Осколки

Я сижу дома, в прокуренной квартирке моей и думаю, где же достать хоть немного алкоголя. Дженни ушла, прихватив с собой нашу дочку. И просто хреново, брат, ты же понимаешь. Я, я не алкоголик, нет, но… Я слезаю, братишка, слезаю, поверь, просто мне надоело причинять боль, проблемы моим близким.

Я иду в паб к Ронни. Захожу, подхожу к нему, я просто хочу немного выпить, я не буду снова повторять свои ошибки, брат, не буду напивацца, ты же знаешь, Дженни держится из последних сил, не хочу огорчать ее. Но Ронни посылает меня подальше, я понимаю, ни слова ни говорю, ухожу, но понимаешь, мне обидно, обидно, чувак.

Иду дальше, встречаю Крейга. Здороваюсь, конечно. Он предлагает мне выпить, классный чувак, странный немного, но друг хороший. Мы идем с ним по улице, заходим в какой-то паб, публика – малолетние дрочеры-наркоты, несолидно как-то, што ли. Ну да хрен с ним. С Крейгом берем по пинте светлого.

- Ну, чувак, рассказывай, как там Дженни, ребятенок как? Сто лет ведь не виделись! Да ты не работаешь ведь. Что случилось-то? Да ладно. Вот у меня дела идут заебись, просто заебись, чувак! Недавно с партнерами так оторвались жоско! Так жоско! Ну а ты как? Рассказывай, давай, брат.

- Ну а что, брат, я, значитца, слезаю, с бухла-то, да. Надое…

- Да ты брось, брось, чувак! Ты чо! За встречу-то выпьем, давай, - перебивает.

И этот Крейг пошел к стойке… и принес два двойных виски, не, брат, я ведь немного, немного совсем.

И мы продолжаем. Как-то незаметно приходит вечер, темно на улице, я встаю, собираюсь идти, прощаюсь с чуваком, он уговаривает меня остаться…

И снова, снова я возвращаюсь домой к Дженни, снова ложусь к ней и пускаю пузыри, и не могу двигаца, понимаешь, а моя девочка, моя Дженни, вновь ищет ласки, а ведь я не могу, не в состоянии помочь ей, помочь единственной женщине, которая не брезгует подойти ко мне, коснуться меня…

И я снова, снова засыпаю, и она отворачивается, разочарованная.
Просыпаюсь. Муторно. Дженни снова нет. Снова нет, брат. Понимаешь, мне надоело. У каждого свой грех. Мой грех – алкоголь. И я не могу, брат, не могу, мне так плохо, я должен быть сильным, должен приносить деньги, пользу блять близким. Ты не знаешь, как это – лежать в кровати и понимать, что твоя любовь, твоя девочка уже не смеет прикоснуться к тебе, не думает даже, боится, что ты пьян или на отходах, что я снова пропил ее последние деньги, что им нечего есть с малышкой, с нашей дочкой, нечего есть, представляешь? И дело ведь во мне, дело в алкоголе, дело в том, что я ведь слабый, духом слабый… Но ведь я не могу умереть, ради Дженни и малышки, брат, не могу. Я не должен. Все плохо, братишка. Но это ненадолго, поверь. Завтра начинаецца новая жизнь, и я пойду к Томми, он ведь обещал мне работу у себя, настоящую работу, представляешь?

Но на следующий день я случайно забредаю в бар, и снова, снова я возвращаюсь домой к Дженни, снова ложусь к ней и пускаю пузыри, и не могу двигаца, понимаешь, а моя девочка, моя Дженни, вновь ищет ласки, а ведь я не могу, не в состоянии помочь ей, помочь единственной женщине, которая не брезгует подойти ко мне, коснуться меня…

Но я верю, все будет хорошо. Все, братишка, будет хорошо. Поверь и ты.



***

Я иду по улице, ломает немного, но терпимо, брат. Навстречу Алекс. Стараюсь не замечать, но он подходит, трясет руку, Я отупело гляжу на него. Сказывается воздержание, алкогольное воздержание… что бы ни говорили эти цыпочки из социального обеспечения, но без алкоголя я себя не ощущаю. Я не могу нормально мыслить, и когда я на приходах, я могу осмысливать происходящее. Но я чувствую себя обязанным, Дженни и малышке, ты ведь знаешь, брат. Я стараюсь быть сильным, но *** там. Не выходит.

