Улица крайностей

 

 

 (сказка-повесть)
 Глава первая.
 Куда же ты, Сашенька?

 И был город, и была улица Крайностей...

Ах, вы не встречали улиц крайностей!? Вон как. Ну, конечно, вы знаете, что есть улица Солнечная. И она действительно отвечает своему названию, потому что ее ровно выстроенные дома залиты ярким летним солнцем, и когда солнце прячется за дальние сопки, то розовый отсвет его еще долго полощется в окнах этой улицы. А если вы живете на улице Сиреневой, то непременно, едва наступает лето, в ваше открытое окно врывается пряный запах и сиреневым цветом охвачены палисадники. Ну, а если вам посчастливилось поселиться на улице Снеговой, тогда в вашем дворе больше всего снега и самая высокая горка, и именно здесь лепят снежную бабу.
Ну, а что же улица Крайностей.
Я забрел сюда случайно и, прочитав название, сказал себе: “Странно: крайность - ведь это очень плохо”. “Ну почему? - ответил мой внутренний голос, - Чего худого, если нужно крайне встретить друга, или скажем крайне кому-то помочь?”
Крайне - это значит очень, или это значит чрезвычайно. Люди очень хотят добра, света. Что в этом плохого?
“Да, но бывает и другая крайность, - отвечал я самому себе. - Взял, например, и обидел друга. Или, скажем, крайность природы: наводнения, землетрясение... Да, все это так. Но вот улица Крайностей”.
Было как-то непривычно читать эту надпись. Я огляделся. Мела поземка. Над серыми невыразительными зданиями висели свинцового цвета тучи. Где-то далеко впереди в снежной завесе продвигалась нечеткая фигура прохожего. Но вот погустевший снегопад слизал ее. Я хотел было свернуть с улицы Крайностей и обойти ее стороной во избежание неприятностей, но тут из-за снежной занавеси вынырнула лохматая, вислоухая собачка. Она ткнулась толстым носом в мою штанину, подняла морду и тявкнула.
- Ластик, где ты? - позвали ее из глубины разыгравшейся метели, и тут же сквозь белую стену шагнула шестилетняя девочка.
- Ластик, - позвала она и, увидев меня, поджала губы.
- Добрый вечер, - сказал я.
Фиолетовые глаза потеплели, девочка подхватила собаку.
- Добрый вечер. Меня Сашенькой зовут. А это - Ластик, - она погладила лохматую шерсть. - Мне его Снежная Королева подарила, чтоб не сбиться с пути.
- Куда ж ты идешь?
- К тете Даше за новогодним платьем.
Я улыбнулся фантазии Сашеньки и спросил:
- А что же мама не пошла? Дело-то к ночи. Потом, тут какая-то странная улица.
- Мама заболела, - ответила Сашенька. - Да я и сама управлюсь.
- Сама, это хорошо. Но вот улица…
- Маме тоже не нравится это название: улица Крайностей. А я ничего плохого в этом не вижу,- Сашенька улыбнулась и хотела идти дальше, как вдруг над ее головой раздвинулись тяжелые тучи и я отчетливо увидел Снежную Королеву. В светло-синем искрящемся одеянии, с длинной русой косой, она напоминала русских красавиц из старых народных былин.
- Ах, Сашенька, - сказала она, - видела я то платье, за которым идешь. Голубыми волнами разбегаются по нему легкие складки, яркими звездами усыпаны рукава и подол. Наденешь его - ночь превратится в день. В том платье краше тебя никого не будет. Да только долог путь к нему. Он выложен из крайностей ,и не всем дано пройти его. Возвращайся домой, Сашенька. Ты и в своем платье хороша.
- Что ты, Снежная Королева! Тетя Даша живет совсем рядом.
Девочка уже видела себя в сказочном платье. Все оглядываются на нее, удивляются красоте.
- Тяв, тяв, - тявкнул Ластик и потянул Сашеньку за подол шубы.
- Куда ты, несмышленыш, - девочка, опустив было собаку, снова хотела взять ее на руки. Но та вильнула хвостом и отскочила. - Нам домой еще рано, Ластик.
Просвет, где находилась Снежная Королева, стал затягиваться тяжелыми тучами.
- Ну, что ж, - сказала Хозяйка зимы, - пусть будет по -твоему. И помни: Ластик - твоя Верность. Только с ним сможешь пройти улицей Крайностей. Прощай, Сашенька.
- Прощайте, - Сашенька помахала варежкой.
А снег все шел и шел. Снежинки все чаще и чаще заворачивались в тугую спираль. Она била мне по лицу, проносилась по улице и где-то за поворотом исчезала. А я все стоял, пораженный увиденным, все еще не веря, что оказывается есть и Снежная Королева, улетевшая сейчас в снежные вершины гор, и есть улица Крайностей, по которой предстоит идти Сашеньке. Мне захотелось помочь девочке, предостеречь от бед. Но как это сделать я не знал. Ах, если б можно было идти с ней рядом, идти незамеченным , и пусть сквозь трудности она проходит сама, но в самую трудную минуту поддержать ее.
- Ступай, коли желаешь, - вырвался голос Снежной Королевы из белой холодной завесы. - Иди, я сделаю тебя невидимым.
И тут же, после ее слов, я увидел, что я исчез. Не стало видно рук, которыми я взмахивал перед лицом, чтобы увидеть их. Исчезли ноги в темных замшевых ботинках. Я вскидывал их и не видел их. Я тронул себя за руку и почувствовал ее, но я не видел ее.
- Не о себе думай сейчас - о Сашеньке, - донесся голос Хозяйки зимы. Я огляделся, пытаясь найти девочку.
Ах, вон она! Стоит у подъезда мрачного дома, а Ластик упорно тащит за шубку назад, не пуская в подъезд. Сашенька отмахнулась и юркнула за дверь.
Я поспешил следом. Я вовсе не шел, а порхал к мрачному зданию, словно снежинка, гонимая ветром.

Глава вторая

В гостях у Лжи и Жады.

