6. Град

.Это была смерть. Сначала умерла она, …и он умрет без нее.
Серая их маленькая квартира выглядела, как мавзолей, ее мавзолей. Здесь все ему напоминало о ней, так внезапно покинувшей его и мир. Фотографии, отснятые в прошлом году на пикнике, полукругом пленили стоявшую на пыльном столике вместе с ними свечу. Пламя дарило мертвые блики стеклу рамок. Фотографии. Он смотрел на них, вспоминая каждую секунду, проведенную с ней, каждое объятие, каждый поцелуй… теперь она лежит… в гробу. И его жизнь лежит в гробу вместе с ней. Нет смысла.
Гроб, обтянутый черной материей, еще пахнул краской и олифой. Черная крышка его лежала неподалеку на полу, и деревянный крест, набитый на нее, в сотый, тысячный раз напоминал о ее смерти. Крест. Крест. Крест. Как символ, вожделенный символ смерти. Крест. Последняя ее постель кровавым цветом била в глаза. Складки красной материи на стенках стягивались ко дну, затягивая и пленяя ее. Гроб. Куда бы он не бросал свой взор, всюду был гроб и крышка. Гроб и крышка. Гроб.
Она лежала в своем лучшем платье… для лучшего случая. Черные волосы лежали на темно-пепельном платье и выглядели, как чернила, пролитые на скатерть. Лицо ледяным бледным цветом резко контрастировало с волосами, как белый снег, падающий на фоне вечернего зимнего неба.
Снег, падающий на фоне вечернего зимнего неба. Была зима. Было холодно. Она заболела…
Грипп, простуда или что-то другое. Но это не важно… теперь.
Она была той единственной причиной, по которой он жил. Она была его миром, которым он жил. Мир рухнул.
Последняя неделя тянулась слишком долго. Слишком быстро прошло все время, проведенное с ней.
Слишком долгими были ее муки. Слишком мимолетно счастье.
Двенадцать дней назад они вернулись с прогулки. Каждый вечер они возвращались и были просто счастливы вместе. Была маленькая, серая, тусклая квартира, в которой они были счастливы… вместе. Последняя прогулка стала последней. Еще с вечера ее начало знобить.
Он твердо знал, что не стоит паниковать. Он твердо знал, что завтра утром она будет здорова.
Он бегал по квартире с пачками антибиотиков в одной руке и чаем с малиной в другой, держа в своей голове уверенность и веру в душе. Он просто был уверен в себе и в ней. И не было сомнения. Лишь ровное, постоянное, твердое, а, возможно и монотонное стремление к выздоровлению. Стремление к жизни… потерянной жизни.
- Что делать. Что ни делать. Что жизнь. Что смерть. Не может быть больше или меньше. Ты проживешь ровно один раз, столько же раз ты будешь умирать. Быстро. Долго. Ты был – тебя нет. И только.
Потухла свеча, пытаясь увлечь с собой его сознание. Шел второй смертный день. Не для него шло время. Был все тот же вечер. Гасли свечи. Пора расходиться.
- Вставай. Ну что же ты делаешь. Ну, ставай же! – слезы медленно начинали капать на ее пепельное платье, - Девочка моя… - он продолжал говорить, уже невнятно, не всегда со смыслом, - Старались мы… старались. А вот берешь и уходишь! ....мы все сделаем, не уходи! - она не отвечала.
Был день, была ночь… шел тот же смертный день. Он боялся предать ее земле. Положить гроб туда, где он должен лежать. Можно было вечно быть с ней, рядом с ней. Постоянно плакать. Думать о том, что это была всего лишь простуда. И она тоже была. Стоять на коленях, врастая костями в бетон, как символ надежности – вечной жизни и вечной смерти. Седеть и осыпаться подле нее. Видеть ее бледное, молодое, прекрасное лицо и не узнавать в зеркале себя, покрытого морщинами. И уже не понимать – кто жизнь, а кто смерть. Кричать в пустой квартире, боясь... надеясь разбудить ее.
- Ну, сделай же что-нибудь! Не молчи! – рыдание стало переходить в нервный крик, она вставала – Ну, не молчи же! – она открыла мертвенно белые глаза, но для него это были все те же серо-зеленые глаза.
- Я же говорила, что приду, я вернусь. – нежным успокаивающим голосом произнесла она, – Жди меня и я вернусь! Жди меня, только очень жди! – напела она и засмеялась.
- Я ждал…
- А я? Я ведь тоже ждала тебя. А ты не пришел. – она прикрыла глаза длинными ресницами и открыла вновь, устремив на него свой взгляд, - Почему ты заставляешь меня ждать? Мне тяжело. Я умираю без тебя.
- Я тоже… без тебя.
- Не верю ни единому слову. Почему ты лжешь мне? Раньше ты так не делал.
- Я умру. Умру! Умру! – кричал он, хватаясь за голову.
- Жив, как видишь.
- Вернись! – мольба гулко отзывалась во всех углах каморки.
