Когда умирают звезды

Цвет золотистый
И цвет голубой,
Цвет серебристый –
Ты рядом со мной.

 Отчаянно, на пределе, на последнем издыхании завизжали, захныкали тормоза. Машина, вспыхнув огнем в оранжевом свете уличных фонарей, резко остановилась, по инерции катясь по голому льду. Наконец, она замерла, стих шум и гам, только где-то в мрачных переулках продолжало звенеть эхо, как будто прозевавшее момент пробуждения и теперь, спотыкаясь, пытавшееся его нагнать…
Хлопнула дверца. Звук мячиком отскочил от обруганных стен и ринулся ввысь с тревогой вспуганных вальдшнепов. Скрип, скрип, скрип… Кто-то грузно протопал по хрустящему, словно свежая корочка хлеба, снегу, затем вдруг остановился. Скрип-скрип-скрип – кто-то топчется неуклюже…
- С вами все в порядке?
- А-га… вроде бы…
- Встать можете?
- А-га… вроде бы…
Улыбка. Вкус лимона.
- А другие слова русского языка вы знаете?
Улыбка. Лампочка. Сто ватт.
- А-га… вроде бы.… Ох, не смотрите на меня так!
- Как «так»?
- Ну, вот так, как будто я – псих.
- А вы не псих?
Смех. Пение соловья.
- А-га… вроде бы. – Опять смех. – Простите, я не заметила вашей машины. Задумалась…
- О чем, спросить можно?
Кивок.
Молчание.
- Ну!
- Что «ну»?
- Вы же хотели спросить!
- Что?! А-а-а.… Так, над чем, вы говорите, вы задумались?
- Я еще ничего не говорила.
Спокойствие, только спокойствие…
- Мне очень интересно, над чем вы задумались. Поделитесь?
- С удовольствием. Я вот думала: почему сосулька называется «сосулька», а не иначе…
Приехали…
- С вами точн…
- А вы случайно не знаете?
- Чего?… А-а, нет, не знаю…
- Жа-аль. Мне показалось, что знаете. Вы выглядите, как профессор.
Сама-то… Ошибочка. Выглядела незнакомка замечательно. Красиво. Элегантно. В то же время по-детски. Аккуратный, стильный комплект: зимняя курточка синего цвета с опушкой из белого меха, чистого, как облако, в тон ей длинная юбка… Ангелок. Правда, падший ангелок, ибо шапка сделала бы честь и лукавому – уж очень живописные, лихие на ней рожки.
Он очнулся. Ангелок, вытаращив совсем уж неприличные глаза, в свою очередь разглядывал его, а точнее сказать, даже сканировал, запоминал все подробности. Хотя деталей мало. Черные джинсы, черная куртка с капюшоном, отороченный рыжим мехом.… Все, пожалуй.
Он опять очнулся, ибо ангелок что-то возбужденно говорил.
- ….то, что не проехали мимо. И вообще спасибо, что не такой рассеянный, как я, и вовремя меня узрели.
- С вами точно все нормально?
- Да, не переживайте.
- Давайте, я вас подвезу до дома.
Гримаска. Размышляет. Статую задумавшегося философа – просто на свалку истории.
- Замечательная идея.
- То…
- Только если нам по пути…
- Нам…
- И если вас это не затруднит…
- По пути. Не затруднит. Садитесь.
Он развернулся, протопал к машине. Сел. Усмехнулся. Вздрогнул, ибо ангелок барабанил в стекло и сурдопереводом показывал, мол, открывай.… Он опять усмехнулся.
Синий ангел уже устроился рядом с ним, положив на колени огромную сумку контрастного черного цвета.
- Куда ехать прикажете?
- Вперед.
- А точнее?
- А точнее не надо. – Ангел вдруг улыбнулся своей стоваттной улыбкой. – Кстати, а я вашу машину не покалечила?


