Медовый месяц

Прекрасен июль в Подмосковье! В высоком голубом небе изредка пролетают самолеты, оставляя за собой тающий белый след. Птицы летят по своим важным делам, лениво взмахивая крыльями и гортанно покрикивая. Легкий ветерок качает ветки берез и осин. Грохочет Дмитровское шоссе, нарушая сонный покой гороховых и картофельных полей, взвизгивают тормозами машины, вздымая в густой, горячий воздух придорожную пыль.
Но вот, что это? Где-то среди зеленой травы теряется узкая проселочная дорога, ужом вьется среди пахнущих болотом озерков, петляет и блестит на солнце.
Рядом с этой почти заброшенной тропой под высокой вечнозеленой елкой курится дымок, оберегая странную пару от злых полуденных мух. Кто они, откуда, как попали они сюда – на окраину поселка Луговая – никто не знает. Но вот уже целую неделю они живут здесь, построив шалаш из сухих березовых веток и елочных лапок.
Случайно забредшие сюда дачники вздрагивают и ускоряют шаг, обнаружив в траве признаки жизни. Некоторые проклинают про себя бомжей, «от которых жизни нет…».
Между тем, бомж Гоша и его подруга Танька никого не трогают. Живут себе и живут, наслаждаясь, обществом друг друга.
Гоше лет 45, он среднего роста, имеет густую шевелюру цвета линялой пакли и лицо, густо покрытое веснушками. И кажется, что маленькие озорные глазки случайно заблудились среди буйства коричневых и рыжих пятнышек. Одет Гоша «чисто»: линялая желтая рубаха заправлена в серые жеваные брюки, на ногах – удобные разношенные коричневые ботинки. Одежда постирана и просушена на ветру.
Танька, не смотря на свое особенное «бомжовое» положение, не потеряла женской красоты и притягательности. Ей тоже, как и Гоше лет 40-45, она среднего роста, имеет стройную фигуру, приятное продолговатое лицо и красивые золотистые волосы.
И даже постороннему бросается в глаза, что посетила этих людей Большая Любовь. По какой-то странной прихоти судьбы стрела Амура пронзила, на сей раз, сердца людей, коих общество, называемое «приличным», и за людей не считает...
Но, тем не менее, вот, живут бомжи душа в душу. Гоша иногда говаривает: «Эх, красивая ты у меня. Ишь, падла!» При этих словах Танька смущенно заливается девичьим румянцем и нежно прижимается к сухонькому плечу Гоши.
Ночью забираются они в шалаш, прижимаются друг к другу и мирно посапывают до рассвета. А как только над Дмитровским шоссе начинает рдеть малиновая зоренька, выползают Гоша и Танька из своей укромной норки и отправляются на промысел. Обычно путь их лежит на картофельное поле. Они идут рядышком, нежась в лучах раннего солнца, и кажется им, что весь мир вокруг принадлежит им. И что они вовсе даже не бомжи, а правители Вселенной. И что обходят они свои законные владения, сбирая дань с подданных…
На картофельном поле Гоша достает из линялого мешочка крошечную саперную лопатку и выкапывает пару горстей мелкой молодой картошки. Вдоль проселочной дороги обычно находят они несколько пустых бутылок из-под пива, собирают их в целлофановый пакет. Кое-где находят они обломки железок и проволоки. Все это укладывается в мешочки. Потом обычно Гоша и Танька подходят к лесу и собирают дикую малину и грибы. Так и завтракают они, чем бог послал. Здесь же в говорливой речке Раздерихе моют они руки и умываются, садятся на пеньки и дышат свежим запахом сосен и елок. Лес приветствует их криком соек и писком комаров и мошки, шумит ветерком, радует ласковыми солнечными лучиками. Хорошо в лесу… А еще лучше от того, что рядом – любимый человек.
Но иногда бывает и непогода. И тогда Гоша и Танька прижимаются друг к другу в шалаше, накрываются заплатанным одеялом и напряженно вслушиваются в грохот грома. Ветер насквозь пронизывает их крошечное жилище. Но вот улетают тучи, и бомжи разводят костер из припасенных и спрятанных от дождя сухих веточек. И вновь согреваются их озябшие руки, сохнет одежда. Хорошо жить на свете…
Как-то заболел Гоша. Закашлялся, покрылся испариной. Танька сбегала в лес, собрала малины и сварила по одной ей ведомому рецепту лечебное зелье. И то ли оттого, что действительно умела лечить Танька, то ли от того, что сварено было это зелье любимой женщиной – Гоша быстро поправился и вновь стал ходить по утрам за картошкой.
Тут и горох на поле созрел. Гоша и Танька теперь и вовсе обрадовались: можно было варить суп. Так что теперь стали они самыми богатыми и сытыми на свете.
Но, коварная осень уже приготовилась к наступлению. По утрам заря была уже не кисельно-розовой, а малиново-красной. И закаты стали холодными и сырыми. Ночью туман приползал из леса и окутывал поля своей густой паутиной. Поле часто покрывалось ледяной росой.
Засобирались Гоша и Танька в иные края, в Москву, в которой много уютных подъездов и подвалов, где в мусорных баках можно находить настоящие колбасы и консервы, где много металлолома и можно собрать целый модный гардероб... Где можно жить припеваючи. Только не зевай!
Заканчивалось лето. Заканчивался медовый месяц…
И вот как-то раз ранним утром пожилая дачница баба Настя увидела пару бомжей, идущих по дороге к железнодорожной станции. Гоша нес на плечах котомку, а Танька шла налегке, напевая что-то свое, веселое. Их лица светились счастьем и умиротворением. Над сонным поселком пронеслись слова Гоши: «Эх, красивая ты у меня. Ишь, падла!»
Баба Настя с завистью вздохнула: «И дает же Бог такую Любовь!» И украдкой смахнула набежавшую слезу.