- А я и не уходила. Это ты отпустил меня. – «ты, ты, ты» вновь и вновь кричало в его ушах.
- Нет! Нет. Не-е-е-ет! – он нервно крутил головой из стороны в сторону – Это не так. Я не хотел. Я не хотел отпускать тебя. Я не бросал тебя. Я был с тобой.
- Был со мной?! – гневно произнесла она – Ты был в квартире. Ты был на кухне. Ты был с чашкой чая в руках. Но только не со мной. Боялся заразиться, миленький?
- Нет! Все было не так! Я был с тобой! Я болел с тобой. Я умирал с тобой. Я любил тебя. Я люблю тебя.
- Здоровую. Не так ли? – сумасшедшая улыбка появилась на ее лице и отразилась в его глазах.
- Ты не болела, ты не умирала! Я люблю тебя.
- Ха! А это тогда что же? – нежным, мягким движением руки она провела ладонью по стенке гроба.
- Нет. Нет. Нет. – нервно нашептывал он, - Ты жива. Ты не умерла. Ты не болела. – шипел он, утверждая заветные слова в своем сознании.
Звонок в дверь. Но дверь никто не закрывал с тех пор, как принесли гроб. Никто не слышал звонка. Он продолжал едва слышно шипеть. В комнату зашли служащие ритуальной службы. Они навязали на свои руки платки и вчетвером аккуратно подняли гроб, боясь лишний раз расстроить и без того нервного молодого человека.
- У-ух! Поаккуратней мальчики. Вы же не хотите, чтобы я свалилась прямо здесь на полу?! – поддельная серьезность на ее лице сменилась той самой сводящей с ума улыбкой. Она смеялась. Смеялась.
Все смешалось у него в голове в страшную картину боли и смерти. Все вертелось вокруг момента ее смерти, момента, когда он отпустил, …упустил ее.
- Может, …все было не так? И в гробу несут живого человека? …живую ее? – он стал мерно покачивать головой вверх, вниз, каждый раз опуская больше, чем поднимая – Это абсурд! Ложь! Я не мог отпустить. Она не могла умереть! – он сорвался с места и подскочил к служащим ритуальной службы – Кто в гробу? В гробу должен лежать мертвый человек! Холодное тело!
Они опустили свои взоры, изобразив на лицах выражения понимающей скорби.
- Кого вы несете?!! Кого вы принесли в мой дом? Зачем? Мне не нужен этот труп!
- Милый, это же я! Теперь уже я тебе стала не нужна?!! А ты говорил, что ты любишь меня…- она стала плакать. Громко, навзрыд. Он схватился за голову, закрывая ладонями уши – Почему ты даже не хочешь слушать меня?!! – кричала она сквозь слезы не своим, не человеческим голосом.
- Не хо-о-очу! – закричал он, наконец. В коридоре повисло оглушенное молчание. Он нервно дышал. Ноги переставали твердо держать его, он сползал по стене. Сев на пол и ощутив под собой некую почву, он дал себе обмякнуть отпустить последние силы. Чудовищным усилием воли, превозмогая страх и просто усталость, он поднял голову и посмотрел на гроб. Она сидела, не изменив первоначального положения ног, опираясь руками о стенки ящика, так, что шея непроизвольно втягивалась в плечи. Хитрая детская улыбка изобразилась на ее лице, и послышался звонкий, заливистый смех. Взгляды встретились. Она улыбнулась и послала воздушный поцелуй. Гроб унесли.
Он просидел так на полу еще четыре минуты и спустился вниз по лестнице, шатаясь, не помня себя, не веря в происходящее. Он спотыкался, резко, почти бегом устремлялся вниз, но не падал, словно какая-то сила держала его и оберегала для себя. Для того, чтобы он не переставал испытывать боль и мучения; для того, чтобы он видел гроб; для того, чтобы он вдел в гробу ее.
У подъезда стояла темно-фиолетовая «Газель» с золотой надписью на крыле: «Ритуальная служба».
Он зашел в салон через заднюю дверь и сел на сиденье. Гроб был уже закрыт. Она молчала. Автомобиль резко дернулся и поехал, отчего гроб двинулся назад и едва не открылся. Служащий поправил ящик, и крышка с крестом хлопнула последний раз.
Ехали долго. Водитель пытался получить единственное возможное удовольствие от своей тяжелой работы и ехал неаккуратно, резко поворачивая и тормозя.
Место было уже подготовлено. На земле лежал деревянный крест с набитой на него именной табличкой, рядом была вырыта яма глубиной в два метра. Начался дождь.
Гроб положили на тросы и поднесли к яме. Кусочек льда упал на крышку гроба, за ним второй, третий. Ящик опускали вниз. Продолжали слышаться удары по крышке гроба, но, казалось, они били с другой, внутренней стороны. Возможно, ему слышались крики, и она стучала по крышке, чтобы ее услышали и выпустили.
Он стоял рядом с кучей земли наверху и смотрел на свои ладони омываемые водой. Продолжал идти сильный дождь с градом.
Град. Гроб. Град. Гроб. Гроб.