Я прощаюсь с Алексом и иду дальше. Иду дальше по улице. Я думаю, чувак, я вспоминаю наше знакомство с Дженни. Такая как она никогда не светила мне. Но мы вместе. Теперь девять лет уже. Девять лет, братишка. Прикинь, а? Я иду и думаю об этом. И я думаю, чувак, что я помогу, бля, помогу им.

Я подхожу к гаражу Томми. Вижу его, он кивает мне, впрочем, с оттенком небрежности. Я все понимаю. Я жду минут двадцать, мне уже становицца стремно. Плохо становицца.
Но вот он подходит.

- Привет, чувак. Опять тебе денег надо, да? – презрительно.
- Нет, Томми, я хочу работы просить. Работы. Томми… ты обещал…
- Да, парень, я могу тебе помочь,- испытующе смотрит.

Пытаюсь держацца прямо, я ведь хочу работать, да?

Лады, чувак, можешь работать.

Я иду обратно. В душе радость, знаешь, я ведь теперь работаю.! И Томми даже выдал мне аванс. Сто фунтов. Я теперь могу сводить малышку в парк или на праздник какой. Только представьте! Я встречаю Ларри, этого кренделя. Заходим в паб. Заказываем по пинте, как обычно…

Я возвращаюсь домой. Обдолбанный. Неверным шагом вхожу в спальню. *** знает, что за спальня такая. Заодно с детской. Я ложусь в кровать к Дженни………

Я просыпаюсь. Муторно. Я выхожу на балкон и курю. Решая прогулятца по городу. Проклятое похмелье меня доконает. Я захожу к Донни, и вижу: он ****ит свою жену прямо на площадке перед квартирой. И орет что-то, ругаетца значит. Я молча стою. Я хочу помочь, я хочу сказать, штобы он не трогал ее, не бил… Но это выше меня, брат, я стою и молчу. Он наконец заканчивает, плюет на пол прямо перед ней, уходит, даже не взглянув на меня. Я поднимаю ее, бедная девочка, завожу ее в квартиру, обнимаю, успокаиваю. Она постепенно затихает, не плачет она и молчит, глядя остекленевшими глазами прямо перед собой. И так мне жалко ее, друг, я прямо чуть не плачу. Я пытаюсь найти какие-то хорошие слова, сказать, какая она хорошая и штоб не расстраивалась, не держала в себе все. Но не могу я найти те слова, брат, не получаетца у меня, и все. Тогда я начинаю рассказывать ей про Дженни и про малышку, как мы поедем куда-нить скоро, ведь деньги-то есть у меня, как я люблю свою Дженни. И она кажетца приходит в себя и начинает извинятца, что у нее, типа, неубрано в квартире и посуда вся немытая. Я решительно встаю, я помогаю ей убратца, несмотря на ее слабое сопротивление. И мы вместе прибрали всю квартиру и посуду вымыли даже. она прямо расцвела, представляешь? Ну что ж, я прощаюсь с ней и выхожу на грязные улицы этого города. Я решил дойти до школы моей дочки, ведь Дженни скоро ее забирает оттуда, я типа хочу сказать им про деньги и про парк. И я направляюсь туда. По дороге я вспоминаю эту милую подружку Донни, и на душе тепло становитца, брат, я ведь выручил девочку, сделал хорошее… я рад за нее, теперь я за нее спокоен.

Подхожу к школе, Дженни с ребятенком как раз стоят на крыльце.
- Привет, Дженни,- говорю.
- Привет, - холодно отвечает она. – Знаешь, я сегодня вещи свои забрала, я у мамы поживу пока.
Растерянно смотрю на нее. Как же?
- Дженни. Я вот тут деньжат раздобыл, может… может мы бы сьездили в парк… Эти деньги, я не украл их, я работаю, теперь у меня есть работа, Дженни, я работаю и буду деньги приносить, у Томми…
Я растерянно замолкаю. Она подходит ко мне и шипит:
- Пошел нахуй, алкаш ****ый, какие нахуй деньги, ты чего сюда пришел? Не приближайся к нам, ты достал меня.
С этими словами она разворачиваетца и уходит.
- Пока, пап! – моя доченька, милая…

Потерянный, иду по городу. Захожу в пабы, но никого знакомого, даже непривычно. Добредаю до «Центра», захожу. Сидит Крейг, што-то не то с лицом у него, приглядываюсь – распухло.
- Что случилось, брат?
Поднимает лицо, такая видуха у него, убитый горем он какой-то.
- Прикинь, Дэнни, я взял деньги, ну в банке, оплатить закладную, на дом, Дэнни. И на улице… на улице зацепился за ребят, они… Дэнни, они меня от****или.
Подавляет рыдание. Я достаю свои сто фунтов, ***ня конечно, и вкладываю ему в руку. Он поднимает глаза.
- Дэн, Дэнни, зачем это? Ты што, ты ж сам на мели.
- Брось, брат. Просто у меня сейчас есть деньги. Тебе ведь надо.

