Олимп в шестом Б классе, или история одной репетиции

  На первый взгляд этот школьный кабинет казался самым обычным. Три ряда парт, тюлевые занавески на окнах закатаны, чтобы уберечь их от сырости, на подоконниках темнеют натаявшие от стекол лужи. В лужах мокнут тряпки, положенные для того, чтобы вода не стекала на пол. Слабо помогает – под каждым подоконником все равно лужица Вдоль стен - видавшие виды шкафы с учебными пособиями, тетрадками учеников, всякими разными поделками, накопившимися у его хозяйки за годы работы в школе. Но все выглядело так, как выглядело, лишь на самый первый и очень поверхностный взгляд.
На самом деле кабинет был Олимпом.
Знаете, есть такая страна Греция, родина Олимпийских игр, оливкового масла и математики. Когда-то давно, когда климат там был немножко другим, в Греции жили боги и многие странные существа: нимфы, сатиры, дриады. Нимфы и дриады – это духи деревьев и ручьев или маленьких речек, сатиры и фавны – это духи полей и лесов. Целыми днями они ходили по зеленой траве, пили вино и играли на свирелях.
А в самой середине Древней Греции возвышалась гора Олимп. На этой горе пили нектар и ели амброзию бессмертные боги. Они совсем не были похожи на настоящего Бога, того, про которого написано в Библии. Больше всего они были похожи на очень сильных и умелых, но не очень добрых людей. Они делали много плохих вещей, иногда развязывали войны, в которых погибали целые народы, но им было все можно, потому что они были богами. Ужасно несправедливо, правда?
Зато потом про этих богов складывали мифы, такие же красивые и ужасные, как они сами. А еще позже по этим мифам писали пьесы и книги, целые романы порой, а еще позже – даже снимали фильмы, мультики и делали компьютерные игры. Очень просто стать известным, если ты бог, пусть даже ненастоящий.
А Инна Яковлевна, учительница русского языка и литературы, решила поставить в шестом «Б» классе спектакль «из жизни древней Греции», как называла его Маша Нестерова. На самом деле это было переложение «Илиады»: истории о том, как древние греки под Троей, или же Илоном, воевали с троянцами из-за того, что принц Трои похитил у одного из греческих царей жену, ту самую Елену Прекрасную, с которой обожают сравнивать разных девушек.
Ну и довеском шла «Федра» по поэме Марины Цветаевой (это такая русская поэтесса, очень хорошая, но очень несчастная) в сокращении.
Так их классный кабинет стал обителью богов.
За нехваткой времени и свободных помещений репетиции проводились после уроков, когда кабинет уже никому не был нужен. Нет, теоретически, здесь проходили еще последние два урока у второй смены, однако пока кабинет был свободен. Время утекало песком сквозь пальцы, потому что весь состав никак не мог собраться.
Афина, богиня войны и мудрости, нервно грызла семечки. Она всегда грызла семечки, когда нервничала, а нервничала она постоянно. В настоящий момент – из-за того, что Агамемнон опаздывал.
-Уж полночь близится… - мрачно заметила Гера, - а Агамемнона все нет.
Зевс нервно улыбнулся и на всякий случай отодвинулся от Геры подальше. Геру играла Маша Нестерова, а про нее знали, что она, если что, с любым парнем может подраться на равных.
-А где у нас Афродита? – спросила Инна Яковлевна. – Оля – такая обязательная девочка…
-Она к зубному пошла, - сказала Афина. – Мама талончик взяла только на это время.
-А после зубного она придет?
-Не знаю… если у нее челюсть не будет сильно болеть, придет, наверное… Она же рядом со школой живет.
Сама Афина, в миру Настя Петрова, жила от школы очень далеко – на Левом Берегу. А это означало, что ей ехать остановок десять, не меньше. Сейчас же, в феврале, темнело еще довольно рано, хотя днем яркое солнышко светило совсем по-весеннему. Если репетиция затянется, то домой ей придется возвращаться уже в темноте. Стра-ашно…
-Ладно, - сказал Инна Яковлевна со вздохом. – Начнем без Афродиты. Что там у нас сначала?.. Афродита и Гера идут и смеются…
-И как я должна смеяться? – мрачно спросила Гера. – В воздух?
-Ну, попробуй в воздух… - согласилась Инна Яковлевна.
