Топтыжка

У маленькой Полиночки, как и у всякого малыша, была своя любимая игрушка. Это был маленький мохнатый медвежонок, стоящий на четырех лапах, с добрыми и проницательными пластмассовыми глазами.
Любовь – это вещь сложная и многоликая, имеющая свои нижние и верхние «этажи». Полина, конечно же, любила мишку за то, что он был мягкий, за то, что с ним можно было весело играть, кормить его и поить, укладывать спать в сложенную из кубиков берлогу, но, конечно же, главное было совсем не в этом.
Детская душа обладает удивительной широтой, ибо она не совсем заключена еще в плотном кожаном мешке, именуемым телом. Она отчаянно рвется наружу, стремится объять собой весь мир, легко впитывается в окружающие предметы, наделяя их особой жизнью, и, превращая, как будто, в части самой себя. Плюшевый мишка, безусловно, был частью Полиночки, она остро ощущала жизнь, бурлящую в медвежьем плюшевом тельце, которая по своей сути была продолжением ее, Полиной, жизни. Если кто-нибудь из посторонних говорил о том, что Топтыжка – не живой, и сшит из тряпок на корейской фабрике, то такой человек был обречен на молчаливую нелюбовь Полины, непобедимо наивную и откровенную. А что может быть в жизни обиднее, чем ссора с невинным и бескорыстным ребенком?! И не дай Бог кому-нибудь утверждать, что к Топтыжке пришита бирка с надписью «Корея», годом выпуска и рекомендацией стирать при температуре не выше 40 градусов по Цельсию…
Ни днем, ни ночью Полина не расставалась с Топтыжкой, родители даже иногда подсмеивались над ней, вроде «Все ты со своим мишкой носишься, как с писаной торбой!» Полиночка не обижалась, ибо не знала, что такое торба, относя это понятие к области взрослых «ученых» разговоров. Слово же «писаный» она понимала, как «описанный», и была с ним полностью согласна, ибо мишутка был «еще очень маленький».
Понятно, что медвежонок составлял для Полины очень большую, весьма значимую часть мира. Но было совершенно невероятным то, что со временем Топтыжка превратился для нее во что-то еще большее, сделался сердцем Полиночкиной жизни. Родители уже стали побаиваться, как бы плюшевый мишутка, чего доброго, не заменил собой всего прочего, необходимого для жизни – подруг, друзей, знакомых, и, в конце концов, самих родителей. Они очень разволновались, когда Поля поссорилась со своей лучшей подругой Катей лишь за то, что она не очень аккуратно взяла Топтыжку и нечаянно уронила его в грязную лужу.
О таких мудрых рассуждениях Полиночка, конечно же, не задумывалась. Она просто самозабвенно любила свою игрушку, даже толком и не понимая, с чем же связана такая острая ее любовь. Тем не менее, она хорошо помнила, с чего это невероятное обожание началось.
Когда-то давно (в детстве и год – очень много) они с мамой переходили улицу, набитую страшно рычащими и таящими в себе злобную угрозу автомобилями. Машины еще вовсе не виделись ей продолжением человеческой воли, они казались самостоятельными живыми существами, вроде бы помогающими человеку, но, тем не менее, все время ему грозящими. Страх перед железной рекой проспекта заставил девочку задрожать и засуетиться, из-за чего она уронила на асфальт своего мишку, которого сжимала в левой руке. Правая рука Полиночки была зажата в маминой ладони, и мать не сразу и поняла, отчего ее дочь капризничает и отчаянно тянет назад, туда, где стальная лава неожиданно пришла в движение, и с оглушительным ревом двинулась вперед, отравляя пространство дурным газом.
Мать отчаянно вцепились в Полиночку, не давая ей даже пошевелиться, а та все рвалась и рвалась прямо под колеса тяжелого грузовика, где беспомощно лежала беззащитная бурая тушка ее плюшевого друга. Крик отчаяния, извергнутый маленькой девочкой, был столь острым, что на несколько мгновений заглушил все прочие звуки этих каменных джунглей.
Старенький водитель «Камаза» хорошо знал детей, ведь у самого подрастала маленькая внучка. Он понял, что сейчас девочка может потерять всякий страх и, презрев опасность, бросится за своей игрушкой прямо под колеса автомобиля подобно матери, спасающей свое дитя. Поэтому его нога сама собой надавила на педаль тормоза, и, оставив на асфальте длинный черный след, машина застыла на месте.