Следом за Сашенькой я проник в необычный подъезд. Прежде всего поражала лестница. Выполненная из легкого металла, она ежеминутно меняла свою окраску и только перила постоянно светились зеленым с белыми вкрапленными искрами. Вместо стен висел голубой, едва различимый тюль. За ним разместились многолюдные шумные комнаты. В одной из них зеленела широкая поляна, по которой бродили грибники, а дальше, у реки, сидел рыбак.
- Иди к нам, Сашенька, - позвала девочка, отправляя в рот крупную землянику.
- Нет, к нам! - кричал из другой комнаты толстопузый мальчик, ползая в саду и укрываясь от яблочного града.
- К нам! - взмахивали руками старички из третьей комнаты, показывая Сашеньке что-то ослепительно яркое.
- Не ходи, Сашенька, - шептал я, догадавшись, что все это мистика злых сил.
Но то загадочное, таинственное, необъяснимое, происходящее сейчас за тюлем , заворожило девочку и она стояла, не решаясь на чей зов отозваться.
- Сашенька, тебе к тете Даше, - убеждал я девочку и не слышал своего голоса. Снежная Королева сделала меня не только невидимым, но и лишила тела. А раз нет тела, то и нет голоса. Сашенька не слышала меня. Вот она что-то высмотрела и взялась за тюль. Но тут в ее ноги ткнулся Ластик.
. Опять ты! - удивилась девочка.
Собачка ухватилась за шубу и упорно тащила к выходу.
- Да нет же! Нам нужно к тете Даше. Она живет там, выше.
  Едва поднялись мы на второй этаж, как перед нами тут же распахнулась розовая дверь. Из комнаты вынырнула пожилая, небрежно причесанная женщина.
- Сашенька! - всплеснула она длинными паучьими руками. - Да как ты здесь? - Ластик вскинул лохматые уши, зарычал.
- Перестань. Это Лариса Васильевна, воспитательница моего садика.
Но Ластик скалился и рычал.
- Не пугайтесь, Лариса Васильевна. Он хороший. Это он так.
- Вижу, какой хороший, - воспитательница нахмурилась и откинула собачку ногой. - Еще блох мне принесет. Заходи скорей, - потянула она Сашеньку. Вслед за девочкой в комнату впорхнул я.
- Ну, так зачем ты здесь? - Лариса Васильевна как-то сбоку прищурилась на Сашеньку.
- К тете Даше я, за платьем.
- Как же, знаю. Только она в другом доме живет. Да ты не спеши, Сашенька, не спеши. Отогреешься и пойдешь. Чайком вот угощу.
Лариса Васильевна взяла девочку за руку и повела в комнату, где висели на стенах большие странные картины. На одних из них рука художника небрежно вывела розовые деревья с надписью “Ложь” на стволе. На других - деревья оказались желтыми. А надпись гласила “Жадность”.
- Ой, какие странные картины, - удивилась Сашенька. - Что вон на тех - розовых - написано?
Лариса Васильевна облизнула тонкие губы.
- Это, ладушка, Ложь.
- Ложь!? А что это такое?
Воспитательница хихикнула и погладила девочку по голове.
- Ложь - это люди, обожающие жизнь. Вот что это такое.
- Что она говорит!? - воскликнул я, пытаясь взять Сашеньку за руку и увести ее от странной воспитательницы. Но я опять забыл, что присутствую здесь незримо, бестелесно, и Сашенька, конечно, не слышала меня, и взять ее за руку я не смогу.
- Хи-хис, - кто-то в стороне подхихикнул воспитательнице.
Пройдя дальше в комнату, Сашенька увидела потертое кресло и щуплую старушку в нем.
- Хи-хис, - шевельнулась она. - Ты, Лжа, и сама не знаешь, что обожают люди.
- Как, разве Лариса Васильевна не Лариса Васильевна!? - воскликнула девочка.
- Почему, я самая и есть.
- Хи-хис, - хихикнула старушка в кресле. - Она-то Лариса Васильевна? Она - лихо одноглазое по прозвищу Лжа. То есть самая настоящая Ложь. Воспитательница стиснула зубы от этих слов старушки, запустила пятерню грязной руки в растрепье своих волос, зашипела:
- Ах. Ты ябеда-беда,
Ябеда-беда,
Тараканья еда...
- Что вы, Лариса Васильевна, не ругайтесь. Она ведь старенькая.
- Она-то, старенькая - Жада!? Ха, она еще и тебя переживет.
- Жа-аа-да-аа, - произнесла девочка, пытаясь понять значение этого слова, да не могла понять.
А я знал, что сухопарая старушка в старом обветшалом платье, елозившая в потертом кресле, олицетворение жадности. Таких послушаешь у них все квас, да квас, а пойдешь и воды не найдешь. И еще я понял, что Ложь и Жадность - сестры. Вот только зачем заманили они Сашеньку , я не знал.
- Мне пора, - сказала Сашенька и направилась к дверям.
Лжа удержала ее.
- Что ты, что ты! Я еще не потчевала тебя.
- Спасибо, Лариса Васильевна. Я ничего не хочу.
Девочка уже догадалась, что перед ней не Лариса Васильевна, хотя и похожа на воспитательницу. Похожа, да не совсем.. Вон вся растрепанная, да и глаз, действительно, один, второй - искусственный, смотрит на мир остекленело- озлобленно. Действительно Лихо одноглазое.
- Жаду не слушай. С три короба наболтает. Пошли, в моей комнате подождешь пока чего-нибудь приготовлю.
Лжа взяла девочку за руку. Предметы комнаты, в которую они вошли, оказались необычными. По форме и содержанию они были совсем иными, чем виделись. Девочка хотела сесть в кресло и осмотреться, но когда она присела, то кресла не оказалось. Оно было нарисовано на полу светящимися красками и поэтому виделось объемным и настоящим. Сашенька упала. Я бросился помочь. Но бесполезно, ведь я был здесь только душой. Лжа усмехнулась и сделала вид, что ничего не произошло.
- Поиграй, пока приготовлю ужин, - сказала она. - А хочешь вздремнуть, то ложись вон на ту кровать.
- Нет, мне некогда. Мама ждет.
- Хорошо, ладушка. Хорошо.
Лжа скрылась за дверью.
Сашенька огляделась. На стенах висели все те же картины: розовые деревья с неестественно изогнутыми листьями в росписи - “Ложь”.
- Люди обожают жизнь, - вслух сказала Сашенька, - неужели это и есть Ложь?
- Что ты! Ложь - это когда тебя обманывают! - воскликнул я. Наверное, воскликнул очень возбужденно, отчего возникла какая-то звуковая волна и дошла до Сашеньки. Она вскинула фиолетовые глаза, заглядывалась.
- Ой, мне кажется, здесь кто-то есть.
- Конечно, есть. Это я, Сашенька. Тебе нужно выбраться отсюда.
Но Сашенька уже переключила внимание на другое. Ее привлек круглый стол с зеленой вазой спелых яблок. Девочка облизнулась. Она знала, что без спроса брать нельзя. Да больно румяны были яблоки, и очень хотелось есть. Она подошла к столу.
- Я только потрогаю их, - сказала она себе.
Зрение опять обмануло девочку. Стол оказался не круглым, а трехугольным и значительно меньше, чем виделся. А вазой смотрелась обыкновенная чашка, в которой лежали не яблоки, а муляж.
- Ой, и опять обман! - воскликнула Сашенька. - Нет, Лариса Васильевна не стала бы обманывать.
Девочка задумалась и вспомнила, как садила ее воспитательница на колени, ласково гладила русую голову и приговаривала:
- Вырастут твои косички, Сашенька. Заплетем их, и будешь у нас Снегурочкой.
Для того и платье затеяли для новогоднего праздника.
- Нет, Лжа совсем не Лариса Васильевна.
- Правильно, Сашенька, правильно ! - обрадовался я и кивал невидимой головой на дверь, чтобы Сашенька приоткрыла ее и послушала, о чем беседуют Жадность и Ложь.
Девочка словно услышала меня и тронула ручку дверей.
- Если отпустим, - вибрировал скрипучий голос Лжи, - то ее перехватят братья. Подзорот и Труст за молодой порослью так и гоняются. Вон, вчера двух девчонок заманили.
- Знаю. Все знаю! - Над истертым креслом взметнулись костлявые руки Жады. - Но чем нам кормить несмышленышей!? Такие расходы.
- Что ты! Скажешь: расходы. Свари ей кость и говори, что мясо.
- Хи-хис, - хихикнула Жада. - Это мне ты солжешь, а я поверю. Чего уж сестре не поверить. Знаю, что врешь, а делаю вид, что согласная. Но это я - сестра твоя. Чужих не надуришь. Дудки. - Жада вздохнула. - Вон имечко у нее какое: Сашенька. Саша - каша- простокваша. У тебя что ли каша для нее есть или простокваша?
Ложь почесала в затылке, скривилась.
- Вредный ты, Жада, человек. Жадность так и прет из тебя. И в том наша беда. Из-за жадности твоей не вырастить нам своего потомства. Вон, даже Двуличие и Лень имеют подростков, а мы...
- Но ведь кормить надо! Расходы...
Жада подхватилась с кресла, заметалась из угла в угол.
- Если будешь своим кормить, я согласная.
- Пусть будет, сестрица, по-твоему. Буду кормить. С условием, что главной наукой девчонке станет Ложь.
- Там посмотрим.
Глубоко посаженные глаза Жады колко сверкнули.
- Хи-хис, - сморщилось в улыбке старческое лицо. - Ловко ты придумала: Ложь - это люди, обожающие жизнь. Мне бы в этом духе про жадность что-нибудь сочинить...
- Какие страшные сестры, - ужаснулась Сашенька. - Они хотят оставить меня здесь. А эта Жада - она такая костлявая и патлатая, что боязно на нее смотреть.
- Чего ты хочешь, Сашенька. Видишь, она даже не умывается, воды ей жалко. Человек должен избегать Жадность и Ложь, - шептал я, витая над Сашенькой.
- Надо уйти отсюда, - вторила девочка моим мыслям. Она приоткрыла боковую дверь, синий цвет которой сливался с синим цветом стен, отчего раньше Сашенька не замечала ее. Но оказалась она не в коридоре, где надеялась найти Ластика, а в более сырой и темной комнате. Стены и потолок были тут давно не белены. На выцветших картинах, которых было тут большое количество, едва прорисовывались бледно-желтые деревья с надписью “Жадность”.
Сашенька присела на стул, но стул тут же развалился. Услышав поспешные шаги, девочка спряталась за шифоньер. В комнату заглянули сестры. Стеклянный глаз Лжи прорезал сумрак комнаты синим лучом. Жада шмыгнула носом и потянула сестру назад.
- Эта комната той, костлявой, - догадалась Сашенька, наблюдая, как толстый черный паук плетет над кроватью серебристую паутину.
Из-за стены снова послышались раздраженные голоса. О чем они спорят? Сашенька выбралась из укрытия и осторожно заглянула в комнату спорящих.
- Люди притворяются, что говорят правду, - шумела Лжа, - скажешь, ты никогда не лжешь?
- Я!? - Жада выпорхнула из кресла. - Я!? Мне и на правдивые слова жаль энергии.
- Вот и сейчас врешь! Тратишь энергию на спор со мной.
- Я!? - Жада сузила глазки и неожиданно вцепилась в нечесаную копну волос сестры. - Сегодня же поместим девчонку ко мне! - завопила она. - Я научу вас дорожить каждой былинкой, каждым глотком воды.
- Нет! Замарашка будет познавать мою науку, - отбивалась Лжа. - Мою! - топнула она ногой.
А когда она топнула, то плохо прикрытая дверь в коридор отворилась и в комнату ворвался Ластик.
- Ах ты блохастая тварь, - вскипела Лжа. - Тебе тут чего? Ах ты! - замахнулась она на Сашеньку, которая выбежала к собачке. - Ах ты... - и тут же она уняла свой гнев. _ Сашенька, на улице страшненько, - заискивающе скрипел ее голос. - Голодные волки орут, тебя на съедение ждут.
- Она дышит! - Жада оттолкнула Лжу и тыкала в девочку пальцем. - Он дышит! - таращилась она на Ластика. - Они дышат нашим воздухом. О-о-о, как мне дурно...
А я витал над Сашенькой и Ластиком, кивал им на дверь и беззвучно кричал:
- Они хуже всяких волков! Скорее бегите!
Но Лжа преградила девочке дорогу. Стеклянный глаз вспыхнул черным.
- Ступай в мою комнату! - шипели ее тонкие губы.
Сашенька попятилась под натиском Лжи. Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Ошарашил всех Ластик. Он выскочил на середину комнаты, встал на задние лапы и сказал человеческим голосом:
- Га-аа-го-о-воо-ри-теее г-глупости. Нам с жадностью и ложью не по пути.
Старухи разинули рты. А Ластик для пущей важности погрозил им лапой. Пока сестры приходили в себя, Сашенька и собачка бросились наутек.

