Коллекционер оружия

Посвящается тем, кто сам выбирает, кто сам думает и, кто сам живёт…

Счастливой поездки…











…Не верьте никому, любовь идёт по проводам…

 Двери троллейбуса открылись, внутрь проникла очередная порция пассажиров. Место рядом со мной неизбежно оказалось занятым. Конечно, ведь против всех правил оставить свободным место почти в самой середине салона, тем более, меня на этом маршруте уже все давно знают. Странно, я еду на этом троллейбусе уже вторую сотню лет, но до сих пор не могу до конца предсказать весь день, я знаю, когда водитель повернёт, знаю - в какую сторону, знаю, когда пожилая тучная женщина с добрым лицом войдёт в переднюю дверь и, улыбнувшись мне, сядет. «Какое совпадение, - говорит она мне, - мы с вами каждый вечер попадаем в один и тот же троллейбус» «Да ничего странного, - думаю я, - ведь меня здесь можно найти всегда». Я знаю, даже, когда девчушка, которая берёт деньги с пассажиров, повернётся в мою сторону и, прикрыв глаза, тряхнёт тёмными волосами. Я знаю всё, но ничего.
 Мой брат говорил мне, что так жить невозможно, он предупреждал, что я потрачу время зря, что я привыкну, что не смогу вернуться к обычной жизни. Мой брат делает облака. Да, да, всё то, что плывёт по небу, то, что кажется детям разными зверушками и игрушками, придумывает мой брат. Он очень хороший и добрый, он меня любит, но не поймёт никогда. Он думает, я делаю это, потому что так хочу, он даже предположить не может, что я делю это, потому что другого выхода нет.
 Итак, время всего 8:30, ещё раннее утро. Однако, как и в любой будний день, в этот четверг, в троллейбусе уже полным полно народу. Рядом со мной садится женщина лет сорока, она пристально разглядывает пальцы на своих руках: они длинные и очень светлые, на безымянном пальце левой руки красуется обручальное кольцо, лак светло-розового цвета уже начал слезать с ногтей, видно, эти руки много работали. Я поднимаю голову и вижу её лицо: оно серое, все его черты кажутся какими-то нечёткими, размытыми. Но тут я натыкаюсь на глаза, они всё ещё полны жизни, но в них как будто застыла капля, они чего-то давно ждут, но ничего не происходит. Глаза ждут солнца, которое уже несколько тысяч лет не выходит из-за туч. Женщина едет долго, далеко, почти из самого центра, она едет в самый конец города на какой-то серый завод. Затем она выходит через среднюю дверь троллейбуса, я провожаю её глазами. Женщина входит в чёрные стальные ворота, они запирают её по другую сторону. Всё.
 Когда я отворачиваю голову от окна, я замечаю, что место рядом со мной снова оказалось занятым. На этот раз рядом сидел молодой человек, его тёмные волосы были немного растрёпаны, а в глазах плескался то ли испуг, то ли нетерпение.
 Двери открылись, и с задней площадки донёсся громкий голос ТиДжея. ТиДжей - продавец снов; миленький белобрысенький паренёк лет девятнадцати. Раньше продажей снов занимался его отец, но теперь после его смерти, семейная профессия перешла к сыну. ТиДжей знал, как обвести людей вокруг пальца и продать им самый дешёвый сон за гору золотых монет. Дорогие, хорошие сны он берёг для разборчивых покупателей, чтобы те, не дай Бог, не поймали его на жульничестве, ведь это могло быть чревато последствиями. ТиДжей всегда был весел, шутки сыпались из него во все стороны. Толпа любила этого парнишку. Многие знали, что он обманщик, но поддавались этому обману снова и снова, ведь это было так увлекательно. Да, чего уж и говорить, ТиДжей прирождённый продавец снов.
 Молодой человек, сидевший рядом со мной, повернулся назад, чтобы посмотреть, откуда доносится шум, тут же стало понятно: ТиДжей нашёл нового глупого покупателя. Он подбежал к моему соседу и начал нараспев рекламировать новые сны. Парень с растрёпанными волосами смотрел на ТиДжея во все глаза, ну всё, теперь точно попался. И вот уже ТиДжей отдаёт ему сон с самого дна своей сумки и, с искренней радостью в глазах, забирает своё золото. Как же всё-таки просто облапошить покупателя. Ко мне ТиДжей не подходит никогда, он знает, что мне не нужны сны, знает, что для меня они ничего не значат, что я не ищу в них никакого смысла. Моя бабушка научила искать сны в себе, а когда сны запретили, она научила меня их прятать, только мне всегда было всё равно есть у меня сны или нет.
 Мой сосед прячет новый сон в карман, чтобы тот не запылился, чтобы не испортился, ведь до ночи ещё далеко. Молодой человек смотрел то на меня, то - в окно, лицо его не выражало никаких эмоций. Он был каким-то потерянным. На одной из остановок он резко сорвался с места и побежал к двери. Выскочил из троллейбуса как ошпаренный и сел прямо на землю перед ним. Смотря на него в окно, можно было заметить, что он мелко подрагивал.
 Странные всё-таки люди. Сколько же их много, и все такие разные. Никогда не встретишь одинаковых людей. Раньше мне в это не верилось. Но теперь стало понятно, что каждый человек по-своему грустит, по-своему радуется, по-своему плачет и по-своему смеётся, по-своему любит и по-своему ненавидит. Всё это видно в глазах. Глаза тоже совсем разные, нет одинаковых глаз, у каждых свой свет. Но сейчас, когда Солнца не стало, глаза стали сереть, блеск стал неестественным, кажется, что глаза стали пыльными и их надо промыть слезами. Но слёзы недавно тоже запретили, теперь, думается, что люди здесь живут пока что-то видят, а когда слой пыли станет таким, что сквозь него нельзя будет смотреть, человек просто ложится спать и смотрит сны, которые продал ему ТиДжей.
 
