Наброски на листах жизней

 Наброски на листах жизней
 Делить на чужих и своих -
 Уже заблужденье большое
 На это деление вам
 Не надобно много ума
 Я раньше бывало и сам,
 Глупя, ошибался порою,
 И все говорили: Ты псих!
 Но жизнь поправляла сама.
 Вступление в наброски.
Выполнять несколько работ, иногда и одновременно – тяжело. Поэтому он не заметил, как уснул, прислонившись спиной к стенке декорации. Виктор Перемыкин так быстро отключился, что поначалу принял сон за реальность. На мелькавшие тени прозрачных людей внимания даже не обращал, как будто это было нормой вещей.
Ему приснилось, что работал он на божественных рудниках. Добывал ценные полезные ископаемые. Но работы была мало оплачиваемая… А в рабочем буфете постоянно обвешивали. Он понимал каждый момент и каждое действие буфетчицы, но сделать ни чего не мог. Где-то там, за основным экраном происходящего, звучали стихи, врезаясь в его мозг отдельными фрагментами.

А за кулисами всё прятался господь
Его лица на сцене не видали…
И вряд ли кто из нас, сидящих в зале,
Его признал бы снизошедшим в плоть.
А он трудился, сам себя не зная,
Всё время поправлял свои дела,
Кого уже природа родила –
Тот сам собой природу проявляет
В ком полнота субстанции иной
Воспроизводит каждое мгновенье -
Тот есть господь. Подобно дуновенью,
Смывает всё очередной волной.
И блеск иллюзии, и подвиг ратных дел,
Меняясь, превращаются в руины
Мы – это Он, играющий в картины,
Но восхваляться же Он вовсе не хотел.
 
Поскольку это был не сон, а лёгкая дрёма – всё происходило одновременно. Параллельно со стихами мелькали обрывки чьих-то фраз. Сюжеты ненаписанных историй, происходивших с реальными людьми, переплетались в нескончаемый поток менявшихся событий.
- И не стыдно вам, пьёте тут!
- Жизнь – штука не стыдная…
- Господь не выдаст – свинья не съест, - отвечали голоса артистов массовки.
- Нельзя издеваться над господом, - пакостно пробурчала уборщица баба Клава. Казалось, что после её слов, наступит расплата за показавшееся кому-то злодеяние.
- Точно – нельзя. Ещё точнее – невозможно, как невозможно взвесить вселенную, и найти истину, - выручил голос из-за кулис, продолжая уже не известно для кого:
- Добро – это и есть зло, которое себя ещё не проявило. Но всё это лишь для человечества, способного определять вещи таковыми. И если способность к определению и разделению считать добром, то можете себе представить - во что всё это превращается. Смотрите, как чудно разложен божественный сценарий – состоя из разных отдельных сценок и спектаклей, он не даёт увидеть вам полной сути, оставляя в вашем восприятии лишь фрагменты по которым вы пытаетесь судить: о Творце, о жизни, о других… и о происходящем действии. На самом же деле всё не так. Каждый отдельно сотворённый сюжет превращается в иллюзию… и так происходит до тех пор, пока вы делаете выводы…
 * 1 *
А за кулисами всё прятался господь
Его лица на сцене не видали…

