего ни делать! Это невыносимо! Сейчас это называют переходным периодом. Правильно. В твои годы, сын, люди становятся мужчинами. И не важно какая ситуация послужит этому. Главное, чтобы он решился на это сам. Принял решение. И я горжусь тобой сын. Ты не такой, как я. Ты сильнее. И никогда ни жалей об этом.

 Отец встал с кресла, подошел к Мише и похлопал его по спине.
 Через минуту Миша почувствовал запах сигарет, тянущийся с балкона. Отец редко курил, только когда выпивал или нервничал.
 Но сейчас было другое.
 Словно огромный камень свалился с его сердца, сломал между ними невидимую преграду и унес с собой вопросы, которыми никто из них уже ни будет себя мучить.
 


 * * *
 
  На следующий день Аурика и Виолетта решили прогуляться. Виолетта ни чего не знала о случившимся. По обыкновению она пришла поздно вечером и не видела следов побоища, тем более у Аурики не было ни одной царапины, а грязную одежду она успела замочить и постирать. А говорить подруге о вчерашней драке ей не хотелось. Она никогда не посвящала Виолетту в подробности, пока та не спросит. Когда они проходили мимо сидящих на скамейке старушек, Виолетта невольно почувствовала их взгляды. И остальные обитатели двора вели себя ни как всегда. Словно они только что заехали: старики оглядывались, а окна, как семейные фотографии, постепенно превращались в одинаковые рамки. Виолете нравилось это, хотя не понимала, чем заслужила такое внимание. Она даже не много огорчилась, когда шедшая на встречу женщина остановила их, видно только потому, что это был не мужчина. На вид ей было лет тридцать: в легком платье, лицо усталое, не выспавшееся, но, судя по идеальной прическе, было заметно, что она успела посетить парикмахера.

 - Извините, можно с вами поговорить? - обратилась она к Виолетте. Ее голос был немного взволнован.
  Аурика отошла в сторону и поспешила сделать установку Виолетте.
 - Мама, я не далеко.
 - Только не уходи! - подыграла та.
 - Ага!
 - Знаете, - начала женщина. - Я мать Чингиса Батуева.
 - Очень приятно! Хотя это имя мне ничего не говорит. Виолетта Андреевна, - Виолетта подняла руку. - Мама Аурики. Можно просто - Виолетта.
 - Ага, - женщина не решительно ответила на рукопожатие и с волнением продолжила. - Знаете, меня волнует дружба вашей дочери с моим сыном+
 - Её зовут Аурика.
 - Аурика, да. С тех пор+ С тех пор, как вы сюда переехали, он только и говорит о ней.
 - Об Аурике.
 - Да. Вы понимаете, в его возрасте+ Неужели она не может подружиться со сверстницами?
 - Вы переживаете за сексуальное будущее вашего сына?
 Женщина оторопела.
 - Так это нормально, когда - мальчик-девочка, а не наоборот. Конечно, рано об этом говорить, но я ничего плохого не вижу. Дети сами вправе выбирать себе друзей.

 Мать Чингиса ничего не ответила. Она еще долго стояла с открытым ртом и смотрела им вслед. Аурика поочередно скакала, то на одной ноге, то на другой, размахивала косой. Виолета шла медленно, стараясь придать своей походке величие аристократки - довольной собой, разговором и своей ролью. Она вдруг начала мечтать о замужестве, о настоящей семье. Только чтобы муж был самый красивый, самый хороший и она - его единственная женщина. Она бы гордилась им, как и он ею. Любила бы его так, как никто другой. И была бы у них дочурка, как Аурика. И ей бы так же завидовали и смотрели вслед с восхищением, как сейчас. Но будет ли это с Ромой? И будет ли вообще? Года идут, а она еще не может разобраться со своим прошлым - препятствием к будущему.

 Виолетта любила мечтать. Она провела за этим занятием почти всю жизнь, и оно являлось, практически, единственным, любимым, без которого не смогла бы прожить и дня. Как ни странно, но она умела пользоваться этим. Для нее не было ни одного неожиданного вопроса или ситуации, даже если не владела их сутью. В ее голове хранилось неимоверное количество сюжетов на разные темы и с разными финалами и персонажами, где, конечно же, главной героиней выступала она. Все, что она выслушивала в свой адрес, уже было в ее сценариях. Оставалось только выплеснуть или слегка показать, в зависимости от ситуации, заготовленный ответ, да так, чтобы у соперника не оставалось времени на раздумья, а лишь на оценку собственных способностях в общении. Ее мечты пересекались с реальностью и уживались друг с другом так гармонично, что мог позавидовать любой оптимист, норовящий соединить эти две вещи во благо человечества. Но ни кто не завидовал. Виолетта сама не постигала свою своеобразность и не когда не понимала одиночество собственных взглядов на жизнь. Она не задумывалась об индивидуальности, продолжала жить в своем "мирище" и считала, что так и должно быть, не иначе. Все живое и не живое вертелось вокруг нее, а значит она - центр вселенной. Если возникала проблема, то эта она появлялась только по ее вине. Если она решалась, то только благодаря ее усердию. Остальное ее не касалось. Она не по кому не плакала, не за кого не радовалась, ни кому не помогала, но и не просила о помощи. А если уж все-таки решалась на подобные поступки и была готова пролить слезу, то делала это изящно, не без привлечения внимания окружающих, что выдавало ее как натуру очень чувствительную и неравнодушную, хоть и ложную. Но этого ни кто не замечал. Кроме Аурики.

 А Аурика не в чем ее не упрекала, даже в мыслях. Она ее просто любила, как подругу. Виолета ничего плохого, равно как хорошего, не делала. Жила в свое удовольствие и не кому не мешала. Разве можно винить человека за обособленность и равнодушие? Делать это вправе считают только те, кто не способен отделаться от корысти, будь она хоть со спичечную головку. А святых в настоящее время было не так много. Значит незачем за камни хвататься.

 Конечно, Виолета знала о вчерашней драке. Знала и не придавала этому значения только потому, что не имела к ней никакого отношения. В свою очередь, Аурика не могла быть ей благодарна за это. Но и не обижалась. Ей не нужна была поддержка, а тем более упреки со стороны подруги. Главное, что она смогла сдвинуть с мертвой точки сознание подростков. Заставила их задуматься над тем, о чем они или боялись или не пытались задумываться. Виолетте не суждено было понять это. Да и зачем? Ее сейчас интересовал только один человек - Рома. Через него, в чем Аурика ни чуть не сомневалась, она хотела удовлетворить свою очередную громадную амбицию.

 Аурика тоже была самолюбива. Но это качество она реализовывала с пользой для других и с не меньшим успехом. Теперь она ждала. Скоро должно произойти то, на что она очень надеялась. Если не получится, значит, все напрасно. Все вернется и будет хуже, чем прежде.

 Ожидания оправдались через день.
 Гриху подкараулили в одном из переулков и избили. Но не прошло и часа, как он собрал всех друзей, знакомых и выследил обидчиков. Расправа была жестокой. Потеряв страх, подростки налетели на старших, как муравьи.

 Внешне во дворе было спокойно. Но в каждой семье, где были дети их возраста, происходили скандалы и разбирательства по поводу синяков или разодранной одежды. Аурику тоже несколько раз подкарауливали в подъезде, но она не боялась. Почти всегда находилась какая-то старушка, старичок, соседи или случайные прохожие. Она умела заболтать, оттянуть время, зная, что через некоторое время их "уединение" потревожат.

 Со временем все стихло. Кто боялся, тот продолжал платить. Кто "получал", но старался оказать сопротивление, обретал защиту.

 Однажды Аурика рассказала историю о том, как она жила когда-то в другом дворе, в ином городе, где произошла похожая история. Но ко всему этому, как бы, между прочим, она продвинула идею о прядке не только нравственном, но и материальном, касающегося чистоты вокруг их домов. Со временем она начала замечать, как стал преображаться двор. Хотя дворники хорошо справлялись со своей работой, все же они не могли облагородить свою территорию. Этим занялись ребята: починили штакетник вокруг деревьев и цветов, засыпали песочницу, отремонтировали беседку. Некоторые из родителей тоже помогали. Кто краску даст, кто инструменты, гвозди. Старушки не могли нарадоваться таким переменам. Миша, Саша, Чингис, Тумен, кроме Грихи из "обалдуев" превратились в "молодцов". Гриха не принимал участие в облагораживании территории. Он был полностью поглощен борьбой за справедливость, но при всем при этом продолжал платить. Его ни кто не понимал. Только Аурика была единственным его сторонником. Она знала, что не так просто порвать с прошлым, от которого, может быть, он будет зависеть в дальнейшем. Тем более он принадлежал к числу людей, зарабатывающих на жизнь воровством. Ничего другого ему не светило, а помощи ждать было не откуда. Даже Аурике не в силах изменить его. Все зависело только от него самого. Но до этого он еще не созрел, хотя, если он уже понял значимость происходящего и своего решения, ему недолго осталось ходить в "зеленых".

 Вспыхнувшие в соседних дворах "восстания" затихли сами собой. Аурика не хотела, да и не могла быть предводителем по одной простой причине - принадлежность к женскому полу. В других местах о ней только слышали, но не хотели верить в ее причастность к бунту. Гриха же не мог занять такую почетную должность. Ему не доверяли из-за принятого решения продолжать платить, хотя он являлся ярым защитником друзей и знакомых, подвергавшихся несправедливому отношению со стороны "старшиков".
 

 Так прошло лето, наступила школьная пора. Аурика должна была идти в восьмой класс. Она давно не ходила в школу. Но на этот раз ей было интересно. В школе было все по-другому: отношения, общение с учителями как подчиненный, ответственность. Но она и к этому была готова.

  Сентябрь по обыкновению был теплым. На деревьях все еще держались листья, хоть и пожелтевшие и сморщенные. Дождей было так же мало, как и летом. Бабки предвещали снежную зиму, поскольку осадков почти не было. Но в следующем году они обещали хорошие дожди, а значит и богатый огород. Аурика попала в восьмой "а". Класс был большой: около тридцати человек. Она сразу со всеми подружилась. Девочек завораживали ее манера говорить, хорошо одеваться и огромные познания о противоположном поле. Мальчиков прельщала ее красота, смелость, и загадочность к себе, которую она легко подпитавала двусмысленными ответами по поводу своей жизни до их знакомства. Ко всему прочему она отлично начала учебный год. Ей не приходилось учить уроки. Она запоминала все на занятиях, а с письменными занятиями справлялась после уроков прямо в классе. Ее друзья по двору учились в других классах. Встречались они только на переменах, спаренных уроках, а еще во дворе.

  В некотором смысле Аурику школа напрягала. Но она понимала, что без нее не обойтись и не только потому, что это надо. Просто у нее не было выбора. Сидеть целыми днями дома или бродить по городу не интересно, к тому же это могло вызвать подозрения не только у соседей.

  Она исправно ходила на уроки, старалась не оставаться одной. Это помогало ей отвлечься от грустных воспоминаний, которые преследовали ее постоянно. Она почти забыла о смерти отца, матери.
 Почти забыла про брата...пока не увидела его в одном из магазинов, когда подыскивала подарок Виолетте.

  Высокий, сильно возмужавший, в строгом костюме он шел к своей машине. Она не узнала бы его, если бы он не выругался: "Суки, все суки!". Аурика остановилась и принялась разглядывать его уже сидящим в машине. Он продолжал ругаться.

  После того кошмарного вечера он так и не появлялся дома, даже не проводив в последний путь родителей. Пуля попала ему в плечо, но не задела ни одной косточки. Она не хотела вспоминать, что было дальше. После ей сделали пластическую операцию. Об этом позаботились родственники, приехавшие на похороны. Потом они забрали ее с собой в Иркутскую область. Там она и осталась. Некоторое время спустя она вернулась в республику, но все же не решилась навестить родной город. Ее там никто не ждал. Она знала, что брат живет где-то в Улан-Удэ, но где и чем занимается, понятия не имела. Эта неожиданная встреча заставила вспомнить все. Вместе с радостью она испытала ненависть и забытую боль. Зачесалось даже лицо, совсем как после операции. Выступили слезы, будто снова увидела несчастных родителей и свою сломанную жизнь со стороны.

  Вернувшись домой, Аурика упала на кровать и пролежала два дня. Она не ходила в школу, не ела. Только пила принесенную Виолеттой воду. Виолетте она ничего не объясняла, да и та не требовала, а лишь рассказывала про своего возлюбленного. Она могла часами трещать, практически, не о чем. Аурика не слушала ее. Она готовила план мести. Как она не пыталась, как она не хотела не получалось заглушить боль, которая, словно надутый шар, выскочила из мрачной глубины моря. Единственным решением избежать ее была месть. Воспоминания о хорошем брате, каким он был до службы в армии, заглушились смертью родителей и убийством Дэмона. Аурика понимала, что нельзя столько таить в себе злобу, но ничего не могла с собой поделать.

  Просидев дома еще два дня, она стала следить за братом. Начала с магазина, где первый раз его увидела. Вскоре она поняла, что это его магазин и была удивлена его столь быстрому успеху в бизнесе. Но, наведя справки, успокоилась. Оказалось это благодаря его уже не молодой супруге. Аурика поначалу даже заревновала, но увидев ее, успокоилась. Поймав себя на этой мысли, она разозлилась и еще долго в мыслях ругала себя. Как она может ревновать его? Мало того, что он ее брат - он убийца! Он должен ответить за все. Аурика не утруждала себя перечислением причин его вины. В лучшем случае ее бы разорвало от ненависти при таком занятии. В худшем осталась бы жить с этим. Почему она должна жалеть его? Ее не кто не жалел. Да и к чему она - жалость? Каждый должен отвечать за свои поступки разве не так? Или Бог судья? Пускай он будет судьей, она ограничиться исполнительницей. Он давно приговорил его. Теперь только от нее зависит.

 Мало-помалу она узнала почти все: где живет; где любит отдыхать, какие рестораны предпочитает и даже что у него есть какие-то проблемы с бизнесом. Какие она еще не знала, да и не к чему. Пока она просто хотела его убить. Изощряться по поводу его самолюбия и положения в обществе не было никакого желания. Тем более что ей было бы трудно его разорить. К чему? Временная месть - ничего, по сравнению с точкой, которую она хотела поставить в его судьбе. От этого ему оправиться не удастся.

  Тем временем в округе, параллельно с ее второй жизнью, текла своя, которой она не могла пренебрегать. С наступлением учебного сезона двор на половину опустел, но только во временном интервале. Пока еще держалось тепло, детвора до заката использовала уходящую возможность обливаться водой, кататься на велосипеде, гонять мяч и бить стекла.

 События, произошедшие в последние недели, заставили ее отвлечься и немного успокоиться. Но она, все же, не собиралась отказываться от первоначального плана. Ей вполне было по силам заниматься одновременно несколькими делами.

 Дело в том, что в окрестностях объявился насильник. Его называли "подъездным"
 Первой его жертвой оказалась сестра Тумена. Аурика знала ее. Ей было семнадцать лет, совершенно не похожа на своего младшего брата: стройная, красивая девушка, учиться на первом курсе университета.

 Это послужило поводом всевозможных слухов и домыслов. Поговаривали, что это Петруха из старого дома за дорогой. Он недавно освободился из мест лишения свободы. И хотя преступление, за которое он отбывал срок, не соответствовало его статусу, все показывали на него и недоумевали, почему до сих пор не схватили этого злодея. Когда он появлялся во дворе, старушки затихали и вместе с остальными присутствующими медленно поворачивали головы, провожая его взглядами до угла или соседнего подъезда. Через короткое время кто-нибудь обязательно, кому по возрасту или половому признаку не грозила беда, забегал в подъезд, за угол, дом дабы предотвратить возможное насилие. Но к счастью или огорчению многих он ни как себя не проявлял.

 Параллельно с милицией со стороны детей и родителей велись поиски маньяка. Искал весь двор, в том числе и Аурика. Слежка за Петрухой ни к чему не привела, тем более во время второго изнасилования у него было железное алиби. Напившись и кого-то отмутузив, он несколько дней провел в следственном изоляторе и теперь ждал очередного суда. Жертвой оказалась девушка, проживавшая в одном подъезде с Аурикой. Ее звали Александрой. Они знали друг друга. И хотя их встречи ограничивались только приветствиями, она слыла очень общительной личностью, которая не появлялась у дверей своей квартиры без провожатого.

 В один из вечеров Виолета застала Аурику в раздумьях. Она сидела у телевизора и делала вид, что смотрит передачу.

 - Что такая хмурая, - поинтересовалась Виолета.

 В отличие от Аурики ее настроение было великолепным. Щеки горели, а глаза похожи на два крохотных арбуза.

 - Он тебя хоть провожает? - ответила вопросом на вопрос Аурика. Она продолжала смотреть на экран, но боковым зрением не упускала подругу из виду.
 - Кто? Мой-то? Конечно! Мой Ромочка настоящий джентльмен.
 - Ну, само собой! Вы же не разу с ним не переспали!
 - Аурика! - Виолете не нравилось, когда Аурика обращалась к ней на "вы", тем более с таким издевательским заявлением.
 - Что - Аурика? Почему он тебя не... соблазнит? Или ты ждешь, пока тебя этот маньяк не поймает?
 - Дура! - вспылила Виолета и сразу успокоилась, будто что-то вспомнив. - Представляешь, а чтобы я без него делала? Если б я одна ходила, меня б точно изнасиловали! Теперь кругом, никого...
 - Кому ты нужна?
 - А мне никого, кроме него не надо.
 - Тебя судьба так еще не долбасила по-хорошему. Первая любовь+ она, жить, всегда обманчива.
 - Ну и пусть, - не сдавалась Виолета. - Я пока наслаждаюсь. А если и суждено...
 - Смотри, чтобы поздно не было, - перебила Аурика. - Поматросит и бросит.
 - Я ему брошу! Яйца все оторву!

 Виолета сделала движение руками и начала раздеваться. Аурика в очередной раз отметила для себя ее стройную фигуру. Аккуратная грудь приобрела основной цвет кожи - явный признак хождения в солярий.
 
 - Вот ты говоришь - вы еще не спали. А куда же он тогда свою мужскую силу тратит? Или ты думаешь, он тоже "мальчик". Хотя бы привела, познакомила. Я бы посоветовала тебе что-нибудь.
 - Без твоих учений обойдусь.
 - Боишься, что уведу?
 - Еще чего! Он на тебя и не посмотрит.
 - А мне и не надо. Вам может не где? А я потом скромно удалюсь - делайте, что хотите.

  Виолета ничего не ответила. Она задумалась. С ней часто происходило подобное и, как правило, внезапно. Она могла посреди разговора отключиться и уйти в себя. При этом она никого не видела и не на что не реагировала. В такие минуты Аурика сама невольно впадала в меланхолию, и они оба могли куковать молча у телевизора, пока экран не покажет настроечную сетку.

  На следующий день Аурика опять не пошла в школу. Жажда мести и интерес к прошлому, хотя и в лице когда-то любимого брата, были сильнее желания отыскать насильника. Тем более, что он давно уже себя не проявлял.

 Она продолжала следить за братом. С каждым разом Аурика убеждалась в том, что у него были большие проблемы, но, не смотря на это, старался сохранить хладнокровие, и продолжал работать. В основном это случалось, когда ему звонили. После таких звонков он вдребезги разбивал свой телефон, а на следующий день у него уже был новый, и, очевидно, с другим номером. Аурика была очень наблюдательна и не могла не заметить мятого костюма, который он перестал менять; щетину, увеличивающуюся с каждым днем и исчезающую, когда она достигала неприличной черноты и даже грязные волосы. Брат всегда был чистоплотным и не позволял себе подобного. Значит, у него были проблемы и серьезные. Она не знала - радоваться этому обстоятельству или нет. В любом случае этого не достаточно. Он должен ответить за свои поступки.
 


 * * *
 
  Николай не любил подобные дела. Он почему-то брезговал. Особенно, когда наружу всплывали детали происшедшего. Может потому, сто ему надоела эта работа? А может не работа, а недостаточная зарплата за нее? В душе он давно перестал быть романтиком. Получив диплом и, вскоре, получив должность следователя, он думал что теперь-то, впрочем, как и все молодые специалисты, сможет что-то изменить. Он споткнулся на первом же деле. Оказалось не все от него зависит. Всегда находился кто-то наверху и корректировал его действия, а то и вовсе прекращал дела. Иногда у него их отбирали без всяких аргументов. Постепенно у него сложилось совершенно правильное впечатление о том, что он марионетка. Только эту марионетку всегда можно было взбучить за застоявшиеся мелкие дела или некомпетентность, которая выплывала лишь из нежелания, сдобренная правдоподобными отговорками.

  Он шел по грязной улице и пытался не думать об этом. Боже, как ему этого не хочется! Очередная тягомотина. Искать их было сложнее всего. Они были или психами или сексуально озабоченными. Третей группы он не мог придумать. Мотив у них только один и то, который имеет каждый мужчина, когда ищет на пляже подпитку своим фантазиям или провожает взглядом короткие юбки, или, обтянутые изнутри стройными ножками, джинсы. Но вот кто из них способен на такое определить невозможно. Николай был неплохим психологом и мог без труда определить по глазам, манере говорить, телодвижениям вред человек или говорит правду. Но не будет же он ходить и спрашивать об этом каждого. Даже если заметит, что ему говорят не правду. Арестовывать таких? Тем более в таких делах свидетелей почти не бывает. Помочь могут только улики и опознания потерпевшими.

  Поэтому он думал о себе. Он давно понял, что изменился, хотя, как ему казалось, он хорошо скрывал это от остальных. Он перестал ценить жизнь. Отсутствие цели и радостей жизни захватили с собой страх перед смертью. Его не пугали эти мысли. Нет, на суицид он никогда бы не решился. Но если бы он знал, что в один из вечеров он лег и не проснулся, то тихо бы обрадовался этому. Ничего его не держало на этом свете. Родители жили своей жизнью, а бабушки уже давно не было. Любовные приключения заканчивались после первой же ночи. Нельзя сказать, что у него было плохо с этим делом, но он почему-то терял после этого всякий интерес к девушке. Может потому, что с легкостью их соблазнял? Еще не было случая, чтобы кто-нибудь из них продержался больше трех дней. Он мог уболтать любую: хоть замужнюю, хоть девственницу. Каждая видела в нем, если не донжуана, то человека с перспективой - это точно. А перспективы у него были. Только он уже ни к чему не стремился. Может, его расслабила эта очаровательная "Зорро"? Как она ему помогла! И куда она пропала? Очаровательная. Почему он так решил? Голос. Ее голос, будто знаком ему. Даже телефонная мембрана не могла скрыть этого очарования. Вот кого бы он смог полюбить. Может это все из-за нее? Как бы он хотел ее увидеть! Николай никогда не пользовался услугами секса по телефону, но если бы ему сказали, что на другом конце провода будет звучать ее голос, он бы обязательно соблазнился. Неожиданно его испугало такое сравнение. Очевидно у маньяка, который орудует в районе мелькомбината, воображение не уступает его фантазиям.

