Автор и Герой

"Писатель шел по лестнице неосвещенного, даже в это время суток, подъезда. Эти старые подъезды... Высокие переходы, старые грязные окна. В них никогда нет света, даже днем, когда, казалось бы, все вокруг, во дворе, или на улице, бывает просто залито ярким солнечным светом.
Он спустился, отодвинул железную дверь и вышел на улицу.
Яркий солнечный свет, отразившись от белого, свежевыпавшего снега, ударил в глаза. Он зажмурился..."

Я перестал печатать, оторвался от экрана и, дотянувшись до четырехгранной литровой бутылки какого-то сладковатого, но достаточно крепкого ирландского напитка, сделал большой глоток.

В моей комнате было темно. Лишь свет монитора моего компьютера, да экран небольшого телевизора в дальнем углу комнаты, телевизора, который уже часа четыре работал совершенно беззвучно, освещали ее.
Мне что-то не нравилось в том что я написал, но как это исправить и не потерять того, что в театре называется мизансценой, я не знал.

Я откинулся на спинку добротного дубового стула, по верх которого был брошен мягкий дорогой плед, образуя мне настоящий, пусть маленький, но трон, и закурил.
Обильный сигаретный дым, освещенный экраном монитора сплетал перед моими глазами невиданное и непредсказуемое белесое кружево.

- Ты его пять убьешь? - раздался тихий голос.
- Кого? - машинально ответил я, все еще погруженный в сплетение дымных узоров.
- Героя, - тем же тоном повторил голос, и я бросил свой взгляд в дальний темный угол комнаты, в которой сейчас находился.
Там, в неосвещенном пространстве стояло большое мягкое кресло. А в нем, лишь темным силуэтом угадывался мой собеседник.

- Странно, что ты пришел ко мне сейчас, - я усмехнулся.
- Всему приходит время. Разве не так? Разве это не твои слова?

- Мои, мои, - я сбросил пепел. - Только до меня это уже говорили многие и многие. Так что, я - лишь плагиат.

В дальнем углу комнаты после четкого металлического щелчка появилась яркая огненная точка.
- Не думал, что ты куришь, - тихо сказал я.

- Ты же куришь. И я курю. Я всегда у тебя курю, ты не заметил?
- Кури, - отмахнулся я, а потом вдруг, не овладев собой, добавил:
- А хочешь я сделаю, чтобы ты не курил вовсе?
- Мне все равно. Да и ты не сможешь.
- Ты, - я вдруг повысил голос, - вообще будешь у меня... трезвенником и язвенником, как говорили в одном хорошем фильме.
- Но ты ведь им никогда не будешь, - послышался тихий голос.

- Хорошо,- я выпустил из себя сигаретный дым, посмотрел в какую-то, только видимую моему подсознанию точку в потолке, и тихо произнес:
- Ладно. Извини. Черт возьми, я видимо не могу управлять до конца, да и не хочу, видимо. Я лишь знать хочу, зачем ты тут.

- Ты успокоился, - тихо ответил мой собеседник. - Видишь, в этом ты весь. Ты желаешь быть мудрым и справедливым, понятливым и, возможно даже, сострадающим. Но, по сути ты, как ни банально, тиран. Эгоистичный и не слышащий ничего... автор!
- Круто, не иначе, - тихо прошептал я, а потом произнес, чтобы меня услышали, - А как звать тебя?

В этот момент, как мне казалось, повисла пауза, которая, возможно, длилась вечность, и я лишь видел блуждающий во тьме огонек сигареты моего собеседника, огонек, который то и дело становился ярче, а потом вдруг совершенно внезапно для меня погас.

"Я знаю, как тебя зовут. И у тебя нет другого имени.
Все другие имена - маски", - не успел подумать я, как над моим ухом позади раздалось:

- Герой!

Я встрепенулся.
- Черт! Не стой за спиной, не люблю!
- Сплясать?
- Нет. Сядь. Ты же сказать что-то хотел, я знаю. Вот тебе стул.

Я дотянулся правой рукой до другого стула и пододвинул к стону за которым сидел. Все это время я старался не оглядываться, не поворачивать голову в ту сторону, откуда была произнесена последняя фраза.
Я почувствовал, как стул из моей руки отобрали сильным движением, и через пару секунда рядом со мной за стол оказался он, мой собеседник.
Я не хотел смотреть, я просто не знал, что могу увидеть.