 ...Скоро будет солнечно,
 Скоро будет ветренно,
 Ты ещё не написала письмо,
 А уже знаешь ответ его...

 Раньше, когда мы с братом жили дома, иногда он просил моей помощи, ну, чтобы делать облака, ведь, чем больше облаков в день он сделает, тем выше будет его зарплата, а нам нужны были деньги, ведь у меня тогда не было работы, у нас не было родителей, только бабушка, которая нам готовила. Мне это очень нравилось, это жутко увлекательный процесс - создание облака, так приятно брать в руки мягкие прохладные перья и делать из них одно большое и мягкое. Сначала всё шло хорошо, но потом у меня, к сожалению, вместо облаков стали получаться тучи, и меня всё реже пускали в мастерскую, а потом и вовсе запретили приходить. Дома мои слёзы никак не могли остановиться, они всё текли и текли по моим щекам. Бабушка успокаивала меня, но мне не верилось, что я больше не смогу ходить в мастерскую.
 У брата на работе был отличный парень - Хил, мы с ним сдружились и парураз даже ходили куда-то вместе, он был очень добр и многому научил меня на работе. Когда он узнал, что меня больше не пускают в мастерскую, он пришёл к нам домой под вечер. Он поздоровался и, с лёгкой улыбкой, посмотрел на мои красные от слёз глаза и опухший нос.
 - Я кое-что принёс тебе! - улыбнулся Хил.
В мою голову ничего не лезло, казалось, все мои мысли вылились из меня вместе со слезами.
 - Это, конечно, не огромное облако, но что-нибудь из этого сделать можно!
Об достал из внутреннего кармана куртки завёрнулый клубок тонких перистых облаков и протянул мне. Это был самый дорогой подарок в моей жизни. С тех пор мне больше никто не дарил таких подарков. Мне захотелось тут же сделать облако, но бабушка настояла на том, чтобы мы сначала попили чаю. мы сели за стол и пили чай с бабушкиными плюшками, которые распространяли запах ванили по всему дому. Было тепло, уютно и радостно. Весь вечер мы с Хилом мастерили облако, то делая из него жирафа, то - бабочку, то кого-нибудь ещё, потом разрывали его на маленькие кусочки и собирали заново.
 Было уже заполночь, когда раздался тихий стук в дверь. Это был мой брат, на моей памяти, он ни разу не приходил так поздно. Лицо его было испуганным и довольным. Мне было знакомо это выражение лица, было ясно, мой брат... влюбился. Весь вечер он что-то говорил, было ясно, что он хочет говорить о чём-то (или о ком-то) другом, но не решался. Он пропускал слова, заикался и путался в объяснениях. Никто ничего не понял, никто, кроме меня, ведь с самого детства мы с братом понимали друг друга, хотя больше ни один человек не знал, о чём мы говорим. Был момент, когда мы с ним встретились глазами и, я думаю, он догадался, что мне всё понятно, но не подал виду.
 Через пару недель мы с братом сидели на кухне и размышляли над новой моделью облака, тут вдруг он сорвался с места и сказал, что ему нужно бежать. Он ушёл, мне оставалось только сложить все идеи в одну и описать строение нового облака. Он пришёл домой через три часа, глаза его сверкали, как будто он только что плакал, но, если плакал. то только от счастья, потому что блеск был радостный. Прошло пару часов, и мне стало известно, что её имя Сплинтер.
 - ЧуднОе. - вырвалось у меня.
 - ЧУдное. - поправил меня брат.
Он рассказывал о ней весь вечер, немного времени спустя, стало казаться, что и я знаю эту девушку, что она почти мой друг. С тех пор каждый вечер брат рассказывал мне о Сплинтер и обо всём, что касалось её. Иногда мне даже становилось немного скучно, но мне нужно было понять, что происходило в то время. А я пойму это позже, когда это уже будет свсем неважно.