Разворачиваюсь, ухожу. И слышу, как Крэйг говорит бармену: «Посмотри на него, он же святой, этот парень, святой».

Я выхожу на улицу. Пошел дождь. Я рад, братишка, я рад.

***

Иду на работу, как обычно. В голове ясно и гордость за себя, брат. Я ведь пить-то все же бросил! Уже два месяца как я каждый день работаю как проклятый, Томми даже прибавил мне зарплату, представляешь! Каждый день после работы я иду домой, готовлю себе ужин, включаю ящик и сижу, смотрю значитца. Иногда по Скаю показывают Хибсов, это как праздник маленький такой, понимаешь? Только вот что-то они проигрывают много в последнее время, ну да ладно - матч на матч не приходится. Но знаешь, все чаще и чаще мне становитца грустно и воспоминания незваными гостями мелькают перед глазами. Я вспоминаю, как в тот раз с ребятами дрались с какими-то отморозками на стадионе, как Марк проломил одному из них череп ударом гриндерса... Как мы убегали после этого от копов, и Донни они все-таки поймали. Или наши сборища в пабе, где мы смотрели тех же Хибсов, неистовую радость от удачно завершенных атак... Я затянулся, и так вдруг стало жалко себя, не поверишь. Чем я был тогда, чем я стал сейчас. Да, я работаю, не пью, Томми нарадоваться на меня не может, надеюсь на скорое возвращение Дженни с ребятенком. Деньги откладывать начал опять же. Но братишка, радости никакой нет от такого существования. Разве это и есть жизнь нормального, респектабельного человека? А раньше, бывало, без копейки в кармане и даже не имея места для ночевки, я был счастлив, потому что друзья всегда были рядом, тот же Марк, с ним ведь всегда можно было с****ить что-нибудь из магазина. А что теперь?

День прошел монотонно, но ничего другого ожидать я и не мог. По дороге домой снова задумался о футболе. Сегодня ведь Хибсы с Хартсами играют. С одной стороны, дома можно приготовить вкусной еды, удобно сесть в кресле и посмотреть по Скаю. Но с другой стороны... Я решил зайти в паб и посмотреть матч там. Конечно, я выбрал такой, в котором ну просто не могло оказаться никого из моих старых друзей.
Иду по Центральной. Сентрал-паб... Здесь наверное Кузен Доуд. Не буду заходить.

Наконец я нашел паб, в котором никогда не собирались мои бывшие друзья.
Захожу в прокуренный зал. Окидываю взглядом... и холодею. Как вы думаете, кто это с возгласом: "Урод, ебтвоюмать, какие люди! Чего это тебя давно не видно?"
Правильно, это Франко. О, Господи, как я не хочу видеть этого недоумка. Но делать нечего, расплываюсь в улыбке, пожимаю руку.
- Пива для моего друга! - орет этот кретин.
- Франко, я завязал, не пью совсем, - пытаюсь урезонить.
- Слышь, Урод, не надо вот тут ****еть. ***ня это все. Бери.
И этот сумасшедший подводит меня к барной стойке и сует в руки бокал с пивом. Спорить с ним бесполезно. Я покорно беру кружку и готовлюсь выслушать очередную порцию бреда от него.
Што-то он мне втирает, значит, как здорово он отмудохал кого-то на прошлой неделе, сколько классных телок выебал, а мне тошно и хреново все это слушать. Я уже не тот, старый, Дэнни. И никогда бы я не подумал, что простая встреча с простым Франко может настолько испортить мне настроение.

Я допил пиво, встал, собираясь уходить.
- Ты куда это собрался, мать твою?
- Франко, друг, мне на работу ведь завтра... надо выспатца и все дела.

Франко просто посмотрел на меня. Прямо в душу. И сказал:
- Вон Хибсы играть начинают.
- А, ну раз Хибсы, то я посижу еще, - дрожащим голосом ответил я.