  Глава третья.

СТРАННЫЕ БРАТЬЯ

Я выпорхнул вслед за Сашенькой. Оказались мы не в коридоре, а на улице, где мела поземка, сгущались сумерки. Было безлюдно- мрачно. И только невдалеке, уткнувшись бородой в рукоять метлы, стоял дворник. Склонив набок голову, он беззубо улыбался. Ластик вскинул лохматые уши, зарычал на него.
- Что ты, - Сашенька приструнила собачку. - Это Порфирий Николаевич, наш сосед.
- А как же! Я самый и есть.
Ластик не унимался.
- Да подожди, не рычи. Нам нужно найти тетю Дашу.
- Пусть себе лает, - отмахнулся старик. - А тетя Даша здесь, в этом доме живет, - Порфирий Николаевич махнул метлой в сторону покосившегося здания, - ее квартира рядом с моей.
- Ой, тут Лжа и Жада. Я так и не поняла, кто они такие.
- А-аа, эти, с черными душами. Они, крошечка, в другом доме. Ты к ним не ходи, а то и твоя душа станет черной.
- Не пойду, Порфирий Николаевич. Они страшные и сердитые.
- Вот и правильно. А к тете Даше мы сейчас, мигом попадем. Только к ней нужно осторожно, чтобы шпион не увидел.
- Кто? - Сашенька не поняла.
- Шпион, - выдохнул шепотом Порфирий Николаевич и заозирался. - Идем, только осторожно.
Девочка пошла за дворником, следом затрусил Ластик, и, невидимый, заскользил я. Едва мы вошли в подъезд, как перед нами оказалась все та же воздушная лестница, по которой мы уже поднимались.
- Ах, я же говорила, кто здесь живет! - воскликнула девочка.
- Живет, живет, - прошипел Порфирий Николаевич и крепко взял Сашеньку за руку.
Оказавшись на втором этаже, мы как бы проплыли мимо раскрытых дверей Жады и Лжи.
- Вернись! - кричали те, таская друг- друга за космы и топая ногами. Порфирий Николаевич свернул им дулю и ехидно буркнул:
- Дураки, дураки
Залезли в кулаки...
- Ах, что же за крайность этот пегий старичок? - волновался я, - чего он хочет от Сашеньки?
Ластик заливался лаем, тянул девочку назад. Но дворник вел ее к своим дверям.
- Мне к тете Даше, - к Сашеньке закралось сомнение, что перед ней Порфирий Николаевич.
- А как же! К ней, обязательно к ней, - Порфирий Николаевич остановился и позвонил. В комнате послышалась возня. Дверь приоткрылась, просунулась длинная седая борода.
- Ты, что ли, Подзорот? Али не ты? - спросила она.
- Я самый и есть. Открывай. Хотя подожди, нет ли тут шпионов?
“Вон оно что, - догадался я, - эти пегие старички олицетворение Подозрительности Трусости. Но что надо им от Сашеньки?”
Подзорот осмотревшись кивнул Трусту открывать.
- Мне к тете Даше, - упиралась Сашенька и не хотела идти.
- Она здесь, с нами живет, - тянул ее за руку Порфирий Николаевич.
А Сашенька уже знала, что это вовсе не Порфирий Николаевич, а похожий на него старичок. Но очень нехороший. Вон и брат называет его каким-то странным, непонятным именем.
Труст звякнул цепью, открыл дверь. Первым ворвался в комнату Ластик, залаял на Труста. Тот взвизгнул и взлетел на шифоньер.
- Раз-рра-ззбой, - рычал он сверху, прикрываясь жидкой бородой.
- Ррр, - рычал на него снизу Ластик.
- Извините, - сказала Сашенька и цикнула на собачку. - Помолчи, вести себя совсем не можешь.
Ластик вильнул хвостом, прилег у ног девочки.