В жизни есть много интересных моментов, которые потом становятся не интересными. Так, на сцене, а вернее - за сценой одного из театров, работал человек и не подозревавший о том, что он… Казалось бы и человек был простой, со своими мыслями (почти как у всех) и со своими наблюдениями… Но как потом оказалось – это и был человек от которого многое зависело в людских жизнях, а он об этом не знал.
Долгое время он не знал о том, что были у него «двойники» (люди, чей внутренний состав был очень схож, и они вносили собой одну из частей проявляющейся природы), около сорока человек, а может и чуть больше, разного возраста и пола. У других людей было по-другому – у одних было около ста двойников, у других и того более. Все они несли разную суть и разные проявления, то перекликаясь пониманием, то идя вразрез с другими. Доминирующим было проще, но понимания происходящих процессов у них было меньше. Ночами он писал сценарии для другого театра, потому как – в своём театре он числился «никем», а точнее подсобным рабочим сцены, и относились к нему так же. Доминирующая элита замечала лишь свои размышления и свои взгляды на мастерство. Зато в другом театре он был составной частью репертуара. Там его тоже не знали, но играли роли, им написанные, восхищаясь своим мастерством выражения. Лишь однажды, кто-то из актёров, побывавших на гастролях за границей, заметил, что Перемыкин очень похож на одного известного режиссёра. Причём отметилось, что похож он был не наружностью, а взглядом и мышлением, а ещё точнее – тем, что находится за взглядом и за мышлением. Но вскоре и об этом быстро позабыли, оставив его в размышлении и поиске. И он нашёл. Он понял и почувствовал – такие, как он, есть ещё. Только судьба у них разная. Возможно, их сознания были соединены меж собой незримой нитью общей сути, они могли улавливать одно и то же понимание, одни и те же объёмы мыслей. Все они действуют в своих условиях и если одни могут вписаться в различные русла этой жизни – другим это не дано обстоятельствами. Обстоятельства творили не они, большинство доминирующих, которые даже и между собой шли частенько вразрез, а им приходилось лишь выкручиваться в данных обстоятельствах, выбирая из «того, что есть» и «того, что возможно выбрать из того, что есть». В данном случае ни о какой справедливой судьбе речи не было. Поговаривают, что талантливые и понимающие люди рождаются раз в сто лет, а некоторые гении – и того реже. По такой причине все доминирующие сознания смело могут взять на себя ответственность за массовое мышление и сказать: «Что вы нам жить мешаете, нам так удобней! Раз рождаетесь редко, то и не лезьте в нашу жизнь – мы тут главные!» Но возможно, что всё и не так. У доминирующих своё понятие таланта и выбирают они гениев «из своих». Других же, не доминирующих – долго «маринуют», (не догадываясь, что оттачивают их мастерство) слегка придавливают своими условиями и порядками, позволяя жить и творить лишь так, как требует большинство. Зато потом, когда проходит энное количество времени, их начинают воспринимать (понимание отсутствует, переходя в разряд «понимания по-своему»), как «гениев доминирующих». Не сказать, что «поздно признанные гении» были бы счастливы жить в данной среде, но можно допустить, что часть из них ужаснулась бы, увидев извращённое понимание своих идей. Но, скорей всего, и это не так. Ведь многие гении и таланты сгнивают в клетке общественных норм и условий, не будучи востребованными доминирующим большинством. Либо они понимают, что не смогут сделать людей умными, либо осознают бессмысленность своих усилий. Иногда они осознают, что, таких как они - тоже не мало, и живут же, приспосабливаясь к данности и согласившись с тем что: как бы они не старались – они не смогут сделать этот мир мудрее – доминанты не дадут. Из мудрости получится мудрствование, из философии – пустое, но красивое философствование, из эссе получатся крикливые фразы, из понимания – заученное знайство, а из советов – неминуемая глупость шаблонов и запретов. Так было всегда. Многие тысячелетия существования человечества дали лишь технические перемены, а так называемый «менталитет» (сознание, находящееся в человеке) мало в чём изменился. Основная привычка «доминирующих» - выживание за счёт повторения уже имеющихся способов. Они быстро схватывают - что ждёт от них общество и как плыть в этом русле. Они пользуются предложенными привычками и ритмами, идеями и направлением. Они повторяют всё, от слов (не осознавая их смысла) и модной темы, до движений и показного вида.
 * 2 *
И вряд ли кто из нас, сидящих в зале,
Его признал бы снизошедшим в плоть.

Археологические раскопки ещё не начались, а Александр Сайфагулин уже обнаружил первую находку. Ему, как новичку, стало даже не по себе от подобного зрелища. Бугорок, об который он запнулся, оказался черепом. Человеческий череп покатился перед ним, вызвав неприятные детские воспоминания. В далёком детстве он приезжал к родственникам в Иловайск, и его потащили на кладбище, скорей всего был родительский день. Дорога проходившая через кладбище была до такой степени разбита, что для её ремонта понадобился бульдозер. Вот тогда он и увидел впервые человеческий череп, лежащий возле дороги. Тогда ему было страшно смотреть на череп, осознавая, что это было некогда живущим человеком, со своими радостями и переживаниями. Страшно ли ему теперь? Нет, не страшно, просто та далёкая детская травма размышлений вновь всколыхнулась в нём. Разновидность черепа была интересной и скорей всего это был череп кочевника. Интересно было то, что он относился к виду «хребтоголовых», как определял для себя Александр. Кости соединялись посредине, образуя нарост в виде небольшого, плавного спаечного гребня, незаметно начинаясь выше лобной кости (которая так же почему-то имела деление посредине) и закачиваясь на макушке, где явно было различимо соединение всех остальных костей. Александр бережно очистил находку. Было заметно, что с зубами у жившего человека были большие проблемы. Часть зубов корнями ушла в пазухи, часть была стёрта и обколота.
Тут он вспомнил рассказ неизвестного писателя под названием «Череп». В нём рассказывалось о том, что это основная форма вспомогательного существования на земле. Конечно же главное не череп, а то, чему он помогал существовать на земле. Вполне допустимо, что трансформированный сперматозоид, внедрившись в яйцеклетку, обрёл тело и превратился в мозг с хвостиком в позвоночнике. Яйцеклетка же, спрятав его в себе, превратилась в тело, приспособленное для его жизнедеятельности. Выходит, что для природы нет принципиального значения в вопросе существования человеческого «Я», для неё важнее существование своего проводника в любом теле и при любой личности. То, что к этому проводнику прикрепляется сознание – для природы это уже вторая дополняющая. Сознание может существовать и вне формы. В этом уже многие убедились. У него иное измерение, иные объёмы и своя критическая масса, после которой сознание не может более находиться в данной форме.
Размышляя над этим, Александр всматривался в глубь черепа, пытаясь понять: какой разум, а точнее – проводник разума, в своё время содержался в нём. Вдруг они в чём-то похожи? Понимание, когда-то проникавшее под эту черепную коробку, давно растворилось в пространствах и вполне возможно, что со временем это понимание мира вернётся в другую форму, станет частью другого живущего сознания, а люди будут думать, что это их понимание. И во все времена были люди с особым миропониманием. Куда оно делось? Ведь ни чего же не осталось, кроме сиюминутных рассуждений о величине и глубине мироздания, да и то происходящих на фоне различаемого достатка или иных ценностей. Видимо наступает время, когда это появляется (у тех, кто может это принять) и когда оно растворяется, заглушённое иными всплесками течений. Какой-нибудь учёный радостно «откроет» то, что было известно давно и даже не удивляло. Философу придут в голову проницательные мысли, а поэт выразит новыми словами то, что было написано задолго до него, но было стёрто рекой времени. Истина меняет свои очертания в зависимости от угла с которого она наблюдается.
Александр сделал попытку проникнуть в информационное поле черепа, надеясь считать оттуда хоть какую-нибудь информацию. Ни чего не получалось. Сюда бы тех людей с особым восприятием, что считывают информацию в любом виде. Нет, не тех, кто безрассудно дополняет заблуждения своими яркими фантазиями, рассказывая собственную иллюзию. Сюда бы тех, кто реально может воспринимать, а таких не много. И науки по восприятию также возникали и исчезали, стираемые толпой. Всем людям даётся какое либо особое качество, в простонародии называемое талантом, другие качества нарабатываются.
Этот череп можно было бы удачно продать, как редкий экземпляр, но Александр не имел таланта продавать и не наработал его, как многие из тех, кто «идёт в грёзах».

