Я думаю...

Сумасшедший был прав.

Я обернулся и заметил того, кто долго кричал мне в след. Им был мальчишка с соседнего дома. Он видел, как я вышел из дома в одних носках и с полотенцем в руке. Он смеялся и звал меня к себе, а в моей голове был только один звук – звук щёлканья выключателя со стены. Тот парень включал и выключал свет, утверждая этим, что он меняет мир на моих глазах, а я просто очень хорошо воспитан, чтобы лечить такого. Мальчишка уже отставал на несколько метров, а мне пришлось идти быстрее от мысли, что я вот-вот останусь без людей. У моих ног возникали машины и резко разворачивались. Дорога, по которой я бежал, становилась всё скольже и не управляемее. Когда меня всё-таки ударили, я вдруг понял – это не неверие, это близорукость. Сумасшедший был прав.

Некого ждать.

Когда всё что происходит, делается за ради нищеты. Это некого ждать? Когда небосвод упрямиться тучами, а я ликую. Это некого ждать? Когда люди пытаются прыгнуть, а под ногами листья, а под листьями воздух. Это некого ждать? Когда друзья тебе мерещатся, и предпоследний прохожий не смотрит. Это некого ждать? Когда последний из стихов прочитанных тобой уже забыт. Это некого ждать? Когда я тебя люблю. Это некого ждать?

Пастель для чайки.

Нестись над глубинной, владеть слабостью ветра, никогда не знать стен…, как это задумано было от рождения мной. Да, я обманул. Как дурак купился на сверкающие лампочки города, так неуклюже. Хочу выпрыгнуть из тела и унестись к вершинам. Насколько это не больно сейчас? На все ноль процентов. Кому достанется смерть – мне или чайке?

Слабости причины.

Не виноватый я, прошу прощения.
Вы уверены?
Естественно. Как же быть не уверенным при такой любви?!!!
Можно заблуждаться.
Вы думаете?
Да.
Пожалуй, вы правы. Я именно этим и займусь.
Только не останавливайтесь.
А что!?
Нельзя! Остановитесь – захочется оглянуться. Оглянётесь – захочется умереть. Умрёте – захочется родиться. Родитесь… ну сами понимаете.
Что вы говорите?! А как же быть? А можно что-нибудь другое попробовать?
Конечно, вы можете быть обманутым.
Вот! Это другое дело! Там, я надеюсь, без фатальностей?
Всё как полагается: протест, звонок другу, повешенье или электрический стул.
Не знаю… у меня к проблемам не привычка. Значит, вы думаете – быть?
Я думаю, что у меня есть собака.

Люди!

Люди будут счастливы, когда перестанут напоминать друг другу о проблемах, а просто займутся каким-нибудь экзотическим хобби. Например, выращивать редиску или ремонтировать побитые двери, или играть на подоконнике отвёрткой, или вышивать на занавесках сов, или ходить в гости, или дарить дамам конфеты, или бродить по зелённым точкам планеты, или думать о боге, или сходить с ума, а потом снова становиться серьёзным, или устанавливать забор, чтобы передвинуть его, чтобы не мешался, или сочинять музыку, исцеляющую наркотическую зависимость, или уписывать стены именами, или пытаться остановить землю, или строить перекрёстки, или шутить над милиционерами, или изобретать наркозы, или выдумывать подвиги чтобы решить их, или охотиться на смерть, или боготворить эротику, или улучшать зрение, или выходить, или подходить, или входить в положение, или класть на полочку то что скоро растает, или быть красивым… одним словом, чем-нибудь кроме отстрела нас.

Когда звучит гитара.

Я тебе кланяюсь. Ты не вытворима, ты потрясающе… у моих мыслей случилось напряжение. Это просто бесподобно, это безвыходно вызывающе уникально красотой. Это чудовищно тонко для грубого слуха, это душевыпаривательно, как массаж. Я слышу несколько жизней идеальных людей, которые только и делают, что танцуют – их организмы потребляют только линии движения. Я оттолкнут, я вызван на дуэль… я, как нечто способное, и мне страшно. Чуть уловимый звук, даже не звук, а вектор, словно сердце ветра, словно веянье с глубины неба. Нежность железных жил, как призма для всего вынуждающего на прикосновение… я унижен, мне так не суметь. Зато я тебя слышу, а он – нет.