- "Страх рождается от незнания и только" - разве не ты это сказал? - произнес мой собеседник.
- Есть и другие теории, - ответил я.
- Почему ты не хочешь смотреть на меня прямо? Ты боишься увидеть женщину?
- Разве я писал когда-нибудь от лица женщины?
- Было. Помнишь, она еще в комнате без света уличного провела несколько дней от ужаса. Ну и от любви большой... Впрочем, ты уничтожил это произведение. Там религия была замешана.
- Вера, - поправил я. - Это было давно.
- Но ведь ты гордишься тем, что написал тогда.
- Да.

Да, ведь это было правдой. Я действительно гордился тем произведением. Нет, не по тому, что оно было хорошо написано, не по тому, что оно являлось чем-то важным для меня. Оно было мною... оно было… пережито. В чужой маске, в чужом лице, но я желал счастья своему герою... Героине...

- Герой произведения! Тогда - это тоже ты? - я повернул голову.
- Это тоже ты, - ответил мне симпатичный юноша неопределенного возраста, с грустными и серьезными глазами, в глубине которых все же был спрятан тот самый дьявольский огонек.

- Зачем ты тут? - тихо спросил я.
- Просто поговорить.
- Ну, да… Жизнь, как и кровь, показалась слишком сладкой на вкус…Врешь! У тебя есть вопрос.
- Да. Есть. Ты убьешь его?

Я задумался на несколько секунд, пытаясь понять, о чем идет речь.
- Ах, этого! - я взглянул на экран. - Не знаю, убью, наверное… Это важно?
- Я хотел сказать лишь, что мне надоело умирать, - голос моего собеседника мне показал как никогда твердым.
Я рассмеялся:
- Да брось, слушай...
- ...кто Ты, и кто я... Да? Это ты хотел мне сказать? - юноша встал, взял сигарету из моей пачки, бензиновую зажигалку и закурил. Эти слова сказаны были так громко, что я позволил себе повысить голос в ответ.

- Погоди, дорогой... Черт, ненавижу это слово. Погоди! Не поторопи! Ты и так в масле катаешься! У тебя вечная, пойми, вечная! Вечная жизнь. И ты сам первый застрелился от своей большой любви и огромного эгоизма.
- Это ты меня застрелил.
- Чушь! Я никогда не был тобой! И пистолет у меня не хранится в рабочем столе и не выстрелит по пустякам.
- Моя любовь была пустяком?
- Нет.

Черт возьми…. Он меня останавливал. Своей… безукоризненностью, наверное. А я не мог так. Мне необходимо было делать его неодинаковым, не таким как все. А сейчас… Он просто был актер, мим, за маской которого текли слезы, которых не видел даже я сам.
Я задумался. Я не считаю себя человеком не думающим, но иногда возникает ощущение, словно до этого момента ты и не пользовался своими мыслями, не понимал и не чувствовал их.

- Знаешь,- тихо сказал я. - Не убил бы я тебя тогда. Я бил бы тебя потом.
- Я хотел ска...
- Молчи! Дай договорю... Думаю.

- Смотри, тысяча авторов убьют своих героев в одно мгновение. Поверь, они делают это, даже не думая почему. А ведь просто человеческая психика жаждет трагедии. Песнь козлов, как говаривали греки? Но, при этом авторы будут их жалеть, как не странно. Возможно, это и есть своего рода степень соглашения автора и героя? Разве нет? Ведь тысяча потенциальных читателей насладится смертью героя. Это цивилизация. Без смерти нет и героя. Это действительно так. И ты являешься Героем не потому, что был велик, а потому, что был вовремя. И это важно. Для них для всех ты лишь вовремя. Или нет. Помнишь, что значит слово герой? Если память моя не спит с другим, то это сын Богов. Тогда чей сын ты?
- Тебе никто в жизни не говорил, что ты дурак?
- Самое странное, что нет.
- Ты дурак.
- Спасибо. Я не удивился. Послушай, если говорить о степени ответственности автора перед героем…

- Помнишь, одна мудрая женщина прошептала тебе золотые слова, лежа у тебя на коленях тогда, когда дул холодный ветер, а ты, только что чуть не подравшись с какими-то хулиганами, чтобы защитить ее, нервничал. И ты не знал тогда в какую сторону города можно уехать в этот час, чтобы ее увезти...
- Я помню.
- Вот эти слова: "Ты навсегда в ответственности за тех, кого приручил".
- Это Экзюпери. И мне было семнадцать.
- Это ты потом перечитал всего Экзюпери. Но никогда уже не забыл этих слов.