 * 3 *
А он трудился, сам себя не зная,
Всё время поправлял свои дела,

Бригада строителей, под руководством молодого и энергичного Петра Брусникина, много где приложила свои руки. Люди в бригаде были разные по возрасту и понятиям, но юмор ценили все.
Вчера делали ремонт изношенных частей здания и нашли капсулу. В ней оказалось письмо с указателем – «Письмо потомкам. Вскрыть в 2001 году». Те, кто должен был его вскрыть, наверное забыли про него, иначе – чего бы ему ещё несколько лет лежать замурованным. Говорят – мания раньше такая была – письма потомкам писать. Когда прочитали это письмо вслух – многие ни чего не поняли. Действительно, какой смысл был замуровывать такое глупое письмо, не уже ли для того, чтобы потомки учились на чужих ошибках. Через время нашли ещё одну капсулу, письмо в которой нужно было вскрыть не ранее 2031 года. Открывать, естественно, не стали. Что там? Ещё большая глупость? Или такой же кичливый доклад о мнимых достижениях, написанный с надеждой на то, что потомки оценят и похвалят? Кто писал это письмо? Неужто все писали, собравшись кучей? На этот вопрос ответил старожил Фёдор Искакович.
- Здесь же написано: «Мы – комсомольцы двадцатого века…» - значит и писал кто-нибудь из них «от имени и по поручению». Эх, далёким прошлым пахнуло, когда можно было жить припеваючи, говори только правильно…
- А что сейчас не так? – спросил Брусникин, удивляясь, что кто-то вообще верил в такую сумасшедшую идею.
- Не знаю, но тогда было немного по-другому:
 Ценилась пламенная речь…
 К чьим-то толкая идеалам…
 И слов порою не хватало,
 Чтоб всех на действия завлечь.
- А ты, дядя Федя, участвовал в этом, или как?
- А как же – лозунги сочинял, за что имел свою прибавку. А теперь приходится для других сочинять, их пламенные речи редактировать. Есть слова которые опасно произносить, зацепиться могут не правильно, а есть слова которые нужно чаще произносить, чтобы тебя зауважали. У нас ведь как – что внушишь народу, то он и будет повторять с умным видом.
- Ну, это понятно – нынешнее время мало чем отличается, только наживки другие. А письма- то зачем писали?
- Нужно было важность момента создать, чтоб жизнь интереснее казалась.
Брусникин улыбнулся во весь рот и, покачав головой, сказал:
- Для нас старались… Нам-то вон как интересно их писанину читать, находясь в другом понимании. И всё же польза была!
- Какая польза? – спросил Фёдор.
- Для нас. Вот ты смотришь старое кино и удивляешься – в каких понятиях люди жили, как поступали… И тебе понятно их заблуждение. Своего заблуждения мы, конечно же, не видим, но если письмо написать потомкам и посмотреть на него с другого восприятия – ухохочешься.
- А мне грустно станет. Я этих писем и кино уже столько видел, столько перемен, а в итоге - всё это заблуждением становится. Будто кто-то эксперимент проводит «по ускоренной утилизации человеческих ценностей».
- Дядь Федь, а давай мы тоже…
- Что тоже?
- Письмо сочиним.
- Кому?
- Тем, кто потом жить будет.
- Я, милок, в такие игры больше не играю.
- Да ты не понял! Давай напишем о жизни, как всё глупо получается и как им достанется то же самое. Замуруем сейчас, а когда найдут и прочитают, возможно кто из них и задумается, что зря себя умным считал. А если не найдут – и хрен с ним, с письмом. Это же я так просто предложил. Ну так что, пишем?
- Без меня.
- Ну помоги! Один я не справлюсь с оформлением.
 Через некоторое время перед ними лежал листок бумаги, адресованный тем, кто будет жить потом. Вместо первых строк обращения было многоточие, а далее шёл текст.
« Мы, люди живущие во времена резких перемен и ускоренных ритмов, пытаемся оставить вам хоть какое-то понятие из нашего существования. Усиленный ритм. Он не даёт задуматься, не даёт остановиться, двигает и толкает к новым и новым проявлениям... Люди возбуждаются, становятся активными, но агрессивными... Попробуйте диктовать ритмичной барабанной дробью: добро, добро, добро... И это "Добро" перестанет быть добром. Люди начнут сходить с ума. Молодёжи нравятся новые ритмы - они "зажигают" их и без того активные молодые организмы, а пожилых эти ритмы уже сжигают. Пожилые затыкают уши, но ритм проходит через них, помимо ушей, и они ничего не могут с этим поделать. Не могут воспротивиться, не могут запретить, но и жить в таком ритме они тоже не могут - для них это быстрый и полный износ. Может поэтому многие чтут ритмы своей молодости и не признают новые. Но ритм, это не только музыка. Имеется в виду ритм жизни. В него входит и информационный ритм. Радостные и трудолюбивые журналисты заваливают всё новой и новой интересненькой и острой информацией. Почему-то считается, что чем больше ярких импульсов в новостях - тем они лучше.
Если бы нам пришлось описывать нынешнюю реальность иными словами, мы описали бы её так:
По улицам ходит чушь в одежде нарядной рекламы.
Надутые ценности ржавых легенд лопаются в умах, вызывая ненасытное упрямство и гром амбиций.
Гнусавая расточительность, ленивым порывом, выполняет духовную повинность.
Манящая лукавость рассыпается в премудростях обворожительных пакостей.
Дегустаторы наркотических средств понимающе смотрят на "понимающих", догадываясь, что вместе с просветлением обретается и великомученичество.
Торжественный траур по утраченным ценностям звучит многословностью украшенных фраз.
Духовные группировки воюют с жизнью во имя жизни, считая свою группировку наиболее духовной.
Пытаясь уберечь культурное наследие, чинили запреты на новизну, стирая следы современников. Современность считалась не модной и лишь тогда признавалась, когда своей кичливостью и высокопарным пафосом проторила себе дорогу.
Чудодейственная блажь ритмичным потоком затекает в сознания людей, вызывая раздражение или создавая эйфорию своей правильности.
Те, из толпы, которые успели запрыгнуть на коня - гордо скачут по толпе, в которой они недавно находились. Их глаза устремлены в свои образы правильной жизни.
Голодные работают для сытых, за условный процент от прибыли.
Жизнь людей оценивается ниже уровня собственных идей.
Неимоверные сочетания находят своё проявление в блуждающих умах.
Стараясь вникнуть в мелочи, народ так запутался в рассуждениях, что перестал понимать вообще. Наше «большинство» всегда становилось серой массой, увлекаемой предприимчивыми людьми. Эта серая масса, звучанием своих амбициозных голосов, сметала всё на своём пути, считая это преградами.
Жалко нам вас, дорогие потомки. Наследственный ген нашей волновой информации живёт уже в вас. Так что можете не удивляться, что так мало изменений (кроме технических) произошло. Ваших предков тоже учили повторять, пока это не въелось в них. Если у вас будет всё по-другому – мы рады за вас. А вы уж за нас не переживайте – к тому времени нам будет уже всё равно.»
Когда письмо было закончено, его просушили утюгом, запаяли в целлофан, и замуровали в металлическом контейнере.