Однако, было уже слишком поздно, и безжалостные колеса успели превратить плюшевого зверя в груду грязных тряпок и ниток. Тем временем шофер успокоился и двинулся в дальнейший путь, ведь ребенок не пострадал, и его совесть осталась чиста, не вобрав в себя еще один невольный грех. А игрушка – это ерунда, родители, наверное, сегодня же пойдут в магазин и купят новую…
На Полину было страшно даже посмотреть. Она вовсе не проливала ручья слез, как во время своих очередных капризов, она просто почернела и ушла в себя, как человек, убитый настоящим горем.
- Умер твой Топтыжка, ничего не поделаешь… - неловко успокаивала мать. Потом слово «умер» она изменила на «погиб». Наверное, она считала, что так будет красивее, а, значит, и утешительнее.
- Ничего, нового купим, не переживай! Хочешь, мы с папой тебе целый игрушечный зоопарк приобретем! – продолжала свою речь мамаша, но вскоре заметила, что от нее дочка чернеет еще больше. Тогда мама замолчала и стала лишь вздыхать в такт стонам своей дочки. Чтобы хоть как-то ее утешить, она купила целую коробку пирожных, которые она никогда не давала Полине, да и сама не ела, опасаясь утолщения своего тела. Однако, Поля к ним даже не притронулась.
Когда они вернулись домой, Полиночка легла на свою кроватку, и до самой ночи молча проливала соленые реки слез, наотрез отказываясь от разговоров с родителями, и даже с любимой бабушкой.
На кухне тем временем состоялось «маленькое совещание».
- Пусть она переживет свое горе. Ведь должна же она знать, что смерть – есть! – заявлял отец, - Вот ты историю почитай. Например, отец будущего Будды был могущественным правителем, и всеми силами старался избежать того, чтобы его сын увидел похороны. Но, в конце концов, тот все-таки увидел, после чего и стал превращаться в Будду, и государство лишилось наследника престола. Может, если бы он не так старался, то его сын стал бы таким же правителем, как и он, и продолжил бы династию! Нет, ребенок должен знать, что бывает и смерть, когда исчезают, и уже больше не появляются!
- Но не могу я видеть ее такой! – возражала мать, - Если бы она просто поревела и успокоилась – еще ладно, а горевать по-настоящему в ее возрасте, наверное, еще пока рано. Надо что-то сделать! А то, как бы это не изменило ее мыслей так, что потом лечить придется!
- Ничего не изменит, - возражал отец, - Бывает, дети в малолетстве и сиротами становятся, а тут просто игрушка!
Рассуждали они очень долго, пытаясь, что-нибудь придумать, или, по крайней мере, решить, как дальше поступать с дочкой. Изобретать ей какое-нибудь особенное утешение, или пустить дело на самотек, чтобы привыкала?
Утром Полиночка с большим трудом размыкала веки, скованные сухой солью. Ни светлый день, ни радостные солнечные зайчики, скачущие по шкафам и обоям, совсем не радовали ее, ибо одновременно с пробуждением проснулась и невероятная в своей жути мысль: Топтыжки больше нет, и никогда уже не будет! Новая струйка слез потекла из синих глазок, но тут же замерла на месте.
Нет, и больше никогда не будет?! Правда ли это?!
Со столика, стоящего возле кроватки, на нее смотрел целый и невредимый Топтыжка, ставшей, как будто, даже чище и свежее. Полиночка открыла и закрыла глазки, ущипнула себя за ушко. Но Топтыжка как стоял, так и оставался стоять на прежнем месте!
От похожего на майскую клумбу счастья, Поля не могла даже произнести слова. Она тут же прижала мишку к громкому сердцу, и принялась весело кружиться с ним по комнате. Такой и застала ее мама, зашедшая проведать свою дочь.
- Мама! Топтыжка… Топтыжка вернулся! Вернулся! – обрадовано кричала Поля, еще не до конца осознавая свое счастье.
- Правда? – удивленно спросила мать. Конечно же, ее удивление было притворным, но это осталось незамеченным сквозь золотистую пелену веселья.
- Да! Вот он! Это ведь мой Топтыжка! – кричала Полиночка.
Радость в семье была такая, что родители даже угостили дочку пирожными. Потрясающая история про воскресшего Топтыжку поразила Полининых подружек, ведь их мысли еще не успели стать квадратно-треугольными, как у взрослых. Разумеется, «большие» тоже удивлялись, но их удивление было притворным, похожим на небрежно закрашенный светлой краской неприличный рисунок, нацарапанный кем-то на стене подъезда. Однако Полина не замечала этого горького привкуса, как не замечала и того рисунка, и ей казалось, будто все удивляются и радуются вместе с ней, и весь мир пляшет от чудесного возвращения Топтыжки.
Потом она просила у своего медвежонка прощение за то, что не уберегла и обещала впредь его беречь и никому не отдавать. Но очень скоро это обещание забылось, и с Топтыжкой произошла новая беда.