Мой собеседник замолчал, а потом, взглянув на меня сказал:
- Больно?
- Многое больно, особенно когда лезут в душу.
- А мне больно, когда меня убивают.

Я не знал, что мне ответить.
- Выпью! - гордо произнес я и сделал большой глоток из литровой бутылки.

- За алкаша не посчитают? - поинтересовался мой собеседник.
- Посчитают? Я этому только способствую.
- Чтобы выдавать свою бездарность... Я знаю, тебе на мнение других, по большому счету... Но перед собой. Зачем маски?
- Ты все знаешь про меня, как видно.
- Я знаю лишь про то, что ты написал про меня.
- Умница. Как много слов... Мы поговорили?
- В общем-то.

- Теперь скажи мне, зачем ты пришел.
- Сказать, что автор и герой едины.

- Как?
- Если автор берет на себя ответственность быть героем, то он автор.
- И все?
- Да.

В моей комнате было пусто. Я погасил очередную сигарету и вернулся к своему компьютеру.

"- Мужик, закурить есть?
- Есть, но и вы найдете.
- А деньги?
- Слушай ты, щен..
Он не успел отреагировать. Их было трое, а один из них очутился у него за спиной. Он почувствовал пронзительное ощущение в теле. Острая боль в боку. Дыхание сперло. Белоснежные, как казалось, просторы покрытого свежим снегом канала стали вдруг белесой пеленой перед глазами.
- Шманай его! И валим, - услышал он голос откуда-то издалека.
Яркий свет залил глаза."

Принтер натужно по одной странице выдавал текст уже готового произведения.

- Убил, - тихо прошептал мой недавний собеседник, неожиданно появившись около меня.
Он взял из принтера последние допечатанные страницы, быстро прочитал их, и кинул мне на стол.
- Ты смотрел ли сам? На улице день и солнце. Морозно, но так хорошо.

Вдруг он схватил бутылку со стола, сделал большой глоток и произнес, глядя мне прямо в глаза:
- Прощай. Скажу тебе слова, которые, конечно, ты и сам другим говорил не раз - "не нужно бороться с ветряными мельницами".

- Прощай, рассказ написан, он умер, прости...

И, уже уходя, мой Герой мне вдруг бросил:
- ...но если борешься с ними, то борись с ними до конца...

- Спасибо.

Я хотел было сделать глоток из бутылки, стоявшей на моем столе, но увидел брошенные моим собеседником на мой стол бумаги. Взял их, сложил стопкой, подготавливая к завтрашнему чтению. Я либо не перечитываю написанное мною, либо читаю спустя время, если считаю это важным.
Ладно, подождет.
Черт. Ну что за ночь.
Взгляд упал на часы на мониторе моего компьютера. Господи, и точно. Утро уже.

"Пойду прогуляюсь, работа закончена...", - подумал я, и пошел одеваться. Через пять минут я был готов.

Я шел по лестнице неосвещенного, даже в это время суток, подъезда. Эти старые подъезды... Высокие переходы, старые грязные окна. В них никогда нет света, даже днем, когда, казалось бы, все вокруг, во дворе, на улице, бывает просто залито ярким солнечным светом.
Я спустился, отодвинул железную дверь и вышел на улицу.
Яркий солнечный свет, отразившись от белого, свежевыпавшего снега, ударил в глаза. Я зажмурился.

Я прошел в арку и вышел к каналу.
"Черт возьми", - думал я, - "Сидишь такими ночами, света белого не видишь..."
Я перешел улицу и подошел к каналу. Лед был укрыт ярким свежевыпавшим снегом. Людей не было вокруг. Только снег, снег, снег. Красота.

Я облокотился на ограду канала и достал сигарету, уставившись на снег подо мною.

Лишь какой-то юношеский голос внезапно оборвал мои мысли:
- Мужик, закурить есть?...