16. Вольному воля

Поношенный автобус мучительно катился из города в гору, потрясая ржавыми телесами. Но, не закончив подъёма, металлический тошнот загнулся в полусотне шагах от поселкового магазина и опустился на помятое колесо. Его лошадиные силы иссякли.
Около школы поставили столик. На клеёночке, отмытой от неприличностей, лежали набитые печенками подарочные наборы. Две молоденькие училки суетились около контрольных весов, перевешивая гостинцы. Глядя на это заумное дело, матёрая продавщица Инка и один рассеребрянный депутатишко из поселковой администрации недовольно ворчали. Но недовеса не наблюдалось. Училки были послушные и смиренные. Время от времени они перекладывали одну или две печенки в ту или иную коробочку, радея за справедливость.
Глава поселковой администрации держала шпаргалку с назидательной речью для первоклашек. Оказавшись на воле, непослушные мальчуганы помчались по разнотравью. Окрест порхали мотыльки. Важно жужжали полосатые пчёлы, собирая в ворсистых цветах чертополоха последний нектар уходящего лета. Стрекотали кузнечики. Взлетая, они шуршали крыльями — краснопёрые, дразнящие. Как же за ними было не погнаться? В городе повсюду препоны, запреты. А в нашем посёлке…
…Татьяна Алексеевна растерялась, убрала шпаргалку.
— Они же дебилы?
Женщина кивнула рукою в сторону приехавших первоклашек.
— Сделайте что-нибудь.
Училки засуетились. Такой неожиданной детской атаки в институте не изучали. Благо ещё, что с немногими сорванцами в спецшколу приехали их бабушки да мамки, а то бы до вечера не собрали в пречистом поле всю эту детскую рать.
— Ребята, — закричала уборщица тётя Нина, поднимая швабру, как знамя.
Даже самые увлечённые оторвались от ловли насекомых и повернулись. Дрожало небо. Где-то за магазином послышался протяжный звонкий свист, и десятки трубачей, потрясая крыльями, взметнулись, роняя перья. Забрехали собаки, как депутаты, утверждающие законы в Государственной думе. Кричал петух.
— Ребята! — повторила техничка. — Вы только посмотрите, какой серый, нарядный и породистый осёл встречает вас около школы.
Словно указку, тётя Нина перенаправила швабру на меня и, дождавшись, когда по её команде все малыши угомонились, театрально закончила: — Это — апостол Яков.
Городские мальчишки отпустили кузнечиков на волю и помчались ко мне. Боясь остаться непричастными, меня щипали и гладили десятки ласковых детских рук. Тая перепугалась. Девочка закрывала мою перевязанную болячку, умоляя её не трогать.
— Вава, — бормотала она, готовая заплакать
Училки порхали рядом, как ласточки, убеждая будущих подопечных:
— Возьмите печенье.
Но дети были увлечены и непослушны. Они не обращали внимания на окрики взрослых. Около школы я оказался единственным представителем большого животного мира. Иного зверинца не наблюдалось. Находчивая тётя Нина взметнула швабру, как раньше, в небо и приказала:
— Ребята, угостите ослика Яшку.
Она оказалась разумнее всех училок на белом свете.
Играя с детьми, я очутился посередине шоссе. Первоклашки меня кормили, не жалея печенья, не обращая внимания на прибывающие машины. Подъехала легковушка. За нею — другая. Подтянулся грузовичок. Через минуту ещё с десяток автомобилей истошно замычали на все лады, желая пробиться в райское место. Дворцы великих застройщиков находились в конце поселка. Дорога в рай была закрыта.
















Ниже старая черновая версия. Можно не читать.

=============================================

ВОЛЬНОМУ ВОЛЯ
Исторический эпос времён приватизации России

 

Старость не радость. Поношенный, времён развитого социализма, автобус медленно поднимался со стороны города в гору - в посёлок. Он тяжело пыхтел и кашлял; хрипел, потрясая ржавыми телесами; истошно стонал, изрыгая на обочину дороги мокроту двигателя - вонючие газы цивилизации - опасные вирусы. Но одышка его доконала и, не доехав до остановки метров сто пятьдесят, металлический тошнот загнулся и остановился, со скрипом присев на полуспущенное колесо.

Около магазина на праздничном столе, на потёртой местами до дыр клеёнке, едва отмытой содой от рисунков непристойного содержания, лежали набитые наспех гостинцами картонные коробчонки: давно уже просроченные печенье и карамель дожидались героев. Две молоденькие учительницы-первогодки суетились около контрольных весов, по очереди перевешивая подарки. Девчата заглядывали под весы, подкручивали их и выравнивали. Ржавую контрольную гирю-противовес они сверлили глазами, выискивая на ней какие-то цифры. Матёрая продавщица из магазина и один очень седой депутат из поселкового совета недовольно поглядывали в их сторону и ворчали. Но беды не предвиделось – «самодеятельные инспектора» помалкивали. Из робости или по недоразумению они, «не в кипиш дело», время от времени перекладывали одну или две конфеты в ту или иную коробочку - трудились, имитируя бурную деятельность.