 * 4 *
Кого уже природа родила –
Тот сам собой природу проявляет.

Ведя курс лекций по квантовой физике, Азар Болтушевич не утруждал студентов заучиванием математических формул. Он старался давать подходящие жизненные примеры, понятные и доходчивые. Хватило того, что он сам в своё время погрузился в мир формул и вычислений, став большей частью талантливым теоретиком, нежели человеком практически осознающим то, что говорит. Вполне возможно, что он и оставался бы таким же, если бы ему не повезло однажды. Он просто очнулся, выпав на время из своих теоретических знаний и математических расчетов. В это время произошло невероятное – он начал понимать… то, что казалось бы знал теоретически. Кто бы мог подумать, что миловидная молоденькая девушка смогла вызвать в нём такие перемены. Потом след её существования куда-то потерялся и сколько он не пытался узнать о ней, хоть что-нибудь – ничего из этого не получалось. А отрывки их разговора до сих пор прокручивались в его голове. Разговор незаметно перешёл на тему странных, но закономерных совпадений, связанных с рассказами фантастов. Затем затронулась тема неработоспособности некоторых законов и формул при иных условиях. Когда он теоретически объяснял ей о многомерности мироздания, она спросила: «Когда вы говорите об этом – вы там или тут?» Вопрос был конечно глупый и по привычке он мог бы ей ответить, что мы везде находимся одновременно и делить всё «на там и тут» - изначальная ошибка… Но этот вопрос всколыхнул его своим импульсом. Он вдруг почувствовал, что находится в небольших объёмах своих объяснений, не более того. Пришлось признаться самому себе. Всё уложившееся понимание куда-то рухнуло и каждое слово этой девушки лишь дополняло его сомнения. «И сведёт же судьба с такими людьми…» - радостно подумал он, обрадовавшись собственному прозрению, и тут же вспомнил точно такие же свои мысли, но уже по поводу неприятных моментов. Мелькнула ещё одна произнесённая им фраза, вызвавшая в нём сомнение: «Напряжение создаёт притяжение или отталкивание». Он грустно улыбнулся, понимая глупость произносившего. Ведь понятно, что напряжение не создаёт чего-то одного или другого. Присутствует так много всего, в том числе и качеств, не говоря уже о самой относительности понятия «напряжение». Каждый её вопрос встряхивал его своим импульсом. «Почему вы рассказывали о параллельных пространствах, как о существовании двойников? Это была игра на интересах?» - спрашивала она, словно показывая на его ошибки. Догадывалась ли она сама об этом? Видимо на него повлияло общее течение обсуждений, по поводу «альтернативных реальностей». Теперь-то он понимал, что выдавал желаемое за действительное, ставя в основу миры с человеческими формами и их кажущуюся реальность. Он пошёл за примитивным мышлением писателей-фантастов, вырисовывавших приятные мечты, по принципу такой же формы существования, не представляя себе иного. А тема двойников – увела его в ошибочную теорию. Конечно, это многих цепляет за интерес, но спекулировать на интересе – удел журналистов. Достаточно того, что он высказался однажды по поводу фантомных двойников и генотипных клонов, созданных самой природой. Из этого простого рассуждения наши азартные журналисты такой чуши нагородили, что многие сослуживцы посматривали на него с улыбкой.
Теперь он стал осторожнее в своих высказываниях. О том, что врачи, не знакомые с его пониманием и знанием его коллег, сразу могут поставить диагноз – он догадывался. С одной стороны - врачи и не обязаны это знать, но с другой – получается, что все живут в разном измерительном пространстве. Врач измеряет по заученным и имеющимся у него измерениям. Религиозные догматики мерят мир своими мерками, с виду – правильными. Разного рода «торговые представители человечества» измеряют по своим критериям. Силовые структуры давно определили свои измерения и для них главное – не сдать позиции. Политик может вывернуть всё в удобную для себя сторону измерений, пытаясь взять за основу идею национального прогресса, отдельно от всех слагаемых. Всегда ли так было? Пожалуй, что да.

 * 5 *
В ком полнота субстанции иной
Воспроизводит каждое мгновенье - …

В углу комнаты что-то зашевелилось. Валентина уже привыкла к этому. Раньше она сочла это существо за «домового». Потом поняла, что ошиблась. Они были разные, не одно существо было. То яркая искорка вспышки сверкнёт, меняя воздух, то едва заметные тени двигаются, то приближается кто-то невидимый, проникая волнами вглубь тела. Тени иногда помогали сменить восприятие, но в большинстве своём - они были нейтральны. Иногда, в глубине насыщенной комнаты проявлялись знакомые формы, немного размытые, но отчётливо выделяющиеся на фоне темнеющего пространства. Воздух постоянно менял свою плотность, атмосфера комнаты напоминала по звучанию пещеру. Звуки отражались не только от предметов, гулко двигаясь в разном направлении.
