Return to innocence

That’s not the beginning of the end
That’s return to yourself
The return to innocence
ENIGMA


«Сообщение отправлено».
Я откидываюсь на спинку кресла. Ну, вот. Сделано. Правильно или неправильно, но сделано. Да и кто скажет, что правильно, а что – нет. Где канон? Особенно в щекотливых делах, затрагивающих сердечную мышцу.
Сделано. Напечатанного не сотрешь, отправленного не воротишь. Уф! Как все сложно…
Но несмотря ни на что, глядя теперь на монитор, я понимаю, что я хорошо придумала. Прощальное теплое письмо, не объясняющее ничего тому, кто его получит, о причинах, побудивших меня сваять этот шедевр эпистолярного жанра. Просто прощальное теплое письмо, которое немного напомнит о былом, поблагодарит за все, что было, пожелает удачи на жизненных путях, да и, пожалуй, удивит стихотворением, написанным мной почти год назад, непонятно с какой целью и посвященным моему далекому другу по переписке, ибо письмо носит прощальных характер, то бишь, оно последнее.
В голове пустота, на душе же бардак и анархия. Ум, эта добродетельная рациональность, которую я представлю в виде судьи, в парике и мантии, скучным голосом приводит доводы в пользу этого «подвига», именно «подвига» - наверное, единственное слово, которым вряд ли можно назвать то, что я делаю; он все говорит и говорит, убеждает, что так оно и должно быть с точки зрения рациональности и порядка. К черту порядок! К черту рациональность!
Сердце, мягкая упругая подушечка для булавок глубокого красного цвета, с острой иглой, торчащей из кровоточащей плоти, шепотом умоляет остановиться, подумать, написать еще одно письмо, чтобы аннулировать то, предыдущее…
А душа молчит. Застыла. Словно забыла, что она вообще-то должна жить и питать немощную плоть божественной силой. Но сейчас она молчит. По-видимому, и божествам тоже бывает больно.
Я встаю и начинаю измерять комнату, шагая шагами нервными и нарочито громкими. Наверное, разгоняю персональных демонов, а может быть просто для того, чтобы заглушить и нудный голос и слезную мольбу, и грохочущее молчание.
Что я сделала? Ничего особенного, просто перевернула еще одну страницу в своей жизни, начала писать новый рассказ, а то и вовсе новую главу огромного романа под рабочим названием «После». Или «Когда грянул Апокалипсис». Бре-ед…
Я опять сажусь. И только тут с удивлением замечаю, что тело ослабло настолько, что уже не может сдерживать слез. Маленькие соленые капельки текут по щекам, текут медленно, ибо с непривычки им надо еще себе русло выбить, но все-таки текут, текут – безмолвные свидетели моих страданий…. терзаний…. сомнений, ожиданий, разочарований, воспоминаний, переживаний, оправданий, смятений, боли и тоски.
Мне больно. Мне тяжело. Мне одиноко. Мне холодно. Я опять вступила во мрак, мрак такой непроницаемый, что не знаешь куда и ногу поставить в надежде сделать следующий шаг, мрак такой плотный, что ты цепенеешь и чувствуешь только как кровь в венах замерзает, превращая тебя в ледяное изваяние.
Надо что-то делать, делать, делать. ДЕЛАТЬ!
Иначе я просто сойду с ума! Эта мука не выносима, она терзает и рвет на части, обнажает уязвимую плоть, раздевает донага и заставляет стоять и краснеть, устыдившись собственных мыслей.
В голове пустота, в сердце – бардак и анархия. Хаос…
Я всхлипываю. Мне очень плохо. Припухшими от слез глазами я оглядываю комнату. Она вдруг кажется очень маленькой, превращается в камеру одиночки смертника или одиночки, тоскливую келью монаха, клетку, которую завесили тяжелой темной шторой, коробку, которую поставили в самый темный угол…
Я бегу от этого кошмара на кухню, чтобы там, в светлой комнате, где много простора и растений…
Меня встречает тусклый свет, еле пробивающийся через заляпанные жиром жалюзи, умирающие растения в кадках, могильный курган из немытой посуды, воздвигнутый неумелой рукой в раковине, заваленный стол и ужасно пахнущее мусорное ведро…
Я в ужасе бегу и оттуда. Теперь в зал. Да! В зал! Там больше места, там диван и свежий воздух…
 Нет, тут тоже плохо. Грязный ковер, затхлый болотный запах непроветриваемого помещения, пучки шерсти, пыль…
 Мне хочется умереть. Бардак в душе, бардак в квартире… Бардак везде, везде, везде! Я прислоняюсь к стене. Это невозможно. Я не могу жить в бардаке и с бардаком. НЕ могу смотреть на этот бардак, не могу я жить с этим бардаком. Не могу… Я хочу чистоты и порядка, свежести, легкости, хочу самой быть чистой, свежей и легкой….
 Чистой…. Свежей….
 Свежей, легкой….
 Я нахожу в себе силы улыбнуться.


