Музыканты в городе

трагикомедия в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Яков, скрипач из Брянска, 50 лет.
Вера, его жена, 37 лет.
Давид, ксилофонист, 55 лет.
Софа, его сестра, 48 лет.
Сеня, 45 лет.
Галя, его жена, 40 лет.
Игорь, человек-статуя, 35 лет.
Зеев, бренчала на балалайке.
Наташа, его жена.
Ефим, профессор из Москвы, 57 лет.
Катя, его жена, 50 лет.
Люба, 52 лет.
МошЕ, хозяин конторы сторожей.
Прохожий.

Время и место действия - 1992 год, Израиль

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА 1

Городская улица. Витрины магазинов, вывески.
Музыка - скрипичный концерт Мендельсона.
Зеев с балалайкой в руках стоит справа, перед ним на тротуаре тарелочка для денег; в центре Игорь изображает статую, весь он, включая лицо, покрашен в белый цвет, на руках белые перчатки, тумба под ним тоже белая, и конусообразное ведерко для денег заклеено белой бумагой; слева Яков со скрипкой.
Музыка постепенно затихает, словно отдаляется.
Зеев начинает бренчать на балалайке.
Входят справа Давид и Софа, останавливаются на авансцене и наблюдают за Игорем.

Давид. Как тебе нравится?
Софа. Какое-то ощущение, то ли страшно, то ли... Не хочется это видеть. Бывало, что статуя оживала, делалась живым человеком. Но когда живой человек превращается в статую... Неприятно смотреть.
Давид. Люди подбрасывают ему неплохо.
Софа. А моему, у которого мне очень хочется взять интервью? (Показывает на Зеева.)
Давид. Хо! Он зарабатывает не меньше ста шекелей в день. Насколько больше, я не...
Софа. Так они почти такие же богатые, как мы.
Давид. Ну, положим, ты с твоим муженьком - вы вне конкуренции.
Софа. А ты бедный сирота?
Давид. Нет, нет, нет. Спасибо тебе - и ему - я при вас ничем не обижен. (Искренне.) Спасибо, Софа!
Софа. Да иди ты. Слушай, а ты мне устроишь сейчас интервью у него? Такой типаж! В центре города - балалаечник. Гениально придумано.
Давид. Он заурядный бренчала. У него даже слуха нет музыкального. Чего тебя в нем?..
Софа. Гениально... Для моей газеты будет очень интересный материал.
Давид (добродушно). Ладно, сестричка, пошли. Главное, вон с тем скрипачом не столкнуться: чрезвычайно тяжелый человек.
Софа. Приставучий?
Давид. Чрезвычайно. Из тех, что приехали и хотят, чтобы перед ними сразу все раскланивались. Гении, выдающиеся, давайте, вот вам наша работа, наши квартиры берите вот, забирайте, всё для вас.
Софа. Он тоже заурядный? Почему он не играет?
Давид. Во всяком случае, несравнимо ниже, чем он сам о себе мнит. Такое самомнение... Очень тяжелый.

Подходят к Зееву, тот перестает бренчать.

Софа. Простите, с вами можно поговорить?
Зеев. Можно... если вы не из газеты.
Софа. А почему газета вам?..
Зеев. А потому, что я один балалаечник на весь Израиль. Поэтому я не хочу, чтобы газетчики обо мне упомянули: это может испортить мне мой бизнес.
Софа. Ну, как видите, фотокорреспондента тут нет. (Давиду.) К сожалению.
Зеев. Хорошо. Заказывайте музыку. Оплата может быть потом.
Софа. Вы давно в стране? Из какого места вы приехали?
Игорь. Да врет он все! Врет! Он не хочет попасть в газету, чтобы там не узнали, чем он занимается в центре города. Еще и без кипы!
Софа. Где там?
Игорь (сходит с тумбы). У датишников. Он у них кормится. И здесь успевает, и там. Наш пострел везде поспел. И вообще он не еврей. И даже не русский.
Софа. Разве это может быть?
Зеев (Игорю). Ты лучше помолчи - стАтуя! У тебя нет права разговаривать. Ты - статУя - должна держать роточек на замочек. «Даже», «даже»... Документ тебе показать?
Игорь. Он... полурусский, полутатарин. Можешь подтереться своим документом! Хотя, конечно, ты для него и стараешься: всеми фибрами зацепиться - со своей Наташкой стремитесь. Так хотите прижиться, так - врасти!.. Из Саратова он. А притворяется таким правоверным - там, у датишников… Что даже и с нами сионист - что ты? Сыну обрезание сделали. Мать-то точно русская!
Зеев. Вот припадочный. Тупая башка. Совсем устатуился.
Игорь. Да не грех это. Я, может, сам не поймешь кто, из Сибири я, из Новосибирска. А кто вообще может понять, кто он? Чушь всё это! - но притворяться зачем?.. А сам он, спроси, обрезанный? Хотя это - стоп, стоп - татары, они ведь тоже с изменениями на конце.
Давид. Логично мыслит человек. Все соображает.
Зеев. Припадочный.
Давид. Да понятно. Это неважно.
Игорь. Жена у него педикюрша. А ему датишники стипендию платят, за то что он у них вечерком часик-полтора поспит три раза в неделю на лекции. Заманивают. А такие, как он, пользуются. И здесь тоже клиентуру отбивает! Нам-то вон с Яковом оно понужнее будет.
Софа (Игорю). Простите, а вы статую изображаете... вы раньше, в России, тоже так вот... этим... работали?..

Зеев забирает тарелочку с деньгами и незамеченный уходит.

Игорь. Нет, не этим. Хотя со школы мечтал артистом стать. Я однажды в драмкружке играл.
Софа. А человек-статуя - это вот... может, вы что-то другое могли бы делать?
Игорь. Кабы мог - делал бы.
Софа. Ничего не можете?
Игорь. В Израиле - нет.
Софа. Почему в Израиле «нет»?
Игорь. Шахтер я. ДОбычу угля работал.
Софа. А-а... шахтер, понятно, но... что-нибудь рядом?..
Игорь. Нет, уважаемая, я буду тут. Вот тут. А рядом... пусть Ариэль Шарон повкалывает. Мне на прожитие хватает. И букет цветов могу любимой женщине купить.
Софа (Давиду). Он цветы женщинам покупает.
Давид. Молодец, молодец. Логично мыслит.
Софа. Ой! А где, балалайка? Я хотела у него интервью... нет... поговорить с ним хотела...

Появляется слева Вера.
Игорь видит ее, входит на свою тумбу и замирает в позе приветственного восхищения, обращенного к Вере.
На короткое время слышится музыка из концерта Мендельсона.

Яков. Устала, Верушка?
Вера. Как обычно. Ничего страшного. Пойдем домой?
Яков (вздыхает). Пойдем... Ты хочешь спросить, где моя шляпа нищего?
Вера. Яша, я ничего не хочу спросить.
Яков. Нет, я вижу, как ты посмотрела. А я не могу быть нищим! То есть, я - нищий!.. но я не хочу быть... (Ищет слово.)
Вера. Яша, Яшенька...
Яков. Побирушкой! Попрошайкой!.. Это пусть они - статуя, балалайка. Он освоил два такта, а у меня - Музыка: я, к сожалению, умею больше двух тактов. Здесь это не нужно. Я не хочу здесь играть! Не могу...
Вера. Ну, не надо. Я тебе сколько раз говорила: перестань ходить сюда.
Яков. Я - первая скрипка оркестра филармонии. Мне пятьдесят лет, я еврей, и все равно - пока я, дурак, сам не ушел - я был первой скрипкой, и никто, даже пресловутый Лигачев, не трогал меня. Но здесь ничего это не нужно!
Вера. Не ходи. Я прошу тебя. Зачем тебе переживания? Перестань ходить сюда.
Яков. Да?! Смотреть, как ты работаешь на конвейере?! Как кровопийца хозяин тянет из тебя соки - и сидеть у тебя на шее?
Вера. О чем ты говоришь? Ни у кого ты не сидишь на шее. Мы только год как приехали. Сейчас я работаю, а завтра ты обязательно устроишься. Твой талант при тебе, и если ты не будешь себя гробить ненужными переживаниями, всё наладится. Вот увидишь. Ну, почему ты не можешь просто жить? Жить - мы ведь и раньше ездили с тобой путешествовать. Смотри, сколько вокруг интересного, как красиво - посмотри! Ты еще нигде не был...
Яков. Не хочу.
Вера. В Крыму ты мог целый месяц просто наслаждаться отдыхом, любоваться природой. Почему здесь?.. Считай, что у тебя отпуск.
Яков. Глаза души моей закрыты. Там было другое настроение... Погляди (кивает в сторону Давида). Не поворачивай головы. Возле Игоря, вдвоем с женщиной. Давид, председатель городского Совета музыкантов. Ксилофонист симфонического оркестра.
Вера. Давид, который один на всех должностях?
Яков. Да. Ксилофонист. На днях я столкнулся с ним в музыкальном издательстве, оказывается, он у них консультант по изданию произведений современных композиторов. Кроме того, он зам председателя конкурсной комиссии. И член-распорядитель фонда поощрения и премирования.
Вера (насмешливо). Ай-я-яй, какая шишка. И при всем при том, я надеюсь, ты не захочешь, чтобы мы водили с ним знакомство?
Яков. Мне рассказали, что несколько лет назад, как только он стал распорядителем фонда премирования, - он получил первую премию. Ты понимаешь? На ксилофоне играет.