Он сидел на кухне и пил крепкий кофе. Сквозь тяжелые зеленые занавески отчаянно пытался прорваться луч солнца, да только вновь и вновь разбивался о малахитовую твердь.
Было тихо (импортный стеклопакет обеспечивал совершенную звукоизоляцию), только вздрогнул раз тостер, изрыгнув два золотистых кусочка, да тренькнула кофеварка, плеснув в белую кружку горячую нефть.
Он сидел на кухне и пил крепкий кофе. И вертел в руке бумажный огрызок. И сомневался. 06-91-17. Идиотский номер. С нуля начинается…. Хотя именно такой номер, только такой номер может быть у этого странного и немного чокнутого существа.
Рука уже отбила нужный такт…
- Алло.
- Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Замечательно.
Естественно, а как же иначе…
- А знаешь, я тебя не узнаю.
- Мы вчера с тобой познакомились…
- Вчера?… А-а-а-а! Вспомнила! Это вы вчера меня сбили! Как дела?
- Нормально.
- Хорошо…
- Слушай, ты что сегодня вечером делаешь?
- Э-э-э.… Вроде ничего. Есть предложения получше?
- Есть. Как насчет погулять?
- Я – за! Когда? Куда?
- Я за тобой заеду в пять и…
 - Нет, лучше в пять встретимся там же, где вы меня сбили.
 - Гым… Ладно. Только давай на «ты».
 - Дак вы меня лет на пятнадцать старше!
 - Пятнадцать? А тебе самой сколько?
 - Э-э-э…
 - Давай-давай…
 - Двадцать.
 - А мне двадцать шесть.
 - Двадцать шесть? Издеваешься?
 - И в мыслях не было.
 - Вот это да! А я думала тебе лет сорок, как минимум…
 - Так плохо сохранился?
 - Нет! Просто… просто чересчур серьезный.
 - Учтем. Ну что?
 - Согласна.
 - Замечательно.
 - Тогда до пяти. Покеда.
 - Подожди… - в телефоне уже противно пищало.


 Она резко остановилась.
 - Ты на машине?
 - Да, а в чем дело?
 Она мягко провела рукой по крыше, смахивая горы снежинок, взглянула на него…
 - Слушай, ты когда в последний раз пешком ходил?
 - Ну-у…
 - А в квартире ты тоже на авто разъезжаешь?
 Так…
 Она отступила назад.
 Расслабься, сказал он себе, расслабься…
 Он расслабился. Взял себя в руки. Взял себя в руки и сунул их в карманы. Натянуто улыбнулся.
 - Есть идеи получше?
 - Есть, - важно кивнул ангел и, неожиданно для него, взял его под руку. – Мы будем гулять. – Ангел пальцами изобразил, как. – На самом деле гулять…


 Огромное кривое снежное пушечное ядро вдруг с огромной скоростью врезалось ему в лицо. Бубенчиком раздался смех.
 Он отряхнулся. Из окна ледяного дома выглядывал бесовский лик падшего ангела и, зажимая рот рукой, тщетно скрывал улыбку.
 - Ты… Ты! ТЫ! Ты кинула в меня снежком!
 - Подумаешь! – Ангел фыркнул. А затем вновь улыбнулся и, запустив еще снаряд, исчез в недрах прозрачной глыбы.
 Он не выдержал. Сгребая кучу снега, осыпающегося на землю, он кое-как слепил снежок и кинулся за мелькнувшим впереди ярким синим бликом.
 - Ты когда в последний раз снежками кидался, а? – Ангел вынырнул из-под ощерившегося дракона и стрельнул еще комком. Попав ему в плечо, ангел запрыгал и от радости захлопал в ладоши.
 Радость, впрочем, продолжалась ровно время полета ответного снежного шарика, от которого ангел синей молнией слетел в сугроб. Однако бубенчиковый смех продолжал стоять в воздухе.