 ...Утром в крови будет пять промилле
 И бензиновый датчик опять на нуле,
 Ничего не случится с той, на кого я смотрю,-
 Терпсихора танцует, а я пою...

 Пришла зима. За окном люди кутались в шарфы и воротники, на всех были надеты смешные шапки, дети играли в снежки, катались на санках. Я иду домой один, с тех пор как мой брат переехал к Сплинтер, мы с ним почти не виделись, последний раз он приезжал месяца три назад, звонил на прошлой неделе. Он теперь далеко, сутки езды на машине. У Сплинтер умер отец, который жил в каком-то небольшом городке, он оставил ей дом, туда-то она и мой брат отправились жить. Бабушка очень переживала, но отпустила его, ведь знала, что, если он останется здесь, то что-нибудь обязательно пойдёт не так. Он так же продолжает делать облака, он присылает их по почте, а я отношу на завод. Я получаю деньги за доставку, а брат присылает ещё немного, сначала нам с бабушкой хватало, но недавно бабушка сильно заболела, она уже совсем состарилась, это стало понятно мне только сейчас, когда, присмотревшись, я замечаю, какого цвета стали её глаза, когда я слышу, как она дышит. Я очень люблю свою бабушку, но ведь от старости нельзя никуда скрыться. В общем, нам стали нужны деньги на лекарства, на еду, а мне стало нужно больше времени проводить дома, чтобы готовить. Я устраиваюсь на работу, которая заключается в сидении с детьми, с престарелыми, в присмотре за домашними питомцами, особенно сложно это, когда это киски-хамелеоны, я всё время их теряю, меня ругают их хозяева, не платят мне денег, а потом кошка просто обретает обычный облик. Так обидно. Но я как-то выручаю семью… на то время выручаю. Жаль только, у меня совсем не оставалось тогда времени на моё облако, которое мне подарил Хил, у меня было всего пару часов в неделю, чтобы поэкспериментировать с ним.
 Было солнечное зимнее утро, когда моя бабушка не проснулась. Она умерла во сне, о такой смерти мечтает каждый. Слёзы падали прямо на мою футболку с эмблемой того завода, на котором делают облака. Звоня в скорую, мне долго не удавалось вспомнить наш адрес. Всё произошло быстро: скорая приехала, увезла тело, через день были похороны, на которых кроме меня и брата никого не было, Сплинтер не приехала, она была в больнице, у них вот-вот должен был родиться ребёнок. После похорон, мы пошли домой и целый вечер говорили, как раньше, только брат не говорил о Сплинтер. Мы сели на мою кровать, на которой до сих пор, как и много лет назад валялась огромная куча мягких игрушек, и стали смотреть в окно, где звёзды отражались в снегу. Потом он заметил на шкафу моё облако, я снял его оттуда и показал ему.
 - Здорово, как ты это делаешь? – с удивлением спросил он.
 - Я просто сделаю ему постепенную операцию, знаешь на вашем заводе часто выкидывают обрезки чужих облаков, я их собираю и пришиваю к моему.
 - Но как ты получаешь такой цвет?
 - Я добавляю туда мечты… - отвечаю я.
 - Откуда они у тебя?
 - Меня бабушка научила… Она меня многому научила. Я умею добавлять свои мечты, умею красть чужие, точнее, их части.
 - Так же нельзя!
 - Я не читаю их, я просто добавляю их для цвета.
 Мы пошли спать. Уснули почти сразу, даже не разговаривали больше, наверное, не о чем было говорить. Утром брат уехал, он даже не разбудил, только оставил записку: «Я нужен там, держись, всё будет хорошо, мама всегда говорила, что мы всё сможем. Люблю тебя. P.S. возможно, мы приедем где-то через месяц».
 Они приедут, но это будет лишь пустой тратой денег.