Сосед.

Привет, как делишки?
Привет. Послушай, я вообще уже устал. Дело в том, что… не давно просыпаюсь, значит, и иду в ванную, вдруг раз заметил… за окном она, значит, вся из себя туда-сюда… одним словом ну очень важная. Думал что показалось, – не может же так быть, пригляделся… ты представляешь, и в правду – утро, ты прикинь. Тут я вообще устал. Как так!? Присел подумал, что ошибочка какая-то. Ладно, думаю, всё будит нормально – пройдёт, главное не уставать. Пошёл, сделал свои дела. Ну вот, и в правду прошло. Где-то к двум трём, всё вроде бы прошло. Я успокоился, посидел, покушал, про инцидент забыл – всё хорошо, туда-сюда… спать лёг. Раз что-то меня ночью будит. Я, главное, еле еле встаю, глаза подтираю и, что ты думаешь… опять она! Меня как водой студёной! Я её прогонять. Матерюсь на весь дом, а ей хоть бы что… стоит вся из себя, типа, уже привыкла. Я: «не понял!». Ладно думаю опять, хорошо… поиграть со мной решила! Не ну в натуре, чё я ей пацан что ли! Она со мной придуряется! Ладно, думаю, будит! Днём что-то поделал, и вот, значит, вечерок… и ночь. Вот, думаю, всё – попалась. Сел у окна, так, разложился культурно и жду. Час – нет. Два – нет. Сразу подумал: «испугалась, поняла что к чему». Три, четыре часа – ни духу. Я уже расслабился, что-то задумался, отдыхаю – хорошо. И раз так чую что-то не то, да, что-то не так. Пригляделся… вроде всё на месте, «показалось» - подумал. Ну прикимарил не много, расслабился, и тут мне как в рёбра… ползёт, короче, вижу… вай, вот думаю: «падла! Крадётся, как фашист на баррикаду», я тут же за раму спрятался. Напугать, как говориться поймать с поличным. Дождался… и так, хоп из за угла. Оно – а; а я – ага! «Ну чё ты?» - говорю, мол, - «шастаешь по ночам?», а оно такое милое слабо так подуло, типа, «ну чё ты? Ну шастаю, ничего же не стащила. Ну чё ты, а?». Ну а чё я? Ты же знаешь я добрый, не в моём характере вот так вот отказывать. Ну оставил – пускай – приятно же, смешно… просыпаешься, а там утро – прикольно!…
Я спрашиваю дела-то как?
А дела нормально, вот ещё как-то работаю. Кручусь!…

Обойдусь и без всяких.

В последнее время всем всё интересно. Интересно и как всё всем надо, и как нужны все всему, тем более что всего всем всегда… ха, это ж надо. А мне!? Что я хуже всех или всего. Мне всегда, между прочим, было надо не так уж и всего, но многого, не то что вам. Тоже мне «все»… ха, вы не «все» вы «остальные», в крайнем случае «кто-нибудь». Конечно! Не будь я, вам бы не быть и вообще. А то!? Так что не надо! Я знаю что надо, кому и кто будит всем. Надо меньше хотеть! Вот я, что желаю? Чего-нибудь. А вы? Сразу «нам бы этого!». Так нельзя. Потому что не получиться! А ну-ка!? Это не в счёт, это вы специально… ещё раз давай. Ладно, быть может и получиться, но не выйдет! Не выйдет! Потому что. Потому что! И даже не уговаривайте! Потому что. И идите-ка вы… кстати, а куда вам идти? Стоп. Нет. Там вы уже были – ни чего хорошего там не оказалось. А знаете что, идите-ка вы вон туда… и когда что-нибудь найдёте, сразу же идите дальше. Вот. Там и увидимся. Да, идите все! И ты тоже! Ты в первую очередь. А кто ты? Ну и что, у меня таких «я» знаешь сколько. Иди! Всего хорошего. Вот и всё. Обойдусь и без всяких.

4give me.