- Кто-оо! - Взвизгнул Труст, - Дашка-аа!? Да она знается не то с дьяволом, не то бррр... Только что к ней пришел кто-то страхолюдный, бррр говорить даже страшно.
- И я говорю, что там нечисто, - согласился Подзорот и протянул руки снять брата. - Подозреваю, что к ней приходят шпионы. Доносы строчат.
- Что вы! Какие доносы? Тетя Даша - мамина знакомая. Она платье шьет.
- Платье? Ах, вон оно что, - Подзорот снял брата, пригладил его бороду и как-то исподлобья уставился на Сашеньку. - Значит и мамаша твоя того, шпионит.
- Что вы! Какие шпионы? Мама - учительница.
- Учительница? А-аа, тогда тем более. Это она учит всему плохому, непонятному. Это она делает из людей шпионов.
- Что вы такое говорите. Перестаньте!
- Конечно, брательник, она - ее мать, - пропищал Труст. Маленькие глазки его слезились и постоянно смаргивали. Он просеменил к креслу и утонул в нем.
- Моя мама хорошая. Она плохому не учит.
- Ну да, скажешь, - усмехнулся Подзорот. - Жизнь - она вся подозрительностью пропитана. Кругом шпионы так и вьются.
Какие странные непонятные слова говорили старички-братья. Сашенька никогда раньше не слышала о шпионах. Она впервые встретилась со словами “недоверие”, “подозрительность”.
- Мама говорит, надо жить, уважая друг друга, - сказала она.
- Еще чего. К такому только шпионы могут призывать.
- Она такая, - всхлипнул Труст и съежился в кресле. - Шпионка, вон у нее волкодав какой.
- Ластик - смирная собачка. Мне подарила ее Снежная Королева. Она мне как верность.
- Снежная?! - Труст передернул худыми плечиками.
- Даже зябко стало от таких слов.
В коридоре послышались шаги. Подзорот насторожился.
- Опять шпионы, - прошипел он.
- Стой! Не открывай, - Труст кинулся к дверям и налег на них, - Мало ли какой страх ходит там.
Брат оттащил его и приоткрыл дверь.
- Странно, - сказал он, - никого. Но это и подозрительно, что никого. Ты, наверное, успела предупредить? - Он насупил брови и уставился на Сашеньку.
- Что вы! Я даже не выходила. А-аа! - Сашенька всплеснула руками. - Это ваши новогодние шутки: и со шпионами, и с вашими именами. Ну какой же вы Паодзорот, когда вы - Порфирий Николаевич, наш дворник. А это, - Сашеньтка кивнула на Труста, - наверное, ваш брат, которого я не знаю. Вы решили... как это мама говорит? - девочка задумалась. _ А-аа, разыграть меня. Теперь я поняла: Лжа и Жада вовсе не Ложь и Жадность. Но мне некогда шутить, мне к тете Даше надо.
- Хорошо, будет тебе и тетя Даша. Подожди-ка пока вот здесь. - Подзорот открыл дверь в стылую комнату.
Сашенька взяла Ластика на руки и вошла в темноту узкой, небольшой комнаты, освещенной пыльным подслеповатым оконцем. Я поспешил следом.
В скупом свете едва обозначалась старая, пыльная мебель и картины, развешенные на стенах. На одних из них девочка легко узнавала Подзорота. Прижимая к груди пегую бороду, старик то выглядывал из-за сарая, то подсматривал в замочную скважину, то лежал на облаке, приставив ухо к проплывающей внизу земле.
Обежав картины, взгляд девочки переметнулся на потолок, где было написано: “Подозреваю: все в чем-то повинны”.
- По-до-з, - пыталась прочитать Сашенька. Она знала буквы, но читать еще не умела. Но все же она поняла, о чем идет речь и перевела взгляд дальше, где висели картины Труста.
- Чего это он всюду ежится?
- Сашенька, перед тобой самая настоящая трусость! - кричал я, зависнув над Сашенькой.
И девочка словно услышала мой беззвучный голос. Брови ее сбежались к переносице, она задумалась и вдруг сказала:
- А-аа, так это страх. Я знаю, что такое страх. - Девочка вспомнила, как вздрагивала она от грома за окном и тянула на голову одеяло. Вспомнилось, как из-под кровати выбежала мышь и она чуть не умерла с испугу.
- У страха глаза велики, - сказала в тот раз мама, успокаивая Сашеньку.
И точно. На всех картинах глаза Труста широко раздирались страхом. Девочке стало жаль Труста. И в то же время ее сердце заполнилось тревогой - сможет ли она выбраться отсюда?
“Тебе поможет Ластик, - вспомнила она слова Снежной Королевы. - Это твоя верность”.
- Ластик, - обронила девочка призыв в сумрак комнаты, - ты хочешь жить у меня?
Радостно повизгивая, Ластик ткнулся Сашеньке в ноги.
- Ну вот и хорошо, - Сашенька прикоснулась к мокрому носу собачки. - Ну, что будем делать?
Ластик лизнул девочку в лицо.
- Понимаю, уходить надо.
Сашенька выглянула в соседнюю комнату. Братья толкали к дверям шифоньер.
- Давай, давай, - тряс козлиной бородой Труст. - Запереть надо. А то вон какой у нее волкодав.
- И больно уж подозрительно все, - отозвался Подзорот. - На дворе ночь, а эти шастают. Чего шастать? Если ты ничего плохого не замышляешь, то будешь сидеть дома. Правильно, что я задержал их. Уж больно все подозрительно.
- Оно так, - согласился Труст, - да вот страх, не пришла бы от них беда.
Шифоньер придвинули к дверям и прочно закрыли выход.

Глава четвертая.

ВСТРЕЧА С ГОСПОЖОЙ ЛЭН.