Гера только дернула плечами. Потом глубоко вздохнула, отошла к двери кабинета (сцену, по уговору, изображало пространство между первыми партами и доской), набрала в грудь побольше воздуха и пошла. Гренадерским таким, решительным шагом. Дойдя до середины класса, она игриво захохотала. Или захихикала. Звук, во всяком случае, получился очень странным.
Сидящие неподалеку Зевс, Менелай, Амур и Вестник обалдело захлопали глазами. Афина, которая уже заняла свое место на сцене (она должна была полировать шлем, но пока, за неимением шлема, старательно гладила собственную меховую шапку), тоже оторопело уставилась на Геру… после чего захихикала.
-Что смешного! – воскликнула Инна Яковлевна, которая тоже едва сдерживала смех. – Маша, молодец!
-Она смеется! – почти с благоговейным уважением произнес Менелай, и это «она смеется» прозвучало будто бы сигналом. Тотчас и сам Менелай начал хихикать, Зевс фыркнул и, стесняясь кривых зубов, зажал рот кулаком. Амур уже заливался от души. Афина с Герой по-прежнему хохотали на сцене, не в силах остановиться.
-Ладно, хватит, - сказала Ирина Яковлевна. – Дети, успокойтесь!
Но никто и не думал успокаиваться.
-Нет, на что это похоже! Перестаньте! Вы что, решили сорвать репетицию?!
-Инна… Яковлевна… я не могу… она меня смешит… - Гера буквально согнулась посередине сцены, хватаясь за живот.
-Это она меня смешит! – возмущенно закричала Афина. После чего подавилась семечкой, и вся театральная труппа рванулась бить ее по спине. Афина еле отбилась, хоть и была богиней войны.
Однако успокоиться не получалось. Когда Афина прокашлялась, она, глядя на встревоженное лицо Геры, захихикала снова.
Инна Яковлевна рассердилась ни на шутку.
-Девочки, возьмите себя в руки! – сказала она. – А не то репетицию в таких условиях проводить невозможно!
С некоторыми усилиями девочкам все же удалось это сделать.
-Начнем со второй сцены, - решила Инна Яковлевна. – Елена! Где у нас Елена Прекрасная?!
Елена Прекрасная – отличница Стрелкова – сидела в уголке и читала книжку. Она даже сразу не услышала, как ее зовут. Ее смущенное: «А? Что?» вызывало новый приступ хохота.
Наконец, с этим тоже справились. Стрелкова встала посреди сцены, а Борисов, который был Амуром, влез на парту, чтобы стрелять в Елену из своего лука. Подходящий лук, правда, сделать не удалось – то их согнуть не получалось, то они не стреляли. В итоге остановились на игрушечном арбалете. Арбалет осечек не давал, и из зала должен был смотреться хорошо, так как был весь сплошь ядовито-розовый. Одна беда: заряжать арбалет полагалось присосками, которые смотрелись в роли стрел любви несколько комично. А у них ведь не смешная пародия, не фарс! У них самое что ни на есть серьезное представление о любви и войне!
-Ты, главное, постарайся попасть, - поучала Борисова Инна Яковлевна. – Хотя бы приблизительно. А ты, Ксюша, ухвати стрелу руками, когда она будет на подлете и притворись, что она тебе в грудь воткнулась. Расстояние небольшое, должны справиться.
Борисов пробормотал про себя: «Было бы во что втыкаться!»
К счастью, Инна Яковлевна его не услышала.
Расстояние было действительно небольшим – даже слишком. Стрела перелетела через плечо Стрелковой и уткнулась в доску.
-Перелет, - констатировал Борисов, спрыгивая с парты, чтобы подобрать стрелу.
В следующий раз он не так далеко отодвинул тетиву арбалета, и в результате стрела упала у ног Стрелковой.
-Не могла поймать! – презрительно бросил Борисов. – Криворукая!
-Антон! – решительно одернула его Инна Яковлевна. – Ладно, бог с ним, с арбалетом. Ты еще дома потренируйся, а пока бросай руками.
Как ни странно, «руками» оказалось еще сложнее, чем арбалетом: стрелки все время улетали куда-то в бок, и Стрелкова при всем желании не могла их поймать - для этого ей бы надо иметь руки, как у гориллы.
-Криворукий Купидон, - сказала она, и показала Борисову язык.
Борисов обиделся.
