История одного неба. Часть 2

Мы вошли в темный, сырой подъезд. Старик подошел к лифту. Искореженная кнопка вызова отозвалась лишь с третьей попытки. Затем он нажал на двенадцатый этаж, и вскоре мы стояли у одной из обычных дверей. Еще не успев известить о своем приходе звонком, мы увидели, что прямо перед нами эта дверь вдруг открылась, будто нас кто-то давно ждал, и на пороге вырисовался женский силуэт. Это была девушка лет двадцати, обладавшая исключительной красотой. Приветственным жестом она пригласила нас в квартиру и молча скрылась на кухню. Моему же удивлению от необычности происходящего не было предела, хотя, в то же время, я ощущал во всем этом дуновение судьбы и некую фатальность, а посему отдавался потоку и плыл по нему, отринув недоверие и скепсис. Еще более приятен был этот процесс, если учитывать, что всей своей сущностью я ощущал отсутствие всяких опор в моем пребывании в этом мире, всякого толчка к действию, всякого смысла к жизни.
Переступив порог, я тут же почувствовал, как на меня пахнуло благовониями и прохладой, не присущей этому времени года, а единственная причина, - кондиционер, - так и не была найдена... Квартира же была обставлена довольно странно. От храма мещанства, создаваемого большинством обладателей типовых жилищ, остались, пожалуй, лишь кухня и туалет. Другое пространство не имело разделяющих на комнаты стеновых панелей и выглядело единым. Однако по размеру и планировке, я мог заключить, что ранее это пространство состояло из трех комнат. Но необходимо так же и уточнить, что ощущения пустоты и отсутствия уюта я не заметил, это было гармонично сформированное помещение из всяческих необычных ярких вещей, по всей видимости, восточного происхождения, каких-то неизвестных мне деревянных идолов и многого другого, чего я еще не успел рассмотреть. А центром и кульминацией всего этого разнообразия было что-то вроде юрты, откуда через верхнюю щель выходил и струился дымок.
- Не самая обычная планировка, верно? – шутливо вставил старик, - кстати, я забыл представиться. Меня зовут Грек. А тебя - Маркус?
- Да, и я даже не удивляюсь, откуда вы его знаете…
В это утро я уже ничему не удивлялся: ни тому, что у меня читают мысли, ни старику, назвавшемуся Греком, ни этой открывшейся еще до звонка двери и необычной квартире. Эти факты при их осознании и перематывании в памяти имели какой-то трансцендентальный оттенок, будто приоткрывая мне завесу по ту сторону жизни. Я редко испытывал что-то подобное, и каждый раз оно так быстро улетучивалось, что я не успевал понять и хоть как-то описать это словами. Слова, скорее, несли ограничительный характер, были ложным, ошибочным путем… Вдруг моя мысль оборвалась. Я невольно бросил взгляд на черноволосую девушку, снова появившуюся перед моим лицом. Она спокойно взглянула на меня, проходя мимо, а потом подошла к «юрте» и приподняла шкуру, служившую, по всей видимости, дверью этому необычному объекту. Тут же я понял, что мне необходимо войти или, вернее, влезть внутрь, что я и собирался сделать, причем молча, будто это был какой-то уже заученный мною ритуал.
Как только я двинулся, меня слегка придержал Грек и с какой-то чуть заметной злой ухмылкой прошептал в ухо еле слышно: «не относись к жизни всерьез: тебе все равно не выбраться из нее живым». Пока он это произносил, из юрты сверкнуло нечто, напоминающее нож. Моментально по венам стал пульсировать страх. Не успев еще начать рассуждать, каков может быть истинный смысл сказанного, я рефлекторно заключил, что фраза несет опасность. И что весь этот маскарад затевался в корыстных целях обезумевших фанатиков, что я могу быть всего лишь очередной жертвой каким-нибудь выставленным здесь богам… О, как же нелепа и бессмысленна будет моя смерть! Тело ринулось спасаться. Я резко оттолкнул старика стоявшего чуть поодаль и бросился бежать. И, наверное, в тот момент я бы не изумился, если бы на меня из-за угла прыгнул какой-нибудь необычайных размеров черный кот, шипящий: «не уйдешшшь!». Я бы дал ему в мокрый нос и побежал дальше к выходу…

Никогда еще я с такой отчетливостью и ясностью не ощущал жизнь. Только тогда, после этого случая, я понял, что на самом деле, во мне зиждиться острое желания жить. Раньше мне казалось, что это лишь физиологически заданная установка. Да и, надо сказать, установка весьма шаткая и ненадежная. Но мир в очередной раз посмеялся надомной, дав понять, насколько мало я знаю о нем и, тем более, о самом себе. Лишь острая опасность, этот великий предвестник смерти, смогла дать мне чувство жизни и пре-бывания, про-живания в бытие.