- Что вы делаете!? Зачем закрыли меня? - крикнула Сашенька и застучала в дверь. Никто не отозвался.
- Ластик, как нам быть? - позвала она собачку. - Ты ведь умеешь говорить, скажи.
Но ластик молчал. Он исчез.
- Ну вот, и ты оставил меня.
Сашенька опечалилась и подошла к подслеповатому оконцу. На улице продолжал валить снег. И где-то в глубине снежной вуали скупо просматривался дом с желтыми окнами. Сашеньке казалось, что в одном из окон она видит свою маму. И еще Сашеньке казалось, что сама она зависла в снежных тучах и порхает над землей.
- Мама, я куда-то лечу, - сказала девочка.
- А как же ласточка, - послышался далекий голос матери. - Летим, доченька. Жизнь - это и есть наш полет.
- Куда же мы летим, мама? Так страшно кругом.
- А ты крепись , Сашенька. Далече я, помочь не могу. Ищи опору в себе. Окна погасли, и дом растворился в снежной вуали. То ли был он, то ли привидился. Ответить на этот вопрос Сашенька не могла. И тут в ноги ей ткнулся Ластик. Он отряхивался от извести и тянул девочку к дальней стене , где оказалась дыра.
- Ах умница, - девочка погладила собачку и нырнула в пролом. Выбравшись она оглянулась. Широкий полутемный коридор. С одной стороны его тянулась сплошная стена, с другой - чернели массивные двери с медными табличками. Сашенька хотела зайти в одну из квартир, спросить , где живет тетя Даша, но побоялась.
В глубине коридора послышались шаги. В белой шубе и рябом платке по коридору шла женщина с авоськой в руке.
- Скажите, пожалуйста, как мне найти портниху?
Женщина удивленно вскинула брови.
- Ой какая хорошая девочка. Белая коса. Какие яркие фиолетовые глаза. Ну, прямо Снегурочка. Тебя как зовут?
- Сашенька . Я к тете Даше иду.
- Портниха, что ли?
- Да.
- Знаю, знаю. А меня Двулей зовут. Я вот тут живу, заходи, - Двуля зазвенела ключами.
Ластик вскинул уши, зарычал. Сашенька насторожилась.
- Я соседку свою, - Двуля хихикнула, - ну, тетю Дашу, с той и с другой стороны знаю. Я ведь Двуля, поэтому могу человека с двух сторон распознать.
“Двуля”,- мысленно произнесла девочка и призадумалась, что бы это могло значить.
- И не отгадаешь, - Двуля примирительно махнула рукой. - Я - двуличие. Со мной и тем , и тем хорошо. И тебе будет сладко.
- Дву-уу-ли-ии-чие? - протянула Сашенька и попятилась, так и не поняв значение этого слова.
- Куда же вы!? - Двуля взмахнула авоськой. - Я вам добра хочу... Ах дрянная девчонка. Чтоб тебе было пусто!
Что еще выкрикивала Двуля, Сашенька не слышала, потому что Двуля растворилась в сумраке коридора, а Сашенька уже стояла перед дверью, на которой висела табличка “Госпожа Лэн”
“Заходить, не заходить”, - размышляла Сашенька. И, прежде чем зайти, она напрягла свою память, чтобы прочитать написанное. В садике их учили писать буквы, а вот до слов дело еще не дошло. Первое слово так и не далось, а вот второе она прочитала, потомучто оно очень было похоже на слово “Лена”. В садике у нее была подружка Лена и Сашенька знала, как пишется это слово.
“Здесь живет кто-то добрый”, - подумала она и постучалась.
- Во-оой-ди-ии-те, - послышался в динамике над дверью сонный голос.
Сашенька открыла дверь и оказалась в большой светлой комнате. Там стояло много кроватей. На одной из них лежала пухлая молодка, зевала.
- Во-оой-ди-ии-те, - еще раз пропела она и, полуобернувшись к другим дверям, ведущим в смежную комнату, раздраженно бросила:
- Рута! Я просила поправить подушки. Сколько можно ждать?
На окрик выбежала девочка. Она была чуть-чуть старше Сашеньки.
- Шевелись же, Рута, шевелись.
- Я мигом. Я сейчас, госпожа Лэн.
“Ах, так вот что было написано на дверях - госпожа Лэн, - догадалась Сашенька . Рута принялась поправлять подушки. Выбежала еще одна девочка, с хрустальным подносом в руках, села на край кровати госпожи Лэн. Та зажмурила глаза и открыла рот.
- Ой, да что вы! - удивилась Сашенька , - разве нельзя есть самой?
- Самой?! - Госпожа Лэн распахнула длинные ресницы. - Самой лень.
- Лень? А, вон что, - Сашенька сообразила что Лэн - это и есть лень в образе человека.
Слово такое Сашенька знала хорошо, потому что когда ей не хотелось что-то делать, то мама говорила:
- Доченька, нельзя лениться, а то лень погубит тебя.
Конечно, это не так. Вон Лень раскинулась на кровати в полудреме, и за ней ухаживают. Она такая безобидная. Пухлая, с большими глазами и длинными ресницами. Кого же она может погубить?
- Ты наверное голодная? - госпожа Лэн распахнула свои большие глаза и уставилась на девочку.
- Да, - призналась Сашенька , - мы с Ластиком давно не ели.
-Рута, Вита, покормите-ка новенькую.
Девочки принесли на подносах еду.
- Раздевайся, - сказала одна из них - пухленькая и очень похожая на госпожу Лэн. Ее звали Витой. Она поставила на журнальный столик поднос, над которым поднимался пар жареной картошки и тушеного мяса, помогла Сашеньке раздеться. Рута угощала Ластика, но тот вырвался и зарычал на госпожу Лэн.
- Ну, что ты, Ластик . Сейчас пойдем к тете Даше, вот только поедим.
- К тете Даше? - Рута обернулась к Сашеньке. - Я тоже шла к ней.
- И я, - подхватила Вита.
- Так почему здесь?
- Заблудились, а теперь не выбраться, - вздохнула Рута.
- У меня хозяева Подзорот и Труст, - сказала Вита. - Мне еще не так тяжело. А вот Руте… У нее - Жада и Лжа. Одними сухарями Руту кормят. Сюда на время отдают нас, чтобы мы за госпожой Лэн ухаживали, да ужин приготовили для общей вечеринки.
Сашенька ничего не поняла. При чем тут Лжа и Подзорот. Она принялась есть и едва стал уходить голод, как вместе с ним ее начало покидать беспокойство, девочку охватила приятная истома, нашло безразличие к Вите и Руте, к Ластику и к самой себе.
- С тобой произойдет то же, что произошло с нами, - сказала Рута, - сначала в тебя вселится лень, а потом все остальное: и жадность и подозрительность.
- Трусость и Ложь, - кивнула Вита.
Сашенька не слушала их. Ей было непонятно почему повизгивает Ластик и тянет ее за подол платья. Ей захотелось полежать. Почему бы не полежать? Госпожа Лэн такая добрая. У нее очень хорошо.
- Ошибаешься, Сашенька ! - кричал я, незримо летая над Сашенькой и пытаясь овеять ее свежим ветром, чтоб не сморил ее сон Лени. - Это одно из худших бед - Лень! - кричал я , - потом человек катится дальше, становится и злым, и придирчивым, и не справедливым.
Но Сашенька не слышала меня. Ах, какая истома лени входила сейчас в ее душу. Девочка села в кресло, веки ее отяжелели.
- Тяв, тяв, - заливался Ластик и вдруг сказал:
- Лень - это самое худшее зло.
- Ах, - вздохнула Сашенька и улыбнулась глупенькой улыбкой. Она уже погрузилась в равнодушие.
- Будешь, замарашка , моим продолжением, - кивнула ей госпожа Лэн и сладко потянулась. - Сама явилась, значит будешь хо-ро-оо-шим моим продолжением. Хочешь, а, стать Ленивцем?
Сашенька полусонно разомкнула ресницы и хотела сказать “Да”, но тут скрипнула дверь, и вошли сестры - старушки.
- Эта девчонка уже здесь! - воскликнула Жада и погрозила костлявым кулачком. - Нехорошо, соседушка, переманивать. Это наша девчонка. Всюду ищем ее. Она у нас украла. Ой, что же она украла у нас?
- Память вашу, - усмехнулась госпожа Лэн , - разве может Лень заняться такой тяжелой работой - красть? Нет, не может. А девочка эта - мой ленивец.
- Тебе Руту в помощь даем, Виту, - заворчала Лжа, - и все тебе мало.
- Ишь ты, закипела как чайник. Девчонки тут вам готовят. К тому же харчи для вас дармовые.