Софа, которая стояла рядом с Давидом, подходит к Игорю, бросает в ведерко для денег монету, возвращается к Давиду; они молча стоят вполоборота друг к другу и смотрят на Игоря.

Вера. Наплюй на него и ему подобных. Не ходи к ним.
Яков. Ты говоришь, я устроюсь. Как? чем?.. От него все зависит.
Вера. Ничего от него не зависит. Что, кроме него, других людей нет?
Яков. Слишком много нас приехало. Слишком... Там дальше играет квартет. Автомобили грохочут, гудят; прохожие - мимо; ни черта не слышно. Альт - вполне приличный. Виолончель высокоталантливый. Никому не нужно... Все другие такие же, как он (показывает на Давида). Очень деловые - и бездарные. Начальники... Нет, ты мне объясни, как это получается?
Вера. А мне это неинтересно. Я не понимаю, почему тебя это волнует. Я тебя не узнаю что с тобой? Неужели ты завидуешь какому-то Давиду?
Яков (после паузы). Не знаю. Полгода такой суеты, какой никогда в жизни у меня не было. Какой я терпеть никогда не мог!.. Да нет, конечно, чему там завидовать? Чепуха. Он приехал сюда шестнадцать лет назад. Сам приехал, вырвался из тюрьмы. Все правильно... А нам с тобой надо было приехать тридцать лет назад!
Вера. Тридцать лет назад мы еще не были знакомы. Тридцать лет назад я пошла в школу, в первый класс.

Игорь сходит с тумбы, достает из нее букет цветов, идет к Вере.

Игорь. Вера, я больше не могу тебя приветствовать молча. Ты даже... не замечаешь меня.
Вера. Нет, нет. Я все видела. Спасибо.
Игорь. Яков, подвинься. Я ничего плохого не делаю. Я просто хочу подарить Вере цветы.
Яков. Катись ты!.. стАтуя.
Вера. Яша...
Игорь (Вере). Спокойно. Все будет нормально. (Якову.) Ты знаешь, кто? Ты как собака на сене. Не работаешь. Только место занимаешь. Ты почему кассу не открыл?
Яков. Не твое дело! Это мое дело! А ты лучше помолчи!
Вера. Какую кассу?
Игорь. Для денег - коробку, или что. Футляр держит - ему бы, может, так давали.
Яков. Стал статУей - молчи! Не имеешь права с людьми… рот открывать! СтатУя фИговая!..
Игорь (спокойно). А я сейчас не на работе. У меня перекур... Да не психуй. Ну, тебя. Вера, возьми - от всего сердца. Бескорыстно.
Вера (берет букет). Зачем ты? Мне неловко. Ну, спасибо, спасибо... Тратишь свои деньги...
Игорь. Чушь это! Деньги - мусор, люди - золото. (Яков хочет вырвать букет у Веры; Игорь останавливает его.) Не балуй.
Вера. Игорь!
Яков (Вере). Отдай ему назад!
Игорь (Вере). Все нормально. (Якову.) Я просто подарил цветы. Понимаешь? Ничего плохого.
Яков. Найди себе бабу, и ей дари!
Вера. Яша, ну, не валяй дурака...
Игорь. Я кому хочу - тому дарю.
Вера (Якову). Он совсем мальчишка. (Игорю.) Ох, Игорь... надо найти хорошую девчонку, и женить тебя.
Яков. Или ты ему сейчас отдашь эту... этот!.. Или отдашь - или ты меня больше не увидишь! Никогда!
Вера. Ты сошел с ума. (Пытается обнять его, он вырывается.) Яша, Яша!.. Люди... (Жестом показывает ему, что они не одни. К Игорю.) Что ты натворил, стАтуя? Что вы оба напридумали себе за день? пока стоИте тут? Ой, люди... Яша... мы превращаемся в дикарей. (Игорю.) Возьми, пожалуйста. Извини... (Протягивает букет.)

Игорь отстраняется, медлит секунду, потом берет букет и застывает в позе печали и убитости горем.

Не сердись... Ладно?.. (Якову - тихо и удрученно, и обиженно.) Что с тобой? Я тебя не узнаю... Надо идти... домой... дети одни.
Яков (стучит пальцами себе по лбу). У меня здесь - Музыка. Вся эта жуткая суета каждый день!.. Они разрывают меня!.. (Поворачивается к Игорю.) А ты!.. (Игорь не реагирует. Снова к Вере.) Я сам не узнаю. Верушка, я псих - ты знаешь? Не обижайся.
Вера. Нельзя так распускаться! Нельзя опускаться...
Яков. Оно сильнее меня. Я не знаю, что делать. Нет выхода. Тупик. Ничего не получится.
Вера. Ой-е-ей... ну, как тебе не стыдно?
Яков. Не надо, обожди. Слушай: «Человеческое сердце вообще, а еврейское в особенности, что скрипка: нажмешь на струны и извлекаешь всевозможные, но больше скорбные звуки... Народ сидит и благоговейно слушает. Скрипка то жалобно стонет, то плачет, остальные инструменты поддерживают ее. Хмурое облако надвигается на лица слушателей, душу томит печаль - сладостная, но все же печаль... и каждый вздох скрипки стоном и болью отдается в сердцах свадебных гостей». Хорошо?
Вера. Хорошо. Что это?
Яков. «Стемпеню». А эти (кивок в сторону Давида и Софы) - способны чувствовать музыку?
Вера. Яша, разве ты для них играешь? Мой Яша должен играть для людей - ты их не должен знать.

Давид начинает двигаться в направлении Веры, не спуская с нее глаз.

Софа (с ехидством). Давид, остановись, милый. Еще одну очаровательницу встретил? Она не такая красавица.

Давид на мгновение поворачивается к Софе.

Остановись - пока не поздно! Послушайся… Послушайся мудрого совета. (Давид идет дальше, не оборачиваясь.) Эй, братец! не будь дураком: ты не хотел с ним контачить!.. (Идет за Давидом.) Не могу оставить одного. Я чувствую, грядет опять беда. О, несчастная Ада!.. Я тебя не брошу. Кстати, лицо у скрипача - э-э... и глаза... сплошное вдохновение. Жаль, что я пересыщена музыкантами!
Давид (смотрит на Веру; Якову). Яков, здравствуйте. (Вере.) Добрый день.
Вера. Добрый вечер.
Давид. Или вечер...
Яков. Давид, здравствуйте.
Софа. Добрый вечер.
Давид. Познакомьтесь, пожалуйста: моя сестра - Софа. Яков - музыкант.
Софа. Очень приятно.
Яков. Очень приятно. Моя жена Вера.
Давид. Очень приятно.
Вера. Очень приятно.
Давид (продолжает смотреть на Веру: Якову). Вы долго в Союзе музыкантов не появлялись. Готовится концерт - как всегда, в среду в семь вечера. Он, конечно, будет бесплатный. Сами для себя поиграем. Я хотел вас включить. Приходите ко мне в Союз - там подробно поговорим.
Яков. Хорошо, Давид. Спасибо. Я слышал по радио, вы ведете рубрику.
Давид. Да, попросили...
Софа (в сторону). Наглец. Молодец. Мне по его просьбе пришлось долго и многих обрабатывать.
Яков. Ваша сестра тоже музыкант?
Софа. Я только всего-навсего...
Давид (перебивает). Она журналист.

Софа спохватывается и понимающе кивает ему.
Вера замечает ее смущение.
Прохожий кидает монету в ведерко Игорю.
Игорь начинает двигаться, словно заведенный человечек, и снова застывает. Прохожий уходит.

Вера (Якову). Надо идти домой.
Давид (не сводя с Веры глаз; Якову). Если вас интересует, я могу поговорить на радио о вас.
Яков. Сыграть?
Давид (с усмешкой). Нет. У них своя музыка: или записи... а если что-то живое, так барды, джаз, рок... всякая муть... Я мог бы поговорить, чтобы у вас взяли интервью. Я знаю? А потом, может быть, дадут сыграть... в другой раз. Или в этот. Я ничего не обещаю, я только поговорю и дам им ваши координаты. У меня где-то записан ваш телефон - но скажите еще раз.
Яков. Интервью? Я не даю интервью.
Давид. Ну, пусть вас узнают. Все-таки известность, тоже не лишнее.
Вера. Яков, дети одни, надо идти.
Яков (с досадой). Сейчас пойдем!.. (Софе.) Вы в газете работаете? Вашей газете случайно не требуется музыкальный обозреватель?.. критик музыкальный?..

Вера, очень сердитая, отходит от них, будто бы прогуляться; потом возвращается. Давид продолжает смотреть на нее.