Нельзя сказать, что после того случая я смог полностью реабилитироваться и, как принято говорить, вернуться к нормальной жизни. Я не знал, что такое нормальная жизнь. Даже если в ней были достижения и какая-то стабильность, я все равно пребывал немного не здесь, все равно имел на одно лишнее измерение больше, как говаривал один из великих мудрецов. Да и что вообще могло означать это слово «норма»? Для кого норма? В чем норма?..
Есть тип людей, которые никогда не искали своего пути, не задумывались ни над чем. Эти плыли по течению и были счастливы в той формации, где родились. Есть и те, кто искал и находил свое предназначение в чем-то, будь то наука, власть или религия. Но иные с самого уже своего детства проблесками чувствовали, что имеют в себе искру вопроса и являются немного не от мира сего, а в подростковом возрасте начинали еще более отчетливо осознавать собственную отличительность от других. Причем осознание «отличительности» не звучало в таком контексте, как, например, «я ученый, а они чиновники, рабочие и т.д., следовательно, я отличен». Нет, это-то как раз позитивное понимание себя, это самоопределение, которое позволяет ставить цели и обладать определенной точкой зрения, столь необходимой для выживания.
Но, к сожалению, в нашем случае говориться о другой отличительности. Той, которая не дает уверенности, а лишь толкает на вопросы, a priori не имеющие истинных ответов, и от того настолько сильно влияющие на людей этого склада. Они талантливы и эстетичны, они зачастую готовы быть преисполненными благородства и спасать мир или дарить собственные творения человечеству. Но большинство из них так и не доходят до этого, а становятся жалеющими себя пессимистами, потому что оказывается, миру не надо их подвигов и творений, потому что большинство, создав что-то, остаются не замеченными и не признанными, да и сами они из-за собственного самобичевания и патологической неудовлетворенности отказываются от творчества…
Я, в какой-то степени, принадлежал к последним. Однако так же я и никогда не относил себя ни к одному из талантов, кроме, разве что, таланта страдания. Все мои подростковые годы, да и годы юности проживались под звездой страдания. Я взращивал в себе способность долгое время пребывать в состоянии боли и одиночества, через которые я воспринимал мир. В своем сознании я умело жонглировал книгами, событиями, людьми так, чтобы снова и снова за счет этого материала испытать эти чувства и эмоции, погрузившись во мрак эстетического самоистязания. А от ощущения того, что я способен разоблачить всю эту примитивную схему жизни, этих людей, которые постоянно копошатся и живут своей мещанской жизнью мелких забот и ответственностей, - от этого, да и многого другого мне становилось легче. Ведь тем самым я ставил себя выше других, якобы зная суть нашего существования, которая описывалась мною не менее примитивно, чем все вышесказанное о мире людей, а именно, одним словом: «бессмысленность».
Когда я зашел в дом, где снимал квартиру, я заметил, что она ждала своего хозяина с открытой дверью. Страха, что меня кто-то ждет внутри и этим кто-то может являться один из тех фанатиков «из юрты», не было. Я знал, что сам оставил ее открытой, пусть и не сознательно, пусть и в бреду. Я знал это потому, что не раз уже так делал, уходя в наисквернейшем настроении с мыслями, что возврата больше никогда не будет и не только в эту квартиру, в это временное убежище, но вообще к жизни. И каждый раз, возвращаясь, ненавидел себя еще больше.
Я не мог жить в одном месте, и после смерти родителей под влиянием этой последней капли продал большой дом, который мне достался по наследству и в котором мы жили, положил деньги в банк и стал жить на дивиденды, переезжая с одного города в другой, снимая квартиры то тут то там. Так я бежал от самого себя, способов было много, но этот самый любимый. Конечно, иногда во времена мелких просветлений я даже брался за какую-нибудь работу. Мое университетское образование и некоторые умения позволяли мне писать неплохие программы для игр. Однако это было редкостью, так же я бежал и от своей принадлежности к классу программистов, не желая иметь ни профессии, ни касты, ни дома.
В тот знаменательный день, которому я был бесконечно благодарен, мне позвонил один старый приятель. Ступив на порог, я услышал, как разрывается телефон, впервые за три месяца проживания в этой скромной обитель. Я взял трубку.
- Алло! Это ты, Маркус?.. Привет, старик! Очень рад, что смог дозвониться до тебя!
