И я вернусь, мама

Совсем обычный день. Зима. Утро. Иду на работу. Подземный переход. Останавливаюсь у ларька, чтобы купить что-нибудь к чаю. До меня доносятся крепкие стройные поющие мужские голоса. Иду к выходу, на голоса. Я не поднимаю на них глаза. Я знаю, что там стоят 4 молодых человека в военной форме, один из них играет на гитаре. У них приятные голоса, и их маленький хор звучит очень слаженно и проникновенно. Среди них есть очень симпатичные люди, но я не поднимаю на них глаз. Перед ними стоит табличка «В помощь семье погибшего друга». Они поют: «И я вернусь, мама. И я вернусь!». Я не смотрю на них. Может быть, боюсь. Может быть, не верю… Когда я первый раз их увидела, я была под впечатлением Ремарка, который очень подробно описывал молодых людей, вернувшихся с войны. Оторванные от школьной скамьи, без профессии, без привязанностей, без работы и связей, в 20 лет они были уже стариками. Верю ли я тем голосам, так красиво поющим «И я вернусь»? Не знаю. Скорее всего, нет. Под впечатлением книги, тогда в первый раз, мне безумно хотелось подойти к ним и спросить – Ну как там, на войне? Посмотрели бы они на меня стеклянными глазами? Сказали бы о страхе, боли, о развороченных внутренностях, о молодых парнях, которых отправляют на войну как пушечное мясо, которые погибают в первые дни жизни на фронте? Вряд ли. Они похожи на тех солдат, которых я видела у Бондарчука в «9 роте», это их работа – быть похожими на солдат. Верю ли я им? Кому-то нравится как они поют, кому-то – нет. Выбор каждого человека – поверить или нет, кинуть монетку или пройти мимо. Я прошла мимо. Шла и думала – правильно ли я поступила… Если бы я знала, что они действительно были на войне, я бы последние деньги отдала. Но я этого не знаю. Не верю. Бомжи, которым нужны деньги не на хлеб, а на водку. Калеки, которые сознательно лишаются частей тела, чтобы получить работу попрошайки в метро. Цыгане, которые опозорили настоящий кочевой народ. Откуда мне знать, что и те солдаты не такие же… Что они не получили эту форму и зарплату в обмен на каждодневную выручку? Я никогда этого не узнаю. И это мой выбор – верить или нет. Кто-то осудит меня. Возможно, вы правы. Кто-то согласиться. Спасибо. Мне жаль, что они стоят вот так, почти что на паперти, собирая крохи, летящие в них от народа. Но, знаете, мне почему-то не верится, что человек, который побывал на войне, может стоять вот так и петь…
Я иду все дальше и дальше, а перед глазами до сих пор стоят лица, на которые я так и не подняла глаз, и в ушах так и звучат слова: «И я вернусь, мама…»