- Ах, не морочьте голову. Выбирайте кровати и ложитесь лениться.
- Моя вон та, возле фикуса, - Жада кивнула в сторону окна. Но Лжа оттолкнула сестру и устремилась на ее место.
- Ах, непутящая, все вперед норовишь, - старшая сестра потрясала костлявыми кулачками. - Тут всегда отдыхала я.
- Что ты говоришь. Не может быть...
В дверь постучали и на пороге появились бородатые братья.
- Господи! - Взвизгнула Жада. - И эти тут. - Она юркнула под одеяло ближайшей кровати. - Из-за них ужасно тесно. Они пьют наш воздух. Нам самим его мало.
- Хм, - хмыкнул Подзорот, разглаживая пегую бороду. - Тебе ворчать, что мне бороду чесать. - Он уставился на Сашеньку .
- А шпион тут зачем?
- То моя замарашка, - отозвалась госпожа Лэн . - Мой маленький ленивец. - Как ни странно , Сашенька согласно кивнула. Труст пугливо выглядывал из-за спины брата.
- Выбирайте места, - пора лениться, - госпожа Лэн широко зевнула.
- С вашей ленью и до беды недалеко. - Труст поежился. - Вон у волкодава какие глазища. Того и гляди - кинется.
- Она не кинется, она шпионит, шавка эта, - проворчал Подзорот.
Жада и Лжа молча косились на братьев. Молчала и госпожа Лэн . Подзорот и Труст, выбрав места, улеглись.
Такой обычай был у жителей улицы Крайностей. После своих никому не нужных дел собраться у госпожи Лэн и часа три-четыре поваляться в ленивой дремоте. Странная улица, и странные жители. А жили здесь, как вы уже поняли, Жадность, Ложь, Подозрительность, Трусость, Двуличие и Лень. Жадность - всегда жадничала, Ложь - лгала, Подозрительность в чем-то всех подозревала, Трусость - всего боялась, Двуличие - постоянно натравливало одного на другого, а Лень всех развращала своею страшною силой лени.
Иногда жителям улицы Крайностей удавалось заманить к себе ребятишек. Ложь растила из них лжецов. Жадность - скупердяев. Подозрительность - людей недоверчивых. Трусость учила быть вечным рабом трусости. Двуличие вскармливало из маленьких ребят людей подленьких, с ехидцей в душе. А Лень - тех и других учила зевать, ни на что не обращать внимания и глубже погружаться в свои пороки. Именно поэтому жители улицы Крайностей часто собирались у госпожи Лэн. А так как Лэн была ленью и не могла привечать гостей чашечкой кофе или вкусным ужином, то соседи по очереди отдавали ей в работники своих питомцев. Сейчас здесь находились Вита и Рута - девочки, попавшие в кабалу Жады и Подзорота. Они принесли всем поесть и стояли в сторонке, ждали когда можно станет унести посуду.
Но тут опять постучали, и на пороге появилась Двуля. Из-под рябого платка вприщур бросали ехидные искорки маленькие серые глаза.
- Вот и я к вам погостить, - протараторила она. - А может и нет, поздороваюсь - и пойду себе.
- Куда уж там, уйдешь. Ты бы тут первой была, да видать, что-то помешало. Небось принаряжалась.
Вон, платье какое-то странное. Не-то желтое, не то синее.
- А это как хочешь, - Двуля повернулась к Жаде левым боком. - Если так, то оно синее. А если так, - подставила другой бок, - то оно желтое. Нынче двуцветие модно.
Госпожа Лэн приоткрыла один глаз, усмехнулась и лениво заметила:
- Нет, сейчас всего важнее безразличие. Проходи и ложись. Пусть овеет тебя свежестью лени. Это самое великое, что дано человеку. Эй, Рута, Вита, спойте-ка нам. Под пение лучше дремать.
Рута отошла к окну, прищурилась и запела.
- В этот зимний завьюженный вечер,
Выгнав в завтра назойливый день,
В своих душах зажжем, друзья, свечи,
Пусть они освещают нам лень.
Госпожа Лэн приподняла свое грузное тело, слащаво улыбнулась. А Руту уже заменила Вита. Тихим голосом она выводила:
- Ах, нам лень, нам лень
Догонять жизни тень, - Девочка закружилась по комнате в вальсе.
- Все в ней спокойно и просто.
Самый счастливый остров -
Жизни моей лень.
Вита кивнула госпоже Лэн и отбежала в сторонку. А на ее место выпорхнула Рута.
- Имеем еще в наличии
В платье двуцветном двуличие, - звенел ее голос, -
Оно помогает нам
К двум уплывать берегам
И оставаться там,
Где очень прекрасно нам.
Сашенька чувствовала, что засыпает под эти странные, нелепые песенки.А девочки все кружились по комнате, все пели:
- Ах, этот Труст, Труст, Труст,
С нами всегда будет пусть.
Пусть он за нас боится,
Страх наш в него пусть внедрится,
А нас он покинет пусть.
И тут произошло то, что нарушило Сашенькину дремоту. Жители улицы Крайностей, вдруг повскакивали с постелей и закричали каждый о своем.
- Тут шпионы! - тряс пегой бородкой Подзорот.
- Не дыши моим воздухом, - Жада вцепилась в патлатые волосы Лжи.
- Ой, что же это с моим платьем? - выпучила глаза Двуля, - не уж-то оно стало одноцветным!?
И только Лень лежала как ни в чем не бывало. Только посматривала одним глазом на Сашеньку.
- Ой, что ж это я? - удивилась Сашенька. - Надо же к тете Даше. - Она встала. Ластик вильнул хвостом и мигом принес брошенную у вешалки шубу.
- Ку-уу-да-аа? - Лениво протянула госпожа Лэн и показала на кресло. Девочка присела. Она боялась, что пристанут другие, тогда уж точно - не уйдешь. Но гостям было не до Сашеньки. Они кричали, толкали друг друга в бока, таскали за волосы.
- Нет, нет! - тряс кулаками Подзорот, - Только крайнее подозрение может освободить нас от зла.
- И осторожность, - осторожность, - подпевал брату Труст.
- Хи-хис, - хихикнула Двуля. - Куда ж вы денетесь от Зла. Вон оно рядом через два дома живет.
Сашенька привстала. К ней никакого внимания. Она осторожно прошла к дверям и тут вспомнила о Вите и Руте. Девочки колошматили друг-друга.
- Рута! - позвала Сашенька. Никакого ответа.
- Ви-ии-тааа!
Вита обернулась, показала язык.
- Идем же, - тявкнул Ластик и потянул Сашеньку за шубу.
Втроем мы юркнули за дверь.

 Глава пятая.

