Второй контакт

Боже, сколько же в мире оттенков серого, сколько поблекших, будто бы выцветших красок, сколько тоски, в конце-то концов. Тоска вовсе не болотно-зеленого цвета, как принято считать, нет, на самом деле тоска – всего лишь градация серого. Она обволакивает, она тянется, она длится, да что там, тоска – единственное, что имеет хоть какую-то протяженность во времени. Грусть и печаль приходят и уходят, да ведь еще же бывают и светлая грусть, и легкая сентябрьская печаль, но это все мгновения, а вот тоска - совсем другое дело, тоска остается. Она – везде, застилает глаза, даже когда ее не ждешь. Вот, например, секс – после, когда мы лежим в темноте, и немного грустно, и хочется обнять тебя, но ты сперва отстраняешься, потом быстро перегибаешься через меня и берешь с тумбочки сигареты и зажигалку. В темноте пляшет красный огонек, «Где пульт от телевизора?», и этот дым, ох, я встаю открыть форточку, и меня обдает осенним холодом. Не успеешь оглянуться – и грусть уже прошла, осталась тоска.


Примерно такие мысли гулко перекатывались в голове у молодого холостяка М., пока он сидел на темной пустой кухне и попивал чай, глядя в окно. А окно кухни, надо отметить, смотрело на пруды, а не упиралось в стену соседней многоэтажки, редкое везение. Пруды в этот октябрьский вечер были темны и словно бы излучали холод, только над дальним концом медленно плыла по воздуху звезда. М. не слишком удивился, а скорее счел это забавным. «Вот ведь, надо же, НЛО над нашим болотом.» Звезда между тем приближалась, двигаясь примерно метрах в трех над поверхностью воды, и вот уже замерла почти совсем напротив окна. «Надо же!», повторил М., приподнялся и включил свет. Звезда тут же подмигнула, будто бы отвечая. М. еще несколько раз щелкнул выключателем, и звезда нервно запульсировала в ответ. М. поднапряг память и замигал морзянкой – З-Д-Р-А-В-С-Т-В-У-Й-Т-Е. Звезда потухла, словно бы задумавшись на пару секунд, потом разгорелась с прежней силой, вздрогнула и стремительно унеслась в сторону парка за прудами. М. постоял у окна пару минут и ушел спать.


М. и не вспомнил бы об этом случае, но буквально на следующий день в его квартире стали происходить странные события. Прежде всего, в коридоре и кухне появились полчища моли. Серые мотыльки трепыхались в воздухе, раздражая уже даже неровными траекториями своего движения. Пару раз раздавив насекомых ладонями, М. скрутил трубочкой старую газету и объявил захватчикам войну – шлеп, шлеп, шлеп, направо и налево. Он вроде бы побеждал, но утром следующего дня обнаружил, что мотыльков стало еще больше.


Далее, не позже чем через пару дней М. открыл холодильник и потянулся за пакетом кефира, как вдруг испуганно отдернул руку. На специальной полочке для яиц в ряд поблескивали пять электрических лампочек, не прозрачных, а матовых. Мало того, что было неясно откуда они взялись, так еще и не представлялось возможным выяснить – перегоревшие они или нет. М. поднес одну к уху и потряс, изнутри донесся шорох, и он выкинул в мусорное ведро все пять – только для того, чтобы снова обнаружить их в холодильнике через пару часов.


Поскольку эти странности не вносили кардинальных изменений в образ жизни М. – он решил что чего уж там, придется приспосабливаться к новым условиям. Но еще через три дня кое-что стало последней каплей. Вернувшись с работы, М. обнаружил свою кошку, старое больное животное, в достаточно необычном состоянии: она лежала посреди кухни совершенно неподвижно, и ее серая тусклая шерсть будто бы шевелилась. Присмотревшись, М. обнаружил, что мотыльки облепили несчастное животное плотным слоем и копошатся на спине, боках и голове. Кошка между тем был вполне себе жива, и недовольство ее проявлялось только в дерганных движениях хвоста, что было более чем умеренным проявлением ее мерзкого старушечьего характера.


