И когда я перестану сниться тебе

Она была из тех лиц, которые не замечаешь десятки лет, в особенности, если живешь через пару лестничных пролетов, и изо дня в день, будь то прокуренный понедельник или плетущаяся в изнеможении пятница, она заходит вслед за тобой в лифт. Самая обычная, экономичное тело, серое, будто пыльное лицо и редкие веснушки, смешно разбросанные по скулам. И только ее глаза, сурово-синие осколки айсберга, болезненно-яркие выдавали присутствие жизни в этом, казалось бы, давно онемевшем существе.
Появилась она как гром среди ясного неба. Если ты есть и ты есть достаточно долго, чтобы прочувствовать весь этот невозможный мир, небо изредка исходит громом, запуская стрелы в твой самый жизненно важный центр. Такое бывает несколько раз в жизни. Или только один.
Она говорила. Причем сама с собой. Мешала мне слушать, уже даже не помню кого. Сначала меня смешило ее бормотанье, потом изрядно поднадоело. Замечание, в ответ дерзкое: "Слушайте, молодой человек, а не…" Так мы и познакомились.
Она была забавная. Это-то меня и зацепило. Сказать, что она не была пределом моих мечтаний, это значит не сказать ничего. Она была некрасивой, но эта некрасивость…она была настолько изящной , настолько родной и простой, неловкой, близкой сердцу, что ей нельзя было не улыбнуться, нельзя было не захотеть поцеловать эти вечно сжатые, ложно обиженные губы. Это заставляло меня радоваться и страдать. Брать за руку и резко ее отдергивать при встрече с каким-нибудь неважным знакомым.
Есть такая сказка, про мальчика, который был ранен льдинкой, в самое сердце, и попал под власть снежной королевы. Иногда мне кажется, что у меня в сердце тоже льдинка, слезой скатившаяся из ее усталых глаз, просочившаяся сквозь мою грудь и замерзшая глубоко внутри. Сказка закончилась хорошо, мальчик освободился из-под власти принцессы льда и сделал глубокий вдох, а я вот до сих пор боюсь распороть душу острыми краями.
Был месяц. Вечное солнце. Месяц кончился. Солнце зашло. Тогда казалось, надеялось, что на чуть-чуть, день-два и снова отогреюсь. Проходят недели, месяцы, годы, и понимаешь, что уже никогда – никогда именно так не будет, и ледяной ветер с почти осушенного залива продувает тебя насквозь, и только одна мысль навящево тлеет в твоей голове : «Ни одной секунды счастья…» Но ты все равно ждешь. Каждый день. Изо дня в день. И знаешь: она не позвонит, не вернется.
Она отдалилась. Это было как развод мостов, когда две половинки медленно, но верно уходят друг от друга. Были какие-то глупые дурацкие ссоры, но этого оказалось достаточно. Сначала я не верил, что-то писал, говорил, плакал…А она вот так запросто повторяла: «Ты врешь!!! У мостов не бывает свадьбы!!!»
Потом я ее часто видел, был с кем-то другим, точнее этих других было много, но все они слились в какой-то пустой, безличный, неразличимый образ. НЛО человеческого формата. Была ли она с кем-то, не знаю. Время шло, а я встречал ее одну, все такую же неловкую, все такую же нетронутую.
 Идут годы, и понимаешь, что время не идет, оно мчится, не замечая никого, сметая все на своем пути, но тогда казалось, что вот он - шанс, подожди чуть-чуть и все появится, получится само собой... Это было давно.
Я поменял ПМЖ, нашел новую работу, новую девушку, что-то пописывал вечерами и все, казалось, дышало новизной и предчувствием счастья. Прошло несколько лет, и мне казалось, что эту боль я выжал из себя, выжил ее, как выживают на улицу надоевшего соседа – алкоголика из раздолбанной коммуналки с целью соединить все комнаты в одну большую светлую квартиру и решить наконец-то испортивший всех квартирный вопрос. Но даже если вы его выживете, он все равно будет возвращаться, стучаться в уже совсем вашу дверь, орать под вашим окном, пугать ваших детей и спать у вас под дверью.
Моя первая книга вышла, и случилось то, что поразило даже меня, всегда очень уверенного в себе: тираж сразу же разошелся, а через полгода мой «Листопад» номинировали на премию с каким-то безудержно длинным пафосным названием и пустым содержанием и нас, номинантов, якобы новаторов от литературы пригласили на общую конференцию. Помню, мне это приглашение тогда показалось вычурным и даже нелепым: еще не была решена наша судьба, а уже стоял жуткий шум. Много шума из ничего. Да, именно так я и подумал.
И был майский маетный день, один из тех разгоряченных, залитых солнцем дней, когда запыхавшись выходишь из парадной, видишь, что радость искрится прямо в воздухе, сжимаешь кулаки, трясешь ими перед кем-то невидимым и повторяешь про себя: «Я вам всем еще покажу…». А вот что покажешь,кому – уже не так важно. Садишься в метро, трясешься там, видишь самое красивое, что есть в этом катастрофически переполненно-пустом городе - Москва-реку, утопающую в золоте, идешь по Лубянке засунув руки в карманы на свою первую в жизни конференцию и думаешь :" Черт, а я ведь не так плох..."
Как всегда опоздал.В конце концов, я не король, и пунктуальность - не моя вежливость.Меня ждали - было приятно. Отвечал на какие-то смутные, запутанные вопросы, разбрасывая взгляды на арбитров современной литературы, рыскал по лицам, теряясь в массиве сморщенных губ и поблекших глаз.И вдруг споткнулся о знакомую синеву, и что-то внутри кольнуло,ответило на эту синеву,как будто кричащую:"Я есть!".
И ушло в никуда,будто и не было никогда этого, былое ощущение того, что вот-вот схвачу убегающую со всех ног от меня удачу, прижму к стене и вытребую счастья, чего бы мне это не стоило.Все вмиг потеряло смысл. Мне кажется, тоже самое переживают люди, которым сообщают,что вся их семья,дом по какой-то чудовищной ошибке судьбы сгорели в их отсутствие.Им больше некуда идти, у них больше никого нет. Так ослепительно больно, что хочется с воплем добежать до окна и выброситься головой вниз и падать, и кричать, и плакать, лишь бы хоть на миг заглушить боль.
Она...Не улыбалась, не была удивлена. Глазом не моргнула.А я вспыхнул :" Добилась своего...". А я задыхался в своей безмятежности и бессилии, мне казалось я медленно сжимаюсь внутри одежды и совсем скоро сойду на нет, терзал ворот рубашки, впивался ногтями в ладони, пока не заметил предательские струйки крови на ладонях...а она, наверняка, даже о мостах не помнит.
Все закончилось.Скупые аплодисменты; можно выдохнуть, опереться в изнеможении на стол. Вот сейчас уйдет и все, никогда, ничего, не дай Бог.
Она выходила последней. Один только взгляд в тысячи слов. Когда тебе уже не 17, самые сладкие слова - это не признание в любви, а "Я помню". И усталое болезненное невыразимое словами понимание двух людей, бросающих пристальный взгляд друг на друга с разных половинок проржавевшего, так больше никогда и не сведенного моста. Кто знает-тот поймет.
- Я помню.
Плакал я недолго. Минуты 2-3.