  А может он в душе тоже маньяк?

  Николай попытался представить, как он преследует жертву+ Нет, сначала выслеживает, потом преследует. Он уже знает, где он это сделает и как. Благо он несколько раз прокручивал это у себя в голове. Наконец он хватает ее, приставляет нож к горлу и закрывает рот, расстегивает ширинку...
 
  Тьфу! Противно!

  Он бы никогда себе этого не позволил. Все его брезгливость. Вот почему он не любил подобные дела. Необходимо было ставить себя на место преступника, попытаться понять, что им движет, и чтобы он предпринял в дальнейшем. Николай не был в восторге от этого.

  За мыслями он совершенно забыл, куда направлялся. Николай огляделся. Перед ним стоял как раз тот дом, где жила первая потерпевшая. Около подъезда на скамейке сидели старушки и дружно молчали, разглядывая молодого следователя. Во дворе было тихо. Кто в школе, кто на работе. По тротуару, прямо на встречу, шла девочка. Сначала он не обратил на нее внимания, но потом пригляделся. Ее строгий вид смутил его. Заметив, как на нее смотрят, она как будто на секунду оторопела и замедлила шаг. Глаза ее были чрезвычайно живыми и в тоже время печальными. Длинная коса лежала на плече на фоне белого платья в горошек - легкого и развевающего под еле заметным ветерком. Она была стройная и красивая, маленькая и загадочная...

  Николай испугался своих мыслей. Нет - он не педофил! Он нормальный мужик!
  Девочка заметила его замешательство. Поравнявшись с ним, она поздоровалась.
  Николая Свиридова - следователя, человека в погонах охватил ужас. Ужас сменился горячим, затем холодным душем.

  Этот голос! Откуда он? Откуда он его знает? Приятный. Но почему он принадлежит этой маленькой девочке, которой он в отцы годится? В тоже время, ему было знакомо это лицо. Просто с ним что-то не ладное. Он нормальный мужик! Он здоровый мужик! Ему нужна женщина и сегодня же.

  Николай простоял около подъезда минуты три, пока любопытные взоры старушек не заставили его повернуть обратно. Девочки уже не было, как и не было его постыдных мыслей.

  Нет, в другой раз. Сегодня он не готов к разговору с потерпевшей.
 


 * * *
 
  Аурике стоило больших усилий, чтобы не выдать себя. Но она не могла удержаться и поздоровалась. Это был он - кому он помогала, и которому она не может сейчас ни чем помочь+ И которого, может быть, любила. Она точно не знала, как и не знала того, что ждет ее в будущем. Ей оставалось не много - это она знала точно. Догадывалась об этом только Виолетта, поэтому и не мешала ей жить, как та хотела. Под понятием "жить" она подразумевала наступающий вечер, которые, как и не многие остальные, начинался с подготовки на свидание. Аурика часами проводила в ванной, и не меньше времени крутилась у зеркала. У нее был мужчина. Кто он Виолетта не знала. Однажды она хотела поговорить с Аурикой на эту тему, но та пресекла ее: "Хоть мы и живем вместе, но личная жизнь у каждой своя, Виолетта. Я скоро умру и не хочу остаться в девочках". Со стороны это заявление выглядело чудовищно, но только не для Виолетты. Она знала Аурику, как облупленную и была готова сделать все, чтобы помочь ей. Она не знала как, признавая превосходство Аурики почти во всем, кроме срока, отпущенного обоим. Вот только он был далеко неодинаков для каждой.

  И кто может осудить это существо, которое "не по годам" умное и, вопреки всем социальным законам, продолжает полноценно существовать? Ни кто! Как ни кто не может помочь ему.

  Ближе к двенадцати Аурика была готова. Виолетта не переставала любоваться подругой в такие минуты. Обтягивающий спортивный костюм с лампасами, закрученная на затылке коса, приколотая золотой шпилькой делали Аурику по-настоящему привлекательной. В темноте такую "спорт леди" ни как не примешь за ребенка. Не сказать, что она была шикарная, но чертовски привлекательна точно. Так, по крайней мере, думала Виолета. И не только потому, что она раньше любила женщин, просто в такие минуты она ставила себя на место мужчин. Хотя, что она могла о них знать? Ее роман с Ромой открыл ей мир романтики, который может быть только с мужчинами. Этот мир постоянно раздвигался по мере того, как она его узнавала. Аурика была права. Виолета еще не разу не позволила себя соблазнить и по-настоящему завидовала подруге. Аурика умела соблазнить скрыто, строя из себя не винную и, в тоже время, распутную девочку. Жадные до молодого тела мужики клевали на ее уловки, словно бараны, готовые идти туда, куда покажут. Скорее надо было жалеть их, чем ее. Но жалеть ее, все-таки, было за что. Аурика не могла позволить себе настоящую любовь. Она могла пользоваться лишь ее аксессуарами. Зато довольно успешно.

  Но в этот поздний вечер не спал еще один человек - Чингис. Он редко опаздывал домой, но это был один из дней, когда ему было особенно тоскливо. Вот уже несколько недель, как он не видел Аурику. Мать запретила ему встречаться с ней, а в школе она, почему-то, редко появлялась.

  Он любил её. Писал ей стихи, которые кроме мусорного ведра ни кто не читал. Посвящал ей подвиги, которые совершал в своих фантазиях, после чего уводил в красивые страны, чтобы загорать под южным солнцем среди блеклых блондинок и чрезмерно длинноногих брюнеток. Он ухаживал за ней в болезни, утешал в горе, радовался при рождении их детей. Переживал, восхищался, плакал и смеялся. Ему позволены были все чувства, которые только мог испытать человек. Сейчас он переживал их довольно остро. Вот если бы она знала о них! Но ни кто: ни она, ни друзья, ни кто-либо другой не должен был даже догадываться. Он умел скрывать свои чувства, как ему казалось. Все знали об этом, но не смеялся над ним. Может быть, тоже были влюблены? Только не это! Аурика должна быть только с ним и не с кем более!

  Чингис уже около часа бродил под окнами Аурики и собирался идти домой, как заметил ее у подъезда. Он невольно присел и стал провожать ее взглядом. Она была необыкновенна. От удивления у него чуть не вывалился язык.

  Аурика выбежала во двор и направилась к дороге, где ее ждал огромный черный джип. Чингис ринулся к машине и почти на ходу запрыгнул на заднюю ступеньку багажника. За запасное колесо не трудно было держаться. Машина направилась за город. Он понял это, когда машина проехала мимо перекрестка, по которому можно было проехать в квартала и дальше в центр. Он бы так и ехал, если бы машина, следующая за ними, не сигналила водителю внедорожника. Когда она замедлила ход, он спрыгнул и спрятался за деревом. Небольшого роста молодой парень обошел джип, постучал по колесам и, пожав плечами, снова сел в машину. Чингису снова удалось пристроиться сзади, но опять-таки на ходу, пока машина набирала ход. После очередной остановки парню, видимо, надоело выходить наружу и проверять в чем дело. Пускай себе сигналят.

  Чингис же трясся от страха, но желание проследить за Аурикой было сильнее. Интересно, куда она едет? И что это за парень, который согласился ее подвести? Она одна и беззащитна. Слава богу, что он рядом, хотя она об этом не знает. А если они уедут до Тальцов? Или еще дальше? Как он вернется? Но его это не особо беспокоило. Его отца все знают. В любом ГАИ если и не будут ему рады, то зачтут за долг доставить его домой. Все равно они катаются всю ночь. Правда, если они его сейчас увидят, ничего хорошего не будет. Но, вероятно, горячему от любви "мужчине" судьба была благосклонна. Через тонированное заднее стекло он почти ничего не видел. Только два силуэта, на фоне освещенной, убегающей под колеса, дороге. Тот, что держался за руль, постоянно говорил и все время смотрел на своего пассажира. По поведению второго силуэта можно было догадаться, что он временами сгибался от смеха, а может быть боли, и зачем-то пытается ударить по голове водителя.

  Наконец ему надоело наблюдать за ними. Его ноги затекли, а руки стали мерзнуть. В какой-то момент он даже пожалел о том, что запрыгнул на машину и хотел спрыгнуть, когда она замедлила ход перед поворотом. Он бы так и сделал, если бы не заметил, что они направились прямо в лес. Проехав так метров пятьдесят, Чингис, все-таки, спрыгнул. Он боялся потерять из виду трассу, тем более что было уже совсем темно.

 Он стоял и смотрел на удаляющиеся красные огоньки и плакал.
 Почему он спрыгнул? Он же хотел ее защитить. Тот, наверное, не выпускает ее. Она завет на помощь, кричит, отбивается. Кто ей поможет, если не он?

  Чингис принялся колотить себя по лбу, виня себя за то, что не запомнил номер машины.
  Внезапно красные огоньки вспыхнули и погасли. Машина остановилась. Послышалась музыка.

  Чингис решился. Небольшими перебежками от дерева к дереву он добрался до поляны и затаился. Но с такого расстояния вряд ли можно было что-то разглядеть. Короткий пронзительный крик, а потом смех снова напугали его. Но как не странно - это помогло ему собраться. Он отыскал сучковатую палку, похожую на бейсбольную биту и гусиным шагом, как учили на уроках физкультуры в школе, подкрался к машине.

  Внутри шла борьба. Это можно было судить по тому, как машина раскачивалась. И еще эти звуки...
  Пассажирская дверь была открыта. Чингис набрал в легкие и, зачем-то, в рот воздух и поднялся с высоко поднятой дубинкой.
  От увиденного он чуть не выронил палку из рук.
  Ее убивали лежа прямо на ней!
  Нет - уже убили! Она стонала в предсмертной агонии.
  Черт побери! Что он с ней сделал?
  Чингис испугался не на шутку. Он хотел продырявить его спину сучками дубинки, но не чувствовал рук. Задыхаясь, он отошел за машину.

 Глухой стук напугал не только находящихся людей в машине, но и его самого.
 Никогда еще ему не приходилось так напряженно думать. Воздушные замки рухнули в одно мгновение. Но не это тревожило. Он не знал, чем заполнить страх, который не доводилось испытывать. Страх стоял колом внутри, мешал сгибаться, делать резкие движения, хотя хотелось превратить в пыль всю округу. Он не мог кричать, звать на помощь - вообще ничего. За него работали только ноги. Его толкали разом вспыхнувшие чувства вперемешку с ужасом, закалявшие хрупкую душу. Он становился мужчиной, несмотря на то, что струсил и убежал. В голове созревал план. Сам того не понимая, будто кто-то указывал пальцем или рисовал чертеж, он уже прорабатывал детали спасения, затем мщения, предвкушая редкостное облегчение от предстоящего финала. Беспокоило только одно - успеет ли?

  Чингис не помнил, как оказался на шоссе, как остановил попутку и добрался до дома. Но пошел он не домой, а прямо в гараж. Он знал код замка и открыл его без труда.

 - Я ему покажу! - твердил он про себя не переставая плакать. - Я ему покажу!

 За рулем он чувствовал себя увереннее, тем более в машине отца. Водил он хорошо. Еще с первого класса он садился на коленки к отцу, с трудом, но справлялся с баранкой. А когда ноги стали длиннее, стал доставать и до педалей.

  Выехав из гаража, он сразу направился в лес, но, не успев отъехать, увидел Аурику. Она вышла из машины "убийцы" растрепанная и встревоженная.
  Но он ему покажет!

  Чингис дал по газам, но черный джип составил серьезную конкуренцию отечественной "Волге". На погоню это не было похоже. Скорее на преследование. Было не трудно делать те же повороты, остановки, ожидать у въезда на главную дорогу. Его иногда подрезали, но Чингис терпеливо ждал очереди вновь пристроится ему в хвост. Когда они стали выезжать загород и уже миновали переезд, его охватила тревога, что ему придется далеко отъехать от города. Но машина повернула вправо и покатила куда-то вверх. Это была "Сопка любви" - излюбленное место молодых пар. Сюда приезжали после бракосочетания молодожены посмотреть на город с высоты. Все это сопровождалось выпивкой, танцами. Здесь можно было купить шашлыки и все, что к ним прилагалось.

  Джип остановился у самого края обрыва. Но Чингис не собирался тормозить. Он врезался в него и принялся спихивать. Машина была тяжелая, но поддавалась. В последний момент водитель выпрыгнул, и машина скатилась в обрыв.

 Чингис успел нажать на тормоз.
  На этот раз он совсем не испугался. Только положил руки на баранку и снова тихо плакал.
 

 Отцу Чингиса стоило большого труда, что бы все умять.

 После долгих расспросов, было принято решение отправить Чингиса на некоторое время из города. Он не придавал значения слезам матери, которая делала все, чтобы он не избил ребенка. Чингис в такие минуты забивался в угол и начинал кричать, чтобы его не трогали. Его показывали врачам, возили в дацан, но ничего не помогало. Только, когда он рассказал об увиденном, от него отстали.
 Он пережил сильное потрясение и ничего не чувствовал, кроме ненависти. Казалось должно быть облегчение. Но она заполняла душевную пустоту. Ненависть на весь мир, Аурику. Он ненавидел ее так же сильно, как и любил до этого. Теперь он строил в своем воображении сцены казни, где она представала перед ним изуродованной ведьмой с перебитыми ногами и руками, без глаз и волос. При этом она всегда просила пощады, клялась в вечной любви. Но он был равнодушен к ее словам. Лишь с презрением смотрел и отдавал приказ отрубить ей голову.
 
 Подобные мысли стали для него единственным утешением.

 Матери было страшно смотреть на сына, когда она заставала его с искаженным лицом. Она пыталась прижать его к себе, но нарывалась на истеричные отрицания. Он кричал вырывался из рук, но уже никогда не плакал. Зачем было лить слезы? Теперь он судья, он палач. Не хватало только нескольких сцен, чтобы довершить казнь. Не хватало придумать еще более обидные слова в адрес человека, придавший ему столько сил. Этих сил должно хватить, на то, чтобы перевернуть этот опостылевший мир, превратить в прах стены, дома, города. Вот только одно невозможно, непостижимо - как вырвать из груди комок, съежившийся в обжигавший холодом шар и такой тяжелый?
 
 

 * * *
 
  Поиски маньяка велись с обеих сторон. Аурика и ребята ходила по домам, расспрашивали жильцов, соседей, следили вечерами за возвращавшимися поздно одинокими девушками. Несколько раз отважились на приманку, договорившись с одной из сестер потерпевшей. Но это ничего не принесло.

  Николай Свиридов, со своей стороны, опрашивал потерпевших. На этот раз он сидел у кровати одной из них. Стоило большого труда, чтобы уговорить родителей, да и сама она неохотно соглашалась на разговор. Но Николай отличался тактичностью и практичностью. Он умел затронуть струны, вызывающие жалость и страх не только за свое чадо, но и за других, если этого негодяя не сумеют поймать.

 - Вы меня извините, - начал мягко Николай. - Я бы не хотел вас волновать. Понимаю - эти воспоминания приносят вам боль. Но без вашей помощи нам трудно будет найти преступника.

  Николай сделал акцент на слове "преступник". Девушка должна знать, что не только он, но и все считают этого человека преступником, который обязательно должен понести наказание. Но он почувствовал, что она поняла его, и ожидал услышать другое.

 - Не надо его искать, - сказала она. - Мой папа сам найдет его и убьет.
 - Не сомневаюсь. Но в таком случае я не смогу оградить вашего отца от закона. Ему придется предстать перед судом. Вы же не хотите расстаться с ним на несколько лет? Лучше будет, если мы будем сотрудничать. Пожалуйста, подумайте.

  Девушка молчала. Николай разглядывал ее профиль. Чуть вздернутый покрасневший нос. Видимо долго прятался под подушкой. А глаза...
  Она посмотрела на него и он увидел ее глаза. Полные слез - темные и непроницаемые.

 - Я не знаю. Ему лет двадцать пять, а может тридцать. Голос приятный казался. В очках и с усами... с усиками. Но они не его...
 - Это как?
 - Я же не дура, - девушка хотела разрыдаться, но взяла себя в руки, продолжила. - Мой папа постоянно то с усами, то без усов ходит и я могу отличить настоящие от...от накладных+или как там.
 - Значит, вы уверены, что он маскируется?
 - Конечно! Я бы ни за что с ним не пошла, если бы он не попросил помочь посмотреть за бабушкой в подъезде, пока он будет звонить на "скорую". Я подумала это бабе Поне плохо. Она всегда болеет и иногда с ней случаются приступы эпилепсии. Но я и пошла. Он впереди меня. Когда оказались в темноте, сразу почувствовала укол в спину. Это был нож. Он закрыл мне рот рукой и велел молчать, если хочу жить+и затащил в подвал.
 - Не продолжайте, - остановил ее Свиридов. - Как он был одет?
 - Темные брюки - классика, туфли черные, лепень серый, футболка черная.

 Понятно, что ничего не понятно, кроме того, что преступник маскировался. Но, как пояснила девушка, не очень успешно. Почему же тогда ему удается удовлетворять свою похоть?

 Стоп!
 Откуда я знаю, и кто вообще знает, что у него это получается со всеми, - подумал Николай. Конечно! Ни как не со всеми. Наверняка он неоднократно пытался проделать это с другими, но, в силу неизвестных обстоятельств, их миновала подобная участь. Они и значения не могли придать тому, что их ожидало. Это из виду нельзя упускать. Над этим надо поработать.

 Николай начал рисовать в голове картину преступлений связанных с грабежами, убийствами, угонами. Пожалуй, только насилие или мошенничество и махинации выделялись от остальных правонарушений тем, что всегда найдется стопроцентный свидетель, который с уверенностью может сказать - да я видел этого человека! Или, да он точно так же обращался со мной, говорил похожие слова, предлагал такие же условия и, черт возьми, от него так же противно пахло.

 Надо попробовать с другой стороны.

 Николай попрощался с девушкой и извинился перед родителями. Он только сейчас заметил, с какой надеждой они смотрели на него. Конечно же, ее отец не собирался искать, тем более убивать преступника. Он бы просто не смог. За надеждой в его взгляде таился страх. Николай знал, что это за чувство. Так же в первый раз сморят родители ребенка, совершившего правонарушение. В этом и другом случае у них в душе творится нечто, похожее на созерцание последствий урагана или наводнения. Ни кто не мог себе представить, что с ними это когда-нибудь случится, ни кто не был готов к этому и тем более не знал, как в подобной ситуации реагировать. Им так же плохо, как и их чадам, в некоторых случаях даже хуже. Они так же чувствуют боль и несправедливость. У них так же меняется представление о действительности, окружающих и самих себе. Они едины в воем горе. Но не один родитель не сможет поменяться местами со своим ребенком в этот жуткий момент, как бы их любимая дочь не звала на помощь маму, а сын не вспоминал отцовские советы. И это самое страшное. Николай знал и по-настоящему сочувствовал родителям одинаково, независимо от того, совершило ли их дитя проступок или оказалось жертвой. Лишь бы подобное никогда не повторилось.

 Из квартиры Николай вышел с двойственным чувством. С одной стороны он понимал - это его работа, работа органов право защиты. Всякий может рассчитывать на них, ведь он платит налоги. Но ведь он платит и за образование, с лихвой перерабатывает для социальных нужд. Тогда почему у него нет уверенности в будущем своего ребенка?

 С другой стороны Николай тосковал о времени, когда всей деревней искали и карали, дворами ловили и наказывали и напротив - друг с другом здоровались, и друг у друга учились.

 Сойдя с последней ступеньки и выйдя из подъезда, Николай вдруг опомнился.
 О чем это он? Опять взялся за старое!
 Нет, скорее домой к компьютеру, уйти из реальности. На такие темы надо разговаривать с кем-нибудь на кухне за бутылкой или в баре за кружкой хорошего пива. А самим собой нечего об этом рассуждать - неинтересно, да и бесполезно.
 

 
 * * *
 
 - Здравствуйте!
 - Привет!

  Аурика давно собиралась зайти к Александре, но все не решалась. Они жили в одном подъезде и всегда здоровались друг с другом. На прошлой неделе Александра также подверглась насилию и теперь совсем не появлялась на людях. Она была красивой стройной девушкой и не казалась застенчивой, наоборот - наглой. Про таких говорят - "палец в рот не клади". Но с Аурикой она всегда была приветливой. Что касалось парней, то с ними обходилась жестко и с подозрительностью. Поэтому было не понятно, как она угодила в сети, которые сама могла сплести?

  Александра стояла в дверях и с интересом разглядывала Аурику. По ней нельзя было сказать, что она пережила подобное. Короткий шелковый халат не был стянут тесьмой, что не мешало разглядеть ее слаженную фигуру. А ноги! Аурика невольно посмотрела вниз, ожидая увидеть шлепанцы с огромной подошвой. Ходули, подумала она, но невероятно стройные и ровные, подстать известной модели. Отсутствию косметики, прямым коротким волосам мог бы позавидовать любой визажист. Но здесь поработала сама природа, уже уставшая учить людей простым истинам. А перед Аурикой сейчас предстала иная - красивой стать легко, вот только быть трудно, и даже опасно.

 - Извините, от вас можно позвонить? У нас с аппаратом что-то случилось, - соврала Аурика.
 - Проходи. Мне все равно одной скучно.
 Александра жестом пригласила ее в квартиру, выглянула в подъезд и поспешно закрыла дверь.

 Потрясающая квартира! Аурика поняла это с первых шагов по лакированному паркету цвета спелой ржи. Ее руки непроизвольно потянулись к стенам прихожей, желая охватить пространство - ничего не получилось. На самом деле проход оказался узким. Овальный сферический рисунок визуально увеличивал площадь стен, в которые Аурика уперлась ладонями. Привычная вешалка и полки для обуви отсутствовали. Не желая быть замеченной, она постучала кулаком по стене, но тут же одернулась.

 - Что, никак? - услышала она вопрос Александры. Та давно заметила ее растерянность и вовсю улыбалась. Аурика очередной раз была очарована идеальной белизной ровных зубов. - Папа специально оборудовал для этого комнату. У нас их много. Ванную переделал в гардероб, а из второй детской смастерил огромную душевую и поставил джакузи.