- А… да, здравствуй, я узнал тебя… - задумчиво и удивленно отозвался я на голос. Это был Валера, мой университетский друг, но по имени я редко его называл, а в основном только Вийемом. Причины такого прозвища я уже давно забыл, но оно крепко закрепилось за моим товарищем, скорее всего, уже бывшим.
- Слушай, Маркус, тут есть одна интересная работенка, - начал он отстреливаться, - Интересный сценарий, хорошие бабки. Ты нам нужен, чувак, дельфины не ждут… Да и вообще куда ты пропал? Я еле нашел тебя, какими судьбами тебя забросило в Петербург? Новый проект? Ты еще тут?..
Да, я еще был «там». Наверное, в другой раз я бы бросил трубку, и приятель больше никогда не позвонил бы, но сегодня я все воспринимал остро, будто это судьба. «Не случайно, не случайно» вертелось в моей голове.
- Хорошо. Я согласен, Вий.
- Отлично! Congratulations! U finished first!.. Марк, если тебя ничего не держит, бери шмотки, и давай в Москву. После последнего проекта ты заработал хорошую репутацию и растешь в цене, топы и партнеры готовы даже снять тебе квартирку. Ол инклюдс, одним словом! – отчеканив последние фразы и оставив мне свой мобильный, он попрощался и бросил трубку.
После разговора я почувствовал какое-то отвратительное ощущение. Полтора года назад я участвовал в разработке одной игры, которая имела большой успех среди любителей RPG-шного жанра. Когда работа была закончена, я дал себе обещание, что это случилось со мной в последний раз. Говоря сегодня с Вийемом, я «забыл» это обещание, будто под влиянием какой-то магии или просто его способности убеждать. Я так упорно ставил стены между собой и миром, так старательно его избегал, потому что мне казалось, он менял меня, я становился другим в нем, не тем, кто я есть на самом деле. И даже любовь к игре не могла удержать меня в этом людском мире рейтингов и ростов в цене… Нет, бросить все, хватит, никаких игр, никаких проектов! К черту!..
И все же, на следующий день я отправился в путь. Предав себя в очередной раз, я сел в поезд и приехал к Вийему в офис. Он тут же ввел меня в курс дела. В мои задачи входили работа с графикой, доведение до максимума ощущение реальности игры и еще несколько незначительных пунктов будущей деятельности. Затем он пригласил меня в одно из его любимых мест, где можно было, потягивая пиво, спокойно поговорить на какую-нибудь отвлеченную тему. Но и это для меня, в общем-то, отшельника в этом мире скорости и денег было довольно трудно.
- Ну, давай, рассказывай… - тихим басом начал Вий.
- Что бы ты хотел услышать?
- Я не видел тебя довольно давно. Да и в тот раз только мельком из-за этой внезапной командировки... Что с тобой происходит в последние годы? Мне с трудом удалось тебя найти.
- Я удивляюсь тому, как ты вообще смог выйти на меня! – с грустной улыбкой добавил я и замолчал.
- Ясно… Хочу кое-что сказать тебе, и начну без преамбул. Все это время я думал о тебе, Маркус. Я слышал кое-что о твоей кочевой жизни после… извини, что вспоминаю это… - Вийем запнулся и решил отхлебнуть пива. Его лицо изменилось от веселого до сочувствующего, и он продолжил, - но, знаешь, мне кажется, что все-таки причина всего происходящего с тобой не в их смерти, верно? Ведь это был лишь повод для тебя. Это было той нитью ответственности, что держало тебя и питало жизнью. Извини и за то, что слишком много разглагольствую. Но не считай меня зажравшимся буржуа, капиталистической акулой и прочей ерундой. Я еще не разучился говорить вместо «базара нет» - «вы абсолютно правы». Но это «базара нет» необходимо людям и, в общем-то, мне тоже. Так мы чувствуем свою причастность, и неважно, к чему именно.
- Да, ты как всегда прав. И в причинах моего образа жизни и про причастность тоже. Но я не могу жить иначе, как переплывая из одного города в другой и живя в мире Достоевского, Гессе и Ницще, в мире Моцарта и Ван Гога. Мне противна вся эта мишура, а твой мегаполис душит меня своим шумом и пафосом. Я здесь лишь ради игры.
- Нет, здесь ты не только ради нее, - возразил мне мой друг. Я посмотрел на него, ожидая объяснений, - ты здесь из-за меня. Какая-то часть тебя всегда ждет, когда я позвоню тебе и приглашу на новый проект. Ты это тщательно скрываешь от самого себя, но так оно и есть.
