А мы и не ждали вас

 Н.Тертышный
 
 Я Вам пишу…
 или
 (А мы и не ждали вас…)
 
 Дар поэтического восприятия Мира, вообще каких-то значительных либо совершенно малозначащих явлений, окружающих нас или свершающихся в наших помыслах, - это многообразное, плохо поддающееся определению, многогранное состояние человеческой души. Поэтический восторг приходит и к столяру, увлечённому своей интересной задумкой, и к повару на жаркой продымлённой кухне.
 В начале семидесятых теперь уже прошлого века в порту у нас был грузчик дядя Вася из старшего поколения, прошедшего войну. (Я сегодня чрезвычайно сожалею, что совершенно не помню его отчества и фамилии). Грузчиков тогда только-только пробовали называть докерами, отчего их работа не становилась легче и поэтичнее. Я видел, как работал этот докер на цементе, когда пятидесятикилограммовый мешок нужно сначала брать с верхнего ряда на плечо и выносить из вагона на поддон, а потом, когда полка мешков в вагоне становится всё ниже и ниже, каждый мешок нужно было брать на согнутые руки и нести перед собой. А сколько сил и сноровки уже требовалось, чтобы поднимать мешки с пола в вагоне и так же выносить на руках…? Так вот, дядя Вася, соревнуясь с молодыми, казалось, был одержим этим нелёгким трудом, словно что-то включалось в его, в общем-то, не атлетической фигуре, и он словно летал из вагона к растущей горке мешков на поддоне. Никто не мог устоять с ним в этой работе, именно на цементных мешках. С другим грузом у него так здорово не получалось. А здесь валились с ног самые здоровые и сильные, а дядя Василий, кажется, даже не потел. Хотя грузчики знали, чего это ему стоило. (Я случаем подглядел после одного из таких соревнований – руки до локтей и бицепсы у грузчика были в сплошных кровоподтёках…). В нём, я так думаю, в тот миг просыпалось чувство поэтического восторга, приносящее и задор, и силы. Когда-то он почувствовал этот восторг, что-то подсказало ему, как лучше и проворнее грузить мешки. Тогда к нему пришло умение, и он сообразил, как управлять этим умением. Он почувствовал свой талант, как говорят. Так приходит искусство, и совсем не имеет значения, в чём оно выражается – в ваянии скульптур или в работе каменотёса.
 Всё это я говорю к тому, что искусство словом восторгаться, удивлять и увлекать этим других есть лишь одно из признанных проявлений чувства поэтического. Талантов много, а чувство восторга, приходящее иногда к талантам, как пик усилий, как вознаграждение за эти усилия – всегда едино. Потому-то так понимают друг друга талантливый поэт и талантливый столяр или золотых дел мастер…. В поэзии (теперь я говорю только об искусстве слова) этот восторг более может быть выражен, так сказать, более популярен, поскольку его более замечают и отмечают. Это уже так складываются людские отношения, но значимость «поэтов» в обычных ремёслах от этого ни сколько не становится меньшей. Мало того, и в самой поэзии, складывающейся из многоголосия и самобытности многих и многих, увлечённых словом, звуком, песней, не должно быть какой-либо распри. Как в тенистой роще под пологом благоухающего леса мы бываем очарованы пением птиц, всех без исключения, хотя одних слушаем с удовольствием, а других лишь замечаем за их писк или скрипучее дребезжанье. Мы слушаем и понимаем, что все поют своими голосами, что Бог дал. Голоса разные – песнь одна. И глупо было бы представлять, как сорокопуд или сойка учит соловья петь. Так же нелепо будет видеть того же сорокопуда, пробующего себя на роль соловья…
 Но то в лесу…! А посмотрите, что делают люди – как пытаются поучать и порицать друг друга…! (я, конечно же, не имею в виду настоящую объективную и конструктивную, говоря казённым языком, критику). Посмотрите, как один, несомненно, талантливый (только вот он и сам еще не сообразил в чём…) бросает окружающим оскорбления только ради того, чтобы и его замечали. Либо, козыряя невесть каким образованием, совершенно безапелляционно пытается разбирать письма и строки, беззащитно открывшихся для редакции незнакомых людей, тем самым, объявляя себя судьёй в последней инстанции, после которого любое вдохновение скукоживается и гибнет безвозвратно от язвительной желчи и умничанья самозваного суда. А окружающие тут же бросаются поливать словами его и друг дружку, не понимая того, что так же недалеки в поступках.
 Мне нравятся сотрудники газет и издательств либо просто отмалчивающиеся, либо отвечающие на письма начинающих литераторов примерно так: - «Ваши опыты камерны по звучанию, вторичны по мысли, а наша редакция ориентируется на произведения большего масштаба…». Таких понимаешь и, нужно сказать, принимаешь. Они, по крайней мере, как бы оставляют надежду на то, что вы ещё не совсем потеряны. Другие же долго и чрезвычайно умно ищут в ваших опытах ошибки и несуразицы, настойчиво и упорно учат вас грамматике и азам сочинительства, приводя примеры из классиков и из… «собственного творчества». И если бы не это последнее, может быть, их назидание было бы вполне приемлемо. А людям, пробующим писать на публику и рассылающим свои опыты по редакциям, можно посоветовать искать какие-то специальные издания, где только-только образовалось издательство, либо действительно ждут любые работы, специализируясь только на них. Состоявшиеся же издания всегда загружены работой, всегда укомплектованы нужным числом талантов, и просто умеющих хорошо писать. Такие корпоративно сложившиеся образования с трудом воспринимают что-то извне, и прошибить доступ к ним можно лишь, используя сложившуюся схему рекомендаций и протекций, и, конечно же, несомненным, уже замеченным, сформировавшимся талантом, да и то не во всех случаях. Во всём этом есть свой резон и один положительный момент – происходит жёсткий необходимый качественный отбор, что в литературной деятельности так важно и что никаким другим образом невозможно осуществить.