То, что вызвало шевеление воздуха в углу, могло принимать любой образ. Дабы не «спугнуть» неожиданный контакт, Валентина нашла в себе внутреннее благорасположение и настроилась на восприятие. Видимо данное существо не нуждалось ни в том не в другом, Оно просто затихло, по-своему наблюдая за всеми процессами. В звуковом общении Оно не нуждалось, хотя, то, что исходило от него, можно было бы назвать и звуком. От собственной догадки и слегка щекотящего внутри наблюдения, Валентина заулыбалась. «Молчание» длилось долго, и в этом было что-то своё, то ли адаптация, то ли уравнивание взаимозвучания. Человек ведь тоже звучит в пространствах, в разные моменты и по-разному. Поэтому, когда Оно начало «общаться» на уровне телепатических объёмов, Валентина ни сколько не удивилась. Этот вид общения был ей знаком, только звучание этого существа различалось по своей тональности, открывая восприятие иных, более загадочных и мягких сфер. Задавать вопросы: «Кто ты? Что тебе нужно? Какова суть твоего визита?» - было уже глупо. Тело Валентины наливалось мягкой волной радости, словно перед ней в воздухе находилось что-то родное и близкое. Сказать, что Оно дышало наружу иными мирами, означало - ни чего не сказать. Поскольку, воздух комнаты и без того был насыщен заряженными частицами, то в нём происходило такое активное движение, что видны были даже проносящиеся метеорами мысли, не принадлежавшие ни кому. В другом месте было заметно разворачивание иного пространства, со своими объёмами и масштабными картинами, словно, возникшее из ниоткуда существо, являлось для всего этого проявляющим фактором. Возможно, так оно и было. Спрашивать и удивляться, в тот момент, Валентина не могла, она погружалась в другое состояние. Дыхание наружу, данного существа, усилилось. Вместе с этим, Оно заполняло всё больший объём, вливаясь во все существующие частицы и дополняя их своей сутью. Чувствовалось, как давление в комнате увеличилось в несколько раз, а затем произошёл неожиданный спад. Должно было наступить затишье… и оно наступило, но затишье проявилось в таких неожиданных формах… Момент наступления тишины она не успела отметить в своём сознании, хотя он был, а сама тишина начала звучать… Звуки музыки, голосов, звучание мыслей и чувств, всё звучало, не мешая друг другу. Возникающие объёмы глубоких картин, пронизывали друг друга, давая Валентине погружаться в них и мчаться своим сознанием сквозь эти объёмы, вглубь звучащего существа.
Если бы это происходило с каким-нибудь наркоманом, он бы попросту решил, что его «накрыло очередной волной прихода». Ну а Валентина не успела даже осознать момента, когда Оно стало её частью. Сердца она не ощущала, остальных органов тоже. Головной мозг светился, не чувствуя черепной коробки, а сознание улетало вглубь разлившегося существа. Состояние было не совсем знакомое, но приятное. Ускорение двигающегося в пространствах сознания Валентины нарастало, до тех пор, пока не наступило другое затишье. Ей показалось, что она зависла среди разлитых миров, слившись с существованием. Уже ни чего не отвлекало. Сложно сказать, сколько времени она находилось в этом состоянии – время отсутствовало. Видимо, Оно, находившееся уже в Валентине, и вернуло её в тело. Мягко вернувшись из своих путешествий, Валентина оглядела комнату. Воздух всё ещё вибрировал, Но самого существа заметно не было. Скорей всего, Оно присутствовало в Валентине и раньше, иначе – что откликнулось бы на появление, что ощутило бы внутреннюю близость, и что способствовало бы срастанию их субстанций? Вслушавшись же вглубь себя, Валентина обнаружила и иной взгляд на мир, на происходившее и происходящее. Это добавило иного понимания, но лишило какой-то иллюзии, а ведь именно иллюзии дают людям ощущение интереса и счастья. Как с этим жить и кому рассказывать – Валентина уже не знала. Вот и пообщайся с иным миром… и лишишься интереса к этому миру. Всё выглядит не так… глупо и бессмысленно, проблематично и суетно. А существование продолжало и продолжает своё многостороннее движение. Зачем и почему – пожалуй даже ему не известно.
А Валентина теперь будет жить со своим новым пониманием, пытаясь понять – для чего же это необходимо?