Давид (Якову). Говорите ваш телефон.
Софа. Я могу спросить. Я ничего не обещаю...
Яков. Конечно, конечно. Какие обещания?.. (Просительно.) Если что-нибудь будет...
Софа. Я сообщу вам через Давида. (В сторону, посмотрев на Веру.) Мне бы ее годы!.. Ах, одно утешает, что и она через одно мгновение будет в моем возрасте. Быстро пролетает. Как один миг. А ее скрипач - жаль: мы в разном общественном положении. Совершенно в разном... Я могла бы его устроить - лучше, чем критиком в газете. (Уходит направо.) Давид, нам пора. Я жду тебя!
Яков (Давиду). Насчет интервью не знаю... (Просительно.) Давид, мне нужна какая-нибудь работа! Я ведь не просто скрипач. Я скрипач высочайшего уровня.
Давид. Я знаю. Я про вас все знаю. Я вас слышал...
Яков. Ну, как?!
Давид. Нормально. Высочайшего я не увидел - но нормально; годится. Не обижайтесь, я вам дам один совет. Когда человек сам себя хвалит, вызывает недоверие. Отталкивает. Получается противоположная реакция...
Яков. Меня загнали в угол!
Давид. Вы же видите, что сегодня творится здесь. Приехали сотни музыкантов. Одних скрипачей... Все данные у меня...
Яков. Музыканты разные. Скрипачи разные.
Давид (хвастливо). А ксилофонистов - по пальцам можно перечесть. (Яков замолкает, уже открыв рот.) Когда я сюда приехал шестнадцать лет назад - не скажу, во всей стране - в этом городе я был единственный. Меня даже солистом несколько раз задействовали! Овацию устроили. Ей-богу!
Вера. Ксилофон - это труба?
Давид вытаращивает на нее глаза.
Софа. Давид, я жду тебя!
Давид (Вере) Вы никогда не слышали игру на ксилофоне?
Вера. Это страшное невежество, я понимаю...
Софа. Давид!..
Давид. Сейчас, сейчас - одну секунду. (Вере.) Простите, Вера... (Якову.) Почему вы ни разу не привели жену на наши музыкальные вечера? (Вере.) Приходите обязательно. Знаете что - не обязательно на вечера, (Якову и Вере) просто так заходите ко мне. Поговорим, обменяемся... Так вы дадите мне ваш телефон?
Вера. Спасибо огромное. Рада была познакомиться. До свиданья.

Вера и Софа издали кивают друг другу.

Вера (Давиду). Нам пора, и вам надо тоже спешить. Бегите: нельзя заставлять даму ждать, даже если она сестра.
Давид. До свиданья.
Яков. До свиданья.
Давид (отходит; возвращается. Суетливо). Я забыл записать телефон.
Яков. Пишите.
Давид (Вере). Я буду ждать, что вы... с мужем навестите меня. Дайте мне слово.
Вера (качает головой). А впрочем, как муж: я существо подчиненное.
Давид (Якову). Скупой рыцарь! - у вас прекрасная жена. И вы прячете ее от общества... от меня. Прекрасная Вера!
Яков (угрюмо). Других не держим.
Игорь. Прекрасная Елена. Балда! Вера - самая лучшая женщина!
Давид. О, стАтуя заговорила...
Софа. Давид!!..
Давид. Софа, иду, ну, какая ты нетерпеливая. До свиданья, друзья. Рад был...
Яков. До свиданья.
Игорь. Прощай, друг - собачьему хвосту и телячьей пасти.

Давид подходит к Софе.

Давид. Софа, какая муха тебя укусила?
Софа. Ты молодец лишь в одном. Что вовремя остановил меня, когда я чуть не проговорилась про мужа. Когда он спросил, не музыкант ли я. Конечно, он тут же вцепился бы как клещ.
Давид. Ты потеряла бдительность. А я тебя... укоротил.
Софа. Ладно, не хвастай. Хорош гусь. Отшила тебя красавица?
Давид. Как сказал Бальзак, женщина, жаждущая сказать «да», до самой пиковой точки говорит «нет». Мы первый раз видим друг друга.
Софа. Блажен, кто верует. Бедная твоя Ада.
Давид. О-о... не вспоминай. Это совсем другое.
Софа. Мне бы твою легкость. И ее (взгляд в сторону Веры) возраст.
Давид. Ты и сегодня женщина хоть куда.
Софа. Как ты, однако, умеешь с людьми.
Давид. Я искренне!
Софа. Действительно... приятно слышать, даже если знаешь наперед, что это ложь. Скрипач (поднимает кверху руки и глаза)... Застал врасплох, ты подумай - чуть не проговорилась... С этой публикой надо быть предельно осторожной. (Уходят.)
Яков (в сердцах, Вере). Какая муха тебя укусила!.. Испортила полезный разговор. Такой важный разговор!..
Вера. Ты совсем ослеп?! Лишился разума? Как ты можешь унижаться перед ними!
Яков. Ты - дура! Жена, называется. Вместо того, чтобы иметь от тебя поддержку!.. Мешаешь! суешь палки в колеса!
Вера. Какие колеса?.. Или ты не видишь, что эта дамочка для тебя - ни для кого - никогда ничего не сделает. И не нужно тебе от них! Не нужно!
Яков. Дура! Я о другом, а ты о чем?! - ты помешала мне! Не твое дело рассуждать! Ты мне испортила!..
Вера. Сам дурак! Тупица!.. Ничего не видишь!
Яков (топает ногами, трясет поднятыми руками). Ты меня вывела из последнего!.. Мало мне, что этот кретин Давид, он, видите ли, не увидел уровня... «нормально»... Ублюдок! И ты с ним заодно!
Вера. Ну, ты сумасшедший! Он тебя унизил, а ты...
Яков (кричит). Никто не унизил! Я не позволю ксилофонисту мизерному!..
Вера (кричит). Ты срываешь на мне! Вот что тебя задело на самом деле! Вот что!
Яков. Замолчи!!..
Игорь (в продолжение ссоры перемещался по сцене, переживал; возвращается к Якову и Вере). Эй, ты, фраер! На кого поднимаешь руку! Стой, зараза! (Хватает Якова.)

Над головами поднимается футляр со скрипкой.
Вера вклинивается между Яковом и Игорем, отталкивает Игоря в сторону.

Вера. Игорь, не смей! Яков!
Игорь (складывает руки молитвенно). Верочка... Верочка... Если бы это не твой муж. О-о!..
Яков (держит футляр наперевес, как ружье). СтатУя!.. я готов уничтожить тебя, статУя!..

Вера преграждает Якову дорогу.

Вера. Яша, всё! Всё, я сказала!.. (Мягко.) Глупыш, как я могу быть с ними заодно? Мне за тебя обидно. Бо-ольно!.. У кого ты просишь? Они не стоят тебя: тьфу - и растереть, вот что они!.. А ты совсем глупыш: ничего не заметил, ничего не понял...
Яков. Что ты имеешь в виду?
Вера (берет его за руку). Не надо ни на кого надеяться. Не надо ни от кого ждать. Мы сами все сделаем. Надо немного потерпеть...
Яков (покорно дает ей руку, опустил голову, как провинившийся школьник). Год немного? У меня нет сил. У меня... не осталось уже меня!..
Вера. Я все понимаю. Но что делать? Давай немного потерпим. Не будем терять надежды. Бывает, у людей беда - не дай Бог! - страшнее бывает, и они живут. Как у Алисы...
Яков. Алиса - бедная девочка!.. Я на днях видел пожилого мужчину. Слепого. И глухого. Жена с ним была...
Вера. Я с тобой. Тебе мало?
Яков. Ты мое счастье. Единственное.
Вера. Ну, вот, хорошо. Будем жить. Нам остался какой-то миг... неизвестно, сколько осталось...
Яков. Да, да. О... бедная ты, Верушка. Я - псих...

Вера уводит Якова. Уходят.
Звучит музыка.
Игорь смотрит им вслед, подходит к тумбе, садится, подпирает голову рукой.

СЦЕНА 2

Небольшой сквер. Скамейки.
Музыка начало 2-го фортепьянного конверта Рахманинова, мощные аккорды.
Катя читает книгу, сидит слева.
В центре на одной скамейке Сеня и Галя читают газету, Зеев ест бутерброд с колбасой и с помидором.

