Про телевизор

А еще нас в деревне был телевизор. Черно-белый, «Чайка» или «Рекорд», я уже не помню. Старый такой. Мне он уже тогда казался старым. На ввинчивающихся деревянных неустойчивых ножках с алюминиевыми набалдашниками. Программы переключались рубильником. Нужно было вращать по часовой стрелке, иначе сломается. Так, во всяком случае, говорили. Для того чтобы переключить канал, а их было всего двенадцать, нужно было обладать силой. У меня маленького одной рукой это не получалось, и я делал это двумя руками.
И, думаю, что лет через 5 о такой технике вообще все забудут. Но в деревне это особо в глаза не бросалось. Если бы здесь в городе, то уже бы точно… Хотя если, то, может быть, и нет. Я хочу сказать, что черно-белый телевизор и деревня очень даже сочетаются. Как сочетаются кофе и шоколад, яйцо и майонез, белки и деревья.
Он украшал угол избы, накрытый белой ажурной салфеткой. На нем стояла какая-то простая вытянутая ваза из синего стекла с несколькими искусственными уже немного повыцветшими цветами. Рядом была фарфоровая статуэтка какой-то статной дамы в зеленом платье. Мне думалось, что это была хозяйка медной горы. Почему? Не знаю. Наверное, именно так я представлял себе хозяйку медной горы: во всем зеленом и с ящеркой у ног.
А под телевизором между ножек стояла такая штука, которая называлась стабилизатор напряжения с длинным синим проводом. Она – эта штука – очень сильно гудела, и было немного страшно, что она когда-нибудь загорится или взорвется.
Телевизор включался, когда вставишь вилку в розетку. Одновременно начинал гудеть этот «трансгалактический континуум» – стабилизатор напряжения. Экран долго загорался и прогревался, озаряя бледно голубым светом всю избу. Изображение было нечетким, а иногда еще начинали скакать строки сверху вниз или наоборот, или справа налево. Тогда дедушка, вставал со стула, откладывал табачок, и сперва тихонечко бил по верхней крышке телевизора, потом сильнее. А если и это не помогало, то он бил сбоку и сильно, приговаривая: «Ах, ты шалопутный». В результате все вставало на свои места в буквальном смысле слова.
В деревне «казали» всего две программы: «Первый канал» и «РТР». Но в разную погоду они показывали по-разному плохо. Еще на экране шли помехи, если кто-то проезжал мимо на машине или мотоцикле, или галки или вороны садились посплетничать на антенну. Тогда я выбегал во двор и, маша руками, кричал: «А ну-ка кыш отсюда! Я хочу смотреть мультики про капитана Врунгеля!» Хватал комочки сухой грязи и бросал их в воздух. «Телерадиопомехи» улетали, громко галдя, а я удовлетворенный бежал смотреть мультики про яхту «беду».
Это были времена, когда еще существовала профессия телемастер. Это был дядя с чемоданчиком, в котором было так много всего интересного: отвертки, паяльник, лампы разной величины на резинке. Он снимал заднюю крышку телевизора и копался внутри, временами хватая паяльник, и тогда шел едкий и приятный дым от канифоли, или лампы из чемоданчика. Время от времени он выглядывал из-за телевизора и спрашивал: «Ну, как?» Вся семья сидела напротив на диване и внимательно смотрела на экран с телевизионным снегом. И когда снег таял, и прорывалось изображение, все кричали: «Во! Хорошо!» Мастер что-то отпускал и пытался выйти сзади поглядеть на чуда воочию. Но в тот же момент на экране уже снова шел снег. И он снова сзади что-то трогал, и на экране на секунду появлялись лица дикторов. Дедушка, привыкший смотреть «последние известия» по три раза в день, говорил ему на полном серьёзе: «Так и держи! Не дергай!» Но снова снег, запах канифоли, очередная лампа. Вдруг бах! И все заработало! Чудо!