 * 6 *
Тот есть господь… Подобно дуновенью
Смывает всё очередной волной…

Славик Надев возвращался с работы. Электромонтёр – профессия не престижная, но зато на жизнь хватает. Престижных работ на всех не хватит, да и толку от мнимого престижа не много – самолюбие потешить. Покойный отец Славика был авторитетным человеком в воровских кругах. Отсидел в своё время. Машину купил спортивную, о таких машинах, в то время, могли только мечтать. На этой же машине и разбился. И где теперь всё это? Ни отца, ни его машины, ни его авторитета – ни чего не осталось. Так, наверное, со всеми людьми происходит. Кажется им, что живут они «круто» и достойно, а ни чего не остаётся.
 В своих меняющихся размышлениях Слава прошёл многолюдную площадь. До дома оставалось не долго идти – минут пятнадцать под горку. Неожиданно подскочивший мужчина выбил Славу из мыслей и из равновесия. Мужчина радостно кинулся навстречу, будто узнал. Его глаза светились восторгом и близостью.
- Я Вас узнал! – раздался крик души незнакомца, - Я знал, что Вы прилетите!
- Ты чего, мужик? – спросил опешивший Слава.
- Я Вас ждал! (голос незнакомца стал на столько просящим, что мурашки по спине побежали) Заберите меня отсюда! Я больше не могу здесь находиться… Ну что вам стоит, пожалуйста! Я ноги вам целовать буду, только заберите! Я устал! Не бросайте меня!
 Тут Слава понял, что его приняли за человека из другого измерения. А мужчина действительно начал целовать его кроссовки, продолжая умолять - забрать его с собой.
Славе сделалось неловко от таких действий. Отталкивать незнакомца не хотелось, но и продолжать этот бред не стоило. Кое как избавившись от стонущего незнакомца, Слава ускоренным шагом двинулся домой. Кто был этот мужчина? Человек с больным воображением или, действительно, уставший от жизни человек, решивший любым способом сбежать из этих условий? С одной стороны – ему в больницу надо. Но с другой стороны – там ему не помогут. У нас не лечат, а воспитывают и втискивают в ещё более тяжелые условия существования. А если он повесится в больнице, не найдя другого выхода – там удобная формулировка найдётся, мол – больной, что поделать! В итоге у нас страдают не те, кто доводит людей до подобного состояния, а те, над кем уже поиздевались. Восприимчивым людям психику гораздо легче сломать. Это ж до чего нужно человека довести, чтобы он ноги целовал, ради избавления от жизни среди людей. Жалко мужика – у него в глазах надежда светилась. Кто знает, что он во мне увидел? Не зря один знакомый дядька недавно рассказывал, что мы, все, ни чего из себя не представляем, кроме одного момента. Момент этот заключается в том, что мы частички разлитой природы, и через нас все энергии и пространства проявляются, и совсем не так, как мы думаем. А смысл и обоснования мы сами находим и выбираем, но на самом деле этого нет. С этим вариантом мало кто согласится – слишком уж нелепо и не красиво будут выглядеть люди со своими ценностями и рассуждениями. Нужно было незнакомца с этим дядькой познакомить, но возвращаться нам кажется глупо… Если и есть эти существа из других измерений, возможно они и услышат… когда-нибудь.
Незаметно, в своих удивлённых прозрениях и раздумьях, Слава приблизился к дому. Во дворе уже видна было знакомая молодёжь, и Слава, в уже другом своем проявлении, с интересом начал рассказывать, как его только что приняли за инопланетянина. Всем было весело.
 