В итоге, сцену с грехом пополам отрепетировали, поступив таким образом: Амур осторожно взял стрелу двумя пальцами и пронес ее по воздуху, после чего символически приложил к Стрелковой. Стрелкова схватила стрелу двумя руками, после чего картинно пошатнулась и разразилась выученной назубок тирадой о том, что она должна презреть теперь долг замужней женщины и сбежать с коварным обольстителем. Инна Яковлевна заставила ее повторить речь на три раза, добиваясь большей выразительности. Стрелкова слегка дулась: она не понимала, какие к ней могут быть претензии, если слова она знает. Вот, у Вестника одна фраза, когда он письмо приносит, и то запинается, пусть на него Инна Яковлевна набрасывается! А она почему-то ее, Стрелкову, терзает!
Третью сцену без Агамемнона репетировать было невозможным, поэтому Инна Яковлевна сказала, что они переходят сразу к пиру богов. Пир богов – это совсем легко. Вот только с Фетидой всегда выходила промашка. Дело в том, что Фетида, Аня Горкина, была очень высокой девочкой. Почти с саму Инну Яковлевну простом. А вот Зевс – совсем небольшой. Ну, обычный мальчик, в общем. И когда Фетида просила у Зевса за своего сына Ахилла, выходило как-то странно.
-Аня, протягивай руки пониже, - сказала Инна Яковлевна. – А то выглядит, как будто ты пытаешься его задушить. Вспомни, я же тебе раньше уже говорила.
Инна Яковлевна действительно это ей говорила, но Аня забыла.
Аня честно попробовала протянуть руки пониже. Теперь эффект получился и вовсе непредсказуемым.
-Нет, - решила Инна Яковлевна, - так не пойдет. Сережа, встань-ка на стул, пожалуйста.
Зевс послушно исполнил требуемое. Теперь, когда Аня протягивала руки вверх, они оказывались, где надо… а где не надо – не оказывались. И слава богу.
В остальном все было как надо: Афина была сдержана, Гера не по-хорошему коварна, Зевс – всем на удивление – величествен. Хотя обычно Сережа Буркин только что под партой не прятался от стеснительности. Откуда что берется?
Наконец, перешли к «Федре». Там участвовали всего четыре актера: собственно Федра (в нее перевоплотилась Афина), Федрина служанка (бывшая Гера), муж Федры Тезей (Зевс) и Ипполит – сын Тезея. По сюжету Федра безответно влюбилась в Ипполита, потому что сама была молодая и красивая, а супруг у нее – старик. А Ипполиту Федра была до лампочки, в чем он не стеснялся ей признаться. В этом и заключалась трагедия, ибо от безответного чувства Федра умирала.
Инна Яковлевна отпустила всех остальных, а четырем оставшимся сказала, что работать придется долго. Никто не возражал – наверное, этих ребят Инна Яковлевна отобрала для «Федры» именно потому, что им играть по-настоящему нравилось. Они и на репетиции никогда не опаздывали, не то что безответственный Агамемнон.
Все бы ничего, но вот Ипполит оказался слишком скромным. Ему полагалось держаться с Федрой гневно и презрительно. А он вместо этого мямлил.
-Ну ты можешь быть жестоким? – вопрошала Инна Яковлевна, глядя на поникшую кудрявую голову Ипполита. – Петя, представь, что ты Настю ненавидишь. По-настоящему ненавидишь! Представь, я не знаю, что она превратилась в кого-то очень страшного!
Петя послушно кивал головой, но злее не становился.
-Ладно, - сказала Инна Яковлевна. – Девочки, может быть, вы его доведете, чтобы он вас возненавидел?
-Это мы с радостью! – воскликнула Маша. После чего схватила с доски меловую тряпку и хлопнула Ипполита по спине. Тот еле увернуться.
-Настюх, заходи сбоку! – крикнула Служанка.
В итоге Ипполита прогнали раза на три по всему кабинету, исколотили тряпкой и его, и ни в чем не повинные обои, но агрессивности ему не прибавили. Ну ни капельки. Только еще зажатее сделали.
-Ладно, - сказала Маша. – Последнее средство! Ипполит, она, - Маша показала на Настю, - мне вчера сказала, что «Тетрис» лучше «Дума», потому что там думать надо!
Ипполит ничего не ответил, но грозно нахмурился на Федру.
-Вот! – воскликнула Инна Яковлевна. – Сохрани это выражение!
Репетиция пошла полным ходом. Впрочем, заминки еще случались. Скажем, когда Федра умирала от разбитого сердца и падала на стул, и Ипполита, и мужа Федры, Тесея, каждый раз пробивало на хихиканье. Они отрепетировали сцену три раза, и каждый раз – улыбочки!