Ты так создана, что бы мы всегда были в месте. Мы являемся единственно целым – кроме меня и тебя, элементов не надо, что бы воссоздать первоначальную, истинную, причину счастья – любовь. Всего мира не достаточно будит мне, что бы заменить в этом уравнении тебя. Я пришёл к тебе, когда моё сердце могло крутить планету, и ты смогла меня притормозить, а потом… помнишь?… потом мы сделали так, что земля вертелась только тогда, когда мы по ней бежали. Почему ты остановилась? Я не верю тебе, что ты не веришь в любовь. В неё не надо верить, она не нуждается в нашем убеждении. Она всего лишь хочет сделать что-нибудь приятное, а мы ей не доверяем. Ты говорила о том, что всё на свете пахнет моими руками, что находишь в каждой приятной минутке меня. Ты мне верила? Когда я готов был прыгать от звёздочки к звёздочки от твоих слов. Когда я впервые в жизни, стянув сердце жилами, прошептал, как сопляк, что люблю тебя. Почему? Что бы быть счастливым надо испытать себя на прочность. Почему? Любовь до ненависти болит в груди, а потом прижимается в небу вместе с головой. Почему, ты, не осталась? Мне одиноко. Мне больно. А ещё, мне очень хочется, что бы ты поскорей меня простила за то, что… так оказалось, что мой путь до счастья не тот.

Несколько слов и умирать.

Стоит ли рассказывать о том, что всей столицы останков моей жизни не видно, даже если засветить её изнутри. Кому писать жалобы за прожитую роскошь не использования своего прямого первозданного свойства – понимать? Оглянулся я – только кондиционеры, мониторы, пылесосы и не много человеческого жира на всём этом. Похоже, за гранью жизнеобеспечения ждут только ну уж самых последних идиотов. И вот моя очередь.

Утерянная мысль: «Человеку свойственно быть монстром, в случае непонятности».

Если б только...

Я страшный поклонник такого понятия, как власть. Она мне, как нечто жизненно-удовлетворительное, весьма привлекательна. В какой-то степени, мне множество раз приходиться восхищаться чудесным результатам, что, в свою очередь, наталкивает меня на мысль о том, как бы приспособить к ней свои руки. Если б только трусость чуточку отдала бы поводок.

Простой расклад.

Когда умирают те люди, которым ты пел. Всё что когда-либо к тебе прислушивалось – ничто. Куда ты идёшь? Работа. А кто ты без работы? Символ. Ты живёшь ради символов: символа знати – деньги, символа долга – жена, символа смысла – зеркало. Кто ты без символов? Или ноль, или пророк. Если спалить офисную одежду прямо перед рабочим днём. Как ты выкрутишься? Как ты выживешь? Твой же символ тебя же проедает. Вся эта система разом рухнет и ты, в первую очередь, окажешься на дне, как только любой из символов перестанет, а это легко. Дай ему мысль, что нет смысла и всё. Так значит, кто ты без символов? Кто ты без работы? А!? Так значит, кто ты?

Бывает 1.

Сидели важные персоны и все обсуждали каким образом распределить прибыль, что бы конкуренты на мировом рынке почувствовали себя малыми. Все слушали доклад, разработанный ведущим специалистом – этот парень действительно знает о чём говорил наш президент, когда толковал про финансовую независимость. Один сидел с трудом – окно не решились открыть. Он несколько раз чихнул и до слёз раскашлялся. Извинился. Бил себя в грудь, но горло всё-таки ёрзало и клочки воздуха, становились только короче и колючие. Дрожащими словами он извинился – ему было ужасно не по себе от того, что он испортил гладкую поверхность стола своими слюнями. Вдруг воздух просто прекратился и мозги в голове начали ворошиться, словно им там стенки жмут. Комната вокруг медленно начала кружиться, и тело начало биться о предметы, будто для того чтобы пробить где-нибудь дырочку для воздуха. И вот когда уже даже кровь приготовилась к смерти, он швырнул себя о пол спиной и, какого-то сладковатого типа ветер, вырвался изо рта. Вот он быстро начал дышать, разорвал на себе галстук с воротником… долго сидел в замешательстве – за такую выходку его спокойно могут выгнать, затем оглянулся и увидел, что никого не было, а на столе висела табличка «перерыв». Он было уже улыбнулся, – пронесло…, но потом понял от чего и открыл окно. Когда я вошёл, никого уже не было. С тех пор, из наших его никто ни когда не видел.