Сеня (с досадой). Отменяют льготы на автомобили!.. Галя, ты видишь?
Галя. Вижу.
Сеня. Зеев, что скажешь на это?
Галя. Меня больше волнуют банковские кредиты. В первую очередь нужна квартира. Свое гнездо, в которое не жалко всю душу вкладывать: там ничего не было - но это было.
Зеев (Сене). Поторопись: ты можешь успеть. С какого числа?
Галя. Нет, нет. Вы, мужчины, помешаны на машине. Там гнездо было свое, постоянное, надежное...
Сеня (Зееву). На какие шиши?
Зеев. У тебя Галя работает - по специальности.
Сеня. Всего только месяц какой-то. Но у нее и уровень - программист высочайшего класса, и английский в совершенстве... и полгода черт знает чем... Так что ты, Зеев, напрасно завидуешь.
Зеев. Я?! Сеня, Бог с тобой!..
Сеня. А я до сих пор без работы.
Галя. Мало работы, много приезжает. Хоть бы перестали ехать сюда!.. Чего, спрашивается, едут? Страна маленькая.
Зеев. У нас великая страна! Наша историческая родина примет всех, кто захочет вернуться... к своим истокам. Наш народ - народ Торы, которую он получил из рук Бога... Избранный народ...
Сеня. Ты, поливальный мастер, тебе в твоей Самаре не надоело?
Зеев. Там была советская пропаганда, а я сейчас говорю о...
Сеня. Думаешь, есть какое-то различие?
Галя. Квартира нужна. Выгодный кредит, вот что нужно! (Зееву.) А тебе датишники, наверное, помогут за твое усердие?
Сеня. Какой к черту автомобиль! Тут не знаешь, чем ребенка кормить,
Зеев (доедая бутерброд). Я тебе предлагаю хорошее дело.
Галя. Никаких афер! И так денег нет. Пришли деньги за электротовары - всё истратили Алисе на лечение.
Зеев (Сене). Кишеневский Сема на двенадцать лет старше тебя. Пятьдесят семь мужику, и не боится. Он у меня взял продукта на шестьсот шекелей, ну, еще двести надо внести за вступление в фирму…
Сеня. Лекарство?
Зеев. Медицинский продукт.
Галя. Итого, восемьсот шекелей доверчивый человек потерял.
Зеев. Ничего подобного! Сеня! спроси у него. Он все продал. Теперь возьмет на тысячу шекелей, и так пойдет в гору.
Сеня. Сема и в Кишиневе был маклер. Я технарь, а не коммивояжер. Ходить, уговаривать, всучивать! Мне работа нужна.
Зеев (обиделся). Ну, и сиди! Слишком вы капризные, столичные.
Сеня. Правильно, Зеев. Петербург был раньше столицей. Может, еще будет.
Зеев. Петербург; язык не поворачивается.
Сеня. А от избранного народа поворачивается?
Галя. Мы сюда приехали, не задумываясь. Только в Израиле есть надежда поднять Алису. Там сказали, никогда не будет ходить, не восстановятся ноги.
Сеня (обнимает Галю за плечи). Есть улучшение. Есть!..
Галя. Она устала от операций, больше не хочет. Бедная Алька!
Сеня. Я ни минуты не задумывался, и как бы ни было - не пожалею ни на столько.
Зеев. А я приехал сюда делать дело. И я его сделаю! А потом...
Сеня. Что потом?..

Зеев делает вид, что все сказал.

Галя. Потом он обменяет шекели на немецкие марки и английские фунты стерлингов и умотает в Европу.
Сеня. Нет, Зееву это нельзя.
Галя. Почему?
Сеня. Историческая родина очень сильно полюбила Зеева, бывшего Володю, бывшего комсомольского активиста - ты ведь был активистом, верно? - а сейчас пламенного... датишного пропагандиста! (Встает, идет к Кате.) Катя, что вы читаете?
Катя. Соловьева.
Сеня. А, «Похождения Насреддина».
Катя. Нет, это другой Соловьев - поэт и философ.
Сеня. Да, я слышал, но не читал. Хорошие стихи?
Катя. Человек замечательно хороший. Кстати, искренне любил евреев, культуру еврейскую, традиции, всё, всё. Умирая, молился за еврейский народ.
Сеня. Ждете Ефима?
Катя. Да, он должен за мной зайти.
Сеня. Кошмар. Профессор, доктор философии и эстетики - убирает на автобусной остановке и собачье дерьмо на улицах... И вы тоже не найдете работу учителя русского языка и литературы.
Катя. Мы к этому совершенно спокойно относимся. У нас дети и внуки. Мы ради них приехали. Я мОю школу, и рядом в доме две лестницы. Приличный заработок.
Сеня. Слушайте, как с вами покойно делается на душе.
Катя (смеется). Зовите Галю.
Сеня. Нет. Отдадим ее на растерзание. А то ведь он тоже притащится: испортит... ауру.
Катя. Ну, спасибо. Мы с Фимой надумали - много лет назад - что еврею нужно жить в еврейской стране. В другой стране он всегда будет изгоем, второго сорта. Будь то Россия, Канада, или прекрасная Франция… теперь не такая прекрасная.
Сеня. Вы имеете в виду последние антисемитские выплески?
Катя. Нет: в любом народе чужак поневоле вызывает подозрение. Иногда его бьют, или иначе пакостят… Но вот то, что я увидела собственными глазами, как в президиуме… на каком-то сборище - президент Франции сидит бок о бок с убийцей, главарем банды, именуемой какой-то там организацией… Нет, к сожалению, она для меня больше не прекрасная.
Сеня. Да, да, вы правы. Трехлетнюю девочку… и грудного ребенка… в упор застрелили. Еще контрольный выстрел в головку… Вурдалаки. Людоеды…
Катя. Скажите, у Алисы есть улучшение?
Сеня. Не знаю. Пока никакого результата. Ноги не действуют.
Катя. И это случилось в самОм здании киноинститута? в Ленинграде?
Сеня. Да, в общежитии. Она вечером шла от своих подруг... Я когда представляю себе, как эти трое юношей бросают ее в пролет лестницы и она летит - с шестого этажа... Я не могу заснуть... я дышать не могу - от того, как ей страшно. Галя скоро будет совсем седая.
Катя. Они были ее сокурсники?
Сеня. Нет, чужие; но тоже студенты...
Зеев. О, глядите - чего это с нашим Гамбринусом стряслось?
Сеня. Где он?
Галя. Не зови его Гамбринусом: он не любит.
Зеев. Бредет как в тумане. Рехнулся, что ли? Я давно замечаю, у него здесь не все в порядке. Чуть свою скрипку на днях не разбил - об статУю.
Галя. Об статУю? Зачем?
Зеев. Ну, об этого... Игоря. Тоже припадочный будь здоров. Они оба трахнутые... пыльным мешком по голове.

На короткое время слышится музыка из концерта Мендельсона.
Входит слева Яков, в руке у него футляр со скрипкой, свободной рукой он размахивает над головой.

Яков (возбужденно). Катя!.. Катя!.. Моей жены здесь не было?
Катя. Я ее не видела. Садитесь, Яша. Что у вас случилось?
Яков (продолжает стоять). Мне позвонили из конторы. Месяца три-четыре назад я оставил свои данные. Они позвонили... сейчас! Меня берут на работу!
Катя. Я вас от души поздравляю. Какая работа? (Яков кладет футляр и обеими руками показывает что-то необыкновенное.) Я так рада за вас и за Верочку. В какой-нибудь оркестр, солистом?
Яков (тень набегает на лицо, но затем опять возбужденно и то ли безумно, то ли радостно). Меня взяли сторожем! на завод!
Сеня. Сторожем?
Яков. В вечернюю смену... Какая разница? - будет заработок. Мне здесь ничего другого не светит. И я не хочу видеть их никого! Какое счастье быть свободным. Мне ни от кого ничего не надо. Это - свобода.
Катя. Ну, хорошо. В добрый час.
Зеев. Эй, Гамбринус! У меня для тебя новости. (С трудом поднимается и идет к Якову.) Ох, слаб человек: чуть-чуть съел, и уже похудел от переутомления... Ты хочешь знать, отчего такая лафа ксилофонисту? Давиду? Я все узнал. Вы сейчас животики надорвете. Он и председатель Союза музыкантов, он и на радио, и член того и сего. У него жена - слушай! - редактором в музыкальном издательстве, а брат ее важная птица в Сохнуте. А теперь главное: его родная сестра - вот та, что приходила, - замужем за главным дирижером Израильского симфонического оркестра!
Яков. Вот оно что...
Сеня. Да, вот оно что. Всюду одно и то же. (Якову.) Вот если б ты был чьим-нибудь племянником... О-о...
Зеев. Или братом жены...
Сеня. Нет, это не всегда срабатывает брат жены. Лучше мужем сестры: это надежнее. Муж сестры - почти стопроцентно.
Зеев. Да, уж она с брата не слезет. Сестра - это стопроцентно.
Сеня. Ну, а все-таки племянником тоже хорошо. Присутствует ностальгический момент, это всегда хорошо.
Зеев. Племянником со стороны матери или отца?
Сеня. Это смотря по тому, кто там - дядя или тетя. А впрочем, и у брата к брату бывает сильная ностальгия. Так что не угадаешь. По-разному бывает. Могу только сказать, что племянник - это тоже почти стопроцентно.
Галя. Страсти должны быть, шекспировские страсти.
Сеня. О-о... если страсти - это лучше всего. Это больше, чем стопроцентно.
Катя. У делового еврея - страсти?
Галя. А вы напрасно иронизируете. Что? вы не знаете, как сгорают крупные фирмы из-за... прихоти какой-нибудь сексуальной ее владельца? Сколько угодно. У евреев чаще, чем у других.
Сеня. Еврейская широкая натура.
Катя. Я сдаюсь. Я принимаю.
Яков. Нет у меня ни дяди, ни тети, никого! Ни мужа сестры, ни жены брата!
Зеев. Сирота.
Яков. В нашем симфоническом оркестре набирали музыкантов. По анкетным данным, по пятому пункту, членству в партии, по знакомству. Талант не талант, их не волновало. Отличный скрипач - еврей - не принимали; партийная бездарь - пожалуйста. Я был в конкурсной комиссии и не мог им помешать: отдел кадров все решал. Ну, когда на два десятка скрипачей и альтистов один бездарь - это незаметно. Две-три бездари - еще незаметно. Но если четверть состава, треть - бездарей, звучание оркестра уже не то; это слышно. Я не мог больше!..
Сеня. Поэтому ты уехал?
Яков. Нет, не поэтому... Из-за радиации: за детей страшно.
Сеня. А почему тогда не в Новгород, или Воронеж?
Яков. Это все равно, что в Израиль. Нет знакомых там, никаких связей. Вера редактор, очень талантливый: в другом городе - никакой базы...
Сеня. И вот ты теперь в Израиле. Хотя по времени совсем недавно - что такое полгода, год? - опустил руки.
Яков. А что значит давно и недавно? Время - оно растяжимо, как резина. Оно может быть упругим, искрометным. А может быть тягучим, медленным, серым... Я в первый раз вышел на сцену тридцать пять лет назад, мальчишкой, концерт для скрипки с оркестром. Вивальди. Я играл только одну часть - и аплодисменты. Победа!.. Перед этим были волнения; переживания. Это вчера! только что!.. Ты понимаешь? - нет тридцати лет. А этот год, каждый день этого года - столетняя мука!.. Человек должен быть в определенной точке во времени и в пространстве: в одной определенной точке он на месте, ему хорошо. А если он потерял - или его лишили его места, он в подвешенном состоянии, нет твердой почвы, пустота; и он висит в пустоте.
Катя. Яша, вы сейчас получили какую-никакую работу. А потом все наладится.
Яков (машет рукой). А!.. Зачем все это? (Показывает вокруг.) Весь мир, и наша безумная суета. Таракание копошение... Зачем? Никого из нас скоро не будет. Может быть, ничего не надо?
Катя. Поговорите с Ефимом, он всю жизнь терзается такими же вопросами. По-видимому, типичная еврейская черта.
Яков. Ничего, ничего не надо. Не надо ничего.
Зеев. Вот Гамбринус договорился...
Катя. Типичная еврейская…
Яков (Кате, показывает на Зеева). Не у всех евреев. Посмотрите на него.
Катя. Типичная не значит всеобщая.
Сеня. Ну, почему еврейская черта? Многие русские бьются над проклятыми вопросами.
Галя. С жиру беситесь, господа. Мне, главное, мою дочь поднять.
Зеев. А я сделаю мое дело!.. (Сене.) Когда надумаешь, приходи. Я побежал. До свиданья.
Сеня. Беги, беги.
Катя и Галя. До свиданья.