…Скоро-скоро он узнает, где чужие, где свои,
Он не отбрасывает тени,
Он идет как лед через ручьи.
Он не нашел себе другую,
он влюбился в ведьму, и
Ушел на дно, камнем на дно…

 Мне ещё долго приходилось присматривать за всякими животными людьми, но потом, владельцы собаки, за которой мне нужно было присматривать, переехали, мистер Плэйн, смешной старикашка, умер от сердечного приступа, а Эмили совсем выросла и уже не нуждалась в моей помощи. Пропала работа, пропало желание что-либо делать. Брат почти не звонил, последний раз он звонил около полутора месяцев назад, когда Сплинтер родила мальчика, которого они назвали Джейк. Я уж не говорю о деньгах, которых он не присылал мне после смерти бабушки ни разу.
 Однажды днём, прейдя домой, засев за облако, меня никто не видел на улице около недели. Создав самое прекрасное облако во всём мире, я бегом направляюсь туда, где за это облако мне дадут не только денег, но и, возможно, работу, которой я посвящу всю свою жизнь. Потом я найду человека, которого не полюблю, но привыкну к нему, я смогу обеспечить всю нашу семью, возможно, у нас даже будут дети. Всё будет хорошо. В этом облаке была вся моя жизнь и прошлая, и будущая. Переступив порог завода, передо мной появился конец очереди. В руках или в кармане у каждого человека в очереди были облака: у кого-то синее, у кого-то красные, у кого-то кучевые, у кого-то перистые. Увидев моё облако, все ахнули, каждый восхищался им, все согласились, что ничего подобного никогда не видели. Радость билась у меня в сердце, не терпелось выпустить его в небо. Очередь длилась ровно семь часов, за это время около сотни человек были отвергнуты, они уходили грустными, некоторые даже злыми. Было и несколько людей, облака которых уже летели по «пробному небу» в коридоре. Осматривая каждое облако, мне стало понятно, что у моего абсолютно нет никаких минусов.
 Через семь часов девять минут после моего входа на завод, мне пришлось прятать своё облако в сумку и идти домой. Оно осталось со мной, мне не разрешили выпускать его. Я не знаю, что случилось, меня как будто избили. По дороге домой, мои глаза отказывались подниматься к небу, они смотрели лишь в землю. Именно тогда, споткнувшись, мои глаза наткнулись на человека, который приковал моё внимание. Думаю, что-то незаметное было в этом человеке, то, чего никто не видит. Что-то, что так заворожило меня, что желание идти домой пропало также, как и пропала горечь от отказа. Мы шли на расстоянии пяти метров друг от друга, мои ноги сами донесли меня до дома, в дверь которого и вошёл этот человек.
 Прошло около сорока минут, прежде чем человек вышел обратно, наши глаза встретились, удивления в глазах напротив не было заметно. Было чувство, что каждый из нас знал, что случиться дальше. Мы гуляли до поздней ночи, были почти везде, говорили почти обо всём, было очень тепло и приятно. Когда начало светать, мы разошлись каждый в свой дом. Мы договорились о встрече нигде, в неизвестное время и решили, что, если эта встреча состоится, значит, судьба существует. У меня не было никаких сомнений, что эта встреча произойдёт обязательно, неминуемо.
 Был уже май, когда в мою дверь позвонили, за дверью стояли мой брат и Сплинтер, которая держала на руках Джейка. Это был настолько неожиданный визит, что сначала казалось, что мои глаза мне врут. В это день мы гуляли, смеялись, Сплинтер, оказалось, была именно такой, какой мой брат рассказывал мне о ней тогда, давно. Появилось какое-то нелепо-счастливое чувство семьи. Именно в этот день мы и встретились с человеком, встречи с которым моё сердце никак не могло дождаться. «Значит, судьба есть!» - пронеслось у меня в голове. Мы гуляли вместе с моей семьёй, и мне стало понятно, что одиночество начинает меня пугать. Всё было не так, как раньше, теперь мне не хотелось приходить домой и понимать, что там никого больше нет, что я не слышу ни чьего дыхания, что всё в доме только моё. Мне очень захотелось тепла. Мы разошлись, когда было уже темно, мы договорились о встрече, на этот раз уже на время и место. Казалось, я – самый счастливый человек на всём свете. Вечером этого дня мы просто сидели дома, просто смотрели телевизор, Сплинтер и я играли с Джейком. Спать легли поздно.
 Утром меня разбудил брат, позвал завтракать, мы ели блинчики с вареньем, их пекла Сплинтер, было сладко и очень приятно. Говорили о всякой ерунде. Через час они собрались и уехали. Сплинтер поцеловала меня, мы обнялись с Джейком, а брат крепко-крепко сжал мою руку и сказал «Ну, я буду писать…», мне даже показалось, что у него в глазах что-то заблестело. Мне было непонятно, что происходит, а, когда я пойму, это будет уже совсем неважно.
 Я больше их не видел. Никогда.
 