 Неужели хвастает, подумала Аурика, но на всякий случай спросила, - А родители у вас, где работают?

 - Папа учитель, музыку преподает. Мама инвалид, работает секретарем в благотворительном фонде, - ответила Александра и добавила, заметив удивленные глаза своей гостьи. - У меня папка молодец! На все руки мастер! Если бы не его увлечение музыкой, стал бы изобретателем. Не может без дела сидеть. Мама у него из рук скрипку вырывает, вот он и реализовывается. Он у меня настоящий мужчина.

  Аурика не могла не отметить акцента на словах "настоящий мужчина".
  Она прошла к телефону и разочаровалась - обыкновенный аппарат, набрала номер.

 - Хм, ни кто не отвечает. Хотела поболтать с подружкой.
 - Со мной поболтай, - предложила Александра.
 Еще бы! Еще столько всего интересного можно увидеть, тем более появилась возможность удовлетворить настоящую причину визита.
 - Я не хочу вас напрягать, - снова соврала она.
 - Брось, будь как дома! Чаю хочешь?
 - Хочу.

 Аурика сделала вид, что стесняется. Тихой поступью, словно в музее она прошла в гостиную, именно в гостиную, а не в зал, как привыкли называть комнату, многим приспособленную одновременно под спальню и бытовых нужд. Она не сразу сообразила где находится. Здесь пространство являлось доминирующим фактором перед остальным интерьером - минимум комфорта, максимум красоты. Но это только на первый взгляд. То был настоящий парк, где можно прилечь и отдохнуть на лавочке, искусно разрисованной из высокого кожаного диванчика. Позади него бурлил настоящий водопад, спускавшийся от потолка-неба с еле заметной радугой, к подножью горы, по краю которой росли разнообразные цветы. На простые фотообои это мало смахивало. Водопад действительно жил своей жизнью, но только за стеклом. Она даже слышала его рокот, пение птиц, шелест травы и стрекот кузнечиков.

 - Это папа придумал, - начала рассказывать Александра. - У него есть друг путешественник и вот он прожил несколько лет в Южной Америке. Там как раз этот водопад. Он около него целый год прожил и снимал его все это время без перерыва - ночами и днями. Иногда можно людей здесь увидеть. Никогда нет одинаковой картинки. Я уже второй год наблюдаю и все как в первый раз - попробуй запомни! Папа соорудил нечто, что-то вроде жидкокристаллического экрана, но по какому-то совсем другому принципу. Подключил к компьютеру, куда загрузил отснятое, сжатое до такой степени, что без перерыва можно смотреть как раз целый год. Днем любуешься игрой света и тени или дождь наблюдаешь. Пап не стал удалять период сезона дождей - тоже интересно. А вечером отдыхаешь под журчание воды, а когда выходит луна, то под фантастически нежный свет, которым наполняется практически вся квартира.
 - Потрясающе! - с восхищением произнесла Аурика. - Он у вас действительно музыкант?
 - Ты сомневаешься? Прислушайся.

 Аурика вначале не поняла, что Александра имела ввиду, но, воспользовавшись наступившей тишиной, невольно наклонила голову к стене и стала прислушиваться к звукам. Неужели ее папаша сумел заставить петь птиц по нотам!

 - Я неуверенна - Григ?
 - Ты разбираешься? Да, это его "Пер Гюнт" - В пещере горного короля.
 - Потрясающе! Подождите- подождите! А это что? Не помню.
 - Это я сама недавно услышала. Масканьи, опера "Сельская честь"; Интермеццо.
 - Ну да, конечно.

 Аурика уже боялась спросить, что за цветы дополняют этот изумительный уголок природы. Было ощущение, что можно взять и ступить прямо туда, к водопаду. Несколько растений действительно были живыми и сливались с теми, что на картинке.

 Она ничего не нашла как в очередной раз произнести: "Потрясающе!"

 На этот раз Александра ничего не ответила, а ушла варить чай. Аурика, наконец, очнулась, когда, отступив назад, наткнулась на полку, искусно сделанную под обои противоположной стены. Руки нащупали что-то, вроде книги. Она обернулась. Это был дневник девушки.

 - Хочешь посмотреть?
 Она вздрогнула. Александра уже стояла рядом с заварником в руке.
 - А что это? - продолжала притворяться она.
 - Мой дневник.
 - Нет, что вы! Это личное. Так нельзя. Я пойду.
 - Постой. Прекрати ко мне обращаться как со взрослой. Я не намного старше тебя, хотя мне иногда кажется, что наоборот.
 - Это почему?
 - Не знаю. У тебя такой взгляд, - Александра бросила дневник на стол. - Иногда тяжелый.
 - Устаю порой, - начала оправдываться Аурика и тут же сменила тему и настроение. - Хорошо, давай на "ты"!
 - Ой, кажется чай готов! - поддержала Александра. - Пойдем за стол!

 Отсутствием привычной сушилки для посуды, цветами, сливающимися с подобным рисунком на стенах и воздушными, словно из паутины, занавесками уже нельзя было удивить Аурику.

 - Саша, а где твои родители? На работе?
 - Да. Они поздно приходят, вот я и шляюсь вечерами от скуки.
 - А почему одна? - решилась спросить Аурика и сразу осеклась. - Извини.
 - Ничего. У меня много друзей. Но я терпеть не могу, когда после выпитого, некоторые из них пытаются стать героями-любовниками.
 - А теперь?
 - Теперь вообще ни куда ходить не буду. У этих кобелей одно на уме.
  Аурика заметила, что Александра начала уходить в себя, стала вдруг серьезной. Она поспешила поддержать.
 - Я тоже люблю независимость. Но не про всех парней так думаю.
 - Подрасти, - предложила печально Саша.
 - Думаешь? Не знаю. Мне иногда кажется, что, наоборот, их жалеть надо, а не нас.

  Александра удивленно посмотрела не Аурику, поставила чашку и не без интереса стала слушать умудренную гостью.

 - Я их сравниваю с шакалами, которые постоянно отбирают добычу у других, да и то - толпой. А если действуют в одиночку, то не могут без хитрости. А мы женщины, ну я девушка, конечно, любим таинственность, но предпочитаем верить всему, что говорят, потому что сами часто говорим в то, чего хотим и ждем того же от других. Вот и попадаемся...

  Александра не выдержала и засмеялась.

 - Ты откуда этого набралась? Смешная!
  Аурика претворилась, что обиделась.
 - Сама так думаю, - произнесла она надув губы.
 - Ну, ты даешь! Продолжала смеяться Саша. - Рассмешила! Да какие они шакалы! Это члены ходячие, извини меня за грубость. Как они одеваются! Ты посмотри только! Напялят на себя майку красную, типа Че Гевара, задам на перед под пиджак, носки белые с черными туфлями и шароварами! Гадость! И еще думают, что на них заглядывают. Это же пошло! Конечно, есть мужчины - одеваются со вкусом. Но такие редко одни бывают...и редко пристают...

  Александра неожиданно замолчала, взяла свою чашку и, не предложив Аурике, налила себе чаю.
  Аурика решила сменить тему.
 - Скажи Саша, а твои родители как познакомились?

  Александра виновато улыбнулась и рассказала замечательную романтическую историю о своих родителях. Аурика осознала бесполезность своего визита и поняла, что если на прямую начнет расспрашивать о случившимся, сделает ей больно. Ее семья принадлежала к числу тех, к то с трепетом относится не только к традициям, но и чувствам, существующим независимо от каждого члена семейства. Может это и к лучшему, что ни она, ни ее родители еще до конца не постигли ту жуткую сущность, которую другие воспринимают как предел нравственности, беззакония, собственных сил. Они до сих пор не хотят верить, не желают думать и ни чего не предпринимают. Но это не значит, что для них все останется как прежде. Всегда найдется "не подходящее слово", встретится "ироничный или жалеющий взгляд", всплывет подозрение и, в конце концов, напомнит о себе обида, не подвластная времени и никаким другим природным лекарствам.

 Домой вернулась Аурика только к вечеру. Они еще смотрели фотографии, коллекцию кукол, а напоследок поделились рецептами тортов и некоторых экзотических блюд. Когда дверь за ней закрылась, Аурика почувствовала облегчение. И не оттого, что наконец-то нашла в лице Александры подругу, а что смогла провести время за разговорами по душам, как когда-то давным-давно, как нормальная девочка или женщина, или просто - человек.

 Виолетту Аурика застала заплаканной. Она лежала на диване лицом вниз и что-то бормотала под нос. Даже туфли не сняла.

 - Что случилось? - Виолетта ничего не ответила, а лишь отмахнулась. - Со своим поссорилась? Скажи.
  Виолетта кивнула так, как могла позволить мягкая подушка дивана.
 - Поговорить не хочешь?
  Она отрицательно замотала головой.
 - Говорила я тебе - надо со мной познакомить. Глядишь...
  Тут Виолета зарыдала и замахала на Аурику руками.
 - Отстань! - выдавила она и отвернулась к боковой стенке.

  Пришлось ждать ночи. Когда Виолета боле менее успокоилась, она сама начала рассказывать, как полагалось, сквозь слезы и виноватым тоном.
 Оказалось, это она обидела Рому.

 - Он просто хотел чмокнуть меня в щечку, а я испугалась. Треснула ему пощечину, да так сильно, что рука отнялась. Что я наделала! Не знаю. Ко мне еще ни один мужчина не прикасался. Я испугалась.
 - Надо было в детстве с ними дружбу водить.
 - Ты то, хоть, не кнокай меня!
 - Прости, прости сестричка! - Аурика обняла ее за плечи и стала раскачивать.
 - Что мне теперь делать?
 - Пригласи его к нам в знак примирения, предложила Аурика. - Скажи, что у твоей сестры День Рождения. Он клюнет, поверь мне.
 - Как это - клюнет?

  Виолетта отстранила ее и с надеждой посмотрела в глаза. Аурика никогда еще не видела подругу в таком состоянии. Она не предполагала, что эта самоуверенная женщина, мертвой хваткой вцепившаяся в узды своих чувств, способна на слезы. С интересом рассматривая ее лицо, Аурика начала завидовать простым человеческим чувствам, которые она, может, никогда больше не испытает.

 - Любой мужчина берет крепость со всех сторон. Эту сторону он еще не пробовал. Он постарается сделать все, чтобы понравиться твоей сестре, то есть мне, чтобы потом я уже наедине с тобой расхваливала его и завидовала. Если он умный парень, он так и поступит. Мужчины умеют очаровывать маленьких сестренок своих подруг. Дальше они просто становятся их союзниками.

  Аурика не могла понять - слушает ее подруга или опять ушла в себя. Но потом ее осенило.

 - Да не бойся ты, не уведу. Совсем больная что ли?
 - Я никогда еще так не влюблялась. Вообще, видимо, не влюблялась. А сегодня поняла, что влюбилась. Любовь, любовь, любовь. Красивое слово, правда? Лю-бовь! Сколько же людей болеют ею! А сколько страдают от нее, вот как я! А некоторые вообще не знают что это такое. Хорошо им. А мне плохо. Я убила ее, растоптала. Поняла только тогда, когда растоптала. Это ты точно сказала - больная я. Раньше болела, а сейчас еще хуже. А хочешь, расскажу, какая еще любовь бывает? Тоже, кстати, ни с чем не сравнимая. Ты думаешь, я одна такая была? Нас много. Разумеется, в данный момент изменилась я, но все помню и теперь могу уловить разницу. И хочешь, расскажу, почему до сих пор не решаюсь?
 - Необязательно.
  Аурика чувствовала себя неловко. Виолетта никогда не откровенничала, но, похоже, сейчас ей это было необходимо.
 - Тогда я испугалась. Испугалась не чувства, а ненормальности или, как еще сказать, отступления от норм не только морали, но и природы. Если подумать, противоестественно же. Ну так вот - влюбилась в одну девушку. Красивая она была, с одной стороны простая, с другой нет. Веселая, умная, добрая. Очень добрая была. А самое главное, похожа на меня. Не поверишь, как две капли воды! Дня без нее прожить не могла. Такая гладкая кожа, гибкая. Но и это не важно. Она умела слушать и вынуждала выслушивать. Ты думаешь, у "нас" секс ради секса? Нет. Похабную ерунду, которую показывают по телевизору терпеть не могу. Конечно, красиво и для обывателя, но не для таких как "мы". Секс только порог, за которым начинается общение. Как будто сама с собой разговариваешь. Угадываешь друг у друга мысли, большей частью, те желаемые, о которых иногда сама себе боишься признаться. Женщины так себя любят, что одного зеркала им не хватает. Им буквально надо пощупать себя, ущипнуть даже. Если чувствуешь, значит жива. Если больно, значит страдаешь. А если приятно, стало быть, нет ничего лучше. Я не вижу в этом ничего противного. А, вот, с Ромой я не знаю. Страшусь разбить это зеркало, что ли. А?

 Виолетта повернулась к Аурике и вопросительно посмотрела.

 - Видимо хороший у тебя парень, терпеливый, - Аурика старалась сохранить откровенную атмосферу и произносить слова в подобном, романтическом цвете. - Но ты все равно молодец! Может он тебя и бросит после первого раза - не страшно. Главное - ты до конца узнала себе цену. А что может быть важнее? Пригласи его. В конце концов, должна же я на него посмотреть! Тогда скажу тебе, чего стоит он.
 
  В итоге они договорились, что при удобном случае Виолета позовет Рому в дом, а Аурика приготовит на стол, если, конечно, она будет вовремя предупреждена.
 Засыпая, Аурика пыталась сравнить Александру и Виолетту. Две романтические натуры, у каждого свое горе, а переживают по-разному. Обе оберегают свой мирок и, в тоже время, хотят вырваться из него, но не знают, как это сделать. Что еще нужно человеку? Когда голова переполнена вопросами - жить не хочется, а когда их нет - незачем.

 А как она сама живет? Зачем ей жить? Для кого? Для себя? Она никогда не поймет, как можно любить себя. Страдая этим, давно бы загнала себя в могилу от подобных переживаний.

 Предвосхищая приятную истому от перемены положения на боку, она, в какой уже раз, дала единственно правильный ответ на старый вопрос: интересно.
 


 * * *
 
  Николай Свиридов уже вторую неделю безрезультатно ходил по домам Мелькомбината, опрашивал жильцов, пострадавших и не мог найти никакую зацепку. Он проверил всех молодых людей этого района, но и это ничего не дало. В основном, кто жил в не ладах с законом, были мелкие воришки, жулики. Некоторые ходили с условным сроком за разбойное нападение, как ни странно, другие за хулиганство.

  Несколько раз он сталкивался с Аурикой. И всегда, когда происходили подобные встречи, у него что-то вздрагивало внутри. Ему казалось, что ее давно знает, но всякий раз, при попытке заговорить, она или смеялась без причины, или делала вид, что очень занята, а иногда попросту игнорировала.

  Николай пытался навести о ней справки - ничего не получилось, кроме того, что ее звали Аурика, а молодую маму Виолетта. Информация о том, что они когда-то жили в Иркутске, была единственной. Он не хотел использовать служебное положение для удовлетворения корыстного желания по поводу их прошлого. Этого бы ему ничего не стоило. Он боялся расстаться с интригой, возникавшей при каждой их встречи, прекрасно понимая безрассудство собственных фантазий и отступление от всех моральных устоев, которых до этого времени придерживался. Понимал, но ничего не мог с собой поделать. Не думать о ней тоже не получалось. Она заполняла его мысли даже тогда, когда с помощью интернета отыскивал новую почву для утешения расшатавшегося самолюбия. Что с ним произошло? Может быть, таким образом, и становятся теми, кого считают сексуальным меньшинством? Или, еще хуже, извращенцами?!

  Его постоянно мучил этот вопрос. Но чем больше он углублялся в дискуссию с самим собой, тем противней было смотреть в зеркало.

  В свою очередь, Аурика была обеспокоена тем, что он узнает кто она. Как она не старалась избегать встреч с ним, он всегда неожиданно откуда-то появлялся. "Девочка, - всегда начинал он. - Не хочешь помочь мне?". На что она старалась неадекватно реагировать: смеялась, молчала, а временами чуть не плакала, но никогда не решалась доводить дело до финала. Когда ей это стало всерьез надоедать, а потом и пугать, он исчез. Поначалу она обрадовалась этому, но, по прошествии некоторого времени заскучала. Все-таки приятно было видеть его. Чувствовать неловкость уже взрослого мужчины перед девчонкой - непростой девчонкой.

  Забыть о нем на некоторое время заставил предстоящий визит возлюбленного Виолетты.

 Аурика настолько была охвачена этим событием, что в очередной раз не пошла в школу, и весь день провела за плитой. Виолетта плохо готовила, поэтому Аурика была для нее и шеф-поваром и главным консультантом в кулинарных вопросах. Но в этот раз она пришла пораньше и принялась помогать подруге.

  Звонок в дверь раздался точно в назначенное время.
  Первое, что заметила Аурика, и что ей понравилось - это начищенная до блеска обувь. Строгий, идеально отглаженный черный костюм был кстати широким плечам, а белая футболка подчеркивала смуглую от загара кожу. Нос прямой, но чуть вздернутый. Аурике не нравились такие носы. На первый взгляд их обладатели казались по-детски наивными, но на самом деле являлись скрытными натурами. Романа спасли глаза. Любая бы влюбилась в невероятно большую голубую пару, осматривающую ее с ног до головы...
 Вот именно, с ног до головы!

  Аурике стало не по себе, словно в одно мгновение с нее сняли платье и нижнее белье.

 - Здравствуйте! - произнес он.
 - Добрый вечер! - с улыбкой ответила Аурика.

 А голос у него приятный! Все-таки, не плохой парень, только не внимательный. Пусть живет!

 Кроме букета белых роз и коробки конфет с вином в его руках ничего не уместилось. А нести подарок для маленькой сестры своей возлюбленной в пакете для такого "джентльмена" было, видимо, неудобно, да и не красиво.

 - Виолетта, надеюсь, дома? Ты ее сестра?
 - Да.
 - С Днем Варенья, - поздравил он сухо.
 - Спасибо! Проходите, пожалуйста. Вас бессовестно обманули - я родилась весной.
 - Правда? - неубедительно удивился Рома и прошел в квартиру.
 - Сущая, - подтвердила Аурика и стала кричать "сестру". - Виолетта, к тебе молодой дяденька!

  Виолетта вышла в шикарном платье и с прической, старательно произведенной Аурикой.

 - Здравствуй Роман, проходи, - томно произнесла она, заметив, как он опешил. - Проходи.

  Рома прошел в квартиру и начал осматриваться.
 Аурика подмечала все: какие книги он разглядывал более подробно (Хемингуэй - "По ком звонит колокол", Шишков - "Угрюм река", Лермонтов "Кавказский пленник"), над какими ухмылялся (Пушкин - "Евгений Онегин", Гончаров - "Обломов", а над Булгаковым пренебрежительно поморщился); на какой фотографии больше задерживался (в основном на девушках); а особенно его интерес к ее ногам и фигуре, что не могли скрыть отражающие предметы, когда она поворачивалась к нему спиной.
 
 За столом говорили о банальном: работа, учеба и взаимные расспросы. Только под конец трапезы затронули обстоятельные темы: жизнь, Бог, государство.

 - Нет, в нашей стране никогда не будет порядка, - заявил Рома, заканчивая потрясающую речь "о роли политиков в судьбе России".
 - Почему, - с интересом спросила Аурика.

  Рома внимательно посмотрел на нее и ответил, словно маленькой девочке.

 - Потому что нашим государством управляют плохие дяденьки.
 - А почему вы говорите со мной, как с малолетней? - возмутилась Аурика. - Я, конечно, младше вас, но с Виолеттой на эти темы мы говорим достаточно серьезно, а не сюсюкаем, как вы.

  Рома с изумлением отнесся к такому заявлению и, поймав злобный взгляд Виолетты к Аурике, попросил прощения.

 - Извини, я просто... не рассчитал. Думал, что до сих пор в куклы играешь.
 - Играю. Виола тоже...
 - Прекрати! - вмешалась Виолетта. - Какие еще куклы? Хватит сидеть. Иди, лучше, уроки учи.
 - Я уже все выучила...
 - Повтори.

  Аурика послушно ушла в комнату, разложила тетради и приоткрыла дверь. Она бы этого не сделала, если бы не взгляд, в котором была мольба о пощаде. Конечно, она не собиралась что-нибудь учить или повторять. Ее намерения теперь должны были ублажить хороший слух и небольшая щель между комнатой и кухней. В целом человек он не плохой. Нельзя винить его только за то, что он не любит страдания Ильи Ильича, поэзию о любви и не понимает "Мастера и Маргариту". Здоровый интерес к женскому телу оправдывался самой природой, а невнимательность и дилетантизм в политике тактичностью и владением ситуацией.

 - А сестричка у тебя не промах. Может, куда-нибудь втроем сходим? Сейчас каждую неделю новые фильмы заезжают. Мы с тобой еще не разу в кино не ходили, а пора бы.
 - В другой раз.
 - Я так и хотел. Выберем выходной и сходим. В кино, там, в театр, не знаю.
 - А вдвоем нельзя?
 - Можно. Только+ты не боишься оставлять ее одну дома? Страшно.
 - А ты думаешь, мы до утра кино смотреть будем? Ты сегодня какой-то не такой! Что с тобой? Ты ко мне пришел или к моей сестре? Причем тут она? Мы тебя так ждали...я ждала. А ты какую-то чепуху несешь. И чего ты так вырядился?

  Возникла пауза. Шорохи и скрип стула взволновали Аурику. Она хотела выйти к ним, но не успела.