 Глава поселковой администрации Татьяна Борисовна Ушакова наскоро перечитывала старую шпаргалку с назидательной речью воспитанникам интерната по поводу начала нового учебного года. Но будущие ученики-заики уже поразбежались кто куда. Вольная воля! Вот что такое - деревня для сорвиголовы - того городского ребёнка, которого закоренелые сельчане величают шпаной. Это стрёкот кобылок, разлетаются краснопёрые кузнечики прямо из-под ног. Как же за ними не броситься в след семилетнему мальчугану? Как ему удержаться на месте от такого соблазна - в городе-то газоны затоптаны, и не пчёлы, а мухи убогие мельтешат на помойке, а помойка та – весь город... Вот тут и спохватились девчата-учителя, позабыв про весы и печенье… И про ржавую гирю-противовес. Благо ещё, что с немногими сорванцами приехали в школу их бабушки и дедушки – социально освобождённые по старости от приватизации производства в загребущие руки собственников, а то бы до вечера не собрали воедино всю эту безалаберную ребячью рать.

- Как же нам быть?
Командующая парадом Татьяна Борисовна растерялась и даже расстроилась:
- Это же дебилы, а не люди, - кивнула она рукой в сторону Таиньки. - Я и подойти-то боюсь! Вот что у неё у такой на уме? Замухрыжка! Отец в тюрьме…
Слава богу, что моя детка не услышала её слов. Я - перевязанный ушастый осёл безмолвствовал, когда моей маленькой хозяюшке нанесли оскорбление, ослеплённый божественной красотой особы, державшей сегодня вожжи правления жизни.

- Сделайте же вы что-нибудь! - заорала поселковая голова на пожилую женщину из магазина - ту самую продавщицу, что угощала меня белым хлебом в мою первую холодную зиму безназимовой голой жизни. Испуганная до глубины души вышестоящим криком, моя кормилица засуетилась, лихорадочно соображая: как ей быть?

От ужасного крика встрепенулись девчата-учителя, словно пришла ненасытная комиссия по аттестации их педагогических знаний, распределению денежных средств и разрядов, проверке их служебного соответствия занимаемой должности. Охая и ахая они помчались наперегонки навстречу воспитанникам, подбирая повсюду разбросанные цветы и первые поздравительные открытки с началом учебного года. Ничего не написали в книгах по педагогике о поломке автобуса; как правильно перекричать неокрепшими голосами эхо вчерашнего лета - весёлое цвирканье кобылок, щебет птиц; как остановить полёт мотылька и не охмелеть от запаха разбитых яблок?

- Дети! - залилась продавщица.
Даже самые глуховатые и рассеянные мальчишки оторопели, забыв о пожелтевших покосах свежего мира, куда они минуту назад нырнули из душного тарантаса от жажды, навеянной городом. Вздрогнуло небо. Это деревенские петухи поддержали стихийный митинг у магазина. Лучшие пернатые артисты, как эстафету, приняли высокую ноту праздника в каждом подворье. Послышался залихватский свист голубятника и десятки трубачей, ломая крылья, взметнулись под облака. Брехали собаки. Сварливые слуги собственности вели себя несдержанно и грубо, как депутаты в дебатах парламента, желая узаконить стихию праздника, словно приватизацию и потянуть одеяло жизни к себе.

- Дети мои!.. Вы только посмотрите на него, - повторила женщина и показала рукой на меня. Дождавшись, когда разбежавшаяся повсюду шпана по её команде повернула головы ко мне, она театрально закончила:
 - Какой нарядный осёл встречает вас около школы.

Это был экспромт! Стоило только первому из малышей поспешить мне навстречу с цветами наперевес, как и все остальные мальчишки выронили из ладошек кузнечиков и помчались на остановку. Боясь оставаться непричастными наблюдателями со стороны, они обеими ручонками норовили ущипнуть меня и погладить: за уши, за хвост, за исхудавшие во время моего долгого скитания щетинистые бока и вытолкали на самый центр дороги. Испуганная Тая, загородила от них ручонками мой раненый круп и защебетала сквозь слёзы, срывая голос: - Вы его не трогайте!.. У него же вава!

Как же она старалась перекричать это мамаево нашествие! Но тщетно.
Молоденькие учительницы порхали как бабочки среди этой непослушной ватаги детей и оттягивали их к праздничному столу, вереща про печенье. Но не слышали их будущие ученики и не видели впритык, потому что стоял над миром неорганизованный гвалт. Но выход из критического положения был найден.
- Покормите же ослика! – заголосила продавщица, и опять на высокой ноте вторили ей поселковые петухи, и домашние голуби стучали крыльями в небе, аплодируя мудрому слову.
- У-уу… - завыли мальчишки в след сумасшедшему пению птиц и ринулись к столу за подарками, но пришедшие в себя педагоги остановили бесшабашную атаку героев - они быстренько перестроили в две шеренги всю шебутную рать и приказали горе-штурмовикам взяться за руки.
- По очереди, дети, не сразу, по очереди!... Покормите ослика, иначе ему станет плохо, - и при моём непосредственном руководстве начался праздник.
 – Первое сентября!