«Ну все, хватит» - подумал М, закипая, и мотыльки, точно прочтя его мысли, тут же взвились вверх. Повиснув в воздухе, они так слаженно трепыхали крылышками, что создавали почти что гармоничный звук. «СССССССССССССССССтоп. Стоп СССССССтоп» - услышал вдруг М., и ему сразу же стало легко и радостно – ну надо же, как все просто, всего-то надо было прислушаться! «СССтоп. Вашему животному лучше. Она ссстара и болела, мы помогли ей» - продолжала между тем зависшая в воздухе стая, - «Наши технологии ссспосссобны и не на такое.»


«А на какое?» - спросил М., впрочем, без большого любопытства.


«ОООО. Мы можем продемонстрировать. Вы – радушный хозяин. В период адаптации вы уничтожили всего 132 наших сссотрудника. В других ссслучаях высадки на вашу планету кончались большим количеством жертв. Часто наши корабли просто разбивали вдребезги, а мы просто помещали их в условия, близкие к нашей родной планете – на холод. ССССпасибо, ссспасибо. Мы продемонстрируем наши возможности. Что у вас болит? Вы же ощущаете сссебя нездоровым?»


«Да нет же, я здоров» - ответил М., - «вполне здоров. Ничего у меня не болит.»


И тогда стая приблизилась к его лиц и прошелестела – «тоссссска».


«Тоска?» - переспросил М.


«Тосссска. Вы зовете это тосссской. На самом деле это опухоль. Вот здесь.» - стая трансформировалась как какая-то амеба-монстр и мягко толкнула М. в лоб, - «Как киста. Как рак. Эту опухоль можно удалить. Наши технологии позволяют ссссделать это. Ваши организмы – человеческие организмы – куда проще наших. Хотя не так просты, как организмы жителей ближайшей к вам населенной планеты. Но мы ссссправимся.»


Как тут можно было отказаться? Стая пообещала, что больно не будет, шрамов не останется. И М. уже представил, как мир на следующее утро снова засияет всеми цветами радуги, словно новый, или на худой конец старый, но тщательно вымытый.
Дальше было так: М. разделся и лег на кровать лицом вверх. Мотыльки зашевелились у него ниже колен и на кистях рук, он хотел крикнуть «щекотно!», но губы онемели, и он провалился в темноту, успев, впрочем, подумать – а не слишком ли быстро он согласился на подобный эксперимент?


Проснулся он все в той же позе, лицом кверху; стая висела сантиметрах в двадцати над ним. Тоски не было; радости по этому поводу тоже.


Заметив, что М. открыл глаза, стая вздрогнула и зашелестела: «Успешно. Успешно. Но ваш организм оказался сложнее организма кошки.» (Если бы не монотонность этого «голоса» - М. бы решил, что в интонациях мотыльков сквозит ехидство.) «Вы должны понять, это первая операция такого уровня. Мы. Кое-что. Задели. Возможно, вы будете различать цвета, но вкус и запах – уже нет. Вряд ли это скажется на качестве вашей жизни, как и то, что вы больше не будете получать удовольствие от ссссекса. Нет, вы не лишились репродуктивных ссссссспособностей, нет, нет, нет. Проссссто. Одним удовольствием меньше. Двумя. Тремя. Может быть, четырьмя. Но тоски больше нет, разве вы не рады.»
М. попытался приподняться и выглянуть в окно, убедиться что мир как-то изменился, но он был еще слишком слаб после наркоза. Мотыльки между тем сперва сбились в плотный комок, а после начали рассредоточиваться по кораблям-лампочкам, явно собираясь закончить эксперимент и смотаться. М. взглянул на них без грусти, без тоски, да даже и без интереса, и они продолжили путешествие, вспыхнув на прощание за окном яркими звездами.