Зеев уходит налево.
Входят: слева Ефим, держит метлу, совок на длинной палке и ведро; справа Вера.
На короткое время слышится музыка из концерта Рахманинова. Присутствующие здороваются.
Яков подходит к Вере.

Сеня. Верочка, привет!..
Галя. Сеня, пойдем: дочка одна. Пошли, пошли. (Уводит его направо, он оглядывается на Веру и даже тянется к ней почти неприлично.) Как будто других забот нет у человека, кроме как пофлиртовать. Приятна она тебе? Лучше, чем я?
Сеня. Галочка, о чем ты говоришь? Лучше тебя никого нет на свете. Ты единственная. Просто Вера...
Галя. Верочка...
Сеня. Просто симпатичный человек. Перестань!.. Я смотрю, здесь люди - от солнца африканского? - свихнулись поголовно.
Галя. Это правда... Я вчера ее видела с мужчиной. Они шли по улице под руку, и она держала букет цветов.
Сеня. С каким мужчиной?! Не может быть!.. Ну, и что? Мало ли что...
Галя. А чего ты переполошился? Кто она тебе?
Сеня. С каким мужчиной?
Галя. В возрасте, солидный, явно местный. Очень представительный.
Сеня. Ну, и прекрасно.
Галя. Конечно, прекрасно. У нас свои проблемы. (Уходят.)
Ефим (Кате). Вот Зеев. Он мне со своим медицинским продуктом все уши прожужжал. И то, что Сема кишиневский этот... миллионером становится…
Катя. Сема, к твоему сведению, приличная балда.
Ефим. А все-таки хотелось бы немного рискнуть. И немного быть балдой. Потому что умные-то - они всегда нищие.
Катя. Фимочка, ты можешь делать все, что хочешь. Ты можешь из философа превратиться в акулу-капиталиста. Но зачем же не видеть того, что очевидно? Разве ты сможешь ходить по людям и уговаривать?
Ефим. Смогу. Это даже интересно: общение.
Яков. Может быть, давайте ходить вместе?
Катя. Яша, вы работать начинаете.
Яков. А я в свободное время. У меня теперь будут средства, чтобы вложить в дело.
Ефим. А что? Давайте попробуем. Раз в жизни!
Катя. Верочка, вы когда-нибудь видели взрослого мужчину? Что под шестьдесят (показывает на Ефима), что ровно пятьдесят (показывает на Якова) - их нельзя оставлять без присмотра. Они сами себе носы откусят.
Яков. Нет, нет. Надо когда-нибудь попробовать. Чего, в самом деле, всегда в дураках ходить.
Ефим. Идите сюда, Яша. (Отходит с ним.)
Катя. Братцы, вы ненормальные! Вы хотите связаться с Зеевом? Вера, почему вы молчите?
Вера (подходит и садится рядом с Катей). Я устала.
Ефим (подставляет совок и метет в него метлой). Будем сгребать деньги.
Яков (смеется). Загребать!.. Хватит быть кретинами.
Вера. Сумасшедший. Я выходила замуж не за такого мужа.
Яков. Опять ты обязательно должна мне возразить!.. Я хочу зарабатывать деньги!
Вера. Ты всю жизнь занимался Музыкой. Ты не можешь не играть каждый день! Если ты скатишься с твоей вершины, ты уже не поднимешься!
Яков. Молчи!.. Молчи... Кому нужна моя вершина? Кому я могу сказать о ней, чтобы меня не оплевали?.. Я не хочу больше слышать ни о какой музыке!.. (Сумасшедшая пауза.) Что?.. Я не хочу, чтобы надо мною сверху насмехался какой-то Зеев, или Сема... или Давид!.. разъезжающий на лимузине!
Вера. Лимузин - это главное, к чему должен стремиться человек?.. Мне не нужен такой муж-деляга!..
Яков. Ну, и катись от меня!!
Катя (встает). Вы что? вы что? Яша... Опомнитесь...
Яков. Пусть катится!.. (Убегает направо.)

Вера сидит, сдерживая слезы.

Катя (Ефиму). Господин профессор, зачем вы это затеяли?.. Верочка, не огорчайтесь: все наладится... (Ефиму.) В любом случае, как ты можешь довериться Зееву? И еще Якова втягивать?
Ефим. Но и Сема рассказывает, что есть много желающих. Покупают нарасхват.
Катя. Сема... А ты не знаешь, что его Лея выскребает последние гроши? И потом, ты не подумал, что Сема, недотепа, - в компании вместе с Зеевом? В сговоре.
Ефим. В сговоре?
Катя. Да, да. И то, как ты показывал, что сгребаешь деньги в свой совок, - это тебе не собачье дерьмо подбирать на улице.
Ефим. Ну, извини!.. я не позволю оскорблять мою профессию! Я - дворник; это звучит гордо. Я удаляюсь. У меня волчий аппетит. А потом, когда я его утолю, на моем столе меня ждет работа. Моя книга по эстетике. Но эту мою идею я еще не отбрасываю.
Катя (Вере). Пойдемте вместе... Вы устали...
Вера. Только что-то я начала пытаться сделать... Но, видно, время заканчивается. Не успеваю.
Ефим. Успеете... успеете...
Катя. Фима, ты сам можешь делать все, что хочешь; ты взрослый человек. Но с Яковом твой долг перекрутить назад.
Ефим. Я постараюсь. Но он тоже взрослый человек.
Вера. Он никогда не был взрослым. А сейчас он к тому же... тяжело мне с ним. И страшно.

Уходят.
Звучит музыка.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА 3

Декорация второй сцены.
Звуки балалайки.
Справа на скамейке сидит Люба, вяжет спицами.
Входит Зеев слева.

Зеев (за сцену). Где ты там? Наташа!.. Наталья, иди сюда. (Замечает Любу.) Привет. Как жизнь?
Люба. Работы нет. Мужа нет. Здоровья нет.

Входит Наташа.