 * 7 *
И блеск иллюзии, и подвиг ратных дел,
Меняясь, превращаются в руины.

Не выдержав навалившихся стрессов, одного за другим, Василий Облачко попал в круговерть бурных перепадов своей психики. Временами казалось, что на него открыли сезон охоты. Не удивительно, что близкие люди сдали его «в дурку». С одной стороны это может показаться полезным, но с другой стороны – ничего полезного в этом тягостно тянущемся времени не было.
Четвёртое отделение психо- неврологического диспансера находилось на втором этаже старого высокого здания. Больные были разные. Начиная от дауна Вовы со своим другом (щипцовая ошибка акушеров) и заканчивая находившимися на принудительном лечении наркоманов и осуждённых. Были так же и буйные (временно помешанные), которых привязывали к кроватям и кололи усиленной дозой лекарств. От других болезней здесь не лечили. Поэтому простейшая инфекция простуды легко распространялась среди пациентов. От желудочных спазм и колик давали угольные таблетки. Сначала всех помещали в палату под наблюдением, а затем, по мере наблюдения за пациентом, переводили в другие палаты. Те, кому повезло, спали на нормальных пружинных кроватях, а те, кому досталась кровать из арматуры, прикрытая тоненьким матрасом, болезненно ворочались, пытаясь заснуть и при этом не испытывать боли. У спавших на таких кроватях болело всё, не взирая на тормозящее действие лекарств. Самые мягко-пружинистые кровати были в холле, но там было шумно и постоянно кто-то ходил, разговаривая сам с собой, или скрестив руки за спиной. Ручки на дверях, как и положено, отсутствовали. Медсёстры ходили с «ключом», открывающим защёлкивающиеся двери, но смекалистые пациенты, для открывания этих запоров, могли бы воспользоваться и простой алюминиевой ложкой, согнутой пополам и прекрасно исполняющей данную функцию. Доведённые до бездействия, пациенты маялись и метались в поисках хоть каких-нибудь проявлений, читали только что написанные стихи, ритмом напоминающие о невысказанных обидах и порывах бурной души. Они пытались хоть как-то общаться, приставая друг к другу с ненужными вопросами и предложениями.
- Может по трёшечке?
- Нет. Меня тошнит.
«Трёшечкой» назывались три глотка крепкого чая (чифира), передаваемые по кругу. Этим напитком они пытались нейтрализовать тормозящее действие лекарств. Большинство участников подобного застолья ждали смены ощущений, но и сам процесс единения и пребывания «в общем деле» многим нравился – это как-то сближало, не смотря на вязкость во рту, словно после переедания черёмухи. Этот вкус долго потом стоял во рту, но это было лучше, чем безвкусный вкус больничной кормёжки. Государство не баловало тех, кого, тем или иным способом, оно привело на эти больничные койки. Надо сказать – продукты были весьма калорийные, но соль и сахар в них отсутствовали. Завтрак неизменно состоял из манной каши сваренной на воде. На обед давали суп из пшёнки, а второе блюдо менялось: иногда это была густая овсянка, иногда давали рис с рублеными костями и прилипшими на них хрящами, иногда это была гороховая каша. Ужин тоже менялся от перловки с пшёнкой и до рыбного супа. А вот неизменный чай прозвали «Третьяковкой» (это когда заварку на третий раз заваривают). Добавляли ли ещё что-нибудь в чай или нет (имеется ввиду бром) – неизвестно, но проблем с эрекцией у пациентов не было, потому как не было самой эрекции. Зато у многих была изжога после принимаемых таблеток на сытый желудок. Вид у многих больных был жалкий, потерянный, но в глазах некоторых можно было разглядеть здравый смысл, особенно во время прогулки, когда вырвавшись из заперти попадали в другую, меньшую площадь, но на свежем воздухе. Каждый пытался найти себе хоть какое-нибудь занятие…
Иногда играли в карты, но это было неинтересным занятием, потому что всех куда-то тянуло.
Некоторые из пациентов, находились на принудительном лечении из-за попытки суицида. Не смотря на то, что они уже давно были спокойными и повторных попыток не совершали, они продолжали там находиться длительное время ( а точнее – длительно убивая время). Это было похоже на самоубийство, только под другим углом. Молодёжь (те, кто находились там постоянно) от нечего делать помогала убирать отделение, за это можно было получить потом кипяточку, пару «колёс» на ночь, или сходить «в баню». Под «баней» подразумевалась комната под лестницей, где было два душа и электроприбор нагревающий воду. При наличии денег можно было выпить и пива, оно пряталось под лестницей, но в основном денег хватало только на чай. Даже с сигаретами возникали постоянные проблемы – приносили их не всем, а курить в таких условиях очень уж хотелось всем, потому и заканчивались они быстро.
Более опытные, постоянные пациенты выклянчивали у новеньких таблетки циклодола, а затем «ловили приход» употребив сразу пять таких таблеток. Конечно, это было не очень полезно для здоровья, но состояние счастья, вырывающегося из груди, не покидало их несколько часов. Потеряв на время маету, они ходили с весёлыми, счастливыми глазами.
Вообще – пребывание там становилось на столько глупым, что само название «дурка» - подходило как нельзя лучше. И не важно, по какой причине ты туда попал и что ты обо всём думаешь.
Самым глупым был визит к психологу. Перед тобой раскладывались детские картинки и человек должен их сортировать по принципу единения. В конце концов все картинки оказывались в одной стопке.. Слова, которые надо было повторить, были так составлены, что перебивали друг друга своим звучанием. Цвета, которые нужно было закрывать в порядке очерёдности, имели значение лишь для хитроумного составителя таблиц, расписавшего всю очерёдность исходя из своей психики. А шестьсот пятьдесят восемь глупых вопросов, где «да» ставится вверху, а «нет» - внизу… Это был финиш самого составителя. Как и кем проверялся этот тест – неизвестно, да и проверялся ли он вообще? Важно, чтобы больные его заполняли, чувствуя себя не последними людьми.
В процессе наблюдения, находившийся в этом отделении Василий Облачко часто задумывался: А всегда ли так было? Всегда ли были заполнены эти палаты? И кем они заполнялись? Что приводит людей к такому состоянию? И кто придумал такое лечение в виде наказания? Кто придумал глупейшую и навязчивую фразу: «Боженька накажет»? Кто вообще придумал борьбу «добра» и «зла», само существование этих понятий и то, что одно из них, якобы побеждает? Что же остаётся (от всех так называемых подвигов и стоических усилий тех людей, которые ныне оказались пациентами этого заведения)? Люди сгорают в чьей-то придуманной борьбе, не имея шанса на понимание, воспламенённые чужими идеями.
Такая же идея «о свободе» посетила и Василия Облачко. Осознав всю маету данного замкнутого пространства, он требовал выписки из этого заведения, где-то в душе понимая, что рвётся туда, где общество имеет более сокрытые формы всё тех же отклонений, где шизофренией болеют врачи и учёные, ведущие телепередач и партийные лидеры… лишь многообразие этих форм создаёт иллюзию нормального существования.
Наконец, у Василия возникло желание побега, и было уже всё равно, что будет потом. Возможно, с таким чувством бегут из мест заключения. Вначале он пытался заточить кусок железной арматуры об стены туалета, где облицовочная плитка давно отсутствовала, являя перед взором засаленный от времени раствор. Но эта задача была слишком трудоёмкой и на неё ушло бы несколько дней. Пришлось проявить смекалку. Таким образом, две согнутые ложки разного калибра, для открывания общепринятых запоров, лежали у него в кармане. Заметив его подготовку, некоторые из местных пациентов прелагали свою поддержку в виде отвлечения персонала, а пара человек упрашивала взять их с собой «на свободу».
 