 - Скажи Виолетта, я тебе хоть чуть-чуть нравлюсь?
 - Нравишься Рома. Но мне кажется, ты торопишься.
 - Я не тороплюсь. Я просто так люблю тебя, что едва сдерживаюсь. Каждую минуту думаю о тебе и жду встречи, и уже никого не вижу, кроме твоего образа. А по ночам... Я ведь мужчина.
 - А почему ты думаешь, что я уже женщина?
 - Извини, я не хотел тебя обидеть.
 - Ничего страшного. Если ты не можешь терпеть, скажи мне. Но если ты будешь скрывать от меня, лучше не появляйся. Я пойму.
 - Значит, ты ревнуешь?! Господи! Да что ты, голубка моя! Я тебя никогда не обижу. Я, ведь, люблю тебя!
 - Правда? Ты мне никогда еще этого не говорил.
 - Я все для тебя сделаю. Ты даже не подозреваешь, как ты мне помогаешь. Я решил начать новую жизнь. Лучше становлюсь, понимаешь? Знаешь, каким я раньше был подлецом? Подумать тошно! Конечно, все мы грешны.+ Но представляешь, что с человеком делает любовь! Раньше я считал, что ее придумали для оправдания своей слабости. Признаться, я до конца еще не избавился от всех предрассудков по этому поводу, но теперь все меняется. Я это чувствую. Не знаю, простит ли меня Бог или я сам себя+. Сейчас все от тебя зависит Виолетта - каким я стану, исправлюсь ли. В душе я понимаю, что не плохой человек, а на самом деле наоборот. К черту компанию! К черту позорную работу! К черту Че Геваре!

  Аурика вздрогнула. Ноги подкосились. Она хотела выскочить, но не могла.
 - Причем тут Эрнесто Че Геваре?

 - Не причем. Так - на язык попал.
 
 

 * * *
 
 Ни кто не умирает раньше смерти?
 Весь вышел срок, тогда уж гроб ищи,
 Ложись, не дергаясь, лежи - не трепещи
 Все так, но и другое есть поверьте.
 
 Тяжелый случай, лучше уж подохнуть,
 Беда - нельзя, живешь-то не один.
 Нельзя кричать, ни даже просто охнуть,
 Ну, словом жизни ты не господин.
 
 Быть сильным? Только сильному труднее,
 А впрочем, горе можно ли сравнить?
 С какой вершины из вершин виднее?
 Кого винить и можно ли винить?
 
 Все вроде есть и будет дальше что-то,
 И все же пусто каждый божий день,
 Ты из людей, с какими быть охота,
 Отныне - память. Отзвуков кипень!
 
 Мечтания бесплодные ночами
 И безнадега - гостия с утра
 И даже нет спасения в печали,
 Все жду ее, и ей же быть пора.
 
 Видать для утешительницы рано:
 Есть многое в душе, чему гореть
 Устроены мы, люди, очень странно,
 Всегда найдем, чем можно поболеть.
 
 Но лучше корью, лучше дифтеритом,
 Зубами маялся - пошел да полечил,
 Все ерунда - сосуды и нефриты:
 Здесь кое-то по хлещи отмочил...
 
 На глазах у Аурики выступили слезы.
 Дочитав, дядя Саша вопросительно посмотрел на нее.

 - Я сегодня ни с чем. Извините.
 - Ничего дочка. Это не важно. Человек не должен извинятся. Главное он должен уметь прощать. Глупо думать, что, получив прощение, он навсегда избавится от гнетущего чувства. А если оно у него осталось, значит, он по-настоящему прощен. Но тебе незачем. Ты хорошая, - дядя Саша посмотрел в небо и вздохнул. - Вот смотришь на небо и радуешься. На тебя взглянешь - успокаиваешься, а поговоришь - жить хочется.
 - Что-то случилось?
 - Нет дочка. Все хорошо. Не обращай на меня внимание. Со мной порой это случается, - он запустил в карман куртки руку, вынул сжатую ладонь и протянул Аурике. - Это тебе.
 - Что это?
 - Подарок, если хочешь.
 - Подарок?

 Аурика посмотрела дяде Саше в глаза. Темные и бездонные. Пустые? Нет. Обреченные. Безнадежные, с тоской. Неужто для него надежда умерла? Тогда для чего он живет? Она вспомнила его слова и поняла. Покорен судьбе, в кою не верит и Господа чтит, покуда не спит.

 - Я люблю вас дядя Саша.

 Он промолчал и разжал пальцы. Аурика успела подставить ладонь и удивилась холодному прикосновению. Какие у него холодные руки!

 - Копейка?
 - Моя первая, - печально сообщил дядя Саша. - Я думал, что если сохраню ее, то "это" не надолго. Оказалось наоборот. Она мне давала надежду.
 - Тогда зачем мне отдаете? Оставьте. Нельзя с ней расставаться.
 - С чем?
 - С надеждой.
 - Без нее теперь мне, доченька, жить легче.
 - Что вы такое говорите! Нельзя так, - Аурике стало страшно. Она снова положила ему в карман копейку и приняла решительную стойку. - Нельзя так, слышите! Я верну вам надежду.
 - Не хочешь? Это подарок.
 - Не подарок - приговор. У вас талант. Вы не должны бросаться им. Не смейтесь, я правду говорю. Мы что-нибудь придумаем. Выпустим сборник ваших стихов, вот увидите. И тогда о вас все узнают. Нельзя терять надежду - это грех.

  Дядя Саша с улыбкой смотрел на Аурику. На мгновение ей показалось, что у него загорелись глаза. Но это были слезы.

  - Милая ты моя, - с трудом начал он. - Да чего ж ты славная. Хорошо, договорились. Ради такого слушателя я готов хранить ее, пока на ней будут видны буквы. Ты права - нельзя так. Надо бы попросить прощения, но, - дядя Саша по-стариковски хихикнул и стукнул кулаком в грудь, - Боюсь сам себе противоречить.

  Аурика шла по улице, утирая слезы. Она никого не видела, никого не слышала, лишь повторяла стихи, которые побоялась прочесть дяде Саше. Побоялась, потому что теперь они казались ей пустыми. Любовными страданиями с философскими ноками уже никого не удивишь. А она хотела удивить. Всегда хотела, но он так тактично давал понять о несовершенстве ее пера, что и не думала обижаться. Она знала это и надеялась, что если свои стихи нравятся, то и другим вскоре могут стать по душе. Оказалось - нет. Где же та грань, за которой приходит понимание? Куда девать мысли переполняющие голову? Кто-то убегает от них, забывает, а кто-то, как она, переносит на бумагу. А что потом? Потом начинается череда разочарований сначала в людях, затем в самой себе. И все встает на свои места.

 А дядя Саша? У него талант, но без имени и денег он никому не нужен. Но он продолжает писать и не собирается мириться с обстоятельствами, которые складываются против него. Ему нравится, он живет этим. Может быть это и главное? Не нужно уповать на случай, ждать признания, а делать любимое дело и, кто знает, настанет день, когда проснешься знаменитым.
 
 Только, вот, как не думать об этом?

 Аурика начала понимать, что ей ни в жизнь этого не достичь и решила никогда больше не разочаровывать себя глупыми стихами, а лучше придумать, как помочь дяде Саше. Но, как всегда с ней обычно происходит, запнулась на первой же благородной мысли.

 Она совсем забыла про Рому.

 Вообще-то для этого она и пошла на встречу с дядей Сашей. Надо было развеяться, успокоится. Вчера она испытала огромное потрясение. Совпадений быть не может. Случайностей тоже - это он. Но как он не боится? Ладно, во двор ходит, где от его рук уже пострадала не одна девушка, так еще рискует встретиться с Александрой в одном подъезде. Сумасшедший. Так и есть - сумасшедший.

 Но как доказать?

 Надо сделать так, чтобы Александра опознала его, но очень осторожно. Нельзя ждать пока еще кто-нибудь не пострадал. Звонить следователю, значит выдать себя с головой. Да и поверит ли он на этот раз? Это не краденая машина и не пропавшие вещи, а больной человек, удовлетворяющий свои прихоти с ножом в руке. Ордер на арест она выписать не может, поймать на месте преступления тоже. Вдруг он и вправду решил покончить с этим. Но даже при таком раскладе он останется опасным человеком, тем более, если он сведет свою жизнь с Виолеттой. Аурика не могла этого допустить.

 Тогда как же, как же быть?

 Она весь оставшийся вечер размышляла, но так ничего и не надумала, кроме того, как вернуться к первоначальной мысли - свести Рому с Александрой.

  Прошло несколько дней, прежде, чем подвернулся подходящий случай. Рома согласился прийти снова, но не надолго - чтобы забрать Виолетту в кино. Тогда Аурика решила уговорить Александру пойти с ней на этот же сеанс. Это не составило большого труда, тем более, что она несколько дней не выходила во двор. Аурика предупредила Виолетту, что она тоже пойдет на фильм с подругой, но попросила не говорить об этом Роме.

  Она зашла за Александрой за час до сеанса, но та не заставила себя долго ждать. Почти не красилась, только подвела губы, оделась простенько, хотя в ее гардеробе Аурика заметила массу отменных вещей.

 - Мы же только туда и обратно? - спросила она, поправляя прическу.
 - Конечно, - ответила Аурика и добавила. - Только у нас до фильма еще больше часа.

  Александра задумалась, но Аурика ее опередила.
 - Давай по магазинам походим. Хотя какие магазины? Поздно. Может, пиво попьем? - Александра удивленно посмотрела на нее. - Нет, я-то сок или безалкогольное.
  Александра приняла предложение, но пиво пить не стали.

  Пошли в "Прогресс". Перед этим прогулялись по местному Арбату, заглядывая в "бутики" и останавливаясь возле уличных музыкантов. Александра долго стояла около картин, выставленных прямо на лестнице дома, по обе стороны которого располагались магазины. Ее внимание привлекла работа Алексея: молодого художника с трудно запоминающейся фамилией. Это было лицо девушки, по всей видимости, не пожелавшей оплатить труд из холста и карандашных мазков. Ее нельзя было назвать красивой, но художник с непостижимой точностью отобразил внутренний мир скрытного, но в тоже время, впечатлительного человека. Подобное откровение буквально бросалось в глаза. Сжатые губы, нахмуренный взгляд полностью дискредитировали себя наклоном головы "Венеры", чуть приподнятой бровью, вздернутым носиком, а главное румянцем на щеках, говоривший не только о волнении, но и переживаниях, готовые вот-вот вырваться наружу.

 - Я бы хотела купить этот портрет, - тихо изъявила желание Александра.
 - Он не продается, - ответил Алексей, даже не взглянув на нее. Перед ним на стуле сидел молодой человек. Он нервно заерзал, когда Александра обернулась в их сторону.
 - Почему?
 Художник выпрямился, повернулся к ней и замер.
 - Потому что это мой идеал+был, - тихо проговорил он.
 - Был? - переспросила Александра серьезно.
 - Да. До этого момента.
 Воцарившееся молчание нарушила Аурика.
 - Пойдем, время поджимает.
 - До этого момента я думал, что ничего лучшего уже не увижу. Но я не смогу.
 - От чего же?
 - Нельзя превзойти Бога.
 - А вы попробуйте.
 Вместо этого он начал читать стихи.
 - Я все имел, лишился вдруг всего; Лишь начал сон+исчезло сновиденье! Оно теперь унылое смущенье...
 - ...Осталось мне от счастья моего, - закончила Александра.

 Алексей удивленно приподнял брови. Только когда из его рук выскользнул карандаш, он очнулся, а Аурика, в свою очередь, взяла под локоть Александру и повела прочь. С ее губ еще долго не сходила улыбка. Она послушно шла за новой подругой с видом и походкой женщины, только что встретившей принца на белом коне. Но Аурика не понимала ее. Перед ней он предстал с незаурядной внешностью человеком небольшого роста, в прыщах и безобразной прической. Кроссовки под строгими брюками окончательно ассоциировали его с босяком.

 Что Александра нашла в нем? Аурика тоже причисляла себя к разряду творческой личности, но на уровне более эстетическом, если это касалось поиска второй половины. Остальное было не в счет. Она бы не смогла связать себя с человеком, который не следит за собой и не уважает в этом плане предмет своего обожания, какими бы способностями он не обладал.

 Это было очередным сомнением на собственный счет в пользу того, что ее грызло в последнее время.

 Аурика начала успокаивать себя тем, что это всего лишь мимолетная слабость со стороны Александры. Кому не приятно, когда тобой восхищаются? Но она хорошо знала, во что переходят подобная улыбка и неожиданное молчание - в душевные переживания, ожидание, надежду и, в конце концов, осознание реальности перед фактами, существующими независимо от собственных желаний, аналогично закону всемирного тяготения.

 И все-таки она не могла представить себе подобную пару.
 У входа в кинотеатр собралась огромная толпа. Молодые люди, в основном, парами и небольшими группами курили, потягивали пиво с бутылок. Среди них можно было увидеть и пожилых. Они держались особняком, некоторые с детьми.

 Аурика сразу же пожалела о том, что позвала Александру в кино. Она не учла своего маленького роста. Невозможность глядеть поверх голов исключало избежание опасности быть замеченными Романом, а, еще хуже, если Александра увидит его первой.

 Так и случилось.
 Когда они прошли в смотровой зал, Александра тихо воскликнула "Он!" и показала на Рому рукой.

 - Что? - спросила Аурика и уронила поп корн на пол так, что Александра невольно отвлеклась, стараясь не наступить на рассыпавшиеся зерна. - Черт! Хорошо, что не пиво! Ты что-то спросила?
 Она тоже заметила его, но на секунду позже. Вскоре они обе потеряли его из виду.
 - Нет, кажется, показалось.
 - Что показалось?
 - Ничего. Ты не испачкалась?
 - Нет. Все нормально.

 Какая же она дура! Неужели нельзя было придумать что-нибудь поумнее?
 Аурику охватил страх. Теперь она понимала, почему до этого инцидента была относительно уверена и спокойна на счет задуманного ею плана. Она хотела успокоить себя тем, что это не он. Когда он пришел сегодня за Виолеттой, она еще раз пыталась разглядеть в нем преступника или хоть что-нибудь, что могло подтвердить ее опасения, но не смогла. Ее желание поставить последнюю точку превратилось в навязчивую идею. Вот только о последствиях она не подумала. Сейчас она хорошо это понимала и с нетерпением стала ждать окончание сеанса.
 Уж лучше бы она дала ей спутаться с этим художником!
 
 

 * * *
 
  Виолетта была взволнована. Она не понимала сюжет, разворачивающийся на экране, не замечала чавканье сзади, лишь чувствовала прикосновение ладони Романа к ее руке. Было душно. Расстегнутая верхняя пуговица блузки сразу привлекла его внимание. Он то и дело наклонял голову и косым взглядом проникал между двух вздымающихся упругих холмика, скользил за платье на ноги, под собственным весом отворившие внутреннюю часть бедер. Виолета подметила его интерес и старалась подогреть его воображение неловкими движениями, позволяющими приоткрыть уже обследованное. Сегодня она решилась на ответственный шаг. Это не пугало, наоборот, она внутренне ликовала. Причиной тому была парадоксальной - отсутствие того же страха. Все просто - если нет черного, то это причина присутствия белого. Какая все-таки незатейливая штука эта любовь! Стоит избавиться от трепета перед возможными последствиями, становится легко, а невесомое волнение доказывает приближение долгожданной минуты.

 Она попыталась на секунду представить на месте Романа Аурику и тут же осклабилась. Как она может? Аурика ее подруга, несмотря на то, что она нравилась ей и как женщина. Но рано или поздно природа должна была взять свое. Она несколько раз оборачивалась в надежде увидеть Аурику среди зрителей. Зачем она запретила говорить Роме о том, что тоже собирается пойти на этот сеанс? Хорошая она, предусмотрительная. Исполняет данное обещание, хотя никто ее об этом не просил.

 Виолетта действительно переживала на ее счет. Аурика умная и чертовски красивая и, если бы захотела, вполне могла привлечь внимание Романа. А рядом с ним она чувствует себя, как за каменной стеной. Правда есть одна неловкость - он слишком опережает события. Но это ее вина. Теперь она готова.

 Собралась Виолетта только под конец фильма и не без интереса досмотрела финал.
 Покидать насиженное место не хотелось, невзирая на затекшую ногу. Так хорошо было чувствовать его прикосновение! Роман тоже не торопился вставать, смотрел ей прямо в глаза, улыбался. Какая у него улыбка! Ни у кого такой нет. Ни у кого нет этих ямочек, губ, подбородка+хотя над подбородком можно поработать. И еще этот кадык. Единственно нежелательный нюанс - это кадык. Вроде закономерное явление, а все равно несимпатично. Еще ей не нравятся морщинки на лбу: большие и длинные. Но с другой стороны они говорят о его уме. Или о переживаниях? Какая разница! Мужчину нужно осматривать в общем объеме. Если тебе нравится, что ты видишь, то мелочи не играют роли.

 Только не для нее!
 Виолетта собралась обдумывать план "облагораживания своего объекта", но не успела. Роман приподнялся с кресла и ей пришлось сделать тоже. По ряду к проходу она шла первой, за руку утягивая за собой Романа. Влившись в общий поток, она вдруг потеряла его руку и обернулась, чтобы взять ее снова, но он стоял как вкопанный, устремив взгляд совсем в другую сторону.

 - Рома ты что? - нарочито спросила Виолетта.
 Он молчал, силясь что-то вспомнить. Об этом говорил наморщенный лоб, который он яростно старался натереть ладонью.
 - Рома!
 Не получив ответа, она начала отыскивать объект созерцания своего возлюбленного. Им оказалась очень красивая девушка и, к тому же, соседка по подъезду. Она так же стояла и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Но только в ее глазах был настоящий ужас.
 Неужели...
 Виолетта хотела разыграть сцену ревности, но помешала Аурика. Она появилась неожиданно, схватила за талию девушку и буквально силком потащила к выходу.
 Очнувшись, девушка начала истошно кричать.

 - Это он! Это он, он! Я его узнала! Держите его - это+это паразит! Это он меня изнасиловал! О Боже!

 Но никто не думал останавливаться. Нашлось несколько любопытных, повертевших головами, а потом пальцем у виска в адрес вдруг взбесившейся красотки.
  Когда зал почти опустел, Рома встал на колени, схватился за голову и начал неразборчиво бормотать. Виолетта испугалась. Она нерешительно отошла от него на несколько шагов, пока не прижалась к стене. Гладкая прохладная поверхность обожгла кожу. От неожиданности она резко вздохнула в себя, нарушив наступающую тишину куцым выкриком.

 - А, и вы тут как тут! - вдруг не своим голосом заревел Роман.

 От страха Виолетта не заметила появившегося в проходе милиционера. Он был совсем молодой, небольшого роста, но зато с дубинкой в руке. За его спиной прятались Аурика и девушка-соседка.

 Роман не стал дожидаться, покуда к нему приблизится человек в форме. Он набросился на него и принялся избивать. Дубинка оказалась в чужих руках и теперь со свистом прилаживалась к бокам своего хозяина.

 Тем временем, вокруг собралась толпа, но ни кто не отваживался вмешаться. Милиционер оказался слабым. Не зная, как противостоять натиску, он с трудом достал пистолет и хотел выстрелить в воздух, но попал в голову какому-то парню. Неестественно выгнув шею, парень попятился, ударился о стену и медленно сполз на пол.

 Началась паника.
 Люди бросились в разные стороны. Завидев Виолетту, Роман оставил милиционера, закричал.

 - Виолета, это не правда! Это не правда! Она все врет! Где эта сучка?!

  Однако вместо нее к нему навстречу неслись еще два милиционера. Роман принялся стрелять. Одного он сразу ранил в ногу. Другой успел увернуться и попал Роману в плечо, но его затоптала толпа.

 Захваченная потоком Виолетта оказалась на улице. Люди толпились у входа, с удивлением разглядывая выбегающих из кинотеатра. Среди них выделялись Аурика и Александра. Девушка почти успокоилась и только плакала, а Аурика что-то кричала через толпу в сторону дороги, крепко сжимая ее запястье.

 Виолету трясло. Она не знала что думать, что делать. Там внутри остался тот, кому она доверилась. С ним осталась и мечта о крепкой каменной стене и, может быть, семейном союзе, который она всегда игнорировала. В данный момент ей было все равно. Думая, что позади остался страх, она не ожидала встретить здесь, среди людей, тоску. Она хотела свежего воздуха, очиститься, избавиться от омерзительной корки, которую до сих пор не замечала. Теперь, когда она отпала с такой болью, она оказалась не готова вернуться к прежнему восприятию окружающего, а оголенные чувства реагировали на все, вплоть до простого движения воздуха.
 
 Когда толпа начала разбегаться, она смогла лишь сжаться в комочек и со страхом наблюдать за происходящим.

 У входа, на фоне огромных стеклянных окон, стоял Роман. Это был совершенно другой человек. Он тяжело дышал. Виолетта никогда не видела его запыхавшимся и, несмотря на весь ужас ситуации, начала благодарить Бога, что он не позволил довести их отношения до постели. Такой он был безобразный. Огромные ноздри, отвисшая нижняя губа и бешеные глаза - вот его настоящий облик. А красивые речи...да какие они красивые! Но они казались такими искренними и это было приятно. Было.

 - Ага, вот и ты! - словно увидев добычу, закричал он.

 Но эти слова предназначались не ей. Виолетте стало даже немного обидно оттого, что она теперь лишняя в этой сцене.
 Завидев убегающую Аурику с подругой, Роман бросился за ними. Александра, как могла, тащила за собой Аурику, но та отпустила ее руку.

 - Беги! - еле смогла выговорить Аурика, - Одну он тебя не догонит!

 Александра с мольбой взглянула на нее и побежала дальше. Романа это не смутило. Напротив, ему как раз было этого и надо. Оказалось, с самого начала, он гнался за Аурикой. Догнав ее, он сбил ее с ног, а когда та попыталась вновь встать, ногой спихнул обратно на землю.

 - О, как я хотел попробовать молодое мясо! - оскалился он, расстегивая у штанов ширинку. - Давно за тобой смотрю. Ты думаешь, я за твоей дурой-сестренкой ухаживал? Это я к тебе подкрадывался. Уж очень ты меня возбуждаешь! Да и не сестра ты ей, а... А!

 Вдруг бешеные глаза Романа затуманились, рука ослабла и выронила пистолет. Когда он сник набок, перед ней уже стоял человек в черном с надписью "ОМОН" на рукаве. Следующий удар в живот окончательно поверг Романа. Приняв позу эмбриона, он тяжело застонал и, продолжая улыбаться, отвернулся к толпе.

 Несмотря на значительное расстояние, Виолета смогла разглядеть в его помутненном взгляде доселе не виданное ею отчаяние, перемешанное с ненавистью на весь мир. Он смотрел на нее, и она это чувствовала. Чувствовала не только злобу, но и любовь к ней. Да - любовь! Он до сих пор испытывает к ней это чувство! Пусть насильник, маньяк, лгун, наконец - он любит ее. Никогда ей не доводилось испытать подобную эмоцию. Душа как будто стремилась вверх отягощенная непомерным грузом горечи, и все же взмывала, неслась по нетронутым закоулкам фантазии.