Зеев (Любе). Дочь - студентка? Учится?
Люба. Это да.
Зеев. Перспектива...
Люба (Наташе). Ну, мать, ты мне наделила удовольствие - дальше некуда.
Наташа. Ты с ним встречалась?
Люба. Мне позвонил сперва его шофер. Оказался о-оченъ интеллигентный человек, бывший директор Харьковской филармонии. Потом он за мной заехал и отвез на виллу: такое... только в западных фильмах видели. Приехала. Выходит скелет, желтой кожей обтянут, лет за восемьдесят, ноги передвигает как искусственные, и рука эта вот так не действует (показывает, как вытянутая левая рука прижата к корпусу и ноге; правой рукой проводит по ней от плеча до кисти).
Наташа. Ну, и что ты хочешь? Тебе деньги нужны?
Люба. Мне деньги нужны - но не таким способом!.. Поехали, в какой-то ресторан над морем в Бат-Яме. Заказал по куску торта и по стакану... какого-то сока. «Ты должна быть со мной в гостинице день, и ночь до утра. Вдвоем в номере. Сто долларов». - И что мы с тобой будем делать сутки в номере? - «Будем делать секс». - Кто? ты будешь делать секс? - «Нет, он говорит, ты». Я на него посмотрела, он все понял, еще он сказал: «Ты в такой гостинице... даже во сне тебе не снилось». Чихать я на него хотела вместе с такой гостиницей!..
Наташа. Тысячи, миллионы женщин работают, и ничего. Счастливы.
Люба. Да пусть хоть миллиарды! Меня такое счастье не завлечет… Я от этого торта кусочек съела... а! какой там торт? И отпила треть сока. Так он свою порцию съел, и потом еще мою тоже доел.
Зеев. Аппетит, как у молодого. Может, и остальное?
Люба. Директор филармонии - о-очень интеллигентный. И приятный. Он меня заранее обо всем предупредил. Но я все равно поехала: надо увидеть своими глазами.
Наташа. Больше ничего нет. Извини.
Зеев. Наталья, пойди сюда. (Отходят налево.) Ты поняла? Для них я уехал в Хайфу. До следующей недели. Через два часа я тебя буду ждать у фонтана в начале Бен-Иегуда.
Наташа. Ты хорошо подумал?
Зеев. Я подумал. У меня нет выхода. Я не могу вернуть им деньги. Мы поменяем квартиру: неделю надо продержаться. Надо, чтобы они пока ничего не заподозрили. А потом пусть ищут.
Наташа. А как же балалайка?
Зеев. Значит, буду стоять в другом районе. Или вообще переедем... в Беер-Шеву. Полиция такие дела не принимает к исполнению. А суд по мелким искам, это... о... замучаются что-нибудь от меня получить. До скончания дней.
Наташа. Ладно. Я поставила на тебя, и я тебе верю.
Зеев. Ты пойми, эти деньги я уже пустил в оборот. Мне не хватает тысяч пятнадцать-двадцать. Где их взять? И еще если возвращать им... я завалю мое дело... Хорошо! я побежал. А то, не дай Бог, встречусь...
Наташа. Беги, беги. Я останусь, ни о чем не беспокойся.
Зеев. Будь внимательна. (Любе) До свиданья. (Уходит.)
Люба. До свиданья. (Наташе) Куда Зеев побежал?
Наташа. Он сейчас... через два часа... Ой, что я? Он уезжает сейчас... в Хайфу, У него там дел на целую неделю.
Люба. Понятно.
Наташа. Как мать?
Люба. Она в больнице. Все неважно.
Наташа. Есть экстрасенс. Недорогой и очень хороший. Не пробовала показать ее экстрасенсу?
Люба. Боюсь, как бы хуже не было. В таком возрасте...
Наташа. От экстрасенсов не бывает вреда. Он для русских делает большую скидку: почти в два раза.
Люба. Работы нет. Денег нет...
Наташа. Работу придумаешь, я помогу. Деньги будут.
Люба. Мужа нет. Здоровья нет.
Наташа. Муж будет: помогу. Здоровья ни у кого нет. Так я скажу про тебя, что ты позвонишь? Совсем недорого берет.

Входят Ефим, Сеня, останавливаются поодаль.

Ефим (Сене, указывая на Наташу). Поглядите, какая красавица. Какое чистое лицо, выражение глаз святая невинность. Однако, жизнь нас учит, что в гармоничные формы способно, порой, облечься самое злодейское содержание. Пример: знаменитый образ Дюма - миледи в «Трех мушкетерах».
Сеня. Он должен сегодня отдать мне продукт.
Ефим. И мне. И Якову.
Сеня. Он обещал сегодня отдать. Меня Галя убьет.
Ефим. Меня Катя сживет со свету насмешками...
Сеня. Если он и сегодня не отдаст, я потребую назад деньги!
Ефим. Да, Сеня, влипли мы с вами в историю.
Сеня. Да, Ефим...
Ефим. Почище губернаторской. Послушайте, я правду слышал, что у Алисы... э-э... гм, гм...
Сеня. Правду, правду...
Ефим. Удивительная новость! Я вас поздравляю!.. мы с Катей так рады!.. Хороший парень?
Сеня. Красавец. Не отходит ни на шаг. Мы его ни черта не понимаем, и он нас не понимает - впрочем... Алиса учит его русскому.
Ефим. Израильтянин?
Сеня. Да. В последний раз, когда она лежала в больнице, он там после армии чего-то подлечивал. Познакомились. И теперь...
Ефим. Жених?
Сеня. Да.
Ефим. Конечно, девочка мечтала стать актрисой... Хорошо бы все получилось.
Сеня (машет пальцем, с почти слезливым лицом). Лучше не надо об этом.
Ефим. Не надо... извините... конечно... всё... Спросим у нее? (Показывает на Наташу.)
Сеня. Давайте. Наташа (идут к ней), ты ждешь Зеева?
Наташа. Нет, он уехал.
Сеня. За продуктом?
Наташа. Я не знаю.
Сеня. Он должен быть сейчас здесь.
Наташа. Он уехал в Хайфу.
Сеня. Но сейчас четыре часа. Он должен быть здесь.
Ефим. Позвольте. Он сам назначил встречу на это время. Два раза переносил.
Сеня. Меня Галя убьет. Сегодня последний день, когда я живой.
Люба. Поешь мороженого.
Сеня. При чем мороженое?
Люба. Вкусное очень мороженое. Если все равно последний день, надо съесть большую порцию.
Ефим (Наташе). Когда Зеев уехал?
Наташа. Ну, час назад. Люба видела его.
Ефим. Непонятно...
Наташа. У него вдруг, внезапно, неожиданно очень срочное дело.
Сеня. Я вечером к вам зайду.
Наташа. Заходи, только он на этой неделе не вернется.
Сеня. Как?! Целую неделю?!
Наташа. Господа, не паникуйте. Никакой нет катастрофы. Зеев обещал - значит, надежно, как в швейцарском банке.
Ефим. Позвольте. Сегодня будет уже третий раз...
Наташа. Нет катастрофы. Я верю, что в последний. Через неделю вернется, и всё выполнит.
Сеня. Кошмар.
Люба (Сене). Так значит у Алисы имеется жених?
Сеня. Кто тебе сказал?
Люба. Я слышала твой разговор с Ефимом.
Сеня (изумленно). Ты слышала? (Смотрит на Ефима, они оба оглядываются на то место, где они разговаривали перед этим.) Фантастика!..
Ефим. Невероятно.
Сеня. И что ты слышала?
Люба. Всё. Про израильтянина; ни на шаг не отходит... Всё!
Ефим. Люба, у вас слух, как у летучей мыши. Вас никогда не проверяли на восприятие ультразвукового излучения? Вы находка для науки о человеке.
Люба. Я не возражаю, чтобы меня кто-нибудь нашел. И чтобы не я, а мне завидовали белой завистью.
Сеня. Мне страшно, что мои деньги, по-видимому, пропадут! Наташа!.. Галя убьет меня и она будет права!
Наташа. Надо немного потерпеть.
Ефим (Любе). Завидовать это худшее, что можно придумать для собственной души. Зависть разъедает ее с космической скоростью.
Люба. Эх, мне бы какого-нибудь завалящего мужичка!
Ефим. Какого-нибудь, завалящего - это так скучно.
Люба. Ефим, вы не понимаете. Скучно - когда никого нет.

Звучит музыка.

СЦЕНА 4

Помещение конторы.
Музыка азиатский ритмический мотив.
Яков стоит перед столом, за которым сидит Моше.

Яков. Нет работы?
Моше. Когда будет, я позвоню. Яков, смотри: если ты хочешь заниматься уборкой, такая работа есть.
Яков. Я хочу. Хочу!.. (Моше улыбается ослепительно.) Но не могу. У меня руки... я играю на скрипке.
Моше (продолжает улыбаться менее радужно, но с привычной обходительностью). Ты иди сейчас домой. Я буду искать для тебя хорошее место, и я позднее позвоню тебе.
Яков. Но мне еще до дома... долго ехать. Может быть, я подожду здесь?
Моше. Нет, ждать не надо. Иди сейчас домой. Я позвоню. Хорошо?
Яков. Хорошо...
Моше. Яков, ты очень хорошо стал говорить на иврите. Ты молодец.
Яков. Моше, я хорошо работал. Директор на заводе доволен.
Моше. Да, он говорил.
Яков. Почему я больше не работаю?
Моше. Кончилась работа. Но я для тебя найду. А сейчас иди домой. Хорошо?
Яков. Другой человек там работает?
Моше (слегка нахмурился, встает, берет бумаги со стола, идет к выходу; потом опять ослепительно улыбается). До свиданья, Яков. Все хорошо.
Яков. До свиданья. (Рывком поворачивается, уходит.)
Моше (возвращается к столу, поднимает телефонную трубку). Авраам. У меня был Яков... скрипач. Ты его никуда не запланировал?.. Хорошо. Я не хочу, чтобы он у меня работал: очень неудобный... тяжелый человек.