 



 
…На маковых полях дурман и благодать,
А в городах так трудно потеряться,
Повиснуть на ремнях в разбитых Жигулях
И целоваться…

 Утром раздался звонок, мне так и не удалось узнать, кто это был, потому что внутри трубке ко времени моего прихода остались лишь короткие гудки. Сегодня меня ждала встреча с моим человеком.
 Моё ожидание длилось не менее трёх часов, было холодно, хоть лето уже почти пришло, но меня не спасала моя одежда, дрожь пробирала почти до костей. Страх преследовал меня. Становилось хуже и хуже с каждой минутой, я почти отчаюсь, прежде чем услышу голос за спиной. Никогда радость не подкатывала к горлу такой огромной волной. Прошёл страх, прошла дрожь, снова захотелось жить. Это был второй день моей жизни… он же последний.
 Говорят, что в сказках 3 - волшебное число, у меня, как в плохой сказке, есть только число два… да и оно не счастливое. Никогда не забуду, как мне хотелось летать, бабушка учила меня избавляться от воспоминаний, но от этих я до сих пор не могу избавиться, хоть они и режут меня больнее и больнее с каждым разом. Это был последний день с моим, наверное, любимым человеком. Мы знали друг о друге почти всё, мы знали всю жизнь.

 Потом целый год меня тянет в те места, где мы были вместе, но я так и не нахожу того, кого ищу. Больно, страшно, пусто и холодно. Только эти слова могли описать моё состояние тогда. В тот день было 18 октября, было утро, прейдя домой, меня поразило то, что моя квартира настолько мертва, насколько ни мёртв ни один заброшенный дом. У заброшенных домов есть своя история. Каждый из них убивали по-своему. А мой дом умер не от моих рук, не от старости, а от безысходности, от того, что здесь ничего не изменилось, здесь всё, как в болоте…
 В тот день я разрываю свою мечту – своё облако. Будущего больше нет. Именно в этот день меня и занесло в мой троллейбус, выйти оттуда мне уже не удастся.
 

…Кто-то разрешил трамвайным рельсам
разрезать этот город
Трамвай идет разбитый, громыхая через ночь,
ножом по горлу…

Сначала мне было непривычно, иногда хотелось выйти, но теперь, я не проживу и минуты на улице, я просто не смогу выжить, просто не смогу сойти по ступенькам вниз. Я больше не хочу любить, не хочу больше покупать новогодние подарки, не хочу больше мёрзнуть, не хочу… просто я не хочу быть собой. Здесь моя новая жизнь. Первый годы, когда со мной рядом ездил наш почтальон, он пытался отдать мне письма брата, сначала я их читал и даже отвечал на них, но однажды мистер Грон (он и был нашим почтальоном) сел рядом со мной и с удивлением отметил, что мне ничего нет. С тех пор не было ни одного письма. Последнее, что я помню, это то, что мой брат страшно злился на меня, он перестал быть мне… братом. Один раз замечаю Хила, который едет с завода, в руках у него нежно-голубое облако, - «Классика!» - восхищённо думается мне. Хотелось бы иметь такое… Порой мне кажется, что за окном я вижу своего любимого человека, кажется, что из глаз текут слёзы, кажется, что всё не по-настоящему. Мне до сих пор непонятно, почему я ещё живу. Мне ещё много чего не понятно. Но, я знаю, что такое любовь и счастье, хотя… я ли это знаю?

 ТиДжей выходит из троллейбуса и бежит к следующему, чтобы искать новых покупателей, я провожаю его взглядом… завтра встретимся глазами здесь же.



***
Миру – Мир!
***









…Но, век уже, как будто на исходе,
И скоро, без сомнения, пройдёт,
А с нами ничего не происходит,
И вряд ли что-нибудь произойдёт,
И вряд ли что-нибудь произойдёт…




ПРИМЕЧАНИЯ*
Эпиграфы ко всем частям принадлежат группе Сплин.
Сплинтер (от англ. Splinter) – заноза
Хил (от англ. heel) – каблук

Пол рассказчика не определён…

P.S.
Теперь я знаю, кто звонил мне утром, когда мне не удалось ответить, это был… Бог…