Тающие небеса... новелла

 В каждом из нас, в каждой клеточке нашей души живёт тихая музыка, которая то нарастая, то снова прячась в закутки живёт и ведёт нашу жизнь по своим, ведомым только ей, дорогам нашей памяти. И эти дороги откладываются в извилинах нашего мозга и бороздах нашего сердца...
 Она росла - дичком. Ей по-настоящему хорошо было только с собой. Вечно замусоленная тетрадка, которую она таскала с собой, куда заносила все свои наблюдения и мысли, была единственным её другом, её радостью, её собеседником. И ей она поверяла свои самые потаённые мысли...
 На берегу, где река делает изгиб, стоял её шалашик, под нежно шуршащей листвой вечно плачущей ивы, что напевала ей свои монотонные песни. И они откладывались в её головке где-то там глубоко и может быть в сердце рождались удивительные мелодии, которые звучали и рождали такие же замечательные строки...
 Её, вечно спутанные, отливавшиеся медью, волосы торчали во все стороны, одежда, висевшая на её худющем, невзрачного подростка, тельце болталась, как на вешалке. Её худенькие ножки и вечно грязные и исцарапанные ручёнки находились в вечном движении, а личико, всегда сморщенное от постоянной внутренней мысли, являло собой картину причудливой дисгармонии.
 В школе она считалась середнячком. Математика ей не давалась и она с упорством маньяка грызла этот гранит. Географию и химию она учила так-сяк. Но что касается гуманитарных наук - здесь она была на высоте. Нескладная, её подростковая чувственность обещала вдальнейшем, большие возможности, которые отличали её от остальных...
 После школы, бросив сумку с книжками и наскоро пообедав, она бродила в одиночестве на своём желанном мыске, который мысленно назвала „островком Надежд“ и мыслями уносилась в заоблачные выси. Она летала там вместе с ласточками, проносящимися мимо или с чайками, стремящимися улететь подальше, к середине реки. Воображение заносило её на самое дно и она плавала там с русалками и уподобляясь им, играла с подводными каменьями или отдыхала, сидя на подводных кустиках речной травы, либо становилась белой кувшинкой, золотом своей сердцевины отливая и отражая солнечные лучики. И тогда в глазах её пробегало что-то колдовское, что-то чертовское и она заливалась радостным смехом. И все её окружающие люди становились маленькими пещинками, которые можно и не заметить в этой паутине приророды. Её думы витали в глубинах сознания, извлекая какие-то обрывки фраз, которые сами собой рифмовались и она старалась записать их, выстроить в своей тетрадке.
 Однажды, когда пронизывающий ветер дул с реки и волны дыбились и лил непрекращающийся дождь, на её мысок выбросило лодку. В ней лежал юноша. Его золотистые кудри сбились в комок, а, подёрнутое судорогой, лицо являло собой маску страдания. Он был без сознания.
 Она выхватила его из лодки и потянула подальше от свирепо ревущей воды. И в этот самый момент, как только она отошла несколько шагов, лодку потянуло волной обратно в пучину. Швырнуло с валуна на валун и разбило в щепы.
 Откуда только взялись силы в этом тщедушном зверьке. Она упрямо тянула свою ношу туда, под иву, где уложила его в свой шалашик, построенный когда-то в незапамятные времена, где сама часто укрывалась от непогоды...
 Каким-то чувством или доисторичским опытом, передавшемся ей с молоком матери, она пыталась привести его в чувство, она дышала ему в рот, делала его руками какие-то пасы, тормошила его, тёрла и отогревала своим тельцем, прижавшись к нему. Всей своей подростковой душой желала она, чтобы он ожил. Она плакала над ним и эти страдания переростали в строки, которые лились из неё и застывали в удивительной музыке, они баюкали, и переплетаясь с ревущим ветром, неслись над землёй в созвучном мотиве.
 Веки его под этой мелодией нервно вздрагивали, черты лица начали принимать былую приятную свежесть и он задышал. Его голубые с поволокой глаза, подёрнутые потусторонним светом, начали оживать и наполняться смыслом. И она вдруг почувствовала потаённую нежность, которая начала зарождаться в её невинном сердце и заполнять всю её изнутри и холод речного дна постепенно выходил из неё. Она почувствовала, что что-то ползёт по её ногам, липнет и застывает. Она ощупала себя и убедилась, что это кровь, которая струилась и медленно сползала по её вечно исцарапанным лодыжкам ног... И естественная её стеснительность пересилила шанс встречи и она, жаждущая этой встречи, упорхнула домой, убедившись в полнейшей его безопасности.
