Про чулан

А еще в деревенском доме у нас за избой через сени была клеть. Сейчас бы это назвали чуланом. В самой клети было прохладно и тихо. Сквозь малюсенькое, размером с кирпич, окошко проникало не так много света. Было почти темно. Но когда глаза привыкали, можно было все разглядеть Там стоял огромный сундук с кованными петлями, от которого даже с закрытой крышкой в полуметре пахло нафталином, старый шкаф, покрытый морилкой, погрызенный мышами и муравьями, стол с пакетами и ступками. В многочисленных ступках бабушка хранила крупы и муку. А еще там были целлофановые пакеты с макаронами, с печеньем и банки с медом. В шкафу я нашел залежи старой слипшейся мятной карамели без оберток. Ее было так много, просто Клондайк. В углу висела небольшая икона с ломпадкой.
Я стал брать из шкафа по конфетке, по две каждый день. Сувал их прямо так в карман брюк, а еще одну за щеку. Сверху в карман клал еще пару печенюшек «Мрия». Помню, что они были жесткими и несладкими, поэтому я их обмакивал в мед и ел. Потом в течение дня доставал обломки печенья и слипшуюся карамель с прилипшими к ним нитками и пылью со дна кармана, чистил их и сосал. Какая гигиена? Я думал, что бабушка пропажу двух конфет из огромного пакета, мне тогда он казался огромным, не заметит. А она однажды набирала муку и заметила. После этого дед огрел меня палкой, и конфет мне больше не хотелось.
А еще там был полог. Кровать с навесом. В нем всегда спали родители, когда приезжали поздним летом. Я прибегал к ним утром, и мы с мамой болтали в темноте, а папа громко храпел. Чуть позже я спал в пологе один. Ночью по бревну над кроватью бегали крысы. Было слышно, как они шебуршат где-то в мешке с сухарями. Мне было страшно, и я иногда даже кричал: «Пошли вон! Вы мешаете мне спать!» Они затихали минут на пять, а я засыпал. На утро я обнаруживал кусочки сухарей на матрасе и подушке.
Клеть была оклеена газетами. Я стоял и смотрел на картинки и криво расположенные крупные заголовки статей. Хоть бы один сейчас вспомнить! Не помню! Зато помню, как на том самом огромном сундуке я первый раз «серьезно» целовал деревенскую девушку. Ее звали Оксана Чикарева и, похоже, «серьезно» ее целовал не только я. Но я был счастлив.
Возвращаясь незадолго до рассвета, я успевал запереть все двери, их было две, и лечь спать, как слышал, что встал дедушка. Шаркая и громко кашляя, он шел писать и отпереть двери.
Это было лучшее «чуланное время». Пустое, безумное и беззаботное.