Приободрись, о Господи...

Остановись прохожий, проходя мимо этой скамейки. Именно на ней, с ножками из берцовых костей отшельников, все произошло. Мостовая, разверзнувшаяся под ногами сводного брата-инопланетянина, выскочила из-под влияния закона всемирного тяготения, и отлетела к левому берегу потока времени. Ниоткуда – вот то слово, откуда воззвание к миру прилетело и заглянуло в душу каждому прихожанину.

 Коленопреклоненные плесневые грибы вросли в ортодоксальную веру, вросли по восточную окраину гималайских предгорий. Восклицания муллы прерывало гудение воинственных пчел-старух, уже бескрылых, беззубых и проклятых на вечное существование.

- Аятолла, аятолла, - хитрые узкие глаза китайца, прищурились и пронзили взглядом владельца чалмы, так что у него загорелся молитвенный коврик. Мычание нарастало барабанным боем восьмидесяти сводных музыкальных полков. Киноварная краска стыда залила поляну, на которой приземлились туристы отставшие от каравана. Их верблюды перетаптывались, громко чавкая опухшими мочалками бесформенных губ.

Постояннее мог быть только возглас обеспокоенной матери. Заплесневелые губы, проданные за горбушку выросшего из кадушки каравая, спустившегося по ядовитому плющу на землю и попытавшемуся склеить разрыв нити накаливания, по которой в него подавалась жизненная сила желудочным соком переваривающая гвозди, диаметром полтора миллиметра, камни из почек престарелой Мерилин Монро, и протез одноглазого капитана Сильвера.

Шипение желудочного сока переваривающего хитиновый скелет, напоминало шепот реки Стикс, смывающей дамбу с пассажирским автобусом, перевозящим детей, детей возвращающихся из преисподней, детей возвращенных матерям усилиями всесильного мага по безналичному расчету с богом воскресившего детей Беслана.

Бог, даже грозный бог устыдился своей доброты. Он поддался на мошенничество мягкотелых магов, он, для которого детская жизнь имеет цену пыли собираемой слезой убитой горем матери, он, размазавший по мостовым Вифлеема скользкую плоть еврейских младенцев. Они бы еще пеклись о слезах ребенка.

Это было вопиющее нарушение порядка заведенного в седьмой день творения, за который заплатили вечным наслаждением Адам и Ева. Ради этого порядка один брат намотал на посох внутренности своего брата, стенающего к милосердию. Ради этого закона стирались тысячи и тысячи людей со стекла калейдоскопа изменяющимися узорами ядерной хлопушки. И вдруг такая ересь. Горстка детей отменила закон всемирного тяготения. Горстка детей перевернула мироздание, роящимися пылинками возвращаясь в застывшие соляные столбы раскаяния и греха.

Прибодрись, о Господи, не впадай в уныние, грядет час твоего величия.