 Они сидели в кафе. Он сдержанно пил горячий кофе, в то время как ангел (к его вящему удивлению он так и не узнал, как ее зовут, а спросить почему-то стеснялся; поэтому он так и продолжал звать ангелом это синее чудо, неожиданно свалившееся на него, а точнее, сбитое его машиной) весело болтал языком и ногами, поглощая гигантских размеров пирожное «птичье молоко», прихлебывая обжигающее какао.
 - Вкусно?
 - Вкуснятина! А тебе не хочется?
 - Нет.
 Вилка зависла в воздухе.
 - Почему? Это же такой деликатес!
 Он замер.
 - То есть?
 - Птичье молоко, конечно! Ты представляешь себе, как мало этого птичьего молока у птицы!
 - Не понял…
 Она воткнула вилку в пирожное.
 - Вот это. Это же ПТИЧЬЕ МОЛОКО! – произнесла она с расстановкой. – Интересно, кого они доили: зяблика или голубя?
 Он поперхнулся. Не веря, уставился на нее. Она, заметив взгляд, подмигнула.
 - Ты веришь, что это и в самом деле молоко птицы?
 - Ага.
 - Но ведь это…
 - Фу-у, зануда! – Она отодвинула тарелку, сложила руки на груди и отвернулась к окну.
 Он тоже глянул туда. Как обычно. Стандартная улица. Стандартный поток машин, стандартные коробки домов. Стандартные люди. Линии, симметрия во всем…
 - Криво все, гармонии не хватает, - пробормотал вдруг ангел, словно обращаясь к воздуху.
Он вдруг стал этим воздухом. Стало вдруг легче…
- Знаешь, мне тоже интересно, зябликово ли это молоко…
Ангел лукаво зыркнул на него.
 - Скорее всего, все-таки голубь. Откуда здесь зяблик?
 - А если концентрат?
 Они вдвоем глянули на обалдевшую официантку. На все кафе зазвенел бубенчик, переплетая голос с глубоким басом церковного колокола.


 На экране мелькали фигуры, поверхность то вспыхивала, переливаясь яркими красками, как чешуя карася на солнце, то неожиданно темнела, затягиваясь грозовыми облаками…
 Они не смотрели фильм. Он сидел в кресле. Она сидела у него на коленях, обняв его за шею. Он крепко прижимал ее к себе и целовал…
 Целовал. И целовал, и целовал.
 Она целовала его.
 Целовала.
 Целовала страстно.
 Нежно.
 Требовательно.
 Мягко.
 Пылко.
 Наивно.
 Тепло.
 Сладко…


 - Давай по мороженому.
 - Ты, что, дубак на улице!
 - Да это же так здорово! Давай лапу.
 Он улыбнулся. Она же схватила его за руку. Он полюбил, когда ее маленькая ручка, утонув в его руке, куда-то вела его; сквозь мрак, снег, дождь, туман, затмение, яркий свет, тупики, вела куда-то в дальние удивительные сны, грезы и мечтания, вела в сказку.…Она покорилась, но всегда вела она. Он удивлялся. Она смеялась, когда он спрашивал, и просто обнимала его. И чувствуя мед этих объятий, доверчивость и открытость, он тонул в этом золотистом счастье.


 Противный скрежет.
 Затрепетали синие крылья ангела, которые он пытался раскрыть в полет, но перья осыпались, падали с оглушительным стуком – выстрелом…
 Выстрел. Еще один. Еще. Еще, еще, еще, еще.… Теперь целая очередь.
 Он вздрогнул. Синее море заволновалось, зарыдало, подернулось кровавой дымкой…
 Он пошатнулся. Рука скользнула вдоль милого лица – мышцы запоминали ощущения.
 Вдруг стало холодно. В лицо вонзились острые кинжалы. Он открыл глаза. Перед ним стояла Ниагара. Сквозь нее он увидел… мороженое, зажатое в руке. Он дотронулся до него…
 Лед сломался, покатился шарик. Он подхватил его.
 Шарик был синий.
 Шарик был цвета небес, цвета зыбки моря.
 Цвета ее куртки, цвета ее крыльев.
 Цвета ее жизни, цвета ее настроения.
 Цвета надежды, которая у него была…
 Цвета Возможности, которая у него будет.
 Цвета ее счастья.
 Счастья, которое она нашла в его синих глазах…


 декабрь 2003 – январь 2004