Мудаку просто не с кем выпить.

- Еще по пиву мне и моему другу, - орет этот кретин.
Мои протесты не были услышаны вообще.
Вторая кружка пива. Смотрим футбол.
- Ну ****ец этот Демпси мудак! Какого *** на поле этот О'Коннор?

Игра вялая была сегодня. Когда в конце Хибсы все-таки запихали мяч в сетку в конце первого тайма посредством Риордана, я допивал четвертую кружку, которыми меня потчевал этот упертый мудак. Первый тайм кончился, я встаю, Франко орет:
- Да куда ты ****ь снова пошел?!
- В туалет, Франко, не беспокойся.
Тот еще что-то ворчит, но отворачиваетца и заказывает еще пива.

Зашел в кабинку, отливаю. В голове уже немного шумит с непривычки. Пожалуй, следующую кружку придетца растягивать как можно дольше. Я не хочу напиватца.

Иду обратно к столику, там уже стоит мое пиво, а Франко смотрит на меня с какой-то странной улыбкой. Я на всякий случай улыбаюсь в ответ. Сажусь за столик, начинаетца второй тайм.
Потихоньку отхлебываю из кружки, смотрю футбол. Хибсы приободрились вроде. И сам уже не замечаю, как начинаю кричать вместе с Франко, обкладывать матом Хартс, громко возмущатца нашими защитниками. И вдруг останавливаюсь. Что это я? Что я здесь делаю? Напротив сидит какой-то озлобленный мудак и, брызгая слюной вопит что-то. Где я, ****ь?
- Фр...Франко, друг, што это за пиво, - спрашиваю я, пытаясь четко фокусировать взгляд.
Этот уебок мерзко мне подмигивает.
- Я решил, тебе расслабитца надо. Мне Малки подогнал порошок ****атый, ну я тебе в пиво и добавил. Сносит, правда? - и улыбаетца, дрянь.
- Франко, ты што, я же завязал с этой дрянью, как ты мог, я же говорил тебе...
- Расслабуха, - невнятно вещает он, - охуенно нужная в этой жизни вещь. Наслаждайся! - хлопает меня по плечу.
Мне становитца плохо, брат, я подрываюсь на улицу, сгибаюсь возле паба и долго блюю. Так хреново давненько мне не было.

Шатаясь, иду по Парк-Лейн. Прохожие с недоумением смотрят на меня. Это же надо... Столько быть в завязке - и сорватца. Только бы не пить еще, братишка, только бы держаться... Я смогу, я стал другим.

Обнаружил себя около знакомой двери. Не могу только вспомнить, моя ли это квартира. Достаю ключи, начинаю тупо тыкать в замочную скважину. Внезапно дверь распахивается, и моему затуманенному взору предстает мамаша моей Дженни.
- А, Дэниел! - говорит она. - Что тебе?

Из-за ее спины вылетает моя маленькая чудесная доченька.
- Папа, папа! - ее звонкий голос пробуждает во мне все то, что я прятал глубоко внутри за то время, что не видел ее.
Я неуверенно улыбаюсь, делаю шаг вперед, пытаюсь обнять мою девочку, но спотыкаюсь о порог и падаю. Прямо на нее. Она кричит, лежа на полу, ударилась головой кажется. Пытаюсь встать, но безуспешно. ****ый Франко с ебаной наркотой.
- Доча, доченька, - я глажу ее по голове. Она так доверчиво прильнула к моим рукам, притихла.
- Папка, - шепчет она, - ты ведь насовсем пришел? Ты больше не уйдешь?

Внезапно сильные руки забирают у меня дочку. Дженни. Я с трудом поднимаю голову и смотрю в эти блестящие злые глаза. И тону в них.

- Знаешь, Дэнни, - говорит мне она. - Я ведь вернуться хотела. Я думала, ты изменился.
И, приблизив свою голову к моей, - А ты все такой же гребаный алкот. А теперь пошел вон. Не смей сюда приходить, слышишь!
Я пытаюсь что-нибудь возразить. Но она молча закрывает передо мной дверь. И из квартиры слышен тонкий детский голос: "Мама, мама, куда папка опять ушел? Он ведь сказал не уйдет! Мама!

Бреду по улице И все вспоминаю радость на лице моей малышки, ее счастливые глаза и слова, ее слова и слова Дженни.