 РАЗДУМЬЕ

В коридоре нас ослепила яркая вспышка. А следом обрушилась темнота.
- Ой, что это, Ластик?! - воскликнула девочка, но собачка не отозвалась.
Сашенька, подумав, что Ластик остался в комнате, толкнула дверь, но и дверей не было.
“ Если пойдешь этой улицей, - вспомнила она слова Снежной Королевы, - то придется пройти все крайности. Подумай, Сашенька. К матери тогда не скоро вернешься.” Ах, как хочет она оказаться сейчас дома.
- Ластик! Ластик!
Собачка не отзывалась. Идти без нее Сашенька не решалась. Где-то рядом живут Зло, Коварство, Эгоизм. Немало здесь жильцов с подленькими желаниями. Это Сашенька уже хорошо усвоила. В темноте она могла легко попасть в их сети.
- Ластик! Ну где же ты?
Снежная Королева сказала, что в образе собачки она будет иметь Верность. Тогда Сашенька не придала особого значения этим словам, а сейчас догадалась - Верность - это то доброе, что встретила она на своем пути к тете Даше. А встретила она единственного друга - Ластика, который приходил на помощь, остерегая от ошибок. Да не больно слушалась она. В чем и причина всех ее бед. Пискнула мышь, ткнувшись в валенок Сашеньки. Девочка вскрикнула и отскочила в сторону. А едва она отскочила, как впереди обозначился просвет и в глубине его обрисовалась дверь. Может быть, там живет тетя Даша. Интересно, что означает слово “Даша”? Сашенька стала вспоминать написание букв. Буква “Д” тоже похожа на домик, но без ножек. Буква “Ш”... а-а, это, как палочки забора. И снова буква “А”. Но вот, что обозначает слово “Даша”? Мама говорила, портниха добрая. Сашенькина мама тоже добрая. Значит , тетя Даша такая же приветливая. Имя портнихи начинается на букву “Д”, как и слово добро. Значит тетя Даша поможет Сашеньке вернуться домой. Кто-то дернул Сашеньку за подол шубки.
- Ластик! - Сашенька прижалась щекой к мокрому носу собачки. - Ну, веди. Ты ведь все разведал.
Ластик вильнул хвостом, побежал по коридору. За поворотом им попалась дверь с табличкой “Золо”. Буквы не сложные в прочтении. Мысленно убрав первое “о”, Сашенька поняла его значение.
- Здесь Зло, - сказала она собачке, - сюда нельзя.
Но Ластик и не думал останавливаться возле этих дверей. Наконец-то темный коридор кончился и они вышли на террасу. Сквозь высокое полузаиндевевшее окно скупо просматривались очертания знакомого дома. Продолжал падать снег.
- Мой дом, Ластик! Мой! Где же здесь выход!?
Едва они оказались на улице, как Ластик нырнул в проулок.
- Куда ты!? Мне ничего не надо. Совсем ничего.
Ластик вернулся, настойчиво повизгивая, потянул Сашеньку за собой.. “Пойдем, там хорошие люди”,- читала Сашенька в его глазах.
- Ладно.
Они свернули за угол и вошли в подъезд трехэтажного здания.
- Ах, Ластик, не попасть бы нам в новую беду.
На втором этаже открылась дверь. На площадку вышли пожилая женщина и девочка лет шести. Женщина сказала:
- Смотри, Леночка, не заблудись.
- Что вы, тетя Даша, я тут рядом живу.
- И рядом можно заблудиться. Улица у нас больно путанная. Улица Крайностей.
- Ничего. Я иду и присматриваюсь. Мама мне говорит, будь, доченька, всегда внимательной.
- Правильно. Тогда не ошибешься. Ступай, Леночка, тебя ждут.
Сашенька приостановилась и воскликнула в душе:
“Ой, это же тетя Даша! Ой, и Леночка из детского садика!”
Леночка держала под мышкой сверток.
“Наверное, новогоднее платье”, - догадалась Сашенька.
Женщина устало поправила очки и тут увидела Сашеньку.
- Ты, девочка, к кому?
- К вам, - робко ответила Сашенька.
- Ну входи, не робей.
Леночка весело сбегала по ступенькам. Сашенька обернулась, обернулась и Леночка. Девочки приветливо помахали друг другу. Тетя Даша взяла Сашеньку за руку.
- Зовут тебя как?
- Сашенька.
- Сашенька? Хорошо звучит. Вырастешь - Александрой завеличают.
Немного помолчали.
- А как Ластика станут величать? - девочка кивнула на собачку.
- Ишь ты! Ласковое слово. По смыслу оно хорошему сродни. А хорошее всегда человеку нужно: и в детстве, и в старости. Пусть так и живет - Ластиком.
Какое-то внутреннее тепло исходило от тети Даши и слова ее, как показалось Сашеньке, дышали теплом, и чем-то ласковым веяло от них. А я стоял рядом с Сашенькой, и ко мне возвращалось успокоение. Наконец-то Сашенька пришла к цели.
- Ты, касатушка, за платьем?
Сашенька кивнула и опустила глаза. Пришла за платьем, а в благодарность ничего не принесла.
- А как же, готово оно, - сказала портниха. А как же.
Они прошли в комнату - небольшую, аккуратно прибранную, где тетю Дашу поджидала молодая женщина.
- Вот еще гости. Знакомьтесь, - портниха кивнула на своих спутников. - Это Сашенька. А это, представьте себе, Ластик.
Женщина улыбнулась, приветливо кивнула.
- Не часто встретишь хорошее имя, - сказала она. - Всех нынче кличками зовут: и людей, и животных. А тут: Ластик. Ишь, как ласково. Доброе имя.
- Добра нынче маловато, - вздохнула тетя Даша. Помолчала, а потом спохватилась, стала снимать с Сашеньки шубу. - Ты, касатушка, посиди-ка с Ластиком. Вот тут вам, - кивнула она на стол, - блины, сметана, чай. Угощайтесь, а мы с Полиной Ивановной на минуту-другую покинем вас.
- Дарья Васильевна, может, так сойдет? - Полина Ивановна поднялась с кресла. - Тут всего поясочек поправить. Что уж, сама не сделаю?
- Нет. Любое свое дело нужно самому заканчивать. Идемте, заодно примерим...
Ластик лизал сметану. Сашенька отхлебывала чай из блюдца и изучала комнату. Светила оранжевая люстра. На стене висела картина летнего пейзажа уходящей вдаль дороги. Диванчик, стол, кресло, зеленый палас и несколько стульев. Ничего необычного, ничего лишнего. Но почему-то это нехитрое убранство комнаты успокаивало Сашеньку и обволакивало домашней радостью и еще чем-то таким, чего никогда бы не нашла она в квартирах Жады, Подзорота или госпожи Лэн. Здесь в ее сердце проникало что-то такое, что вызывало ее на ответную благодарность. Девочка заметила на полу ворсинки и мелкие кусочки материи. Тете Даше совсем некому помогать. Сашенька отыскала веник. Она подмела полы и принялась поливать цветы, и когда закончила поливать их, вошли Полина Ивановна и тетя Даша.
- Ой! - воскликнула портниха. - Да вы только посмотрите, какие у меня помощники!
И Полина Ивановна посмотрела. Она как-то по-особому посмотрела на девочку. Глаза ее расширились, и в них промелькнуло что-то светлое-светлое.
- Разве не счастье иметь такую доченьку? - сказала тетя Даша.
- Еще какое, - согласилась молодая женщина.
Сашенька смутилась. А Ластик, ожидая похвал в свой адрес, стянул со стула пальто и потащил Полине Ивановне.