У отца неожиданно возник план ремонта квартиры, который он решил начать с окраски двери в ванную. Для этого он купил баночку краски, которую на время работы перелил в большую банку, куда легче залезала кисть. Поля с большим интересом наблюдала за папиными стараниями.
Всякому известно, что дети воспринимают труд иначе, чем взрослые. Для них работа кажется очень веселой игрой, радость которой усилена долговечностью результата. Это тебе не пирамидка из кубиков, которая чуть-чуть постоит, потом тебе надоест, и ты же сам ее разрушишь, вернувшись к той груде кубиков, с которой и начинал игру! А окрашенная дверь останется стоять надолго, сохраняя в себе память о приложении твоих рук, а потому, как жаль, что тебя, то есть «маленького», к этой игре не подпускают!
Открыв рот, Полина смотрела на то место, где папина кисточка прикасалась к потемневшей двери, а в руке она продолжала сжимать своего любимца, не замечая, что держит она его аккуратно над банкой, наполненной до самых краев удивительно липкой белой краской. Вдруг папа сделал необычный, очень широкий мазок, и удивленная Поля разжала руку, уронив мишку в банку.
За одну секунду в квартире воцарился кошмар. От истошного детского крика даже дрожали стекла и стены. Пожалев о том, что он начал ремонт, не дождавшись отъезда жены и ребенка на дачу, отец отбросил кисть и схватил банку со скипидаром. Оттирал медвежонка он долго и усердно, настойчиво промывал его горячей водой. Но все усилия пропадали даром – растворенная в скипидаре краска еще больше растекалась по тельцу игрушки, впитываясь в него. Шерсть Топтыжки свалялась, обратилась в некрасивые грязно-белые клочья. После часа отцовских трудов дочка, наконец, поняла, что больше ничего нельзя сделать, и ее медвежонок «погиб» навсегда.
Все повторилось, как и в истории с грузовиком. Были и слезы, стоящие множества миров, и черное горе, и скованные солью глаза.
Но с первыми лучами солнца перед Полиночкой возник все тот же Топтыжка, который был и раньше, целый и невредимый! Буря радости, океан удивления опять подхватили Полиночку и понесли ее на своих золотых волнах. В этот момент она почувствовала, что в ее мишке сокрыто нечто необычное, для нее непонятное. Впрочем, в возрасте, когда весь мир – одна большая сказка, непонятность означает совсем не то, что в сухом, как новый веник, «взрослом» мире…
Потом с Топтыжкой произошло еще много разных историй. Полина его зацеловывала до такой степени, что с медвежьей мордочки слезала шерсть, однажды необдуманно сыграла в «парикмахерскую», «украсив» Топтыжкино тело многочисленными плешинами. Быть любимой игрушкой – невероятно тяжело, ибо даже такая любовь неизбежно несет в себе многочисленные страдания. Гораздо проще существовать игрушкой нелюбимой, одиноко пылящейся где-нибудь на шкафу или чердаке, совсем лишенной отражения в чьем-либо сердце, а, значит, и смысла своего присутствия…
Когда Топтыжка становился совсем затасканным, приобретал лысины, покрывался несмываемой грязью, «украшался» многочисленными шрамами от постоянных ремонтов - латаний, Поля впадала в тоску, которую пока еще не могла выразить словами. В такое время родители замечали, что их доченька плохо спит и плохо кушает, что ее жизнь отравляют душные, как тесный шарф, мысли о чем-то очень нехорошем. Потом они понимали, что причиной неприятности является Топтыжкина старость, которая впитывается нежной детской душой, и ее отравляет.
 Полина уже знала, что старость – это очень плохо, ибо она всегда заканчивается смертью, которая подкрадывается тихо и незаметно, будто складывая в свой мешок оставшиеся годы. И когда мама сыграла на пианино знаменитое произведение Чайковского «Похороны куклы», то Поля провалилась в те же темные воды своих слез, в которые уже окуналась после первой и второй гибели своего медвежонка…
Но недолго горевала Полина, ибо в один, очень прекрасный день, она увидела Топтыжку снова чистым и молодым, таким, как он был и раньше. Теперь Полиночка поняла, что с Топтыжкой вообще ничего не может произойти, и что ни одна из сил этого белого света не способна принести ему никакого вреда. Она еще не знала слов «вечный» и «бессмертный», но смогла почувствовать весь вкус этих вещей гораздо раньше, чем услышала положенные для них названия.
Жизнь Полиночки наполнилась разноцветной радостью, и она уже не спрашивала свою бабушку о том, умрет ли она, когда станет совсем старенькой. Бессмертие прочно поселилось внутри нее, а снаружи оно выглядело, как маленький плюшевый мишка, с которым можно так забавно играть.