- О, Вий, поверь мне на слово, что твой психоаналитический подход иногда может давать сбои, что мое состояние намного глубже, чем твоя схема. Да и зачем мне ждать от тебя звонка? Какой в этом смысл? Если я захочу найти работу, то сам позвоню тебе.
- Да не в работе дело! – радостно воскликнул он, - дело в том, что ты Ищешь - и точка. Ты ищешь, но считаешь, что смысла в твоей жизни не осталось. Но если ты в поиске, значит, уже есть цель, уже есть какой-то смысл. А что касаемо твоего ощущения по поводу бессмысленности нашей бренной жизни, то оно возникает потому что ты не нашел то, что искал. И знаешь почему? Всего лишь потому, что ты не знаешь, что искать! Не знаешь, где, не знаешь как. Желание получить Ответ на твой Вопрос не поддерживается никакими стараниями с твоей стороны, никакой ответственностью, друг мой. А ведь надо уметь задавать вопросы, уметь их формулировать, и наделять их правильной энергетикой. Тогда ты поймешь, что дело не в ответах, а в вопросах! Ты еще ребенок, Марик, забывающий, что надо мыть руки и закрывать дверь, надо вести режим и знать, что есть такое слово «надо».
- Да, возможно, ты снова прав. Но как легко у тебя все раскладывается по полочкам, наверное, я для тебя как пазл из десяти кусочков.
Нет! – перебил он меня, - это ты так себя воспринимаешь! Как пазл и даже с меньшим количеством составных частей. Ты делишь жизнь на «они» и я»», на черное и белое, на нравственное, по твоему мнению и мнению какого-нибудь Моцарта, и безнравственное. Ты думаешь, что един, целостен, хотя на самом деле ты пазл из тысяч «Я», а Моцарт, как в той книге, смеется над тобой своим ледяным голосом Вечных и Великих.
- Хорошо, пусть так. Я и сам порой ощущаю, как мир смеется надомной, такое было не раз. Если бы ты знал, что со мной недавно приключилось, ты бы непременно указал на это, как на знак и доказательство всего вышесказанного.
- Ну, вот и славно! Ты начинаешь понимать, о чем я. Кстати, ты же мне расскажешь о том, что произошло с тобой?.. – отчеканил он это с очаровательной улыбкой, которая ломает любые стены, и замолк в ожидании моей истории. И, конечно, я поведал Вийему обо всем: о том утре и старике, о странном культе и побеге, о прозрении и чувствах. А пока я описывал все это, он так и сидел, не расставаясь с прилипшей к нему улыбкой, которая только время от времени меняла окраску от задумчиво-сочувствующей до радостно-детской. Тихо выслушав меня, он спросил:
- Замечательная история! «То, что не убивает нас, делает нас сильней», так, кажется? Тогда ответь мне, что ты после этого будешь делать?
- А вот этого я не знаю. Если отвечать поверхностно, то буду участвовать в проекте и писать игру.
- И это все? Значит, по сути, этот случай не дал тебе ничего, что ты искал? – удивленно воскликнул Вий.
- Конечно, дал: я понял, что хочу жить. – спокойно промолвил я, уставившись в пену на стенках стакана, и, наверное, в тот момент мои слова звучали не слишком убедительно.
- Ох, Маркус, Маркус… - со вздохом произнес мой товарищ. – Начни уже жить здесь и сейчас! Начни ценить момент! Хватит жалеть себя, бежать от себя. Работай над игрой, сходи в какой-нибудь хороший клуб, найди девушку, которую будешь любить или соблазни сразу несколько юных красавиц, прыгни с парашюта, в конце концов! Но делай это без тени самоанализа, делай это с максимальной включенностью в происходящее… С чего ты взял, что я не понимаю хода твоих мыслей, твоего специфического, - на этом слове он сделал особое ударение, - склада ума и всего прочего, что живет в тебе, что беспокоит тебя... Ах, амиго, если бы ты знал, что все сказанные мною в этот вечер слова устремлены больше не к тебе даже, а к самому себе, ты бы не корил меня в излишней или даже жестокой рациональности… А теперь поедем, я покажу тебе твое новое жилище. На сегодня разговоров достаточно.
Мы вышли из бара и с удивлением констатировали, что уже стемнело. Я сел в его BMW и закрыл глаза, Вийем довез меня до дома, где я вскоре постелил себе постель и мгновенно заснул. За последние несколько дней я был так измотан, что мечтал лишь о том, чтобы хорошенько выспаться.