Дай только мнение…

Дай только мнение, так они уже тут как тут – нуждающиеся. Не хочу иметь мнение – оно меня только утруждает. Я хочу жить свободно, хочу в своё удовольствие… это ведь тоже мнение. Нет – не хочу. Лучше я останусь при том, что меня собрало, вот в этих вот апартаментах жизни: в углу дети, на балконе родные и близкие, в коридоре жена, у дивана директор и в тапочках – естественно, находится «Я». И это тоже мнение. Чёрт!!! Ладно, придётся по не много трудиться.

Чей черёд?

Она была слишком мала, что бы полностью осознавать как, по настоящему больно её сестре, которая застряла под тяжёлым телом ленивого сорокасемилетнего отчима. Она была слишком мала, чтобы врезать ножом, что схватила от страха, когда её сестра за кричала, по жирной шеи этого мужика и выпустить из него столько крови, чтобы хватило выжить, но остаться в коме. Она просто была слишком мала, что бы заменить сестричку. Но теперь.

Бывает 2.

«Вышвырни своих детей – они тебя ненавидят» - утешал меня дворник. А мне всё-таки не хватало чу-чуть, что бы столкнуть под собой табуретку. «Одумайся! Ты же лучше всех них, всех этих лживых недоносков. Всех этих директоров, всех налоговых крыс» - продолжал приговаривать меня, этот, закуривая самокрутку, сидя напротив. Вся картина как-то замерла, потому что мне приходилось трудно справляться с, выстроенной на скорую руку, конструкцией под собой. А старичок, не торопясь, вспоминал всех, кто у меня есть: «мать, к примеру, твоя… не ценила тебя. Хотя зря – парень ты хоть куда, когда маленьким был, бегал быстрее всех мимо и всегда успевал поздороваться и про помощь спросить. Чем не молодец?». Когда он интересным ходом добрался до моей уникальной способности творить необыкновенные произведения искусства, о которой я раньше и не подозревал, наверно потому что она никогда не проявлялась, я уже сидел рядом и развязывал петлю, что бы жена дома не отругала, что я испортил её бельевую верёвку. Дедок же оставил мне малость докурить и пошёл дометать тот самый кусочек двора, на котором мне предстояло бы покончить с собой.

Вот что интересует 1.

Если и есть то, что могло создать человека таким, то эта мать ну уж слишком прямолинейна в плане любви. Ну действительно, можно же было бы что-нибудь по корректнее приспособить – не столь вызывающее, по экзотичнее, чтобы большую часть времени занимало на поиски того самого. Хотя… вообще-то так оно и есть. Так оно и происходит. Тогда нет вопросов, мать. Спасибо!

Вот так-то.

Когда-то я мечтал о звёздном путешествии с капитаном Врунгелем. Теперь этот капитан мне должен денег – потому, что из-за этой мечты я пропустил всё богатство, которым мог бы обладать. Я сижу на диване и спокойно покрываюсь той самой пылью, которой становиться каждый. Что? Так похоже на вас. Я это ты. Шучу! Расслабьтесь. Ничего я не проиграл. На этой бредовой задумки я вытянул такой лохотрон, что меня до сих пор сторонятся. Уметь надо. А вы уже, как хлюпики: «ой я покрываюсь пылью! Ха!».

Бывает 3.

Несколько лет он карабкался на вершину скалы. Часто он просто убеждался, что вершины нет, когда доползал до очередного облака. И вершины действительно бы не было, если ни то самое облако, которое не возможно проползти. Лёг и придумал, что не падает и не оскальзывается вниз. Тогда он даже не заметил, как мелкие выступы, что раньше лишь помогали ему держаться, обдирали всю спину. Он просто придумал, что телом стоит пожертвовать – его нет. Плоть разлеталась во все стороны, а он вспоминал, как в первые придумал музыку. Вот уже кости начали чиркаться о скалу и тело без чувств билось о камни, перелетало из стороны в сторону. Снизу ползущие, еле различили меж сыпящихся с верху камней, обломанные кости. Когда тот очнулся, он уже был облаком.

Стоит только стоить.

Хотелось бы уже как-то иметь, как-то всё всего. Как-то хотелось бы… уже бы, как-то. Ну еще не знаю с чего вдруг, но очень знаете ли хотелось бы, а то всё не всё и не всё, а ведь иногда так, знаете ли, хочется. Да. Прямо хочется как-то так, что аж как-то не знаю… прямо вот так. Хочется. Да.