Звучит музыка.

СЦЕНА 5

Городская улица.
Музыка - скрипичный концерт Мендельсона.
Входит Яков без скрипки.

Яков. Он все врет... Он меня вышвырнул! «Я тебе позвоню...» Обыкновенный, примитивный способ отфутболить. О, эта варварская цивилизация! Внешняя якобы благопристойность, а внутри ложь, обман, предательство. «Извините... пожалуйста...» - с ослепительной улыбочкой; а ты при этом можешь хоть сдохнуть!.. Все только внешнее... Внешнее человекообразие. Мы не отошли еще от животного состояния. Мы все звери... Господи! за что ты наделил меня способностью думать, сравнивать, чувствовать - и бросил в этот безумный мир? И мне тоже не дал разума и силы владеть собой... своими поступками. Зачем все это надо, Господи!.. Зачем?..

Входит Игорь, загримированный статуей, несет тумбу, ведерко.

Опять сидеть на шее у жены. Он никогда не позвонит: он меня вышвырнул!..
Игорь. Яков, привет.
Яков. А, это ты, стАтуя.
Игорь. Зеева не нашли?..
Яков. Исчез. Чтобы подать в суд, надо знать его адрес.
Игорь. Вот какие суки бывают! Своих ребят так ну, надо же... Ты-то намного погорел?
Яков. Зарплата за два месяца, что я поработал: две тысячи.
Игорь. А я его, гада, сразу раскусил. У-у, ненавистная рожа! Ханыга!..
Яков. Там не надо раскусывать - всё на поверхности. Ясно, как... слезы эмигранта. (Намеревается уйти.)
Игорь. Уходишь?.. Играть не будешь?.. Постой! (Устремляется вслед Якову.) Ты на меня не злишься больше, Яков? Я же от сердца... я ничего плохого... Я тебя уважаю!
Яков. Ладно, черт с тобой, живи.
Игорь. Я пойду вон там встану. Если моя помощь потребуется - там... морду набить... у-у!.. - зови. Слушай, если деньги нужны, там... за квартиру или что, я дам. Понял? Скажи сразу мне.
Яков. Не надо, не надо. Спасибо.
Игорь. А ты чего такой гордый? Я тебя уважаю, а ты меня не уважаешь? А? Ну, скажи - уважаешь?
Яков. Уважаю...
Игорь. А чего ты - я заметил - на всех как все равно сверху вниз смотришь?
Яков. Да не смотрю я сверху вниз, отвяжись. Просто мы с тобой словно с разных планет. Нет, именно с тобой что-то есть общее. Но они все передо мною мальчики-с-пальчики...
Игорь. Да ну?
Яков. Да. А я перед вами старый, громадных размеров дурак. И меняться я уже не буду. Ибо сказано в одной великой книге - ты романов не читаешь? - «Не ищи выгоды... ****и мельтешащие - что может быть презренней?» Девиз всей моей жизни! И вот теперь я тоже суечусь - будь проклята эта жизнь!..
Игорь. Если что - зови меня. (Идет к выходу.)

Входит Софа.

Софа. Ага! Здравствуйте. И великий музыкант. И великий подражатель стАтуям. (Якову.) Как ваши дела? Давид вам передал мое предложение?
Яков. Какое предложение?
Софа. Он ничего вам не сказал?
Яков. Я не видел его... пожалуй, с того самого раза.
Софа. Чего так?
Яков. Настроения нет.
Софа. Вы напрасно как-то отделяетесь от людей в свою нору. Надо быть снисходительней к людям. А так можно куковать на необитаемом острове. Верно?.. Я приглашаю вас в этот шабат ко мне на обед. Вас с женой. И поскольку мы люди нерелигиозные - советую вам не забыть принести вашу скрипку... Ну, что вы молчите? Вы придете?
Яков. Это так неожиданно...
Софа. Феи всегда появляются неожиданно.
Игорь. А-га!.. (Уходит.)
Яков. Спасибо.
Софа. Но результат будет зависеть от вас самого. От вашей игры.
Яков. Софа, я боюсь поверить.
Софа. Вы уверены в себе?
Яков. Еще бы!
Софа. Тогда все отлично. Проводите меня.
Яков. Идемте. (Подает ей руку. Уходят.)

Звучит музыка.

СЦЕНА 6

Городская улица.
Музыка - вальс Штрауса.
Входят Вера, Давид, который несет большую продуктовую сумку.

Давид. Вера, вы убиваете меня.
Вера. Вы думаете, если женщина согласилась пройти с вами по улице и приняла букет цветов, она должна лечь с вами в постель!..
Давид. Верочка...
Вера. Типичная варварская, южная психология. Пещерный век!.. Отдайте мою сумку и ступайте!
Давид. Не отдам.
Вера. Это бунт?
Давид. Мы еще пройдем немного... Не могу же я идти с женщиной, которая сгибается под тяжестью, а я налегке!.. Вы не хотите меня понять: я говорю не о постели.
Вера. А о чем? о полете на луну?
Давид. Не издевайтесь. Я хочу сказать...
Вера. Я признаю, что поступила не очень хорошо - приняла ваше ухаживание, ваши звонки. Я в первый раз в жизни...
Давид. Да, да, да, вы в первый раз в жизни! Я не слепой. Я именно поэтому хочу сказать... я женюсь на вас! Я вам делаю предложение. Я разведусь с женой...
Вера. Давид...
Давид. О, скажите еще раз: Давид. Вашим голосом.
Вера. Разве бывает, что я говорю не моим голосом?
Давид. Я хочу услышать вашим голосом.
Вера. Давид... я люблю Якова. Я говорила вам: я никогда не оставлю его. У нас дети...
Давид. Я не буду возражать: пускай приходит навещать их... (Вера смеется.) Вы молодая женщина - у вас все впереди! Я вам дам все, что вы хотите. Ни в чем не будет отказа. Я на все согласен. Говорите, приказывайте, что я должен сделать для вашего счастья?
Вера. Думаю, теперь ничего. Вы так повернули. Я пустая, ветреная дурочка - поделом мне.
Давид. Я понимаю, пятнадцать лет совместной жизни с человеком, это не выбросишь. Тебе тревожно за его будущее. Мы ему дадим средства к существованию.
Вера. Нет, теперь ничего. Давид, я... (Пытается забрать свою сумку, Давид обнимает ее, она вырывается.) Не надо...
Давид. Надо! Моя сестра Софа неравнодушна к твоему бывшему мужу, она не оставит его своим попечением. Так что можешь не тревожиться.
Вера. Ваша сестра?
Давид. Да, да. На шабат она пригласила его на обед.
Вера. Куда?
Давид. К себе домой.
Вера. Но они там будут не одни?
Давид. Это я не знаю.
Вера. Одного, без меня?
Давид. Не знаю.
Вера. Он ничего не сказал мне.
Давид. Вот видишь!
Вера. Я люблю его! Люблю! Перестаньте меня преследовать! Отдайте!.. (Пытается забрать сумку, Давид уклоняется, она убегает без сумки.)
Давид. Вера!.. Вера!.. Сумасшедшее дело - я тоже в первый раз в жизни. Я не могу жить без тебя!..

Звучит музыка.

СЦЕНА 7

Декорация второй сцены.
Музыка - 2-ой фортепьянный концерт Рахманинова.
Входят Ефим, Сеня; следом - Катя, которая несет метлу, совок на длинной палке, ведро; за ней - Люба.

