Письмо

Темой рассказа стало письмо анонимного автора в женский Интернет-журнал, озаглавленное "Любовница я...", о чём сообщаю за невозможностью уведомить автора письма.


«Здравствуй, Сашенька!» - написала она и задумалась. Экран монитора таинственно светился в затемнённой комнате. Ольга на мгновение задержала дыхание, потом резко вытолкнула из себя воздух и нажала на кнопку «свернуть окна». На экран выскочила привычная картинка – ярко-зелёный, ухоженный, импортный лес, через который шла такая же яркая и ровная лесная дорога с аккуратными, покрытыми чистеньким мхом столбиками на обочинах. Вдруг захотелось на улицу, к солнцу, к небу, к настоящим траве и деревьям. Она отодвинула клавиатуру, встала и направилась к лестнице.
Если в комнате с зашторенными окнами было прохладно, почти холодно из-за толстенных, кирпичных стен, то на улице воздух был горячим и плотным, почти осязаемым, а солнце сразу положило ей на плечи свои раскалённые ладони. Ольга медленно пошла вокруг дома, оглядывая хозяйским взглядом подстриженные лужайки, и алую полоску длинной цветочной клумбы, где маки склонили перед солнечным сиятельством свои тяжёлые головки в одинаковых, шёлковых шляпах. Жарко! «Вечером поливать придётся» - возникла в голове милосердная, но скучная мысль. Жарко. В конце двора, напротив ворот стоял сарайчик, где хранился всякий садовый хлам, дверь была открыта и она шагнула внутрь. Пахло мышами, нагретым металлом крыши и тёплым деревом. Это был запах из детства – когда-то маленькая Олечка пряталась в сарайке, у бабушки на даче и, затаив дыхание, ждала, когда бабушка хватиться её и начнёт искать и звать, старательно делая самый добрый в мире голос сердитым: «Ну, где ж ты, кошка лазучая?» А потом, уже совсем жалостно: «Иди домой, дочка, не пугай меня...» Бабушка называла Ольгу дочкой, потому что любила и потому, что вырастила сама, не давая никому, даже родителям слабенькую девочку, которая и выжила-то только благодаря её заботам. Они были очень близки и только с бабушкой Ольга могла говорить обо всём на свете, не опасаясь быть непонятой или наказанной. Бабушка рассказывала о своей жизни, учила внучку уму-разуму и по-житейски простые истины облекала в короткие фразы похожие на афоризмы.
- «Никогда не бери чужого, чужой кусок в желудке камнем станет!» Про камень было загадочно и страшно, но запомнилось.
- «На чужом пепелище своих цветов не вырастишь» - это было понятно маленькой Олечке: на том месте, где сжигали мусор, никогда не росли даже одуванчики.
Ольга села на пыльную лавочку, обставленную снеговыми лопатами и прислонилась спиной к пахнущей бензином, хитроумной, снегоразбрасывающей машине, коротавшей в сарае время до зимы. Сквозь затейливые дырочки в досках были туго натянуты жёлтые солнечные нити; между ними лавировали, жужжа в головокружительных пилотажных фигурах, здоровенные летние мухи, толстые и до августа не кусачие. Закрыв глаза, можно было постараться услышать бабушкин голос, но Ольга так много пыталась услышать и почувствовать в последнее время, что уже точно знала – чудес не бывает, и сколько не говори – «халва, халва…»
Возвратившись в дом, она уселась поудобнее и, вызвав из ниоткуда страницу «Ворда», стала продолжать печальную свою работу. Она решила написать прощальное письмо любимому, но непоправимо чужому человеку, с которым делила свою жизнь уже полтора года в подсознательной надежде, что он захочет разделить с ней свою. Но сколько не прячься – от себя не спрячешься. Сегодня утром она проснулась с ощущением беды - больше невозможно было делать вид, что всё само собой образуется, Сашина жена растает в воздухе, как надоедливый мираж, а он, наконец-то, поймёт, что можно всё изменить в жизни, уйдя оттуда, где плохо - туда, где хорошо. Но никто никогда не будет жить там, где ему плохо. И тридцать лет совместной борьбы за существование никуда не денешь. А всё нажитое в этой борьбе уже не делится – ни пополам, ни на кусочки. Здравый смысл прочно удерживает его у домашнего очага, гарантирующего ухоженную старость без неожиданностей и любовь будущих внуков. Впрочем, иногда здравый смысл позволяет ему немного пошалить. А то, что Ольга никогда сама не звонила и ни о чём не просила, делало её просто сказочной любовницей, к тому же имеющей свою территорию для встреч. Однажды, в каких-то гостях, из разговора балагурящих на балконе мужиков отчётливо донеслась фраза, произнесённая подвыпившим баритоном: «Самая дорогая женщина та, которая нам ничего не стоит!» Теперь эти слова точно легли на ситуацию, очертив свой истинный смысл. Но никогда не станет по-настоящему дорогим то, во что не вкладывалось ни души, ни любви, ни сил, ни денег…
Это, конечно, было не первое письмо и не первое решение. Но одиночество плохой советчик и всякий раз, измученная его депрессивной логикой, Ольга возвращала своего Сашеньку. И бытиё, состоящее из коротких встреч и долгих ожиданий, продолжалось и тянулось, и наматывалось - как однотонная пряжа с редкими, цветными вкраплениями на клубок жизни – виток за витком.