 А может все это только кажется? Невозможно, чтобы вся вселенная, кроме их обоих, сошла с ума.

 Вдруг ей стало жаль Романа. И не из-за того, что опомнившаяся Аурика лупила его что есть мочи. В его неудовлетворенности она винила себя - такую же добрую стерву с кажущейся светящейся оболочкой, внутри которой давненько все сгнило.
 
 

 * * *
 
  "Здравствуй мой дневничок! Прости, но со мной творится что-то неладное. Хочу сделать как лучше, а не выходит. Из-за меня погиб человек, пострадали люди. Больше всех досталось Александре и Виолетте. Александра оказалась слабым человеком. Ни с кем не общается и никого не пускает в дом. Даже с родителями не разговаривает, не говоря обо мне. Родители у нее хорошие, но узнав, что их дочь была со мной, перестали здороваться. У нас ведь как - слухи долетают быстрее, чем любое радио. Хотя я чувствую смущение, когда ее отец опускает глаза и делает вид, что не замечает меня.

 Виолетта внешне не изменилась. Но я чувствую другое. Она ухаживает за мной, чувствуя за собой вину, следит, чтобы я не наделала глупостей. Я и вправду была как заторможенная несколько дней. А она ничего! Только я подозреваю кое-что. Иногда она пропадает на целые сутки и приходит с полными сумками продуктов, вещей (мне кажется мужских!) Виолета не разрешает мне смотреть и говорит о каком-то тяжело больном родственнике. Но я теперь знаю для кого она старается. Не понимаю ее, тем более она взялась за старое - появились новые подружки, знакомые. Видимо, испытанную любовь она хочет сохранить в памяти как единственную и святую. А для этого ее нужно подпитывать, несмотря на то, что она была величайшей трагедией в жизни. Все равно не понимаю! Одно утешает - этого подонка посадили.

 А как же я? Мне, почему-то, от этого не легче. Меня разрывает на куски. С одной стороны кошмар закончился, с другой Виолета лишилась человека, с которым начала, наконец-то, меняться. А Александра, по всей видимости, съехала с катушек. Значит, лучше должно было стать мне? Но это не так. Я не испытываю никакого удовлетворения. Мне плохо.

 Почему рядом нет мамы? Она бы успокоила меня, утешила. Мама! Как я тебя люблю! Теперь я одна и меня некому пожалеть, не с кем поделиться о своем. Какая я все-таки несчастная!
 И все из-за брата! Нет, есть у меня еще одно дело. Он должен ответить за все! Убью!"
 

 
 * * *
 
 Чтобы хоть как-то отвлечься Аурика снова начала ходить в школу. Она быстро наверстала упущенное. По школе ходили слухи о том, как ее чуть не изнасиловал маньяк. Многие жалели, другие шептались, что он был вхож в их квартиру, и она сама спровоцировала его. Аурика никак на это не реагировала. Она только избила одного одноклассника во дворе школы, посмевшего задрать ее юбку на глазах у всех, сопровождая неприличными словами свой поступок. Била жестоко. Только, когда он стал молить о пощаде, и одна девочка закричала, что убьет его, Аурика остановилась.

 После этого она окончательна решила забросить учебу. Никто не уговаривал, не просил вернуться. Даже те, кого можно было с натяжкой назвать подругами, не разу не навестили ее. Такому решению поспособствовало еще одно обстоятельство - участившиеся боли в животе. Лечащий врач не высказывал беспокойства по этому поводу, но она знала, что это значит. Аурика начала часто вспоминать слова матери, когда они последний раз шли из поликлиники: "Мне одной в целом мире не хотелось становиться взрослой". Тогда она не смогла понять ее. Только после того, как она умерла, Аурике стало нестерпимо больно не только физически, но и на сердце, за то, что самый родной человек на свете не знал, как уберечь свое дитя от беды. Мало того - мама винила в этом себя. Она считала, что если бы берегла себя в молодости, то у дочери не было проблем со здоровьем. Но в то время некогда было думать о подобном. Аурика знала это и обижалась лишь на судьбу, в которую со временем перестала верить.

 Желание поскорее избавиться от грустных воспоминаний и пугающих мыслей заставило Аурику вновь вернуться к слежке за братом. Не то, чтобы ей хотелось отомстить, а как сбросить с плеч тяжкий груз, тянувшийся за ней из прошлого. Иногда она сама не понимала зачем ей это. Не понимала, но продолжала.

 С ребятами встречалась редко. Кто-то с головой окунулся в учебу, кому-то нашлось более интересное занятие, чем шляться по дворам, а кого-то вообще больше никто не видел. Это относилось к Чингису. Мальчишки узнавали про него, но ничего, кроме того, что он уехал к какой-то бабушке, у его родителей выведать не удалось. Что-то разладилось в ее отношениях с ребятами. Может оттого, что чувствует себя еще более одинокой? Или они тоже ее в чем-то упрекают? Аурика чувствовала, что становилась раздражительной, но старалась не показывать этого среди ребят.

 Жизнь во дворе приобрела серый оттенок. Аурика не переживала по этому поводу. Она продолжала оставаться хорошей девочкой. Теперь у нее осталось одно занятие - следить за Сергеем. Его график передвижений она давно изучила. Оставалось за малым. Но она не могла ничего придумать. А может, не хотела? Зачем ей это? В конце концов, это грех. А как быть, если что она не делает - страдают близкие? Вот и сейчас задумала уничтожить родного человека, хоть и ненавистного, но родного. Чем дольше Аурика за ним наблюдала, тем меньше злилась на него. Сергей стал намного спокойнее и держался достойно в сравнении с теми временем, когда вернулся из армии, несмотря на то, что его преследовали почти на каждом шагу.

 Однажды настал момент, и Аурика окончательно поняла, что до сих пор любит его. К этому подтолкнула жалость. Когда он в очередной раз бросил свою машину около банка, четверо подростков прокололи ей колеса. Все произошло за несколько секунд. Один за другим они как будто наклонялись поправить шнурки, отряхнуть гачу, поднять упавшую монету.

 Аурика решила проследить за ними. Долго ждать не пришлось. За углом одного из домов их рассчитал молодой парень. Она знала его. Как ни странно он жил и промышлял в районе мелькомбината. Настали другие времена и теперь можно было догадываться о том, кто смотрит за порядком, а кто "пьет кровь", тем более, что ее это уже мало интересовало. Она смогла заставить подростков лишь задуматься над своей ролью в механизме, переставшем существовать, но изменить положение к лучшему ей было еще под силу. Но она не этого хотела. В сложившейся ситуации, где, как она думала, теряет авторитет, наступало то самое время, когда его надо было укрепить. Но как это сделать? Снова затевать революцию?

 Прошло несколько дней, прежде чем Аурика нашла решение. Помог Гриха. Его ранее беспорядочные знакомства со временем приобрели определенную палитру, цвета которой он теперь смешивал осторожно, постепенно замазывая испачканное полотно прошлым. Аурика не знала гордиться этим, или это только его заслуга? В любом случае, она была рада за Гриху. Он как будто повзрослел на несколько лет: последовательно рассуждал и излагал мысли, сменил "понятия" на принципы, а главное - перестал быть "шестеркой". И хотя Саша не признавал в нем равноправного собеседника, он перестал обращаться с ним как раньше. Обидное слово теперь могло ему дорого стоить. Он понял это после небольшого перерыва, когда начало школьного сезона ознаменовало переломный период каждого подростка. Казалось бы, безобидное "Ну ты дубина!" вырвалось по привычке, но в этот раз Гриха принял его на свой счет очень серьезно. Он молча подошел к Саше, резко поднял колено, и когда тот повалился на землю, как-то задумчиво, спокойно произнес, - Прости, - а потом протянул руку. И хотя Саша пренебрег помощью, он усвоил урок. С тех пор Гиха был с остальными на равных.
 

 Встреча произошла в верхних гаражах мелькомбината. Наполовину заброшенные, наполовину обитаемые старыми машинами или приспособленные под склад, погреба они выглядели удручающе. Осыпавшуюся штукатурку гаражи беспомощно старались скрыть высокой травой, уже пожелтевшей, но все еще упорно стоящей на своих тонких стеблях. Несмотря на то, что была осень, запах лебеды был повсюду.

 Солнце начало задевать верхушки деревьев, когда они появились. Они опоздали на двадцать минут, но Аурика понимала, что это проявление желания показать, кто в этом случае управляет ситуацией. Она сразу узнала его. Это он рассчитывал подростков у дома за выполненную работу. С ним было пять приспешников, которые старались держаться также естественно, и у них неплохо получалось, если сравнить их манеру поведения с дешевым гангстерским фильмом. Его имя было Максим. Аурика узнала его само собой, когда просила Гриху устроить с ним встречу. Несколько наводящих вопросов с его стороны и ее ответов вскоре решили вопрос о личности, о которой они хотели узнать.

  Аурика подошла к Максиму. Это был высокий парень лет двадцати двух, худой, с узкими плечами, туповатым лицом и зелеными глазами. Он с интересом разглядывал Аурику сверху вниз, как девочку, собиравшуюся что-то спросить.
 
 - Чего уставился? - спросила она голосом учителя, который ожидал ответ на поставленный вопрос и не рассчитывал увидеть вместо этого виноватые глаза.
 Максим даже оторопел. Он подобрал подбородок и нахмурил брови, продолжая молча ее разглядывать.
 - С завтрашнего дня, чтобы вас здесь не было, - сразу перешла к делу Аурика. Она знала, что переговоры так не ведутся, но должна была соответствовать образу девочки, не замечавшей перед собой ничего, кроме цели.
 - А ты кто такая? - вытаращив глаза, наконец-то опомнился Максим.
 - У меня такое длинное имя, что ты даже на электрическом стуле не вспомнишь.
 - Да что ты говоришь!
 - Так мы договорились? - непринужденно продолжала Аурика.
 - Ты, девка, вообще наглая! Слушай, даю тебе минуту, что бы слиняла отсюда.
 
  Откуда-то появилось еще человек пять, и окружили Аурику. Она огляделась не испытывая никакого страха.
 - Как страшно. Не много ли на одну? - равнодушно сказала она.
 - Время пошло!

 По всему его виду было видно, что он сильно разочаровался. Он ожидал увидеть на ее месте "потерявших маму" малолеток, а вместо этого наткнулся на какую-то девчонку, возомнившую себя Жанной ДАрк, хотя на этот счет были сильные сомнения, что он знал о ее существовании в истории человечества.

 - Ты что, боевиков насмотрелся? Ладно. - Согласилась Аурика и засунула пальцы в рот, свистнула. Через секунду отовсюду стали появляться мальчишки, среди которых были и те, кто играл с ними в баскетбол. Всего было человек тридцать.
 - Это наша территория! - отрапортовала она.
 - Хорошо! - Максим был спокоен. Видимо он был готов к подобному повороту, чего нельзя было сказать об Аурике. Он достал телефон и набрал номер.

 Послышался гул приближающейся машины. Красная "тайота" показалась из-за угла и направилась прямо на них. Аурика продолжала стоять. Она смотрела в тонированные стекла и спокойно представляла себе, как произойдет удар и она отлетит на несколько метров и разобьет себе голову о камни, которых здесь было предостаточно. Но этого не случилось. Машина проскочила мимо нее и остановилась метрах в пяти у тех самых камней, где она успела приглядела себе место.
 
  Из машины вышел здоровенный детина и с недоумением посмотрел на Максима. Его спортивный вид говорил о том, что он тоже готовился к этой встрече, но как выяснилось лишь со стороны запасного варианта. На его шее красовалась толстенная серебряная цепь, а из под белой футболки на плечах проглядывали татуировки. Он подошел к Максиму и отвесил дружеский подзатыльник.

  - Ты что творишь?! Я же тебе сказал - в крайнем случае. А это что? Какая-то амазонка тебя разводит!
  В ответ на это Максим молча окинул взглядом окружившую их толпу и вопросительно посмотрел на детину.
 - Ну и что?! - Он достал пистолет и без раздумий пальнул в воздух.

 Всю армию Аурики сдуло как ветром. Она снова осталась одна. Только стоявшие неподалеку Тумен, Саша и Гриха не тронулись с места. Они молча взирали на происходящее, как будто не раз бывали в таких ситуациях и знали, как действовать.

 - Извини Толя, но их больше было. Я +- попытался оправдаться Максим, но снова получил подзатыльник.
 - Из-за таких, как ты только время теряешь!
 - Но...

 Третий удар, очевидно, был ощутимее остальных, так как Максиму уже нечего было сказать в свое оправдание. Он лишь с недовольной гримасой натирал свой затылок, виновато опустив глаза в землю.

 Аурика начала чувствовать себя лишней в этой сцене, пока Толя не повернулся к ней и не ударил ей по лицу. Она упала скорее от неожиданности, чем от самого удара, хотя чувствовала, как ее щека начинает гореть. Тумен, Саша и Гриха сорвались с места и кинулись на обидчика, но их тут же подмяли под себя приспешники Максима.
 
 Аурика соскочила и попыталась пнуть детину в живот, но тот схватил ее ногу и снова опрокинул ее на землю.

 - Тоже мне, балерина нашлась! - поучительным тоном начал он. - Куда вы влезли? Подурачиться захотелось, поиграть? Школы вам не хватает? Вы хоть имеете малейшее представление о "стрелке" и какими понятиями на ней оперировать? Тоже мне, набили! Я-то думал мой брат наконец-то стал кому-то заметен, кому-то мешать. - Он повернулся к Максиму. - А в место этого понравился сумасшедшей девчонке, которая не нашла лучшего способа познакомиться, как разыграть "стрелку".

 Толя снова повернулся к Аурике.
 - Ведь так да? Он тебе нравится? Он всем нравится! Вот только зачем меня в это впутывать? Меня мужики засмеют!
 - Зато женщины и до этого, наверное, ухохатывались над тобой. Или боялись? - Аурика приподнялась на локти, оставаясь на земле. - Судя по тому как ты со мной управился, тебе нравится такое занятие. Но я теперь долго смеяться буду над твоими бесформенными жирными ногами, плоской задницей и грудью, как у рекордсменки Гиннеса в этой номинации.
 - Ах ты!...

 Толя сделал шаг вперед, чтобы схватить ее, но вдруг обернулся на свою машину и прислушался. Аурика сначала не поняла, что послужило этому, но когда раздался звук бьющегося стекла, поняла в чем дело. Они вернулись! Мальчишки стояли на крышах гаражей с камнями в руках, которые летели в сторону "тайоты". Толя поднял пистолет, но в следующий момент был свергнут порядка пятью кирпичами, прилетевших сзади. Максим скрючился в комок и присел, закрыв голову руками, а его приспешники каким-то образом заползли под машину. Они кричали, что все уже давно трупы и для них готовы могилки, где-то на "Стеколке". Потом пошли в ход дубинки и палки. Аурика не могла их остановить, да и не хотела. Им нужно было выплеснуть обиду, которую они понесли от позорного последствия выстрела, пусть это будет автомобиль или человек. Основная часть кинулась на машину и принялась колотить по кузову. Другие, более рассудительные, помогли Аурике и ее друзьям подняться. Кто-то отобрал у детины пистолет и протянул ей.

 - Ну все, хватит парни! А то убьем еще кого-нибудь.
 Она подошла к Толе. Тот лежал на пятой точке и с гневом смотрел ей куда-то в ноги. По всему его виду было заметно, что он ошарашен происшедшим.
 - А чего такой грустный? - Аурика начала говорить с ним, как с ребенком. - Машинку сломали! Ничего, папа тебе другую купит. Не знаешь, что сказать девочке, которую ты посмел ударить? Папа тебе говорил, что нельзя так делать?
 - Ты...ты...- попытался прохрипеть что-то Толя, но она не собиралась его слушать.
 - Значит, не говорил! Сегодня же упрекни его в этом пожалуйста. Я ничего от вас не хочу. Это простое желание, чтобы вы от нас ничего не хотели. Хорошо?

  Напоследок Аурика проколола его машине колеса.
  Все возвращались довольные, под впечатлением. Только она понимала - это еще не конец. С такими тупыми мозгами невозможно было занимать такой "пост". Кто-то должен был быть еще.
 


 * * *
 
 Этот кто-то не заставил себя долго ждать. На следующий день в квартиру Аурики и Виолетты раздался звонок.

 - Кто там? - не желая испытывать терпение Аурики, Виолета первая подошла к двери.
 - Извините, пожалуйста. Я бы хотел поговорить с Аурикой. - голос оказался мужским, точнее юношеским, но Аурика сразу его узнала.
 - Но, по-моему, вы взрослее, чем+
 - Я понимаю...
  Виолетта открыла дверь.
 - Я понимаю, - продолжил гость. Это был Максим с шикарным букетом желтых роз в руках и распухшим носом, заклеенным пластырем. - Но это очень важно. Скажите, что это на счет...ну, вчерашнего.
 - Доченька! - Виолета заговорила загадочно и с доброй завистью к "своему ребенку". - К тебе мужчина, - и снова посмотрела на парня. - Очень подозрительный мужчина, в синяках. Ты, думаешь, мне стоит его впустить?
 - Да, мамуля, пускай войдет.

 Аурика вышла с распущенными, но еще влажными волосами в одном халате - красивый подросток с отекшим глазом. Навалившись на стену, она вопросительно уставилась в гостя.

  - Если бы я знал, что у тебя такая красивая мама, я бы и ей прихватил.
 Аурика ничего не ответила. Она продолжала смотреть на Максима, всем своим видом показывая презрение к его личности.
 - Я бы хотел извиниться за вчерашнее...- начал, было, он, но Аурика его перебила.
 - Прощаю. Что дальше?
 - С тобой хотят поговорить.
 Максим сделал шаг вперед и протянул цветы.

 Боже, ей никогда в жизни не дарили цветы! Она силилась вспомнить - вдруг было? Нет - никогда. За всю жизнь, которая казалась ей такой долгой и уже надоедливой, ей не разу не проявляли подобного внимания. А как же Боря? Боря - грубиян и нахал. Его ничего, кроме звездного неба, не интересовало. Разве что шоколад дарил и то половину сам слопал. Глупости.

 Аурике вдруг стало жалко себя, она чуть не заплакала. Рука не поднялась взять букет и он упал к ее ногам так медленно, словно не желая рассыпаться в беспорядке. Но он упал красиво. Одна роза несколько мгновений стояла на стебле, в то время как остальные цветки рассыпались, образовав круг, центром которого она была.

 - Оппа! - Виолетта подхватила розу и протянула Аурике. - Такая же настырная, как и ты!

 Что может быть приятнее, желаннее для подростка или взрослого, чем ощущение значимости? С чем может сравниться это чувство? Рождение ребенка? Нет, это другое. Аурика не знала, что это такое и никогда не узнает. Выигрыш космической суммы денег? Может быть. Вот только она не могла бы поручиться за свое поведение при таких обстоятельствах. Тогда что? Полчаса назад ей преподнесли цветы, а сейчас она сидит в шикарной машине. Жизнь? Сказка? Реальность! С такими вещами нельзя шутить, куда бы ни занесла фантазия. Она на минуту представила себя замужней женщиной, возвращавшейся с покупками. За рулем личный водитель, а рядом любимый мужчина...

 - Тебе определенно это нравиться девочка!

 Аурика вздрогнула. Совсем забыла о человеке. Конечно, это не был любимый мужчина. Он был старый и, наверняка, больной человек, которому понадобилось толи проучить ее, толи преподать хороший урок. Нельзя было сказать определенно о его возрасте. Когда он молчал, был старым. Когда говорил, казался зрелым мужчиной лет сорока пяти. А стоило закрыть глаза, то вовсе мертвецом. Все было как в дешевом гангстерском фильме: он не смотрел в ее сторону и говорил кому-то, кого не видел, но чувствовал его присутствие.

 Машина тронулась.

 - Забавно! С пяти лет улица научила меня воровать. Хотя я и жил в достатке, мне всегда хотелось делать все самому. Самому зарабатывать, самому тратить...Потом "малолетка", тюрьма...К двадцати годам у меня было меньше людей, чем у тебя. Я до сих пор помню то чувство, когда одним только словом мог заставить пойти человека на поступки, на которые бы он никогда не решился. Приятное чувство, не правда ли? Признаться, я очень удивлен, что ты смогла организовать подростков. Это очень трудно. Я даже тебе завидую. Честно. Не удивлюсь, если ты еще в школе хорошо учишься.
 - Нет, как все. - Аурика не понимала, к чему он клонит, но решила поддержать разговор. - Красивая у вас машина.
 - Хочешь такую же?
 - Хочу.

  Он засмеялся и посмотрел на нее. Какие у него добрые глаза! Аурика неожиданно почувствовала к этому человеку симпатию. Она была готова довериться ему полностью и совсем не испугалась такому открытию. Она просто устала жить с подозрениями. Почему же тогда не расслабится, хоть он и бандит?

 - Какая ты, а! И что ты будешь с ней делать? Гонять по своим дворам, в школу?
 - Можно и так. Представляете, как у ребят глаза на лоб полезут! А когда надоело бы - продала и купила бы оружия. Вооружила бы свою армию и навела бы порядок в этом городе.
 - Это как? - продолжал смеяться он.
 - Перестреляла бы таких, как вы.
 - Ох, чем же это "Мы" тебе не угодили? - с нескрываемым интересом поинтересовался мужчина.
 - Поменьше сирот, может, стало бы.

  Он серьезно посмотрел на Аурику. Видимо она переступила черту, за которую не стоило даже заглядывать. От его взгляда кожа на руках и спине вздыбилась, стало страшно.
 - Ладно, хватит.

 Машина остановилась. Водитель вышел из машины, оставив при этом дверцу открытой. Еще секунда и она выскочит, убежит. Но что-то держало ее. Этим "что-то" был интерес - единственный аргумент, позволявший до сих пор оставаться в этом мире.

 Следующие слова ее уже рассмешили.
 - А сейчас я тебя буду убивать.
 - Ой, сейчас описаюсь!
 - Не боишься?
 - Нет.
 - Почему?
 - А как же ваше "приятное чувство"? или всех ваших людей перестреляли?
 Опять дешевый прием вывести человека из равновесия. Но не на того напали! Аурика знала себе цену и этим пустым словам.
 - Ну, ты молодец! - засмеялся он.
 - Без выражений, пожалуйста.

  Он расхохотался еще громче и хлопнул себя по колену. Лучше пускай смеется, чем глупо шутит. А смех у него был заразительный, совсем как у стареющего клоуна.
 - Хорошо, - он неожиданно перешел на серьезный тон. - Я предлагаю тебе сотрудничество.