 Плеск воды успокаивает. Материя погружается в воду, а потом с легким чмокающим звуком падает на пол. Она смывает накопившуюся грязь, смывает топот чьих-то ног, нервные шаги, сомневающуюся поступь, очищает и возвращает былую невинность…
 Мощный пылесос, управляемый от розетки торнадо, всасывает мусор с паласа, отдирает с корнем застаревшие пятна, вытягивает всю мерзость, все сомнения, все разочарования…
 Я распахиваю дверь на балкон. Жаркий летний воздух врывается в комнату, радостным и радужным зайчиком скачет по стенам, осветляя, прогоняя прочь затхлость, застаревшие обиды, невысказанные претензии, накопившуюся злость и усталость…
 Вновь плещется вода – я смываю жир с жалюзей, смываю жир, который плотной и противной коркой покрыл сердце, мешая ему чувствовать.… Ветхий зиккурат рушиться, постепенно исчезая в водовороте бурного водопада, исчезает без следа, смытый священной водой, равно как и боль, тоска… Мешок, убивающий все своим зловонием, летит в огромное чрево куда-то вниз, громыхая и стремясь даже в гибели вонять как можно смертоносней.
 Растения вновь тянуться к солнцу, подпитываемые корнями, возрождаясь, распрямляя листья, как орлы – крылья, того гляди, они и впрямь взмахнут своими зелеными отростками и полетят, далеко-далеко за горизонт, в голубое чистое небо, чтобы исчезнуть в пылающем закате, пылающем столь же ярко, как любящее сердце…. Они выпрямляются навстречу новому, неизведанному, оставляя неудачи, разочарования, печали и обиды позади.
 Душ! Вода течет с головы, но плечи, течет, льется бушующим потоком, заливается в уши, нос, смывает шампунь прямо мне в глаза… Я отфыркиваюсь как тюлень, но не спешу вылезти из мучительного, но такого очищающего состояния.
Зубья щетки застряли в спутанных и мокрых волосах. Я дергаю и мне опять очень больно. Но я уже не плачу, я всего лишь мягко улыбаюсь, тихо и нежно, так, как никогда раньше не улыбалась
 Я смотрю на себя в зеркало. В нем отражается моя чистая и чем-то довольная физиономия. Глаза блестят, как стекло на солнце, ослепительно и ярко, как никогда раньше. Я вся чистая, я дышу покоем, запредельным и непостижимым, как никогда раньше.
 Боль ушла. Одиночество тоже. Мне еще печально, да, мне все еще холодно, но уже не больно. Я отстрадала, осталась пустота, но не пустая пустота, когда кажется, что от тебя оторвали часть тебя самого и ты даже не можешь кричать, но наполненная пустота, пустота, настолько наполненная, что ты знаешь, что еще есть место для нового…. И что это новое точно будет. Пусть не здесь. Пусть не сейчас…. Потом. Где-то там. Но будет. Обязательно будет.
 Процесс завершился. Я чиста. Я искуплена. Я прощена. Я невинна. Я вернулась к себе, в себя. Меня исцелили, уволили гнусного судью, обвинив в злоупотреблении полномочиями, а парик с мантией сожгли на городской площади, признав богохульством. Меня исцелили, вытащили эту проклятую иглу из сердца, и оно теперь ровно бьется, дышит, набирается сил, чтобы вновь любить. Меня исцелили, душа вновь проснулась, сделала глубокий вдох и, охнув, подула на почти погасший Божественный уголек, чтобы опять, уже в который раз, превратить его в Божественную Искру, которая потом запалит все вокруг. Да, я вернулась к себе.
Я плюхаюсь обратно в кресло. Я уже не плачу, я улыбаюсь. Я невинна. Я опять люблю, я опять радуюсь, я опять живу…. Да, ЖИВУ не СУЩЕСТВУЮ, ибо только ЖИВУЩИМ дано познать боль, тоску, забвение, отречение, разочарование, слезы, муку, а потом вновь и вновь любить, радоваться, верить, любить, надеяться, мечтать, любить, смеяться, шутить, любить, дарить, обнимать, любить, создавать, воодушевлять, любить, любить, любить, любить, любить…. Любить безвозмездно, с отрадой, любить бескорыстно, не прося наград и орденов, любить и дарить любовь в огромных количествах: плошками, мисками, тарелками, кастрюлями, казанами, чанами, коробками, ящиками, бочками, тележками и вагонами. Любить и быть любимыми….
 Но прежде всего любить и знать, что в любви важен именно процесс, а не результат, важно испытывать, нежели держать себя в неприкосновенности от перипетий, которые так или иначе затрагивают сердечную мышцу…

 За размышлизмами прошло много времени и пришло письмо. Ого…
«Спасибо мне понравилось. За стихотворение отдельное спасибо, ух, аж дух захватило».
 Я улыбаюсь. Определенно, я не сожалею о том, что раскрыла ему маленькую тайну, этот стих, который я написала ему, про него, о нем и для него.
 «Еще раз спасибо за все, не поминай лихом. Думаю ты первая, у которой после меня остались положительные эмоции. Так что спасибо еще раз».
 Я улыбаюсь. Все-таки я тебя люблю. Нам не быть вместе, но я все равно буду тебя любить. Потому что мне так хочется. Потому что это осветляет мою жизнь. Потому что моя любовь дает мне силы там, где нет уже никаких сил. Потому что моя любовь поднимает меня с колен на ноги там, где подняться, кажется нереально. Я не прошу твоей любви, я просто говорю тебе, что Я буду любить тебя. Нас. Вот так все просто….

 Так, ответить. Ага…
 «Почему это у меня не может быть положительных эмоций после тебя??? Было весело…. Лихом поминать не буду, чтобы тебе не икалось.;) Попрошу о подобной услуге и тебя. Между прочим, ты свою зубную щетку не терял? А то я нашла какую-то тут, абсолютно мне незнакомую. Мне ее тебе переслать или себе на память оставить? ;)».


 6 июля 2004