 Потому так много поучающих…. Может быть, и в лесу птицы так же не приемлют чужих песен и поучают друг дружку…? Я не знаю. Только, думаю, людям нужно быть более осмотрительными в отношениях друг к другу.
 Один знакомый атлет, силач, (вот такие «булки» там, где у всех просто плечи!) увидел, как я делаю утром зарядку:
 - Слушай, ты этим давно занимаешься?
 -Давно.
 -И регулярно?
 -Ну…, по мере возможности.
 -Да, ты, просто гигант…!
 И потом, присмотревшись к моим упражнениям с гирькой, просто заинтересованно спросил:
 -Как, как ты вот это… делаешь?
 И меня сразила не это его наивное детское желание поучиться у …меня. Я поразился тому, что он не стал, как обычно в этих случаях, в менторскую позу и этак свысока не плюнул сквозь зубы: «дохляк, неуч, бездарь…» (или как там в этих случаях брезгливо говорят о «непрофессионализме»?). И ещё, не кинулся поучать. Он каким-то образом понимал, что я другой, что он может своё, а вот то, что умеет другой просто надо уважать. Я не знаю, где он этому научился. Подумалось: смотри-ка груда мышц, в общем-то…, а какой умница! Он сразу увидел, что я никогда не смогу делать то, что по силам ему, а сам он не сможет походить на меня. Мало того, он показал своим видом, что позавидовал мне: для меня зарядка - естественное состояние, удовольствие, а его профессиональные занятия культуризмом - насилия над собой, излишества.
 Размышляю над обидами, что одолевают авторов, получающих из редакции не всегда лестные отзывы о своих литературных опытах. И понимаю какую-то нелепость в отношениях между автором и тем, кто отзывается на рукопись. В редакциях, я думаю, отчасти призвано, отчасти намерено защищают интересы цеха, корпорации. Иногда это действительно правомочно принимает форму защиты языка, литературы, искусства. Вот только сомнительно положение защитников. Отваживающихся браться за оценку, присылаемых в редакцию рукописей, по-доброму нужно понимать. Ведь, я полагаю, пишут не только подстёгиваемые тщеславием или безудержными фантазиями насчёт собственной талантливости и значимости. Да и при многообразии уровней получаемых писем, вероятно, очень сложно оставаться незыблемым в своих принципах. Истинно вникающий в присылаемую «тарабарщину», надо полагать, всегда сам в сомнении. В противном случае нужно иметь безукоризненный талант такта и этакой округлённости, чтобы ненароком не зацепить и не поранить чем-то острым в своей индивидуальности того, кто хоть на миг, но оголяется в доверчивости, обращаясь в редакцию. В этом автор и рецензент совершенно не равны. Первый беззащитен, а второй знает об этом. И ещё не известно, что более делает человека слабым и ошибающимся. В недавнем разговоре на телевидении один из уважаемых литераторов, как мне показалось, высокопарно сказал о том, что пишет ради людей. Но, чуть подумав, я согласился с ним. Тщеславный изначальный позыв в человеке, в конце концов, выливается в простейшее чистое желание быть нужным себе, своим близким, и, конечно же, людям вообще. В редакцию человек пишет не ради оценки того, что он постиг или познал. Думаю, человек, даже слегка задумывающийся над жизнью, понимает в целом свои способности, свой уровень знания и умения. Поэтому авторы почти всегда в обращениях ищут свою нужность, свою востребованность. Так устроены люди. Из этого субъективного чувства, в конце концов, складывается людская общность, взаимопонимание, или более того, если хотите, братство…. Быть нужным кому-то, ещё лучше, многим - это в человеке от природы. Именно это поднимает многих к подвигу, на самоотверженность, на литературные потуги, поскольку в России (и не только…) эта область деятельности всегда была служением на благо многих. Автор, посылающий свой опус в редакцию, ждёт большего, чем исправление школьных ошибок. Так или иначе, он и сам знает или, по крайней мере, догадывается об этих ошибках. Автору необходимо понимание его сомнений, подсказка места его нужности и полезности в обществе. И вот здесь он, как младенец, наивен и беззащитен. Он, нашедший, но сомневающийся, ищет поддержку такого же сомневающегося. Разница между ними только в количестве найденного. Это может быть, как у Толстого громадная «Война и мир», или как у Гаршина маленькая «Лягушка-путешественница». Но сомневаются и ищут до последнего и тот, и другой, сваливаясь, в конце концов, в горячке один бродягой на железнодорожном вокзале, а другой в психушке. Но и тот и другой равно дороги и нужны людям до сих пор. И кто отважится ныне оценивать их промахи, ошибки, величину и значимость…?
 Для газеты «Элегия»
 Янв.2003.