  Аурика вопросительно посмотрела на него. Ее уже начинало тошнить от его игры в крутого гангстера с мозгами уважаемого пенсионера.
 - Чему удивляешься? Я вполне серьезно. Мне нравятся люди, умеющие постоять за себя, толковые, с чувством юмора, - он ухмыльнулся. - Что касается тебя, то, мне кажется, ты умна не по годам. Откуда ты взялась?
 - А что, ваши агенты тоже апрофанились?
 - Представляешь - да, - согласился он, немного подумав.
 - Вам незачем это знать.
 - Тоже правильно.
 - Так, что вы от меня хотите? Если честно, я всегда мечтала вот так, как в фильмах - ехать в машине и вести переговоры с большим человеком на равных. Но сейчас...
 - Мне от тебя ни чего не надо. Ты будешь заниматься своим делом, только иногда не отказывать в кое-каких просьбах.
 - Прокалывать шины и бить стекла?
 - Может быть... не только.
 - И что я с этого буду иметь?
 - А вот сейчас ты ведешь себя не разумно. Или нет - как маленькая непонятливая девочка.
 - Вы, ведь, не дурак, - парировала Аурика. - и, наверное, знаете, чем мы занимаемся...
 - Да, да! Хотите переплюнуть "Тимура" с его командой. Но деточка, это же глупость. Что будет, когда ты вырастишь? Стоит появиться какому-нибудь красивому мальчику и ты про всех забудешь. В конце концов, будет еще хуже.
 - Я вас не понимаю.
 - А что тут понимать. Начнется передел, борьба за власть. И поверь мне, из всей вашей шпаны тебе замены не будет. Но зато все будут мечтать занять твое место.

  Аурика задумалась. А ведь он прав. И хотя она не считала себя лидером, она отдавала себе отчет в том, что все оглядываются на нее, слушают и слушаются, доверяют. Что будет, если она+ Это же может случиться? Нет. Очевидным подобное было только для него, она же ясно видела свое будущее, и никто не сможет этому помешать.

 - Хорошо! - теперь настала ее очередь изображать из себя делового человека, но еще не определившегося. - Могу я поинтересоваться? Какая будет первая просьба? Это я, пока, так. Я не дала согласия.
 - Сейчас мне от тебя ничего не нужно. Живи.

 Аурику еще долго не покидало чувство существенности. Но почему? Она задавала этот вопрос не себе, так как давно знала на него ответ. Чем оперировал этот человек, когда решил встретиться с ней? И какие могут быть дела с подростком, тем более девчонкой? Какая-то игра старого извращенца? Аурика давно знала себе цену, представляла свое будущее, если его вообще можно было представить. Не знала только одного, когда настанет момент и все кончится. Но это была только ее тайна и Виолетты, которой можно было доверять только по одной причине - абсолютная бескорыстность. Казалось бы, настало время опустить руки и пустить все на самотек, доживать в свое удовольствии, ан нет. Словно новая игрушка, появился интерес, заставивший жалеть собственную жизнь за короткий срок, отпущенный создателем. Сколько судеб менялось и меняется под воздействием аналогичного стимула! Сколько свершалось и свершается ошибок, следуя ему? Почему нельзя прожить жизнь без оглядки, как один последний день? К чему думать о последствиях? В конце концов, каждый, достигший последнего порога задумывается об этом и, можно не сомневаться, жалеет о проявленном малодушие в прошлом или обиде, причиненной совершенно постороннему человеку, так как близкие уже давно простили.
 
  "Просьба" поступила только через неделю.

 За все это время их двор ни кто не беспокоил, ни кто не мстил и не требовал возмещения ущерба. Не смотря на это в округе было пусто. Дети появлялись утром, когда спешили в школу и вечером, возвращаясь с родителями домой. Вокруг царило тихое ожидание. Казалось, родители переживали вместе с детьми еще не наступившие перемены. Перемены, которые за последние полгода заставили возненавидеть девочку из соседнего дома, соседнего подъезда, этажа, сделавшую историей их до селе спокойное существование.

 На этот раз Аурике пришлось самой идти к нему. Она до сих пор не знала его имени. Как не старался Гриха узнать об этом человеке хоть что-нибудь, он не мог сказать о нем ничего определенного. Видимо подобные границы были вне досягаемости пространства, в котором он обитал. Самой ей было не то чтобы неудобно спрашивать, а просто незачем. К тому же, внутренний голос нашептывал бессмыслицу - непонятную, но предостерегающую от информации, возможно опасной в схожей ситуации. Для себя она называла его просто - Бондарь. Это прозвище пришло ей на ум само собой после первой встречи. Что могло связывать человека такой профессией с его личностью? Может потому, что он был похож на бочку? Но необязательно иметь внешнее сходство с вымирающим ремеслом. Очевидно, он был человеком, кропотливо подгоняющий выдержанные дощечки один к одному так, чтобы между ними ничего не могло просочиться. А в завершении скрепить их широкими кольцами, которые не позволят им выйти наружу под воздействием давления и увеличения волокон от влаги, тем самым крепче сплотив в одно целое. А что будет внутри, об этом знает только хозяин.

 Теперь это была простая отечественная машина - "Волга": белого цвета, но такая же комфортная, с кожаными сиденьями и обивкой. Они были одни. Водитель стоял неподалеку с равнодушным видом, созерцая проезжающие автомобили. Аурика поняла, что разговор, который должен произойти, касается лишь ее и Бондаря.

 Он улыбался. Аурика знала почему и решила первой начать разговор.
 - Спасибо!
 Бондарь поднял брови, затем заерзал на месте, ожидая объяснения.
 - Я же понимаю, - продолжила она в том же тоне. - Если бы не ваше слово, моим бы парням пришлось туго. Но не все так просто кончается. Я вас правильно поняла? Или это только отсрочка?
 - Нет, не правильно. - Бондарь продолжал смотреть на нее с улыбкой. - Неужели думаешь, что я бы позволил это? Если мне кто-то специально наступает на мозоль, то я отрезаю ему ногу. Но если человек по своему недоумыслу вызывает у меня щекотку, я начинаю смеяться.
 - И чем же это я вас рассмешила? - спросила Аурика, почувствовав непонятное облегчение.
 - Своей дерзостью. Ты не хочешь рассказать о себе? Мне интересно.
 - Нет.
 - Почему?

 Бондарь слегка прищурил глаза, продолжая улыбаться, но Аурика поняла, что этот вопрос интересовал его больше всего. Что он может знать о ней? Если он знает о ней всю правду, то почему не общается с ней на равных? Хотя какие могут быть сравнения? Разве что анатомические? Вряд ли он раскроет все карты, так же, как и она. Впрочем, можно прощупать.

 - В моей биографии еще так мало интересного, чтобы можно было ее поведать.
 - Однако, ты говоришь как умудренная опытом женщина.
 - Это акселерация. Если прибавить к ней хороших педагогов, вроде жизни и сумасшедший поток информации, получается хорошая смесь. Поверьте, сейчас никого не удивишь вундеркиндами. Они встречаются на каждом шагу, а какие у него наклонности зависит от среды, в которой он вертится.
 - Ты права.

 Аурике показалось, что Бондарь облегченно вздохнул. Затем, как будто решив для себя неудобную проблему, хлопнул себя по ляжкам и перешел к главной теме разговора. Он говорил с увлечением, словно хотел заинтересовать и ее.

 - Нам нужно подыскать одного человека, который бы нам помог, и мы ему помогли. Понимаешь? Но он должен быть совсем необычный, ну никак все горожане. Есть, конечно, свои люди, но они все узнаваемы. А я не могу допустить осечку. Мне нужен человек, которого ни кто не знает, ну, может, за исключением среднего класса - рабочие, там, служащие.
 - Зачем он вам?
 - Не перебивай. - Бондарь нахмурился, упустив мысль, продолжил. - Я хочу, что бы он выдал себя за одного очень хорошего человека. Он должен быть хороший. Взамен я дам ему немного денег и оставлю все, что у него будет для этого дела. Может еще чем помогу.

 Аурика молчала. Непонятная просьба. Это не она сидит рядом с ним, а президент агентства исполнения желаний, во всяком случае, в ее лице.

 - Ну, а чем я могу вам помочь? - спросила она, наконец.
 Бондарь посмотрел на нее удивленно.
 - Не знаю. Это просто просьба. Если справишься - хвала и почет! Нет - ничего страшного. Я собираюсь посмотреть, что ты собой представляешь на самом деле. Это предложение сотрудничать. Ты должна понимать, я не могу довериться первому встречному, поэтому предлагаю безобидное, хотя и важное дельце.
 - Но можно снова спросить, что за "дельце"?
 - Тебе это ничего не даст.
 - А как я, по-вашему, должна искать его? Что я скажу: "иди туда, не знамо куда?" - не сдавалась Аурика. - Вы меня обижаете, делая из меня пустышку.

 Бондарь задумался. Было видно, что он принял решение, только не знал с чего начать. Она перестала испытывать его взглядом и отвернулась в сторону. Водитель стоял на прежнем месте. Он уже не разглядывал дорогу, а в ожидании смотрел в их сторону. Что может быть таким важным, дабы не вводить его в курс дела? И кто она такая, что бы ей можно было что-то доверить? Простая девочка с качествами лидера. Ну не дура, ну не безобразная, хотя второе не имело значения. Неужели этого достаточно?

 - Хорошо, давай так, раз уж ты хочешь откровенности, - перебил ее мысли Бондарь. - Только пообещай мне, что это останется строго между нами.
 - Клянусь! - выпалила Аурика и тут же пожалела.
 - Я тебе верю. Ты что-нибудь знаешь об инвесторах?
 - Ну да "что-нибудь", - соврала она, на самом деле имея смутное представление о них.
 - Буду откровенным. Нужен человек, который в этом ничего не смыслит, так же как и ты для того, чтобы он не смог испортить дело, от которого зависит будущее тех, кто за этим стоит.
 - Ничего не поняла!
 - Надо, чтобы он подыграл. Знаешь, если смотреть глобально, то не всякий магнат распоряжается своим состоянием. Не всякий миллионер миллионер. Миром правят "серые кардиналы". Всегда так было и всегда так будет. Но в моем случае это безобидная игра по сравнению с тем, что твориться в мире. Я всего лишь небольшой козыречек, который вступает в игру по тем же правилам. Разница в аппетитах.
 - Значит, от этого зависит удовлетворение вашего аппетита? - начала понимать Аурика.
 - Теперь я слышу здоровые нотки в твоем голосе. - Бондарь немного помолчал и добавил. - Ты, наверное, тоже не прочь хорошо питаться.
 - У меня принципы+
 - Какие могут быть принципы? Если быть до конца откровенным, то ты бы ничего не добилась, следуя им.
 - Я еще ничего не добилась.

 Аурике перестал нравиться разговор. Она все еще не понимала, что от нее хотят. Связываться с этим бандитом она не планировала. Обычное любопытство. Но, кажется, она успела ввязаться туда, куда не следовало бы. Впрочем, чего можно ждать от взбалмошной девчонки? Зачем он ее, так проверяет? Правильно говорит: может и сам справится. Довериться ей, означало провалить все дело, если только он не знает...
 
 Аурике стало страшно.
 И все-таки это мало, что меняет. Ну, знает, ну и что? Что будет?
 Да ничего не будет, если откажется.

 - Я не смогу вам помочь, - сказала она и открыла дверцу автомобиля. - Извините.
 - Понимаю, - произнес Бондарь, очевидно, ожидая такого поворота. - Все равно, приятно было с тобой побеседовать. До встречи Аурика.

 Водитель, заметив ее на тротуаре, выбросил недокуренную сигарету, спешно направился к машине.
 Он назвал ее по имени единственный раз за все время разговора. Чтобы могло это значить? Только что вспомнил или не предоставлялось случая? Чтобы это ни было, подобное означало только одно - теперь все будет зависеть не только от нее.
 
 

 Аурике непременно хотелось встретиться с дядей Сашей. Отвлечься, очиститься от всей этой мерзости, которую она за собой чувствовала. И хотя она не понимала причины такого чувства, знала - рано или поздно ей придется считаться с неотвратимым. Всю жизнь учится, всю жизнь кого-то учит и хочет догнать упущенное - разве не замкнутый круг? Что у нее есть? Ничего! Одни чувства и ожидание конца. А будет ли этот конец? Может все-таки есть на свете чудо? Чудо, в которое верит любая девочка и даже женщина? Говорят, если очень захотеть, то все сбудется. Только не в ее случае. Господь давно прописал ей надежное лекарство, подавляющее все желания, надежды, как легкую болезнь у крепкого организма.

 - Вы кто?

 Аурика не ожидала застать вместо старика мужчину. На вид ему было лет сорок, в потертых джинсах и испачканной ветровке, под которой выглядывала рваная футболка. По язычкам кроссовок можно было догадаться, что они когда-то имели белы цвет. Глаза остекленевшие и красные на фоне небритого и почти черного лица.

 Он не сразу понял, что к нему обращаются. Вместо этого он протянул к Аурике железную кружку и без всякого выражения посмотрел на ее сумочку.

 - Кто вы и что здесь делаете? - переспросила она настойчиво.
 - Я кто? - удивился мужчина. - А ты кто?
 Аурика поняла бесполезность своего вопроса, тем более ее мало интересовал этот человек.
 - Где дядя Саша?
 - Какой тебе еще дядя Саша? Ты что девочка? Лучше помоги больному человеку или чеши отсюда!

 Он прижал кружку к себе, изображая обиженного ребенка. В глазах появился смысл - злость вперемешку с упущенной возможностью. Аурика знала с какой и пошла в наступление.

 - Ты, урод, если не скажешь, куда девал старика, который здесь раньше стоял, я тебе эту посуденку в глотку запихаю! - она выбила из его рук кружку. - Ты понял меня?!

 Мелочь покатилась в разные стороны под ноги изумленных прохожих. Некоторые остановились, но никто не хотел вмешиваться за сомнительного нищего. Два молодых парня в ожидании стояли позади Аурики, казалось готовые вступиться. "Нищий" мгновенно оценил ситуацию, поняв, что на его стороне никого нет. Растерянно посмотрел по сторонам, стиснул зубы и зашипел, пытаясь произнести слова, выпуская вспенившуюся слюну.

 - Сука! Нет его...теперь я здесь...
 - Где он? - чуть не закричала Аурика. Не выдержав, подскочила и пнула ему в голень. - Говори пьянь!
 Мужик заревел, словно его резали, припал на колено, затем вскочил и кинулся на Аурику.
 - Э, але! - парни среагировали быстро. Окружив его, один из них отпихнул его в грудь. - Совсем припух?! Ты как с дамой обращаешься!

 Что было дальше, Аурика не видела. Она шла по улице и рыдала. Сомнений быть не могло. Дядю Сашу выжили с места и ничего нельзя было изменить. Это не зависело не от нее и даже не от этого забулдыги. Все, что творится в "нише", не поддается корректировке и не терпит вмешательств. Туда даже не решаются соваться некоторые авторитеты, несмотря на довольно жирный кусок, от которого никто бы не отказался. Что это? Очередная несправедливость, кою не в силах исправить? Или так Господь испытывает людей и без того обиженных им? Нужно добить до конца, втоптать в грязь, но при этом оставить небольшой лучик света, по которому он будет карабкаться в надежде на лучшую участь. Опять надежда! У животных она тоже есть. Когда собака смотрит на хозяина с костью в руке, она надеяться получить ее. Если он ей не даст, она вскоре забудет, но все так же будет продолжать любить его, может даже и за кость и не как за предвкушение желаемого. Так что же, собака лучше человека? Бескорыстное преданное животное. Человек для нее тот же Бог, вот только она вполне может без него управиться. Будет трудно, но она никогда не станет винить в этом его, а лишь надеяться на встречу с ним. Если так - не стоит никого жалеть: ни себя, ни дядю Сашу, ни кого. У каждого свой Бог, вот только не каждый нашел его. Кто-то вообще не ищет, а кто-то даже не знает о его существовании, не подозревая, что он с ним.

 Кто дал определение счастья, и что оно вообще есть среди людей? Тот, кто это сделал, совершил большую ошибку. Счастье материально. Покажите счастливым людям эликсир молодости, но не давайте - они перестанут быть счастливыми. Расскажите счастливой паре о более романтических отношениях, и они сразу найдут недостатки в своих. Разочаруйте отшельника тем, что он действительно один во вселенной - он испугается. Так в чем же тогда счастье? Размышляя об этом, Аурика все больше склонялась к выводу, что оно существует только с приставкой "не", созданное для восхождения человечества по бесконечным ступенькам.

 Аурика не заметила, как оказалась в конце улице. Следующая была поперек, на другой стороне которой возвышалась железная ограда Адыгеевской церкви. Она обошла ограду вглубь дворов, где находились центральные ворота, и увидела там дядю Сашу. Он стоял чуть в стороне от юродивых с протянутой рукой. У Аурики сжалось сердце при виде такого зрелища. Он был по-прежнему аккуратен, гладко выбрит и причесан. Казалось нельзя найти лучшего места и, как бы, это было в порядке вещей для прихожан видеть у себя на пути нищих, но не для него. Исхудавший, с достоинством забитого аристократа человек никак не вписывался в эту картину. Его глаза загорелись и тут же потухли, когда встретились с ее - влажными от не удержавшихся слез.

 Приблизившись, Аурика обняла его, уткнулась в грудь и заплакала.

 - Ну что ты доченька! - дядя Саша развел руки, чувствуя нелепость ситуации. В одной он держал коробочку с мелочью, в другой трость. - Дай я посмотрю на тебя.
 Аурика подняла голову.
 - Что случилось? - ласково спросил он.
 Она поняла, что он, таким образом, защищается от неминуемого расспроса.
 - Ничего. Просто соскучилась.
 - А от чего слезы?
 - Не знаю, - Аурика попыталась улыбнуться.
 - Ну, ну, ну! Перестань. У меня только одна нога здоровая!

 Аурика опомнилась и освободила его от объятий. Капелька пота пробежала по его щеке и остановилась на подбородке, готовая спрыгнуть на истертый воротник рубашки. Она вытерла ее ладонью, извинилась.

 - Простите, я не подумала.
 - А у этого дервиша внучка, оказывается, есть, да еще такая симпотная и приодетая!
 
 На другой стороне прохода сидела женщина и подозрительно смотрела в их сторону. Стулом ей служил деревянный ящик, который можно было видеть сквозь дыры длинного грязного платья непонятного цвета. Запоминающийся красный нос, по-видимому, был забит вчерашней закуской, так как ее рот не закрывался, втягивая внутрь ароматы направляющихся в церковь людей.
 
 - Чего он тут тогда делает?! - возмутилась другая женщина с белесыми глазами. Она отличалась от своей собеседницы только тем, что стояла на ногах.
 - Не гоже так, девочки. Побойтесь Бога! - вступилась какая-то старушка.

 Аурика повернула голову. Крохотное существо стояло рядом.

 Что же это творится?! Ей снова захотелось плакать. Она знала эту скукожившуюся старушку еще по старой квартире. Ее звали бабой Лизой. Пенсионерка проживала тогда на соседней площадке, пока в ее трехкомнатку не заехала молодая семья. По началу Аурика думала, что это ее родственники, но, как оказалось, они вообще о ней ничего не знали. Никто не мог сказать толком, куда она девалась. Только потом стало известно, что она стала жертвой аферистов. Однажды Аурике удалось побывать у нее в квартире. Кроме стоявших рядами пустых бутылок, одинокой кровати и пустого буфета там ничего не было. Надо было платить за услуги и как-то питаться. Теперь, видимо, только питаться.

 - Баба Лиза, здравствуйте! - словно чувствуя за собой вину, поздоровалась Аурика.
 - Господь тебя храни Рика! Я тебя сразу узнала, - защебетала старушка, наклонив набок голову. - А ты чета совсем не изменилась! Аль не кормишься?
 Аурика лишь пожала плечами, улыбнулась. Она давно отвыкла от этого прозвища. Бедная бабушка!
 - У тебя есть что-нибудь для меня? - спросил вдруг дядя Саша. - Ну, новенькое. А то я что-то...не успел, забыл.

 Он еще интересуется о ее новых сочинениях! После их последней встречи она даже не задумывалась об этом. А он живет этим - единственным, может быть, увлечением.
 Аурика взял дядю Сашу под руку и повела в сторону. Он послушно следовал за ней, не решаясь оглянуться на ехидные смешки со стороны двух не трезвых женщин.

 Неожиданный порыв ветра поднял песок и ударил им прямо в лицо. Они остановились. Дядя Саша стоял с бледным лицом, на котором можно было прочесть только тоску. В тоже время его глаза светились, словно он вспомнил старую добрую сказку, способную спасти этот мир. Такое сочетание Аурике показалось странным. Встревожившись, она поспешила спросить.

 - Дядя Саша, что случилось?

 Он продолжал смотреть в никуда широко открытыми глазами. Аурика поняла. Это было наслаждение. Ни люди, ни дома, ни церковь, ни даже Аурика - его единственный друг, не были ему так дороги, как дуновение этого ветерка, пусть с песком, но озорного и абсолютно свободного.

 - Вот бы улететь сейчас, да? - наконец очнулся он, повернувшись к Аурике.
 - Да, далеко! - решила поддержать она и посмотрела на облака, похожие на огромную воздушную перину. - И поиграть в догонялки.
 - Было бы здорово! Но там мало кислорода и холодно.
 - Ну и что! Если бы мы умели летать, то и без воздуха бы обошлись. И не мерзли бы в любую погоду. Сверху люди маленькие маленькие! Дома, как спичечные коробки, а машины похожи на ленивых букашек.
 - С облаков людей не должно быть видно.
 - Точно! Так же, как и проблем.

 Они остановились. Аурика не хотела испортить нахлынувший на них мечтательный поток мыслей, но так получилось. Сейчас, как никогда нужно было отвлечься, улететь, пусть даже в мыслях, в небо, в облака, где действительно нет никаких проблем, а все тоже одиночество. Только с высоты птичьего полета оно приобретает совершенно другой смысл - без земной обузы, наедине с новыми ощущениями и верой в чудо.

 Но это всего лишь несбыточные мечты, на время облегчающие душу.