 * 8 *
Мы – это он, играющий в картины…
Но восхваляться же он вовсе не хотел.
 
Очнувшись полностью от своей дрёмы, Виктор Перемыкин с удивлением просматривал «картинки», оставшиеся почти перед глазами и непонятным образом меняющие друг друга. С одной стороны ему могло показаться, что всё ему приснилось, но с другой стороны – он на столько полно пребывал во всём что видел (и часть этого до сих пор осталась), это была другая параллельная или развёрнутая реальность, так что отрекаться от неё (даже для общего оправдания) было глупо и бессмысленно. Так что, появившееся из-за занавеса лицо уборщицы, Виктор принял за продолжение своих видений.
- Чего расселся! Твои ушли уже… Алкоголики… Напьются и спят до ночи… А зарплату небось получаете! Иди давай, пока начальству не рассказала! Жалеешь их… меня так никто не жалеет… Мусора кругом понабросали. А я ещё, про между прочим, в кафе убираюсь…
Виктор вскочил на ноги, осознав, что он тоже опаздывает, вот только куда? В попытке задуматься он обнаружил, что у него над головой осталось открытое пустое пространство, всё ещё соединявшее его с разложенным на разные составные стихотворением. Ничего ни куда не делось. Только почему-то происходило всё одновременно. Азар Болтушевич выглядывал почему-то из окон психоневрологического диспансера… Василий Облачко писал очередной сценарий… Славик Надев читал письмо потомков… Александр Сайфагулин принимал успокоительное после общения с потусторонними сознаниями… Валентина беседовала с черепом… А он, Виктор Перемыкин, ждал встречи с инопланетянами, надеясь на разъяснение ими всего происходящего. Постепенно его наблюдения начали сливаться, лица и тела вливались одно в другое, образуя образ многоликой и многорукой богини, смеющейся над своими деяниями. Из неё исходило звучание последних строчек того, ярко звучавшего стиха…

 Творец имеет много лиц, тела творца разнообразны
От мыслей образов и птиц и до идеи несуразной.
 
 Собеседник Василия Облачко 2005 г.