«Здравствуй, Сашенька!» - она представила день, когда он возник в её жизни: чуть прищурившись, освещённый неярким, сентябрьским солнцем, он шёл по дорожке, к её дому, а она вышла встречать, накинув на плечи старенькую куртку. Ольга не догадывалась тогда, чем станет для неё эта встреча. Но человек редко может предвидеть наперёд, да и ни к чему это. Кто будет читать, если заранее знает, чем закончится рассказ? А жизнь – это длинный или короткий рассказ, который каждый читает, надеясь на благоприятное развитие сюжета или, хотя бы, счастливый конец.
Как написать ему, чтобы он понял? Надо ли рассказывать о тщательно скрываемых, бессонных ночах, о том, как сердце пускается вскачь и перехватывает дыхание, когда в окно виден его приближающийся силуэт? Страшно нарваться на насмешку. Да, и сможет ли он представить, каким тёмным и враждебным делается мир, когда она опять остаётся одна в пустом, гулком доме, закрывая за ним дверь. Одна на выходные и праздники, одна в свой день рождения, одна в новогоднюю ночь… И вот, сегодня утром Ольга наконец-то вытащила голову из песка и взглянула в глаза беспристрастной действительности. «Для него я всегда остаюсь за закрывающейся дверью, выключенная из его жизни щелчком замка. И в его памяти уже нет мне места, когда, сойдя с крылечка, он устремляется в свой мир, в свой дом, который строит и украшает, и любит больше всего на свете. И там нет и не будет даже тени моей, какими бы ласковыми именами он не называл меня, обнимая и поглядывая украдкой на часы»...
...Когда-то, давно, в самом начале этой безнадёжной истории он обратился к ней: «Рыбка моя!». Она презрительно хмыкнула, уверенная в своём превосходстве, даже не предполагая, что её победа над этим красивым и неглупым мужчиной на самом деле обернётся неизбежным поражением. – «Пожалуйста, запомни, я не рыбка, не зайчик, не мышка и не ёжик!» - ей казалось, что бы она ни сказала, всё было необычным, остроумным и восхитительным. А он видел её насквозь и, снисходительно улыбаясь в усы, уверенно нажимал на нужные кнопки, которые она беспечно показала – сразу все и, к тому же, подписанные крупными буквами. «А как тебя называла мама?» - спросил он. – «Меня все и всегда называли Ольга и я к этому привыкла» - а потом, погрустнев, добавила: «Только бабушка звала меня Олечкой. Но это было так давно, что кажется просто приснившейся сказкой». - «Я буду называть тебя Олечкой. Можно?»
- «Милая моя! Олечка, девочка моя дорогая!» - … Сколько раз сладко замирало сердце от этих слов? Халва, халва…
 Пальцы сначала касались клавиш неуверенно, медленно, потом всё быстрее и быстрее перепрыгивали с буквы на букву – она нахлёстывала свою мысль, торопливую, ещё не совсем оформившуюся, несущуюся впереди пальцев, как колченогая кляча Дон Кихота по пересечённой местности, часто спотыкающаяся и роняющая своего седока…
Ну, вот и всё. Длинновато, но ведь - не телеграмма. Ольга долго сидела, не отправляя письма, сначала вычитывая текст, потом просто задумавшись. Она представляла, что где-то, вот так же тоскливо уставилась в экран домашнего компьютера унылая тётка – его жена, которая давно уже знает об изменах мужа, страдает, плачет и проклинает счастливую соперницу. А «счастливая» соперница, загнанная в угол равнодушно-справедливой Судьбой, в этот момент пускает себе кровь, нажимая на кнопку «отправить».
В доме тихо и прохладно. Слышно как под дуновениями ветерка потрескивает горячая крыша. Или это скрипят половицы, заглушая тихие шаги воровато уходящей молодости?...
В доме тихо и прохладно. А за окнами, в жаркой, сухой траве громко и слаженно кузнечики поют нескончаемую песню о любви и смерти. Бедные кузнечики! Их короткая жизнь состоит из лета и песни о любви, а потом - осень и смерть. Впрочем, может быть, они иногда едят. И есть надежда, что не друг друга…
Что будет делать Саша, когда получит письмо? Собственник, как и все мужики, он постарается вернуть всё на свои места. Одна мысль о том, что эта приручённая, такая привычная и удобная женщина может достаться кому-то другому заставит его действовать. Ну – нет! Это его пирог! Даже, когда есть уже не очень хочется, он лучше выбросит, чем отдаст.
По экрану монитора побежали полоски, значит - сейчас раздастся звонок на мобильный. Где-то, там, далеко письмо получено и прочитано…
Как говаривала бабушка, опуская ноги простуженной Олечки в таз с нестерпимо горячей, горчичной водой: «Держись, казак, атаманом будешь!» - а потом гладила её по вздрагивающим плечикам и ласково шептала в ушко: «У киски боли, у собачки боли, а у Олечки не боли…» И Олечка, уткнувшись хлюпающим носом в бабушкину кофточку, изо всех сил старалась не реветь…

Плакать не хочется. В голове пусто на сердце тихо. Но упрямым движением она отбрасывает чёлку со лба - «Пусть будет горячо, но я выздоровею. Я держусь, бабушка!»