 Аурика вернулась на землю. Набережная была пуста. Выцветшая трава прижалась к земле под тяжестью опавших листьев и обнажила продукты людской бестактности перед природой. Конкуренцию пивным бутылкам могли составить только одноразовые стаканчики и пустые сигаретные пачки. Река, казалось, тоже была обижена. Собрав мусор в кустах, растущих из воды, она будто ждала пока его соберут. Напрасно. Ей суждено проглотить все это и хранить на дне, что бы потом вернуть в виде разрезанной стопы или дизентерии страдающему от жажды организму.

 - Дядя Саша, вы когда-нибудь мечтали играть в театре? - спросила Аурика.
 - А что мечтать, - голос дяди Саши теперь был на удивление бодрым, словно он ждал подобного вопроса. - Мне довелось стоять на сцене. Печорин из меня не плохой был. Но это так - в заводском клубе. А что?

 Аурика боялась. Как предложить ему то, на что бы она сама не решилась? Но надо было чем то помочь этому несчастному человеку. Он никогда не возьмет у нее денег, хотя она вполне смогла бы прокормить и его. Другое дело, если он заработает сам. Но кто будет иметь дело с больным человеком, пусть даже с кристально чистой душой? Может Бондарь?

 - Один мой знакомый...не знакомый, а папа одного моего знакомого, богатого знакомого...в общем, ищет человека с актерскими данными для одного очень важного дела.

 Когда он посмотрел на нее после этих слов, Аурика поняла, что он давно смирился со своей участью, и только глаза выдавали разгорающуюся огоньком надежду. Значит все правильно. Значит, все должно быть хорошо. Он уже хочет, хотя и не знает чего. Для этого должна быть какая-то причина. Она не ожидала, что он согласится. А он чего-то ждал, давно ждал. Потихонечку умирал, но ждал. Ради кого-то? Ради себя? Что она могла знать о нем? У каждого свои секреты и каждому есть чего стыдиться. В глубине души она тоже надеялась, что он откажется. Но она бы не смогла спокойно спать после этого. Откуда взялся этот Бондарь? Ни кто бы ничего ни знал, ни на что бы не рассчитывал - все было бы, как и раньше, если бы не он. Да, если бы не "бы"!

 Встреча с Бондарем была не долгой, а разговор коротким.
 - Только у меня условие.
 - Слушаю.
 - Не знаю, что вы задумали, но я должна присутствовать на "спектакле".
 - Хорошо!

 Прежде чем приодеть дядю Сашу, Аурика отвезла его к себе домой. Для того, чтобы ходить по магазином, он должен был иметь хотя бы маломальский вид человека, способного приобрести костюм, в котором он должен был престать перед "важными" людьми, как сказал Бондарь. После, она отвела его в парикмахерскую, где из его жидких седых волос сделали подобие прически. Но это только придавало его внешности, присущую для занятого бизнесмена, респектабельность и пренебрежение к подобным мелочам.

 Костюм не пришлось долго выбирать. Дядя Саша, похоже, давно мечтал о черной строгости и, как оказалось, она была самой дорогой вещью в магазине, который посоветовал Аурике Бондарь. Остальное: галстук, рубашку, туфли, носки она взяла на себя. С обувью пришлось повозиться, так как его ноги давно отвыкли от удобной, для обычного человека, кожи. Он не переставал жаловаться, что ему где-то жмет, где-то упирается. Еще бы - больная нога была меньше, а по одной туфле разного размера ни кто бы ни продал. Но с суммой, которую так щедро пожаловал Бондарь, стало возможно и это.

 Выбросив у выхода в урну лишнюю пару, они покинули магазин удовлетворенные походом. Аурике еще не приходилось подбирать что-нибудь для мужчины - это был первый опыт. И ей понравилось. Дядя Саша, как он признался, так же уже "тыщу лет не посещал приличные заведения" и остался под впечатлением. Только, когда они расставались на остановке, он как-то поник и виновато посмотрел Аурике в глаза.

 - Все правильно сделали? - спросил он.
 - Не сомневайтесь, дядя Саша, - она еще не могла избавиться от ощущения заботливой дочки, сделавшей подарок дорогому ей человеку. - Завтра у вас снова будет возможность блеснуть. Вот, это аванс. Вам на долго хватит, а там еще что-нибудь придумаем.

 Аурика положила во внутренний карман его пиджака конверт и нежно похлопала. Он промолчал. Что он мог сказать ей? Его гордость могла быть затронута только в том случае, если бы это была подачка. В данном случае это был аванс за работу, хоть и сомнительную, но работу. Конечно, было бы честнее, замечательнее "выступить" на территории Мельпомены перед большой аудиторией и получить мизерную прибавку, чем представлять интересы тех, для кого это является очередной возможностью открыть еще одну статью доходов. Но выбирать не приходилось. Судьба, ставшая большинству прямой дорогой в никуда, не всем дает шанс забыть, хотя бы на время, о трудностях на этом пути.
 

 
 * * *
 
 Александр Федорович Ястребов никогда бы не согласился на это. Он настолько привык к своему существованию, что любое вмешательство в его жизнь вызывало теперь только боль и досаду. Но положение обязывало. Несмотря на хромоту, с виду он казался здоровым человеком и мало кто знал о не гнущихся пальцах, эпилепсии, застающей врасплох, вырезанной почке. С таким "букетом" он все же мог прокормить и себя и супругу, но ни как ни заставить бесплатную медицину следовать главному закону страны - конституции, на которую вправе рассчитывать любой гражданин.

 - Это я, Сима!

 С худым бледным лицом и почти без волос на голове женщина посмотрела на гостя сначала с интересом, а потом с удивлением. Ее кровать стояла посреди палаты. Рядом покосившаяся пустая тумбочка, у которой на полу литровая банка с мутной жидкостью. Серафима Ильинична, так ее звали, лежала под измятой простыней и одной рукой пыталась поправить под собой подушку.

 - О, Господи, напугал! - выдохнула она, приняв полусидящее положение. - Это что ж - я с тебя кровь пила? Откуд?
 - Нет, моя хорошая! - с нежностью произнес Александр Федорович. Он подошел к кровати, поставил пакет с продуктами на тумбочку, обхватил ее ладонь и начал гладить. - Ты мне силы давала и даешь. Работенку нашел. Вот, спецодежду дали.
 - Спецодежду? - недоверчиво разглядывала его супруга.
 - Ну, как тебе сказать+потом расскажу, - он огляделся. На соседних койках зашевелились. Кто мог, встал и ушел. Остальные нашли себе занятия в разгадывании кроссвордов и чтении журналов. - Ты как?
 - Ты мне смотри, Санычь, не учуди чего. Я-то выберусь. Только буду я нужна тебе...такому?
 - Что ты, Сима?! - он положил голову ей на грудь, - Ты у меня вселенная, а что вокруг, так - брошюрка.
 - Философ!

 У Серафимы Ильиничны признали злокачественную опухоль груди. На операцию и химиотерапию средств не было. Александр Федорович чуть ли не с поклоном ходил на прежнее ее место работы в надежде достать необходимую сумму, но ему отказали. Тогда он стал обивать пороги местной администрации и пытался получить право на кредит в банке, но и это ничего не дало. Ни кто ни хотел иметь дело с сомнительной внешностью и некредитоспособностью человека, который сам был почти одной ногой в могиле. Друзей и состоятельных знакомых он никогда не имел и рассчитывать, кроме как на государство, было не на что. Но и государству человек, отработавший на него тридцать лет практически бесплатно, оказался ни к чему.
 
 - Мне сон снился. - Серафима Ильинична закрыла глаза, от чего их глубокие впадины стали еще больше. - Ты в образе минотавра, а я+спящая красавица!
 Она тихо засмеялась, желая скрыть стеснение.
 - Спящая? - не поднимая головы переспросил Александр Федорович. Он лишь слегка прижался к ее груди, что бы ни причинить боль супруге.
 - Да. Лежу себе в гробу+
 - Перестань.
 - Нет, это же сказка. Сон, в конце концов, - она запустила в его волосы руку, продолжила. - Ну, вот, лежу себе, а ты ко мне скачешь. А я все слышу, а глаза открыть не могу. Я тебя как-то по-другому вижу. Ты фырчишь, молчишь и лишь гривой мне по лицу водишь. Жеребец!
 Александр Федорович с удовлетворением хмыкнул.
 - Поди, нашел себе кого, а?! - Серафима Ильинична похлопала его по спине.
 - Сима! - он попытался поднять голову, но супруга придавила ее на прежнее место.
 - Да ладно! Фырчишь ты, значит, а потом говоришь: "Вот теперь я какой, моя красавица! Был хромой, а теперь у меня аж четыре ноги. Рук не надо! Не надо, значит, милостыню просить!". Вот не вру! Сегодня снился. А сейчас вот какого красавца вижу! Вещий право, в руку. Только, вот, не могу я пока.
 - Сможешь, Симочка, сможешь, - Александр Федорович поднял голову и посмотрел ей в глаза. - Я с тобой. И руки у меня есть. Вот! - он показал.

 Все теперь будет хорошо! Наступит завтра и он сможет сделать то, что должен. Он снова будет стоять с протянутой рукой и никогда больше не свяжется с людьми, которых он призирал. За все время, что он просил милостыню, ни один богатых мимо прохожих ни бросил и копеечки. Их нельзя было спутать с другими, простыми работягами и, тем более, сердобольными старушками, извлекающими из своей пенсии и без того скудный капитал. Он много думал об этом и пришел к выводу, что существует две расы человека, общающиеся между собой посредством только взаимовыгоды. Остальные положительные и отрицательные качества тормозятся на границе этих рас и существуют неприступным анклавом.

 Теперь пришло время проверить это на практике.
 Теперь все будет хорошо!
 
 

 * * *
 
 Всю ночь Аурика корчилась от боли. Это было невыносимо. Давно она так не страдала. Значит уже близко. Скоро. Страшно не было. Естественное смирение со смертью матери пришло на смену обиде. Осталось ожидание, которое она заполняла фантазиями, иногда притворявшиеся в жизнь, а иной раз остающиеся на полке с надписью: "Посторонним вход воспрещен!". Случалось, она забывала о нем, но каждый раз, когда боль прошивала насквозь, безропотно возвращалась на землю - разбивалась на мелкие кусочки, смачивая их тихими слезами. Ночь - страна одиноких. Когда все замирает, ты остаешься наедине со временем - единственным собеседником, на которого, так или иначе, обращаешь внимание. Но и оно может остановиться. Уповаешь на него, проклинаешь. Ведь только оно способно избавить от мучений. Начинаешь думать, что боль вообще не подвластно ему, а истерзанные ею клеточки принимаются завидовать другим, которых она не затронула. А к утру она утихает. Остается пульсация. Стоит появиться Солнцу и тело охватывает приятная истома - запоздалый сон, не решавшийся до сих пор вступить в свои права.

 Не что так не взбадривает, как холодный душ.

 Аурика не хотела думать о сегодняшнем дне. Пускай он поскорее кончится. А после она снова придет домой, включит воду и обо всем забудет. Может, возьмется за стихи, позвонит на радио в рекламный отдел, чтобы узнать, не уволили ли. В школу не пойдет. Хватит. Хватит прятаться и корчить из себя сильную личность. Надо постараться жить своей жизнью.

 Утром в это время года было прохладно, но ближе к обеду воздух разогревался до летней температуры. Тополя расстались еще не со всеми листьями, но сквозь ветви уже можно было разглядеть окна соседних домов. Цветы на клумбах давно ни кто не поливал. Скрюченные и поникшие они просились в тепло, привлекая к себе внимание лишь тем, что их территория из автомобильных покрышек сохранила яркий цвет краски.

 Мальчишек она заметила не сразу. Они стояли с портфелями у подъезда, где жил Чингис и возбужденно разговаривали. До них было еще далеко, Аурика не могла разобрать слова. Больше всех жестикулировал Гриха. Саша, Тумен молча наблюдали, как Миша пытался ему что-то объяснить, но у него не получалось, так как его постоянно перебивали. Спор закончился, когда в дверях подъезда показался Чингис.

 Аурика ни за что ни поверила бы, если бы не увидела все своими глазами.

 Вместо рукопожатия Гриха отвесил Чингису подзатыльник. Послышалось только вопросительное "А?", на что последовал ответ в виде обиженной гримасы. Когда Чингис упал на колени от удара в живот, на балконе его квартиры появился отец.

 - Я вам сейчас покажу! - закричал он и скрылся.

 Мальчишки бросились в рассыпную.

 Аурика подошла к Чингису, чтобы помочь встать, но не успела. Словно локомотивом она была отшвырнута на землю.

 - Не прикасайся к моему сыну, сучка!

 Аурика не могла ответить. Застрявший ком в горле не давал это сделать. Это какая-то ошибка. Ее надо исправить. Она не была возмущена и обижена. Должно быть какое-то объяснение.

 Встретившись с глазами Чингиса, Аурика испугалась. Такой ненависти она еще никогда не видела. Все знали - он ее любит, но не решались говорить об этом. Что же могло случиться? Она совсем потеряла связь с ними. Когда это было в последний раз? Аурика постаралась вспомнить и снова испугалась. Она не могла это сделать. Что она вообще помнит? Вроде бы все. Вот именно - "вроде бы"! Память отказывала ей. Хорошо, что она еще это слово не забыла.

 И не забыла, что сегодня встреча с Бондарем, где дядя Саша должен сыграть роль богатенького инвестора.

 Боже, как должно быть интересно!

 Предвкушение предстоящего спектакля заставило отбросить происшедшее с Чингисом. Что он о себе возомнил?! По сравнению с ней он пацан с продленки! Пусть уединится в своей комнате с журналом в одной руке и забудет о реальности. Этот мир не для слабых. А если он желает стать сильным, то ему придется хорошо постараться и достойно принять все, как есть.

 Казалось бы, случившееся должно было вывести ее из равновесия, но Аурика наоборот почувствовала облегчение. Как ни в чем не бывало, она встала с земли, отряхнулась и направилась в сторону остановки.

 Дядя Саша ждал в условленном месте. Ему хорошо шел новый костюм, а трость в руке позволяла скрыть неловкость, которую, наверняка, испытывал. Похоже, он был настроен.

 - Здравствуйте, дядя Саша!
 - Доброе утро, доченька!
 - Ну, как, вы еще не передумали? - Аурика дотронулась до его трости и выдавила из себя улыбку.
 - Нет, - решительно ответил он. - Не знаю, что мне предстоит делать, но я буду стараться. Вот и я кому-то пригодился.
 Дядя Саша виновато посмотрел на Аурику, ища поддержку.
 А глаза-то грустные, заметила она. Но в них было еще что-то.
 - Вам нечего стыдиться.
 У тротуара остановился огромный черный джип. Следом за ним припарковались еще две иномарки, но поскромнее. Джип помигал, фарами сообщая о том, что представление началось.
 - Ну, я пойду?

 Дядя Саша преобразился: выпрямил спину, расправил плечи, поднял подбородок и слегка нахмурился. Из него и впрямь мог выйти не плохой актер. Вот только бизнесмен из него вряд ли получился бы. Кристально чистота никогда ни сможет протиснуться между алчностью и страхом перед разорением.

 Аурика дождалась, пока он сядет в джип, и подбежала к последней машине. Там ее ждал только водитель. Она видела его впервые. Встретив ее равнодушным взглядом, он лишь попросил хорошо закрыть за собой дверь. Где она могла его видеть? Он не был похож на того, кто был с Бондарем все это время. Жирные вьющиеся волосы, густые усы - так давно ни кто ни ходит. Откуда они его откапали? Неужели Бондарю безразлично, как выглядят его люди?

 А может он вовсе не его человек?

 Сюрпризы начались после первого поворота.
 Машина как-то странно зачихала и остановилась.

 - Что такое? - спросила Аурика водителя, не упуская из виду удаляющийся впереди джип. Вторая иномарка чуть притормозила и свернула в проулок. - Что происходит?
 - А что происходит? Мы заглохли!
 Водитель вышел из машины и открыл капот. Аурика следом.
 - Заглохли! - возмутилась она. - Это что же у тебя машина такая, что она глохнет?! Мы сейчас отстанем!
 - Не отстанем.
 Он был на удивление спокоен: прошел к багажнику, достал ключ и начал откручивать свечи.
 - Вы что делаете? Это же надолго!
 - Это ненадолго.
 - Они сейчас уедут, - Аурика даже подпрыгнула. - Куда они едут?
 - Откуда я знаю!
 - Тогда чего ты стоишь?! Поехали!
 - Как?! - закричал водитель, но, увидев, как она ловит такси, побежал за ней. - Ты куда! Стой!
 Какая она дура! Какая она, все-таки, дура! Как она могла поверить этому уроду?!
 - Трогай!
 Таксист медленно повел свой автомобиль по улице, в недоумении наблюдая за мужчиной, бегущим следом.
 - Что ему от тебя нужно, девочка? - полюбопытствовал он разгоняясь.
 - А вы как думаете? - выпалила Аурика.
 - До чего докатились! - начал сетовать он. Дедушка, иначе его назвать было нельзя, качал головой в ритм своих слов. Испещренная дырочками кожа на лице напоминало плакат лепрозория из одноименной рокк-группы, а нос с выступившими капиллярами - алкоголика со стажем. - Раньше стыдились мыслей, не то что поступков. А сейчас, что творится? Совсем совесть народ потерял! Давай я отвезу тебя домой, девочка.
 - Нет! Мне надо найти одного человека.
 Чистый, уютный салон старой "копейки" подействовал на нее успокаивающе.
 - Вот те раз! - удивился дедушка, но продолжал ехать. - Я не могу тебя катать просто так. Должна понимать.
 - Я понимаю.

 Аурика положила перед ним пятисотрублевую купюру. Дедушка махнул головой, взял деньги и положил в бардачок.
 
 - Куда едем?
 - Не знаю, - призналась Аурика. - Давайте покружим по городу. Я потом еще добавлю.
 - Вот молодежь пошла!

 Он принялся рассказывать о своей молодости и про то, какие в его время были нравы.
 Куда они могли подеваться? Аурика не слушала старика, а напряжено всматривалась в дорогу. Они должны быть где-то рядом. И почему они разъехались?
 Она снова почувствовала укол в пояснице. Не хотелось бы, что бы это началось сейчас, когда на карту поставлена...

 Господи! Что она натворила!

 "Мама, где ты? Мама, помоги! Мне больно. Страшно". - "Не бойся дочка! Я с тобой. Ты все, что у меня есть. Я тебя не брошу. Я люблю тебя". - "Правда?" - "Конечно, правда! Посмотри на Солнце - я там живу. А сейчас я с тобой. Помнишь, я рассказывала тебе, как наш папа играл нам на гармошке?" - "Да". - "Он и сейчас нам играет. Слышишь?" - "Да мама! Мама я скучаю по тебе. Забери меня с собой" - "Нельзя. Еще не время. Ты должна знать, дочка - я всегда буду рядом и не дам+" - " Что, мама, что?"

 - По-моему мы достаточно накатались!
 - А?

 Аурика отпрянула от стекла. Дед съехал на обочину и заглушил двигатель. Боль стихла, а Солнце скрылось за единственным облаком, похожим на отражение неуклюжего плюшевого мишки.

 Она достала еще одну купюру и положила на панель приборов.

 - Ой, подведешь ты меня под монастырь, девочка! - замотал он снова головой. - Ты хоть определись, что тебе надо.

 А что ей надо? Выйти из машины и пойти, куда глаза глядят. Потом упасть и забыться. Никого ни видеть, никого ни слышать. Или остаться здесь? Так уютно, что не хочется двигаться. Так бы и ездила целую вечность. Слушала бы наставления этого старика, бездумно соглашаясь с его выводами.

 - Вот, вот! - Аурику передернуло.
 - Что "вот"?
 - Дедушка, пожалуйста, давай за этими машинами!

 Две машины снова ехали одна за другой. Они вынырнули из соседней улицы, проехали мимо такси, где находилась Аурика и направились в противоположную сторону. За темными окнами джипа нельзя было разглядеть людей, и она чувствовала, что дядя Саша все еще там. Но зато она успела заметить прибавление во второй машине. Аурика хорошо помнила, что в начале поездки пассажиров было трое, сейчас же - четверо.

 Дорога вела загород в направлении Верхней Березовки. По мере того как они приближались к лесу, старик заметно нервничал.

 - Куда едем-то?
 - За ними.
 - И долго это будет продолжаться? Я по районам не работаю. А вдруг они на Байкал собрались. Не проще догнать и с ними поехать?
 - Они меня не возьмут.
 - Но это уже твои проблемы. И зачем я с тобой связался!?

 Аурика полезла в карман, но дед остановил ее.

 - Нет, я больше не поеду. Дальше уже перевал, моя "короста" скипит, - решительно заявил он, замедляя ход.
 - Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! - с мольбой затараторила Аурика. - Еще чуть- чуть!
 - Думай, что говоришь. Куда тут еще можно уехать? Разве что в лес!

 Дед как в воду глядел. Машины свернули на проселочную дорогу и, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно покатили вглубь сосняка. Таксист проехал отворот, развернулся. Затем, не спрашивая своего странного клиента, дал по газам.

 - Нет, за ними! - уже приказным тоном скала Аурика.
 - Ты что, сдурела! Заметят, - испугался он.
 - И что?! Я отстала от них. Они меня знают.
 - Тогда зачем ты мне все это время голову морочила? Ты как хочешь, а я в этом участвовать не хочу. И тебе не советую. Уезжаем отсюда.
 Но она уже приняла решение.
 - Останови, хрыч старый!

 Бежать было не легко. Боль словно ждала удобного случая. Аурика схватилась одной рукой за бок, а другой защищалась от веток молодых деревьев. Ориентироваться приходилось по звуку двигателей. Благо дорога оказалось извилистой и она компенсировала скорость, преодолевая дистанцию наперерез.
 
 Вперед! Она им покажет, как бросать ее! Обмануть захотели! У нее и в мыслях не было вмешиваться. Посмотрела бы на расстоянии и все.
 Она уже представляла себе, как зарядит Бондарю между ног. Пускай делает с ней, что хочет. Она это заслужила.

 "Беги, доченька, беги! Не обращай внимание на боль. Это я тебя подгоняю. Твои слезы - моя печаль. Твои мысли - моя жажда. Твое дыхание - мой парус. Не останавливайся. Отдай мне свой страх".
 Методичный хруст под ногами сменился вялым шорохом. Дыхание обратилось в немой стон выброшенной на берег рыбы.