Однажды, когда Поля несла Топтыжку на кухню по случаю покупки папой большого куска сотового меда, она неожиданно заметила висящую под потолком коридора старую антресоль. Была когда-то такая мода, в городских квартирах искусственные чердаки устраивать, особенно удобно было это делать в центре города, где потолки повыше.
Почему-то антресоль сильно привлекла внимание девочки, наверное, из-за того, что заметила ее она впервые. Одновременно с созерцанием этого странного шкафа, мысли девочки сосредоточились на предметах, которые могут там находиться. Ведь не может же она быть совершенно пустой! Мысли Полечки неслись в разные стороны, и она уже думала, что в антресолях живет сова, а после предположила, будто там обитает домовой. В конце концов, Полечка решила проникнуть туда самостоятельно, и, желательно, тайком от родителей, а то они могут и запретить, мало ли что. Вся сложность изучения этого заповедного уголка состояла в том, что располагался он весьма высоко, и добраться до него можно было только при помощи лесенки-стремянки, поднять которую у нее не было силенок.
Но вскоре представился подходящий случай, нее в гостях была подружку Настя, и девочки остались под присмотром бабушки. Та, конечно же, сразу же ушла на кухню и принялась варить кашу и печь блины, а девочки вовсю занялись разгадкой тайны антресоли. Вскоре они уже тащили стремянку. Бабушку, видимо, настолько поглотили кухонные заботы, что за шипением блинов она не расслышала даже грохота раздвигаемой лестницы.
- Ну, я полезла! – прошептала Полиночка, и, разумеется, в обнимку с Топтыжкой, принялась карабкаться вверх по ступенькам. Наконец, добравшись до запертой дверцы, девочка стала внимательно изучать защелку.
Отворить потаенное место оказалось несложно, потребовалось только повернуть пластмассовую рукоятку, очень подходящую для ее маленьких пальчиков.
- Ну, что там?! – шепотом спросила Настя, оставшаяся стоять внизу.
Но вместо ответа Полина еще крепче сжала в руках своего Топтыжку, побледнела и широко раскрыла рот, как будто увидела что-то страшное. Это ощущение передалось и Настеньке, она вздрогнула и отпрянула от лестницы. Но через мгновения Настя уже успокоилась и подошла ближе, ибо ничего страшного так и не произошло, домовой из темноты антресоли не вылез, да и сова не вылетела.
А Полиночка продолжала стоять на месте, как вкопанная. Ее глаза созерцали множество Топтыжек, запрятанных в темном ящике. Был там и Топтыжка, заляпанный белой краской, и останки Топтыжки, которого переехала машина, и многочисленные грязные и замусоленные «состарившиеся» Топтыжки…
Молча спустилась Полиночка с лестницы, даже забыв закрыть за собой дверцу. С большим удивлением и даже сочувствием смотрела она на своего сегодняшнего мишку, из которого моментально улетучилось что-то важное, и он уже, как будто, перестал отличаться от остальных ее игрушек, как любимых, так и нелюбимых. Поля поняла, что мама, очень любящая свою дочку, всякий раз шила (или находила в магазине, что уже неважно) нового мишку, который был таким же, как прежний.
Тем временем в дверном замке послышался лязг ключей. То увешанная сумками мама вернулась, наконец, домой. Забыв про свою подругу, Полиночка сразу же бросилась к ней.
- Мама! – только и воскликнула она, одной рукой протягивая ей плюшевого медвежонка, а другой указывая на раскрытые дверцы черной антресоли. Сейчас Полиночка чувствовала, будто из под ее ног вырвали опору, и она вместе со своим Топтыжкой проваливается в бездонную яму. Такое чувство она уже однажды испытала, когда соседский мальчишка слишком долго кружил ее на стоящей посередине двора ручной карусели.
Мать хорошо поняла свою малышку, и сообразила про всю бессмысленности рассказа о том, что на Земле нет ничего вечного, и о том, как когда-то она, проколов все пальцы иголкой, ночь напролет шила своего первого Топтыжку. Правда, потом мама научилась шить медвежат быстро, и теперь даже заготовляла их впрок…
- Нет, милая, - неожиданно для себя самой ответила мама, не дожидаясь вопроса дочери, - Топтыжка вечен, и не обращай внимания на то, что у него может быть много, очень много плюшевых тел, которые ты держишь в своих руках. Ведь ты его любишь, а любовь – она вечная, и всему, с чем она соприкоснется, что горячо поцелует, она дарит свое чудесное бессмертие!
Товарищ Хальген
2006 год