После суицида

Склиф. Два часа ночи.
Она сидела на каталке, болтая ногами. Это было большое помещение, уставленное сплошь железными кроватями на колесиках. Там не было другой мебели, даже стула, и ее усадили на это, с потрескавшейся бежевой краской. Было холодно, хоть она и была одета по-зимнему. Скорее, от нервов ее бил озноб.
Когда пришел врач, стало еще холоднее. Все ее тело нервно сотрясалось, а голос был глухой, как будто шедшей из глубин ее души, в которой сломалась акустика. Молодой симпатичный психиатр представился ее врачом и шустро запрыгнул на такую же каталку, стоящую напротив. Он запахнул полы халата и начал допрос. Вернее, это было несколько вопросов, касающихся обстоятельств произошедшего с ней суицида. Попытки суицида. Врач был молод и приятен, он умел слушать.
...Она проснулась. Ноги ледяные, нос холодный. Абсолютно темно. Одета. Укрыта чем-то, а сверху еще и своим пальто. Глаза начинают разбирать тусклый свет слева. Так, окно. Раздвигает жалюзи – зима, двор, первый этаж. Голова болит в области затылка и нещадно горит пищевод и глотка, как будто душили. Недодушили…
Возникают воспоминания. Заботливый врач-психиатр, признав ее вменяемой, уложил ее в этой комнате.
Она посмотрела на часы – 8 утра. Спустила ноги с кровати. Ботинки. «Обувь лучше не снимать – здесь холодно», - вспомнила она слова доктора. Рядом с кроватью стоял пакет с вещами, которые она наспех собрала, когда скорая решила все же увести ее…
…Два высоких молодых человека в синей форме, приехавшие на скорой помощи, развели в кастрюле какую-то жидкость и принесли в ванную стул. Усадили ее на стул. Один держал ее за руки сзади, другой вводил ей в пищевод резиновый шлаг. Ей было больно, но безразлично. Из трубки обратно лилась жидкость, выскакивали вместе с ней еще не успевшие раствориться в ней таблетки. Врачи-санитары их считали. Смотрели пустые упаковки от выпитого ею снотворного, рылись в мусорном ведре, спрашивали, зачем она это сделала, ругались на нее. И в результате забрали с собой...
Она умылась, посмотрела в на себя в зеркало. Ничего не увидела. Внутри была пустота, она чувствовала, что сдалась.
- Мам, ты можешь за мной приехать в институт Склифосовского? А то меня одну не отпускают, – сказала она в трубку, которую держала дежурный администратор. Мама пекла блинчики в этот момент. Она слышала, как замерло сердце матери, как мамина тревога прямо вышла из динамика телефонной трубки.
...Она стояла в окружении мужа и свекрови. Они кормили ее мандаринами. Один чистил, другой быстро совал ей дольку за долькой в рот. Она тупо ела. Жевала, глотала. Они прыгали вокруг нее так, будто мандарины могут ей помочь в данный момент. Вдруг резко почувствовала дурноту, подступала рвота. Нашли туалет. Она настояла, чтобы муж пошел с ней. Ей казалось, что одна она не сможет обойтись.
Мандарины вышли. И шкурки там же выбросили.
Вышла ее мама с красными глазами. Она сказала, что забирает ее домой. Зятя она игнорировала.
...Сил у нее не было совсем: голова кружится, горло дерет, на душе ничего, хочется спать… Она сидела на заднем сиденье, рядом муж и мама. Самые главные в жизни люди…
Снег идет, дворники работают, водитель везет. Она едет в родительский дом…