 На другой день, после школы, она, скорее по привычке, двинулась к своему островку с тайной надеждой увидеть его, но когда она пришла к своей заветной иве, шалашик был пуст. И только прядка золотистых волос курчавилась на песке и напоминала о вчерашней трагедии. Присев у входа на свежий вереск, она сначала осторожно, а затем всё больше углублялась в воспоминания...
 Так в глубине её сердца расцвёл цветочек, который начал оплетать её доброе отзывчивое сердце. Её воображение рисовало их встречу, когда он в кружении танца признается ей в любви и подхватив её, несёт на руках к венцу...
 И она, притихшая, ощутила в себе новый прилив нежности. И слова, требующие выхода снова и снова ложились в её тетрадь. Но этого ей было мало. Ибо слова так и оставались только словами, а её мятущаяся душа требовала выхода. Требовала нового проявления.
 Вот в таком состоянии её застал старичок, случайно забредший на её островок. Он повёл её за собой к видневшейся вдали деревяной постройке, которая, в ближайшем рассмотрении, оказалась домиком речного смотрителя.
 Он усадил её на, чёрного дерева, крутящийся стульчик перед, такого же полированного дерева, столом, открыл крышку и на неё глянули чистые белые облака клавиш, перемежающиеся чёрными ступеньками причудливой лестнички, при касании которых, они издавали удивительно нежный звук.
 Старичок, оказавшийся учителем музыки, стал терпеливо показывать ей как пользоваться этим инструментом. И теперь ежедневно она, вместо того чтобы убегать на свой остров, бежала к нему и садилась к этому инструменту и наигрывала, выстукивала гаммы, по кружочкам и крючёчкам, написанным по разлинееной пятистопной бумаге...
 Она научилась играть по нотам. Но та мелодия, которая так и лилась из неё,
пересиливала всё до сих пор написанное и она сама пробовала писать эти кружочки, крючёчки и палочки, а старичок, её учитель, сидя рядом, поправлял и подсказывал ведение темы и возможности её украшения. И было много, много вечеров, которые она провела в кру-гу своего учителя и фортепиано. Она научилась не только играть, она выучилась поверять этому инструменту всю себя, и инструмент отвечал ей взаимностью.
 И её музыка вместе со стихами лилась и лилась, как полноводная река, что сметает все преграды на своём пути и горным потоком вливается, низвергаясь водопадом в морскую пучину.
 Решено было отослать творческую заявку в комиссию молодых дарований. Из Сибири и в Сибирь почта идёт долгонько. И она не теряла дни в ожидании, а писала, писала. Музыка из под её лёгкой руки неслась крутым потоком и остановиться она уже не могла. В неистовой работе время проходит незаметно...
 И настал её день. День, когда объявили исполнение её оратории по радио. Её музыку, которая в сопровождении симфонического оркестра исполнялась известным молодым органистом, слушала вся большая страна. Звуки, родившиеся в её неокрепшем девичьем сердце, вдруг неожиданно мощно полились и заполнили всё вокруг. Люди, идущие по своим делам, останавливались и застывали в своём движении, начисто забыв, зачем шли. Волшебная мелодия поглотила их и, неся на своих волнах, вела в удивительную страну любви. Любовь! Это бескорыстное чувство проникало во все поры, кружило головы и уходило в небо, чтобы вновь возникнуть в ниспадающих дождевых каплях, которые переливаясь на солнце падали и падали на исстрадавшуюся землю, заполняя любовью всё вокруг. И все сердца, все до единого сердца этой огромной страны соединились в едином порыве, в едином звучании...
 И её маленькое сердце, соединясь со всеми сердцами, вместе с тем, искало только одно, большое сердце, которое билось в груди человека, под влиянием которого была создана эта музыка...
 Он и она сидели в маленьком кафе. Два великих музыканта, два профессионала, головы которых покрыла седина, они пили кофе с молоком, заедая пышным бисквитом и тихо разговаривали. И вдруг из динамика полились звуки знакомой музыки, которая что-то ему напомнила. Какая-то смутная догадка билась в его мозгу... Он никак не мог припомнить откуда ему знакома эта мелодия. Она исходила, как-будто из самого сердца и исторгала от туда все чувства, что заполняли его всего без остатка... Они сидели и смотрели в глаза друг другу, крепко взявшись за руки и музыка уносила их в заоблачные выси и они неслись вслед за ней перегоняя друг друга или садились верхом на облака и медленно плыли в тающие небеса. Они достигли своей цели, войдя друг в друга, они стали одним целым любящим существом да так и остались в этой заоблачной дали...
 В каждом из нас, в каждой клеточке нашей души живёт тихая музыка, которая то нарастая, то снова прячась в закутки живёт и ведёт нашу жизнь по своим, ведомым только ей, дорогам нашей памяти. И эти дороги откладываются в извилинах нашего мозга и бороздах нашего сердца...