Ефим. Предупреждали меня. Здесь никому не доверять ни на копейку. Какой-то балалаечник нас всех надул!
Сеня (садится, подпирает голову руками). Я думал, только при советской власти жуликам раздолье... Полиция не хочет пальцем шевельнуть! Кошмар.
Люба. Сема кишиневский повесился! (Непродолжительная пауза. Все в ужасе молчат.) Лея пришла домой, а он висит на крюке от люстры. Висит... Она закричала, каяк помешанная, и стала веревку резать, так он у нее еще стукнулся - не подумала в панике, что такую тяжесть не удержит... Я все слышала. Забегаю к ней: лежит, длинный, прямо на полу; и здесь (показывает на горло) всё в крови.
Ефим. Ка-кой мерзавец!..
Сеня. Значит, он и его тоже обманул. Зря подозревали человека.
Катя. Страшно. Бедная Лея. Люба, нам надо немедленно к ней зайти.
Люба (Сене). Он и его Наталья, пропади они, - меня, бедную, одинокую, обманули!.. Плохие люди. Жадные.
Ефим. Найти его и хоть бы по морде надавать!.. СтАтуя готов помочь.
Катя. Э, философ. Приехали.
Ефим. Какая к черту философия?! Любая нечисть готова нас использовать, как...
Сеня. Как проституток.
Катя. Фи!
Ефим. Философствовать будем, когда на ноги встанем, сейчас не до жиру.
Сеня (мечтательно). Набить морду хорошо. Чтобы другим неповадно было. СтатУя горит желанием.
Катя. Вы что, друзья мои? Плюньте и забудьте. Я вас предупреждала, не связывайтесь...
Ефим. Ты непременно должна себя похвалить...
Катя. Я вам теперь опять говорю... не хватало, чтобы в полицию вас забрали. И под суд отдали за мордобой!.. Плюньте. Дороже выйдет. (Подходит к Ефиму.) Смешно, что я тебе говорю - злость, злоба, сопровождающие драку, разбазаривание своей души - дороже. Ну, не смертельно это.
Сеня. А может, смертельно? Я до сих пор без работы. А тут такие деньги. Мы, действительно, в пиковом положении.
Катя. Я с Галей поговорю.
Ефим. Дело принципа - мы должны его найти и судить. Спасибо тебе, но...
Катя. Он жулик, он выкрутится.
Сеня. Боже мой, прямо хоть домой не возвращайся.
Ефим (Любе). Вы слышали разговор Зеева и Наташи? Она тоже знала всё?
Люба. Я все слышу.
Ефим. Почему вы не предупредили нас? Мы бы успели его схватить. Или ее как заложницу.
Люба. Она же мне наделила. Я четыреста шекелей истратила на ее приятеля - он такой же экстрасенс, как я министр абсорбции... Хи-хи-хи-хи... Ой, что он изображал...
Сеня. Приятно было?
Люба (стыдливо потупясь). Хи-хи-хи... Ну, признаться, приятно.
Сеня. Главное, чтоб не зря потратилась.
Люба. А что? За собственные деньги, которых нет.

Входят: слева Софа; справа Вера, следом за ней, отстав, Давид с сумкой.

Ефим (Любе). Стойте! Может быть, мы через приятеля найдем их, наконец?
Люба. Ой-ё-ёй - он и приятеля, и жену свою бросит и не оглянется.
Софа (идет к Вере). Я хотела вас увидеть. Вы только не пугайтесь.
Вера. Что-то с Яшей?
Софа. Ничего страшного...
Вера. Под машину? Он в больнице?
Софа. Машину?.. Думаю, все-таки было бы хуже. Мы шли по улице. Вдруг он увидел какого-то человека, бросился к нему и... не знаю, как, вдруг они схватились, что-то вроде драки... довольно отвратительная сцена. Я не ушла, потому что... давно хотела с вами поговорить и предложить свою помощь: мне небезразлична ваша судьба... Вдруг подбежал ваш знакомый, наряженный стАтуей, и вот уж он начал действовать на полную мощность. Этот человек упал, а он его поднял за грудки и тряс, и они оба с Яковом чего-то требовали. Собралась толпа. Это - в центре. Подъехала полицейская машина. Ваш знакомый убежал, а Якова забрали в полицию.
Вера. Этого нам недоставало...
Софа. Я уже позвонила моему адвокату.
Сеня. А Зеева... того человека - забрали в полицию?
Софа. Даже не заметила. Кажется... не помню.
Сеня. Вот дураки. Его надо было не избить, а задержать. Уже в руках был!..
Катя. Сперва сам предлагал «морду набить»... (Ефиму.) И ты, Фима...
Ефим (радостно). Грех, в самом деле, шахтерские кулаки не использовать. Прости меня, Катюша: грешен.
Катя. Чему ты радуешься? Деньги все равно пропали.
Ефим. Дело принципа.
Сеня. Ох-хо, деньги сейчас важнее.
Софа (Вере). В полиции больше одного дня не будут держать.
Давид (в сторону). Жаль... Дура сентиментальная: без ее адвоката могли оставить на неделю. Но хорошо, мне не надо ни перед кем оправдываться, почему их сумка у меня: я боялся.

Входит Игорь, одетый статуей, но с незагримированным лицом.

Игорь (сразу к Вере). Вера, я во всем виноват. Я как увидел гада - у меня с головой что-то случилось... она бы лопнула, если бы я ему не в...врезал!.. Я готов вместо Якова сесть. Я себя грызу - что я наделал? Я на воле, а его взяли. Как нам поменяться?!
Вера. Ладно, Игорь. Теперь надо другое.
Игорь. Я ему, гаду, (обводит рукой) за всех! И за Сему кишиневского.
Вера. Почему Сему?
Игорь. Ты не знаешь? Кончил самоубийством. Утром!..
Вера. Боже мой...
Катя. Пойдемте, Люба. Мы должны пойти к Лее.
Игорь. Я понимаю, если я приду, они меня возьмут, и его не пустят.
Сеня (Игорю). Зеева забрали?
Игорь. Если бы! Слинял в суматохе. Я-то не мог остановиться, я бежал... пока не убежал за мост на Петах-Тикве.
Ефим. Вера, до свиданья. Ни в коем случае не забывайте: если что-то надо, тут же скажите. Хорошо?
Вера. Спасибо.
Катя. До свиданья, Верочка.

Все прощаются. Ефим, Катя, Сеня, Люба уходят.

Игорь (Давиду). Это Веры-Якова сумка? Вера, твоя сумка? (Давиду.) Молодец, что помог; давай теперь сюда. Ну! твоя миссия окончилась. (Забирает сумку.)
Давид. Поосторожней.
Игорь (не обращает на него внимания; Вере). У меня знакомый есть Ицик. Он в полицейской машине ездит, всю дорогу стоит и глазеет, как я работаю. После разговариваем. Он, правда, персиянин и по-русски ни бельмеса, но ничего: слово на иврите, слово по-персидски, я ему врубаю по-русски - понимаем, в общем, что к чему. Хорош пацан. Он для меня все узнает, чего с Яковом. Поняла, Вера? Не переживай. Пойдем, твою сумку отнесем. Я переоденусь... Не переживай.

Давид и Софа смещаются несколько вправо, Вера и Игорь - влево.
Входит слева Яков.

Вера. Яша!.. Родненький... Тебя отпустили?
Яков (потирает кисть левой руки; Вере). Тебе известно?.. Черти. В наручниках чуть руку мне не повредили: был бы я тогда скрипач. (Вера всплескивает руками, а затем наклоняется, хватает его руку и целует то место, которое он потирал.) Ну, что ты, солнышко? Я руки не мыл. Пусти... Верушка…
Вера. Ну, пусть. Пусть!.. (Они обнимаются.)
Яков (с улыбкой). Любопытная история. У нас в Брянске я все время осознавал, что я не такой, как все. Слава Богу, ни разу в жизни, никогда мне никто в открытую ничего не сказал, ничем не обидел. Но все равно было постоянное ощущение, что все такие, а я такой. И за моей спиной они это обсуждают. И нос у меня не как у всех, и темперамент, и говорю я иначе, и жестикулирую, и... взгляд на мир другой. И всегда как-то понукало изнутри доказывать, что я неплохой, я хороший, не хуже всех; не такой - но такой же... А здесь... в полицейском участке сидит начальник с таким рубильником (показывает на нос), говорит тра-та-та-та-та, как из пулемета; машет руками, как тетя Фира в драной кофте за рыночным прилавком... одним словом, еврейская рожа - такая же, как я. В точности. Но... как все милиционеры на свете, чуть-чуть с... определенным отпечатком. Но у меня ни секунды не возникло чувство, что он меня может ковырнуть из-за того, что мы разной породы. И меня до сих пор поражает, удивляет, и я до сих пор не могу свыкнуться, что шофер грузовика, каждый шофер автобуса, полицейский, человек с отбойным молотком, землекоп - все они евреи... Все. Как и я. Удивительное, прежде не знакомое чувство комфортности существования. Единственное на сегодня хорошее...
Вера. Я слышала, тебя пригласили на шабат к обеду.
Яков. Нас обоих пригласили.
Вера. Они тебя совсем отпустили?
Яков. А черт их знает! Конечно.
Вера. Никому тебя не отдам! (Обнимает его.) Идем домой. Возьми у Игоря сумку.
Яков (Игорю). Это наша сумка? Ну-ка, отдай!
Игорь. Держи-держи. (Отдает сумку.)
Яков. Смотри мне, статУя! Уничтожу.
Игорь. Ладно, не шуми.
Вера (держит под руку Якова). Яша, хватит к нему приставать.
Яков. Знаешь, что, Игорь?.. Приходи сегодня к нам ужинать. Приходи - гостем будешь.
Игорь. Правда? Ты не шутишь?
Яков (качает головой, с улыбкой). Приходи. Отметим освобождение. (Обнимает Веру.)

Яков, Вера, Игорь идут налево.

Софа (Давиду). Ну, что, Дон Жуан израильский?
Давид. Ну, а что?.. (Разводит руками.)
Софа. Остается только им по-доброму завидовать.

Музыка - скрипичный концерт Мендельсона.

Занавес

28 августа 1992