Про фильмы про войну, бычки и что-то еще

Страна только что отпраздновала 60-лети Великой Победы. Гремели салюты, Москву перегородили, чтобы первые мужи разных стран могли рассмотреть шагающих по Красной площади солдат. Было сказано много слов. Много добрых слов.
Годы стремительно разделяют нас. Трудно себе представить, что пришлось пережить нынешним ветеранам тогда. Еще одно поколение, и для них эта война будет не больше чем война 1812 года. Такой же чужой и далекой.
Я немного знаю об этой войне. Кроме дедовых фронтовых наград и скупых рассказов мамы о том, как дед под бомбежкой возил на своем грузовике боеприпасы, я знаю о войне только из фильмов.
Мне, как и всем мальчишкам, в детстве было безумно интересно смотреть фильмы про войну. Я смотрел их в захлеб, прибегая бегом из школы, чтобы не пропустить очередную серию «Ставки больше чем жизнь» про майора Клосса и про других разведчиков в тылу супостата. Мы хотели быть похожими на них - аккуратных, осторожных. Но, в конце концов, получалось, что мы просто носились по двору с деревянными палками-автоматами и беспощадно «крошили» немцев. Было почетно иметь наган с пистонами. Такой алюминиевый, с белой рукояткой. Пистоны щелкали через раз, а то и через два, но все равно это было классно. Классно, когда руки пахли чем-нибудь горелым.
Мы совершенно недавно в компании смеялись, вспоминая это все. Мой друг рассказал мне совершенно другую историю. Все с точностью наоборот. После просмотра «Ставки больше чем жизнь» он и его одноклассник придумали сделать себе жетоны как у гестаповцев. Они носили их на веревочках в карманах, пряча от непосвященных, и на зависть всему классу показывали их при любой возможности. На жетонах была написана всякая белиберда, типа: «Штурмгруппенбанфюрер гестапо Борман». И еще несколько псевдонемецких слов, типа: «Фольксваген», «Штангенциркуль» и другой бред, который способны выдумать дети. Для пущей серьезности на тыльной стороне жетона красовалась нарисованная карандашом свастика.
Класс заболел. Это стало каким-то наваждением в классе. На переменах мальчишки щеголяли перед друг другом немецкими жетонами гестапо на веревочках. Один боец К. ушел дальше всех. Он сделал паспорт, картонные корочки, со свастикой, с фотографией, где он в школьной форме с октябрятской звездочкой. Это было круто. Он был самый крутой.
Но продолжалось все это недолго. На один из уроков влетела Валентина Викторовна - классная, держа в одной руке паспорт немецкого бойца К., а в другой самого бойца К. с понурой головой. К. не поднимал глаз с пола, он был красный и надутый. Кажется, это была математика. Валентина (Викторовна) сказала Зое Георгиевне - математичке, что это не надолго, но крайне срочно.
- Это что такое? У кого еще есть? Срочно сдать! Кто придумал? – она трясла паспортом К., почти крича. Сам К. стоял сзади у доски, потупив взор.
Никто не сознался, а боец К. никого не выдал. Агентурная сеть рухнула. Жетоны исчезли уже назавтра. Часть из них была разорвана прямо под партами, пока Валентина кричала.
Другой мой друг рассказал, что после фильма «Четыре танкиста и собака», им с братом, чтобы быть похожими на героев, пришло в голову начать курить табачок, закручивая самокрутки. Они собирали бычки на улице, потрошили их в банку из-под кофе. Все было очень серьезно. На это они убили пару дней. Заветную банку, замечу, без крышки, они спрятали под скамейкой во дворе, где «стоял» танк. Наутро должна была наступить самая ответственная часть – крутить самокрутки из газет и курить. Но ночью прошел дождь. Башня танка дала течь, и табак превратился в грязную жижу. До курения так и не дошло, слава Богу.
Вообще, вспоминая, удивляешься, как много в детстве ты знал всякой ерунды. Я до сих пор помню, как взрывать пульки от «мелкашки», чем их набивать, как готовить селитру (Это газеты, вымоченные в определенном растворе. Далее они высушиваются. Оборачиваешь пульку в нее, поджигаешь, а она не горит, а быстро тлеет.), пугачи из лампочек, строительных гвоздей, трубок и т.д. Я знал, что можно шумно взорвать, как сделать «дымовуху» из школьной линейки или теннисного шарика.
Чем только не была набита детская голова. Хотя, можно подумать, сейчас в ней меньше всякой чуши.