- Выпроваживает. Это ж надо, - портниха покачала головой.
- Ластик! Не хулигань! - Сашенька погрозила пальцем.
А Полина Ивановна улыбнулась.
- Он у тебя, Сашенька, молодец. Дает понять, что пора мне. Так я и пошла. Всего вам хорошего.
Тетя Даша проводила Полину Ивановну к дверям, а потом сходила в другую комнату и принесла сверток.
- Ну вот, будем примерять.
Нет, это было не платье - чудо из легкого воздушного материала с голубым бисером на высоком стоячем воротничке. Когда Сашенька надела это чудо-платье - не узнала себя. А в комнате стало светлее.
- Ах! - ахнул в изумлении Ластик и высунул язык.
-Ах! - ахнул невидимый я.
Будто не Сашенька, а Аленушка из знакомой сказки смотрелась сейчас в зеркало. Те же, что и у Аленушки, русые, низко спадавшие до пояса волосы, те же фиолетовые глаза. Только платье другое, словно Аленушка вышла из своего простого одеяния и вошла в полувоздушное чудо.
- Нравится? - портниха, отступив на два шага от Сашеньки, любовалась ею.
- Очень, - ответила девочка.
- А мне, касатушка, не очень. - Тетя Даша вздохнула. - Понимаешь ли, люди очень охочи до всего блескучего, а ведь истинная красота - в простом. И душа человека лучше, когда человек прост.
Девочка плохо понимала, о чем говорит тетя Даша, но видела - печаль у нее на душе.
- Тогда не шейте, - сказала она.
- Можно и не шить. Но людям так не хватает добра. - портниха помолчала и сделала вывод своим же мыслям. - Оказывается, добро не всегда идет на пользу. Иногда и во зло.
- Вы с ним на одной улице живете, - заметила Сашенька. - Здесь все собрались: и Жадность, и Ложь, и Трусость, и Двуличие.
- Кто, кто?
- Ну эти, ваши нехорошие соседи. Они Руту с Витой не отпускают. Жить с такими соседями рядом - один страх.
- Рядом с такими неспокойно, - согласилась тетя Даша, - Да надо, чтоб других от беды уберечь.
- Вот бы Руту и Виту выручить.
- Я подумаю, касатушка, подумаю. Не зря тут живу.
Немного помолчали.
- Мне домой пора, - сказала Сашенька. - Мама заждалась.
- А как же, надо. Вот только соберу трав для мамы твоей. Их попьешь - и вмиг здравым станешь.
Тетя Даша сходила на кухню и принесла зеленую коробочку.
- Держи. Целебные они.
- Спасибо.
Сашеньке захотелось чем-то отблагодарить тетю Дашу. Но чем? И тут в ее ноги ткнулся Ластик.
- Тетя Даша, я оставлю вам Ластика. Он был мне вместо Верности. Без него я не смогла бы выбраться с улицы Крайностей. Вам тут без Верности нельзя.
- Спасибо, Сашенька. Спасибо, касатушка. Я тут давно живу, знаю, что к чему. Управлюсь. Тебе Верность нужней.
Пес согласно вильнул хвостом.
Через минуту Сашенька и Ластик были на улице. Крупные снежинки касались Сашенькиного лица, а Сашеньке казалось, что это текут ее слезы, потому что какая-то неосознанная печаль вошла в ее сердце.
Они были уже возле дома, когда снег взвихрился, засвистел ветер, прижимая уши Ластика, и проступила из сумрачной метели Снежная Королева.
- Добрый вечер, Сашенька, - сказала она. - Я от тети Даши.
- Ой, что вы?!
- Портниха надумала, как освободить девочек. Пока все ленятся у госпожи Лэн и плохо соображают, следует подбросить им что-нибудь привлекательное. Они отвлекутся, тут и увести девочек. Таким привлекательным может быть Новогоднее платье. Но последнее платье отдано тебе.
Сашенька плотней прижала сверток к своей груди.
- Я звала Руту и Виту, они не пошли.
- Потому что девочки начали впитывать в себя тлен улицы Крайностей1. Если им не помочь, они погибнут.
Сашеньке жалко отдавать платье. Столько обид, трудностей перенесла она, прежде чем получить его и вот теперь отдавай. Жалко. Но и девочек тоже жалко.
- Хорошо, - Сашенька вздохнула и протянула сверток, - берите.
- Спасибо, Сашенька, - Снежная Королева поцеловала девочку, - я другого от тебя и не ждала.
А Сашенька не ждала, что губы у Снежной Королевы окажутся мягкими и теплыми и пахнут земляникой, хотя вся она олицетворение зимы.
- Скоро будем здесь, Сашенька, - синеокая помахала снежным букетом и исчезла.
Но Сашенька не стала ждать. Ей очень хотелось домой. Я тоже не стал ждать хозяйку зимы, а последовал за Сашенькой. Оказавшись дома, девочка запечалилась. Не зря ли она отдала Новогоднее платье, поможет ли оно выручить девочек? Может быть, все напрасно.
- Что ты, доченька, невесела? - спросила мама и пошла на кухню заварить травки. - Ну не успела тетя Даша сшить, так что уж. Не платье главное в жизни.
- Она успела.
- Вон как. Видать променяла на собачку.
-Нет. Я отдала платье за Виту и Риту. Они попали в беду.
- Вон как. Тогда молодец. Когда человек в беде, надо помогать ему. Девочка и Ластик стояли у окна, смотрели на улицу. Там продолжал идти снег. И было очень пустынно. Но вот из-за дальнего проулка, пригибаясь от ветра, вышли Рута и Вита.
- Ой, мама! - воскликнула Сашенька. - Вита и Рута! Вон они!
- Вот и хорошо. Им платье твое помогло, и то, что они вдвоем. А ты одна у меня ходила.
- Не одна. С Ластиком. Потом я читать научилась. И это мне помогло. На нашем доме прочитала “Дружба”. Ты же говорила, что мы живем на улице дружбы.
- Читать? Когда?
- Пока шла за платьем. Теперь знаю: тетя Даша, Добро и Дружба начинаются на букву “Д”. Это как домик на ножках.
- Правильно, - согласилась мама, - но причем здесь Новогоднее платье?
- Ой, мама! - Сашенька хотела сказать, что платье тут ни причем, что самое лучшее платье то, которое ей сшила она. Но девочка запуталась в своих мыслях, прижалась к матери и спросила:
- Мам, а правда буква “Д” похожа на домик с ножками?
- Правда, доченька.
- Вот хорошо бы в таком домике куда-нибудь съездить.
- Куда же, доченька?
Сашенька задумалась, глядя в окно, за которым снег все падал и падал. Заснеженная земля, казалось, поднималась вверх.
- Я бы в незнаемое съездила, - сказала Сашенька. - С Ластиком.
Мать хотела сказать, что в незнаемое дороги нет. Но посмотрев на снежную кутерьму за окном, она вдруг подумала, что именно из незнаемого вернулась сейчас Сашенька и ей стало тревожно за дочь, и в то же время материнское сердце наполнилось гордостью, потому что дочь ее прошла сегодня какое-то испытание жизни, значит следующий шаг в незнаемое, которое и есть сама жизнь, станет для нее полегче.
Я тоже присоединился к этим мыслям. А едва присоединился к ним, как снова оказался на улице и, в скупом свечении фонарей, увидел, что опять стал видимым, мог созерцать свои замшевые ботинки, заснеженный воротник пальто и крайний дом улицы Крайностей.
На этот раз я решил обойти стороной эту зловещую улицу.

 КОНЕЦ.