Курица

 Курица, сидя на жердочке, клюет носом.
Встрепенется, посмотрит по сторонам безразличными глупыми глазами, опять закроет их и провалится в сон.

 Зимние дни такие темные, пасмурные и бессолнечные, что ночь приходит незаметно и власть ее кажется бесконечной.

 Сон полностью поглощает сознание курицы. Все зимние дни она как-то добывает пищу, с кем-то общается, куда-то перемещается. А в основном – на жердочке. Очень удобной, уютной, насиженной.
Она довольна. Она живет в своих бесконечных снах.

 Ей часто снится, что она была горлицей. Это голубка такая. Цвета светло-коричневого шоколада. С маленькой головкой, зоркими умными глазками, острым черным клювом.
Маленькая изящная горлица жила в какой-то азиатской стране, и была очень счастлива.

 Когда в щели курятника задувают холодные ветры, курица сильнее ухватывается за жердочку и старается согреться в более глубоком сне о горлице.
Ей снятся цветущие весенние сады, либо летнее разнообразие красок, либо шуршание сухой осенней листвы, а в них она – горлица. И зимние азиатские сны не пугают ее – гнездо на чердаке деревенского дома, свитое у самой печной трубы, видится ей.

 Горлица из снов всегда восторженная, легкая, беззаботная. В окружении мелких пичуг – добрых и радостных. Все как-то в пениях, в розовых, голубых и сочно-зеленых цветах.


 Но потом сны про горлицу сменяются какими-то странными снами о попугаях. Вычурных, нахохлившихся, кричащих что-то ни впопад. Очень ярких, довольных и сытых.
Это все еще Азия. Курица все еще горлица. Только пичужки куда-то разлетелись, их песни стали слышаться все реже и реже.
А один очень важный попугай критически наблюдал за горлицей. Запрещал ей петь свои беззаботные песни. Заставлял слушать свои гортанные выкрикивания и восхищаться ими.
Он часто убеждал, что лучше петь так как он поет. И одно время она пыталась. Чтобы понравиться одному из попугаев. Тот искусно выдавал себя за горного орла.

 Курица редко возвращалась в эти сны. О попугаях, о ложных орлах, с поступками жестоких беркутов. Сожалеть было не о чем – это же были сны.





 А проблемные сны про взлеты и падения, про соловьев-неудачников курица просто старалась не смотреть. В них все было запутанно и неинтересно.

 Сны о том как она впервые стала курицей, о сиденье на одном насесте с петухом и высиживании яиц вяло протекали в ее мозгах. Только что появление пушистиков вызывало восторженное посапывание.

 Курица, курица… Почему тебе не довелось остаться горлицей? Зря ты этого не хотела. Тогда. В тех далеких-далеких снах. В тех теплых- теплых странах.

 Тебе хотелось подвигов? Лететь над бушующими морями. Быть чайкой, альбатросом. Хорошо, что хоть не стала глупым пингвином после всех своих перевоплощений. То орлицей воображала себя, то, уставая от тяжести крыльев, становилась ласточкой.
Сны. Сны. Сны.

 Зима в самом разгаре. Северный край - здесь она будет долго. Курице еще спать, да спать. Но между бесконечными снами проблескивают какие-то куриные мысли:
- Я добротная, красивая курица…
- Сижу на таком уютном насесте…
- У меня весь курятник ухоженный…
- У каждого цыпленка свой насест…
- Петух бодрый – другие курицы завидуют…



 А иногда объявятся старые попугаи. И давай по прежнему кричать невпопад:
- Ты поешь не те песни!
- Ты поешь не те песни!
- И вообще, молчи!
- Пусть поет твой замечательный петух!

 Петух молчит. Либо поет на своем. На петушином. Он соловьем не хочет. Или не может.


 А курица иногда подумает:
- А может очень сильно проснуться…
- А может лучше горлицей…