-В чем дело? – спросила Инна Яковлевна. – Что это за реакция, мальчики?
-А она головой вертит, прежде чем упасть, - сказала Служанка. – Проверяет, куда падать.
-А как иначе? – обиделась Настя. – Я не такая камикадзе, как Машка, чтобы каждый раз коленками неизвестно куда! Тем более, что я не коленками, а спиной!
А надо сказать, что верная Служанка, когда видела смерть госпожи, безутешная, падала на колени возле ее смертного ложа – в данном случае, возле смертного стула – и начинала в голос скорбеть, рассказывая всем о бессердечности Ипполита и о достоинствах хозяйки.
-Камикадзе! – возмутилась Маша. – Я, между прочим, все коленки себе отбила!
-А мне ты эти места отбила! - Настя похлопала по передней поверхности бедер. – Ты как локтями бу-ух! И каждый раз по одному и тому же месту!
-Маша, я же тебе говорила, чтобы ты падала понарошку, - мягко сказала Инна Яковлевна. – А на выступлении упадешь по-настоящему!
-Так вы же сами сказали, что в этот раз все должно быть «как на выступлении»! – возмутилась Маша.
-Ну ладно, - вздохнула Инна Яковлевна. – Еще раз сначала, как на выступлении. Только ты, Маша, не падай так сильно. Аж пол дрожит.
Но Маша, разумеется, забылась и упала снова очень реалистично. Настя взвизгнули. Парни захохотали.
-Ой… ой не могу… труп… пищит! – заливались Ипполит с Тесеем.
Инна Яковлевна только вздохнула и взялась тонкими пальцами за виски.
-Нет, дети. – начала она говорить, - это…
Тут расхлябанная деревянная дверь кабинета распахнулась, и на пороге кабинета появился Агамемнон. Агамемнон был весь забрызган грязью. Агамемнон сиял. Агамемнон нес под мышкой не менее замызганный футбольный мяч, и зиял щербиной между передними зубами. Физиономия его была кругла, как солнце, и так же светилась.
-Футбол! – сказал он. – Наш двор с двором четвертого «А». Семь один, мы их!.. – с выражением некоторого недоумения на лице он обвел всех взглядом. – А вы чего тут делаете?
-С ума сходим, - мягко ответила Инна Яковлевна. – Присоединяйся, Андрей!
...Несколько позже, когда все уже расходились, похватав из шкафа шубы с шапками, Настя и Оля задержались, чтобы помочь Инне Яковлевне поднять оставленные снизу стулья. Вообще-то, это должны были делать мальчишки, но они, конечно, разбежались сразу же.
-Скажите, Инна Яковлевна, - вдруг спросила Маша. - А это не смешно, что богов и героев на сцене изображают маленькие дети? Такие, как мы?
-Ну, не такие уж вы и дети, - улыбнулась Инна Яковлевна. – Это во-первых. А во-вторых, вы очень похожи на настоящих богов и героев. Честное слово. Это ведь условности сцены. На самом деле, мы могли бы даже не делать костюмов. Человеческий разум – самый потрясающий инструмент. Он превращает обыденное в чудесное с небывалой легкостью… - потом она печально добавила. – Но чаще бывает, что наоборот. Дай-то бог, чтобы вам никогда этого не испытать, девочки.
С тем Настя и Маша и ушли.
На улице уже почти стемнело. Во всяком случае, сумерки были очень густыми.
В школьном вестибюле, на лавочке, понуро сидела девочка в шубе и двух шарфах. По знакомой желтой шапочке Маша и Настя узнали Олю.
-Что ты тут делаешь? – удивилась Настя.
-Мне жуб выдрали, - сказала Оля. – От наркожа отхожу.
-А почему здесь, а не дома? - Маша удивилась не меньше.
-Я хошела на репетишию, - печально ответила Оля. – Но куда я такая… я ше говорить не могу. Все бы шмеялись.
-Ничего, - Настя положила руку Оле на плечо. – В следующий раз. Спектакль только в мае. У нас будет еще много репетиций.
…На самом деле, совсем не важно, где находится гора Олимп – в далекой Греции, или на втором этаже школы. Точно так же, как не важно твоим друзьям, шепелявишь ты или нет. Все равно они проводят тебя домой, и будут болтать с тобой на морозе, пока совсем не стемнеет и фонари не станут яркими.