 Аурика ползла. Единственные, что не отказали, руки. Еще крепкие они впивались в корни, окрашивая их кровью из содранных ногтей пальцев. Тело превратилось в судорожный комок. Чувства отстали. Была только сила. Она толкала вперед сдирая кожу на подбородке, щеках, резала ноги. Еще были образы. Кот Дэмон с перевязанными лапами лизал руки, от чего его черная мордочка становилась красной, а газа смотрели на нее как в тот день, когда он умирал под черенком лопаты.
 
 - Котик мой! - прохрипела Аурика. - Ты здесь!
 Волна тепла пробежала по ногам, застряла в животе и исчезла одновременно с котом.
 - Вернись!

 Аурика продолжала ползти, пока силы совсем не оставили ее. Их хватило только на то, чтобы поднять голову и прижаться щекой к колючей земле.

 В глазах запрыгали красные огоньки. Это были задние стоп фары автомобилей.
 "Спасибо мама! Я успела. Я догнала. Смогла. Только одолжи мне еще свой парус. Ненадолго. Он мне нужен. Я сейчас+почему ты молчишь мама? Где ты, мама? Мама!"
 Слезы высохли. Пелена спала, словно занавес сцены.
 Ты хотела спектакля? Первый ряд твой.

 Шатаясь на больной ноге, неуклюжими движениями дядя Саша копал яму. Бондарь стоял неподалеку и что-то объяснял прижавшемуся к сосне мужчине. Это был ее брат Сергей. Связанные руки и страх в глазах не вызывали ничего, кроме презрения. Аурика хотела выкрикнуть проклятия, но чуть не подавилась собственной слюной.
 Негодяй! Сколько можно портить жизнь людям! Ты всем приносишь только горе! Все из-за тебя! Все из-за тебя!

 Остальные четверо расположились полукругом, чтобы пресечь всякие попытки уйти. Огромные и равнодушные исполнители, готовые исполнить любой приказ босса. Когда яма была, наконец, готова, один из них подошел к дяде Саше, забрал лопату и спихнул его обратно.

 - Встань!

 Из под земли показалась голова. В его глазах не было страха. Казалось, он еще играл свою роль: мотал в отказ головой, ехидно улыбался и даже плевал в сторону Бондаря. В ответ Бондарь кивнул в сторону Сергея. Ему перерезали веревки на руках, а когда тот попытался бежать, кулаками приложились к его физиономии. Затем подвели к яме и вручили инструмент. Возникшая тишина ужасом прокатилась на лице дяди Саши. Но это было лишь мгновение. Он собрался с силами и прокричал, - Делай свое черное дело, подонок!

 Аурика не могла пошевелиться, позвать на помощь, как-то выдать себя. Может, тогда они опомнятся? Дело зашло слишком далеко
 С психу Сергей схватился за лопату.

 - Вот это другое дело! - с удовольствием произнес Бондарь. - Вот это я понимаю - стахановец!

 Дядя Саша молча ждал своей участи. По мере того, как яма наполнялась землей, его лицо наливалось кровью. Он смотрел перед собой и продолжал улыбаться.

 Аурика поймала его взгляд.
 "Ты пришла?"
 "Я опоздала".
 "Как тебе мой герой?"
 "Это не правильно".
 "А мое окружение нравится?"
 "Прости. Прости!"
 "Настоящему художнику не нужны слова, не нужны руки и ноги. Теперь мне не надо просить, у меня все будет!"
 "Прости!"
 "Я благодарен тебе".
 "Нет"
 "Я хорошо играю!"
 Аурика зажмурилась.

 Этот звук она не слышала несколько лет. В прошлой жизни он присутствовал в каждом дворе неблагоустроенных улиц. Иногда он возникал неожиданно, как гром вперед молнии, иногда с предупреждающими всхлипываниями. Звук ненасытного механизма в руках хладнокровного хозяина - звук бензопилы.
 
 

 
 
 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
 
 
 Наконец-то она дождалась! Она так давно не видела маму, что начала забывать ее лицо. Почему ее не было так долго? Почему не навещала? Это все из-за того, что здесь так строго. В больнице лучше было. Теперь, когда ее перевили в комнату с голыми стенами и жесткой кроватью, стало скучно и немного страшновато. Там с ней беседовали врачи, она с интересом отвечала на их вопросы, кивала головой на знакомые имена, хотя не понимала откуда их знает. Здесь же все было по-другому.
 
 Она несколько дней не могла принимать пищу, пока не закрутил желудок, а дяденька в форме не пообещал запустить крысу. Они и так беспокоили ночью, из-за чего приходилось спать днем у железной двери. Единственным развлечением были тетрадь и шариковая ручка. Она снова решила вести дневник. Он, как и прежде, оставался ей верным другом, способным и выслушать и дать совет, когда закончится страница.
 
 Аурика держала его в руках в надеясь увидеть за дверью мать. Сейчас коридор закончится, закончиться и это одиночество. Она вернется домой, выспится, потом побежит на автостанцию встречать Сережку. Он вот-вот должен приехать.
 
 

 * * *
 
 - Встать - суд идет!

 Жесткая скамья уплыла вниз. Ноги послушно выпрямились.
 Что за концерт?

 Она не такая дура и все понимает. Это настоящий зал суда, с настоящим адвокатом, обвинителем и судьей. Неужели в чем-то провинилась? Наверное, это Валентина судят, а ее пригласили в качестве свидетеля, так как она видела его в нетрезвом виде, когда его вел молоденький милиционер. Опять что-нибудь натворил в отделе! Он может.

 А отдельное место в зале, так это, потому что она еще ребенок.
 Вот, напротив встал пожилой человек в голубом костюме, посмотрел на судью и вызвал первого свидетеля. Им оказался дедушка невысокого роста с красным носом и лицом, как у Фреди Крюгера.

 - Скажите, где вы были второго Октября?
 - Работал.
 - Кем вы работаете?
 - Водителем такси.
 - Вы знаете эту+этого человека?
 - Да, - он посмотрел на Аурику. - Сначала я катал ее по улицам, а потом отвез за город.
 - С какой целью?
 - Она кого-то искала.

 Аурика внимательно слушала. Ей и в голову не могло прийти, что главным действующим лицом на этом заседании является она. Сейчас ее отпустят, скажут: "До свидания, девочка! Иди, учись - наверстывай упущенное".

 - Вы не заметили ничего странного в ее поведении.
 - Протестую, ваша честь!

 С тем, кому принадлежали последние слова, Аурика часто встречалась в кабинете с большим грязным столом. Он ей нравился. Его ласковый голос действовал успокаивающе. Его вопросы были немного странные и неприятные. Несмотря на это, ей не хотелось уходить после общения с ним. Сейчас бы она ответила на вопрос так же, как и тогда ему, если бы его адресовали ей - второго Октября она точно была в школе.

 Пока Аурика придавалась приятным воспоминаниям, перед судьей оказался второй свидетель.

 Женщина в изящном платье на высоких каблуках вообще плела какую-то чушь.

 - ...они пришли перед самым закрытием. Костюм, который на нем был, совершенно не шел ему. Мне-то уж поверьте, я разбираюсь. Да и смотрелись они не как дочь и отец.
 - А как?
 - Протестую, Ваша честь!
 - Откланяется.
 - Ну...как будто она ему мать или старшая сестра, я не знаю.
 - Что было дальше?
 - Она его полностью переодела и они ушли.
 - Вопрос к подсудимой. Сколько вам лет?
 Человек в голубом костюме повернулся к Аурике.

 Сколько ей лет? Что за вопрос!
 Она огляделась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Среди присутствующих на нее смотрела удивительно красивая девушка. Ее глаза, влажные от слез, словно два алмаза сверкали вопреки тусклому освещению.

 - Подсудимая, ответьте на вопрос.
 - Тринадцать. Скоро четырнадцать будет, - тихо ответила Аурика.
 Ее ответ, видимо не удовлетворил его и он вызвал очередного свидетеля. Им была как раз эта девушка.
 Ей задали тот же вопрос.
 - Мне двадцать девять.
 В помещение почувствовалось движение. Кто-то засмеялся.
 - Не вам. Подсудимой.

  Вместо этого она посмотрела на Аурику и заплакала.

 - Я не знаю.
 - Вы утверждали, что она ваша дочь. Сколько же вам было лет, когда она родилась?
 - Я протестую, Ваша честь. Свидетель не в состоянии отвечать на вопросы. Они не имеют отношения к делу.
 - Вы не совсем понимаете, - не сдавался человек в голубом костюме. - Ответ на этот вопрос может все изменить, включая меру наказания. Я вызываю лечащего врача подсудимой.

  Какое знакомое и доброе лицо. Аурика привыкла видеть его на фоне белого халата.

 Она вдруг почувствовала боль в пояснице, в глазах появились расплывчатые темные пятна, в голове зашумело.
 Боже, опять! Где мама? Почему ее нет здесь? Неужто, не знает?

 - Расскажите нам, пожалуйста, о вашем пациенте. Расскажите, пожалуйста, суду о ее болезни. Каков ее недуг?
 - Она страдает синдромом Фанкони. Де Тона-Дебре-Фанкони. Или, просто, почечным нанизмом.
 - Поподробнее, пожалуйста.
 - Его еще называют "ренальным рахитом". Наблюдается при длительно текущем заболевании в детском возрасте. К таким заболеваниям относятся врожденная атония мочеточников, хронический пиелонифрит со сморщиванием почек, а так же целая группа своеобразных синдромов. В частности, у моей пациентки синдром Фанкони. Очень редкий, надо сказать.
 - В чем же редкость?
 - При почечном рахите происходит отставание в росте вследствие тормозящего влияния патологического процесса на развитие костей. Отставание в росте является первым признаком заболевания и определяется у детей семи-восьми лет.
 - Стоп! Вы можете простыми словами?
 - Нарушение функции почек выявляется позже. С годами отставание в росте достигает такой степени, что больные в восемнадцать-двадцать лет выглядят, как десятилетние дети. Телосложение их отличается чрезвычайной субтильностью.
 - Простите?
 - Пропорции тела сохраняются. Психика и вторичные половые признаки бывают развиты соответственно возрасту. Появляются мысли инфантилизма. Больные редко доживают до половой зрелости, так как почечная недостаточность часто бурно прогрессирует в период полового созревания, заканчиваясь смертельной уремией. Но мая пациентка особенная. Про нее совершенно нельзя сказать, что она инфантильна.
 - Разве?

  Все посмотрели на Аурику. Она сидела с безразличным видом, полностью опровергая последние слова доктора. Ни кто не знал, что с ней твориться. Ее тело превратилось в сплошной комок боли. Урывками улавливая услышанное, она пыталась держаться прямо в надежде, что все скоро кончится.

 - Но она дольше всех прожила и до сих пор живет, - начал оправдываться врач. - С таким диагнозом еще ни кто+
 - Извините. Уникальность подобного случая нас сейчас мало интересует. Ответьте еще на один вопрос. Сколько времени она находится под вашим наблюдением?
 - Шестнадцать лет.
 В зале воцарилось молчание. Аурика посмотрела на адвоката. Он схватился за голову, словно больше всего боялся этих слов. Хороший человек! Но разве он не понимает, что это все ложь? Вот она и вот он. Кого судят? Ее с кем-то перепутали!
 - Сколько же в действительности ей лет?
 - Двадцать восемь.
 - У меня больше нет вопросов к свидетелю. В дополнение я бы хотел представить ряд документов, которые могут пролить свет на мотив преступления, совершенное подсудимой. Это завещание Александра Ястребова. В нем говорится, что квартира, в случае смерти одного из владельцев, передается нашей подсудимой с оговоркой на то, что она будет ухаживать за оставшимся членом семьи. У Ястреба была жена. Да была. Она умерла в больнице. План, придуманный обвиняемой, был идеальным. Дождавшись, когда у супруги Ястреба наступит очередной приступ, подсудимая решила одним ударом решить проблему. Сейчас не возможно сказать в каких отношениях были обвиняемая с Ястребом, но тот факт, что их несколько раз видели вместе+
 - Я протестую, Ваша честь. Такое неуважение к погибшему и обвиняемой не может быть доводом или поводом к оскорблению. Она еще ребенок..
 - Ребенок?

 Какой-то мальчик по имени Чингис начал рассказывать о ней гадости, о которых она видела только в фильмах и то украдкой у подружки, когда родителей не было дома. Но это было все один раз. Он говорил обрывками, опустив голову вниз, как нашкодивший ребенок и сильно краснел на пикантных вопросах.

 Когда мальчик вернулся на свое место, то был заключен в объятия матери. Он плакал. С такой огромной фантазией, подумала Аурика, он мог бы сыграть и получше.
 
 - ...исходя из существующих фактов, обвинение вправе требовать учесть совершеннолетие подсудимой и абсолютную вменяемость, установленную в ходе экспертизы...
 
 Аурика попыталась встать. Ноги не слушались, а в поясницу продолжало входить что-то острое, холодное. Она оперлась руками о скамейку, чтобы не свалиться. Сейчас бы маму. Она всегда умела найти подходящие слова, способные заставить страх спрятаться. Ее мелодичный голос действовал успокаивающе, а нежные поглаживания по голове усмиряли нестерпимую боль, словно прохладный ветерок налетал на измученный зноем цветок. Потом сон - крепкий и бесконечный.

 Надо закрыть глаза, чтобы не видеть и не слышать всего этого. Но перед этим взглянуть на того, кто, кажется за все это время, собирался вступиться за нее.
 Откуда знакомо ей это лицо?

 - Все обвинения, представленные суду, не имеют под собой основу. Если не принимать во внимание недостающие улики, они вполне бы могли быть оправданными. Раз уж так вышло, я хочу рассказать немного о судьбе Аурики. Вы позволите?
 - Я протестую, Ваша честь. Господин судья, это не относится к делу. Это долго.
 - Отклоняю. Мне интересно. Продолжайте капитан.
 - Я учился с Аурикой в одной школе, в разных классах, правда. Я любил ее и был несказанно рад, когда она ко мне подошла. Сам бы я никогда на это не решился. Она была удивительной девочкой... Но моя радость была не долгой. В этот же день, когда мы познакомились, у нее в семье произошло несчастье. Отец подстрелил своего сына. Аурика тоже пострадала защищая своего кота. Тогда она потеряла, практически, всех: отца арестовали, мать хватил удар. Она умерла в больнице. Брат после выписки уехал из города, даже не побывав дома. Кот - ее любимое животное - его тоже не стало. Потом ее почти ни кто не видел. Она перестала ходить в школу. Она скрывала от всех свое лицо. Ее видели часто на кладбище у могилы матери. А потом она исчезла. Исчез и их дом, который по не понятным причинам сгорел. Но это лишь малая часть из того, что я вам хотел рассказать. Как вы все знаете, я работаю следователем. Так вот, многие дела, которые мне удалось так быстро закрыть, до сих пор бы оставались в производстве, если бы не эта девочка. Это благодаря ей процент раскрываемости в Советском районе самый высокий. Это благодаря ее стараниям нам удалось задержать "Подъездного насильника". Кроме того, проживая в районе мелькомбината, она сумела организовать подростков в дружный коллектив и я не понимаю негодование родителей, которые вместо признательности поливают ее грязью. Ни кто не знает, сколько бы еще пришлось им выкладывать за сомнительные сборы в школе, несуществующие мероприятия и "двойные" завтраки. Они не понимают, что их дети могли оказаться полностью зависимы от, ставших практически лагерными, законов улицы. Посмотрите на двор, в котором она живет. Где вы еще увидите, чтобы дети своими руками превратили его в полноценную детскую площадку? Выгляните в окно и попробуйте посчитать, сколько там их собралось. Полгорода! А теперь посмотрите на эту девочку. Именно "девочку". Потому что женщиной ее назвать нельзя. Да, возраст имеет значение, и я бы постыдился на месте специалистов, которые признали ее вменяемой. Это больной человек, переживший не одну трагедию. На ее глазах человека лишили головы ради устрашения другого. И Вы еще смелитесь утверждать, что это сделала она. Бред!
 - Я попрошу...
 - Заткнитесь! - Николай с гневом посмотрел на человека в голубом костюме и повернулся к судье. - Ваша честь, я прошу прощения, но я считаю своим долгом написать прошение в вышестоящую инстанцию о пересмотре дела. Мне кажется прокурор, подписавший документ о возбуждении уголовного дела в отношении подсудимой, был не беспристрастен.
 - Да как вы смеете!
 - Не надо ничего делать. Меня судите!

  Из глубины зала медленно поднялся Сергей. Теперь это был подавленный, исхудавший до костей старец с седой головой.

 - Ястребова убил я. Капитан правду говорит, - сделал признание он и обратился к Аурике. - Прости сеструнька.
 - Сережка!

 Этот голос нельзя было не узнать. Выступившие слезы не давали разглядеть его, но Аурика сразу узнала в нем своего брата.

 - Ты вернулся!

 Словно внезапно проснувшийся водопад, силы наполнили опустевшие душу и тело, готовые вот-вот потерять связующую их нить.
 Одним прыжком Аурика преодолела заграждение и кинулась в объятия Сергея. Конвоиры не успели даже опомниться.

 - Сережка! Ты приехал! Отслужил! Сережка! Мы так тебя ждали!
 - Ну что ты, сеструнька! Не плачь, - Сергей старался сдержать слезы, но крохотный комочек, казалось охвативший его всего, будто что-то сорвал с его сердца. - Господин судья, она не убивала. Это я. Меня заставили. Судить нужно меня, а не ее. Она и так одна осталась. Ни кого нет у нее. И у меня. Аурика! - он немного отстранил сестру и посмотрел ей в лицо. - Аурика! О, Господи! Прости меня сеструнька! Прости Господи!

 Сергей припал на колени, не выпуская из рук Аурику. Ее глаза были прикрыты, а на лице еще сохранилась улыбка. Он рыдал, как только может рыдать мужчина, потерявший единственного ребенка.

 - Сука! Какая же я сука!
 
 
 "Здравствуй доченька!" - "Мама!" - "Вот мы и вместе!" - "Мамочка!" - "Слышишь?" - "Что мама?" - "Гармошку". - "Нет". - "Ну, как же!" - "Мне и так хорошо мама. Мне уже не больно. Ты со мной и мне ничего теперь не надо. А знаешь, я только сейчас поняла твои слова тогда. Я тоже не хочу взрослеть. Ты же никому меня не отдашь, правда?" - "Правда, дочка, теперь я ни за что тебя не брошу". - "Маа-ма".
 
 
 Тишиной толпа подростков встретила их у выхода. Они были повсюду, заполнив все пространство вокруг здания суда.

 Охватившие брата за шею руки Аурики вытянулись, как две худые палки. На лице уже не было той улыбки. Ее сменило выражение удовлетворенности беззаботно спящего ребенка. Только длинные распущенные волосы, казалось, еще продолжали жить, напоминая многим о том, как она неожиданно выдергивала заколку и у всех на глазах превращалась в обворожительную русалку. Ветер осторожно старался уложить их на ее голове - тянул вверх и долго не хотел выпускать до тех пор, пока они не принимали форму огромного веера.

 Гриха стоял впереди топы. Он снял кепку и опустил голову. Его примеру последовали остальные. Будто волна прошлась по рядам подростков и прижала к земле.

 - Извините, дайте нам пройти!

 Толпа загудела. Сначала тихо, потом все сильнее и сильнее.

 Это была реакция на появление Чингиса. Прижавшись к отцу, он семенил за ним как напуганная волками дворняжка. Несколько милиционеров обступили их, чтобы сопроводить до машины. Но гул нарастал и серая масса обратилась в огромный концертный зал Дома пионеров. Толпа разделилась на две половины. Одна полностью окружила здание, другая медленно подступала к охране.

 Ветер задул сильнее и сорвал с веток последнюю листву. Она накрыла детей тусклым покрывалом, приглушила голоса.

 - Не нужно, ребята, - тихо начал Сергей. - Аурика этого бы не одобрила. Не надо. Ради нее.

 Послышалась мелодия.

 Сотни голов повернулись в сторону дома через дорогу.
 На балконе последнего этажа стояла девочка. В руках она держала аккордеон.
 Мелодия наполняла воздух, ударялась о стены домов и возвращалась, чтобы слиться с новыми нотами ожившего инструмента.

 В этом дворе когда-то жила Аурика.
 
 
 * * *
 
 "Здравствуй Дневничок!
 Моя жизнь так же обрывчата, как и эти стоки на твоих страницах. Она так же безынтересна и призрачна. Кто может понять ее, кроме нас с тобой?
 Никто!
 Все только созерцают.
 А хочется иногда, чтобы выслушали, поняли, как ты. Но ты молчишь, и я не знаю, как к этому относишься.
 Человек одинок в силу своих желаний. У меня есть такое желание. Но оно не совершенно. Я хочу быть одинокой и, в то же время, хочу, чтоб кто-нибудь осознал мое одиночество.
 Снова повторяюсь!
 Кому я нужна? Ты сможешь ответить?
 Вот, мне многое нужно.
 Если не буду притворяться, потеряю все. Друзей, которые мне в сыновья годятся. Виолетту. Она хоть и улетевшая, но вряд ли смириться с равенством между нами. Во мне она видит конкурента. Роль матери ей больше по душе, чем соперницы. Дядю Сашу. Он вообще меня возненавидит! Для него правда важнее страха и любых "привилегий", которые может принести обман.
 Порой я рада, что больна. Боль заставляет желать только одного - чтобы она прошла. Вот, когда обо всем забываешь! Вот, когда ничего не нужно! Но она проходит и приходиться жить, снова врать. А для чего?
 Зачем я нужна этому миру? Почему он не спросит - нужна ли я ему?
 Вся эта философия у меня в горле стоит.
 Страдай, терпи и продолжай любить, словно какой-то тест перед Всевышним проходишь. Будто он испытывает тебя. Являет примеры, но при этом не дает надежды. А я не могу слепо верить и надеяться, хоть и часто обращаюсь к нему.
 И тебе я тоже не верю - дневник!
 Не могу до конца признаться в самом сокровенном, впрочем, как и самой себе. Это останется со мной навсегда и никто об этом не узнает. Даже ты.
 Ни за что не поверю, что человек, который к "тебе" обращается, не рассчитывает на то, что его прочтут.
 Зачем тогда? Чтобы сжечь?
 Не логично.
 С таким же успехом можно разговаривать с самим собой и получать такое же удовлетворение. Это расчет на то, что тебя когда-нибудь поймут.
 Но, а когда поймут, что измениться?
 Я не в силах понять это.
 Может, я когда-нибудь узнаю ответы на эти вопросы?
 По крайней мере, это я чувствую".
 
 * * *
 
 
 
 2005 г.
 
 В произведении использованы стихи Александра Соколова.