Голубые озёра

 «Ты идёшь на работу, уходишь с работы
 постепенно забывая, откуда и кто ты,
 навсегда забывая, откуда и кто ты,
 навсегда забывая, что тебе это сниться»
 Сплин.

 - Какая чудесная девушка и курит.
 - Вам это мешает?
 - Нет. Просто, я, почему-то, решил…, а как вы считаете, Господь вас за это наградит удачей?
 - Господь, говоришь!? Кстати, как эта сплетня-то? Вижу жива.
 - Не веруете?
 - Нет времени. Дядя иди-ка ты.
 - Обратиться к всевышнему никогда не поздно. Он ждёт всех без исключения… - начал было мужичёк, со смешным лысым овалом на макушке, но у неё были на всё это заранее ответы, которыми она уже столько времени апеллирует с каждым с удовольствием.
 - Слушай, мужик, для меня всё, что выше дерева, просто выше дерева… и не надо мне уши поласкать. Я родилась возле монитора и из-за денег, так что давай не отрывай меня от мыслей о сексе – нагло и резко попрощалась она с навязавшимся собеседником и просто отвернулась.
 - Ну, тогда, прошу прощения. И прости Господь вашу душу…
Ушёл. Тут же подошёл другой. Не просто подошёл, а плавно, словно на носочках, подлетел. Чёрный кожаный плащ, идеально-ровная кожа на лице, сосредоточенные глаза и лёгкая насмешка, которую выдавал острый кончик губ, что задиристо торчал вверх. Ей нравились такие парни, но всегда, когда ей попадалось знакомство с ними, она скрывалась в стеснении. Вот он уже очень близко и явно хочет что-то сказать. В голове девушке пронеслась мысль «Будет знакомство!», причём эта мысль отдалась по рукам и лёгкие в какой-то момент заглохли. Пауза. Он всё прекрасно понял и говорил, как будто знакомый:
 - Овации. Вы заслужили.
 - На самом деле я люблю поспорить с прохожими и иногда в издевательской форме.
Сама не знает, как у неё это вырвалось. Но вид девушка показывать и не собиралась. Затягивая в себя последние сигаретные запахи, одним глазом и в полоборота ждала вопроса.
 - Вам не интересна философия сотворения мира Богом? – спросил он и… и улыбнулся.
Интересно к чему бы это он.
 - Помню себя ещё школьницей – заговорила она, с незнакомцем, не задумываясь о том, что делает сама. – Я рисовала его с голубыми волосами, толстой рожей, конкретно выведенной чёрным карандашом, и, почему-то, в платьице, точь-в-точь как было на самой не придурошной девчонке нашего класса. С тех пор, он вызывает у меня только милые детские воспоминания.
 - А вас не пугают слухи, что человек без веры – давно погибший человек? – прозвучал вопрос, на который она отвлеклась, но краем уха услышала. Отвлеклась на проезжающую мимо маршрутку, только всё равно номер не успела разглядеть. А вопрос прозвучал таким непоколебимым голосом, словно нет вариантов «не отвечать». Она аж растерялась. Человек в чёрном, был красив и любопытен, а главное на редкость обаятелен. Она продолжала стоять к собеседнику полу боком и продолжала потопывать кончиками носочков кроссовок, и продолжала не замечать, как соблазняется на чарующий голос. Как поддаётся этому влечению. Ещё немного и она откроется полностью. Ещё чуть-чуть и открытые глубокие глаза добьются полного её расположения. Вот… наконец она засмущалась и заговорила:
 - Я скорее верю – говорила и кровь хлынула по всем клапанам, – что весь этот мир и все эти жизни, включая и мою, рассказ… я имею ввиду, своего рода, перекрёсток миров – наш и якобы наш. Когда мы читаем книгу, мы заглядываем к ним, а когда они читают книгу, то они смотрят на нас. Или как это ещё сказать?! Я не знаю… не умею хорошо объяснять. Вот, короче, так.
 - И это с каждым из нас? – спросил он.
 - Да.
 - И сейчас в данный момент тоже?
 - Естественно. – продолжала она, успокаивая себя внутри – Только вот, есть книги, которые пишут всякие идиоты и неучи, возомнившие в себе гениальность, а есть книги талантливых людей. Вот о себе… у меня подозрения, что я на какой-то дрянной бумажке неизвестного автора кривляющего из себя тщедушные истории, так как ни одного толкового приключения со мной так и не произошло.
 - Может вы участница не типичного романа и стоит только подождать, в середине главы вас ждёт неповторимая встреча с интригами и хитрыми негодяями, которых вы в конце концов обведёте вокруг пальца.
 - Хотелось бы, а то я уже замёрзла в этой кухне, где одни ножи. Чувствую себя героиней тридцатого плана, дешёвой мелодрамы и хоть ты сдохни тут.
 - Зря вы так. Я бы, без грубой лести, пользуясь вашей теорией, сказал бы что вы, вдруг вдохновение скромного, но талантливого поэта и о вашей жизни он в стихах будет петь на вечере свих друзей. Я действительно вижу это в вас. Ты красива и умна. Честно.
 - Без лести, говоришь!?
 - Ну, разве что, чуть-чуть.
 - Чуть-чуть можно.
Мужчина, пользуясь преимуществом на целую голову в высоте, схватил, как коней за вожжи, её внимание, и нахальный кончик губ сделал своё – она улыбнулась, так будто влюблена. Так улыбаются только однажды.
 - А вообще говоря – Иваннеса.
 - Моё имя Сент.
 - Странное имя, для странного типажа, хотя… ничего странного я в этом уже не вижу.
 - Могу предупредить сразу же – знают меня в основном под прозвищем Центр. Это напрямую зависит от моей сферы обслуживания.
 - А чем вы занимаетесь?
Иваннеса уже не волновалась, хотя жаркие щёки и тяжёлое дыхание понемногу выдавали в ней скромную девочку. А так, она вовсе не волновалась.
 - Это сложно понять и не менее сложно объяснять. Я, своего рода, пятновыводитель с коврика прихожей души; я баночка для семяизвержения бешенства одиноких; я продюсер старых, потерявших веру в себя людских красот по городу и так далее… как бы психолог по сути везде и всегда. Простым словом меня кормят, одевают и награждают ночлегом, за советы, которыми я богат.
 - Так значит вы без крыши, вы без денег, вы без всего… как иждивенец, себе на уме.
 - Конечно не так прямо утрированно, но в общих чертах вы правы.
 - И как живётся? – тут ей вообще всё стало более понятно и легко. В голове моментально картина развернулась и обрела какой-то приземлённый вид, но хорош. Хорош, зараза.
 - Стабильно хорошо. У меня по всем районам есть несколько кафе, в которых меня ждёт еда.
 - За что? В смысле – как так?
 - Советы. Всё мои советы.
 - Быть такого не может. Если бы мне предложили бы такую работу, я тут всех богаче была б. Я на советы легка. Тоже кстати, психологией увлекаюсь. Много читаю. А как это у тебя так всё получилось? Ты меня разводишь.
 - Нет, я говорю правду. Мне не имеет смысла тебя обманывать. Не хочешь не верь – это твой выбор, но я никогда не обманываю. Ложь – это слабо, а я очень себя уважаю.
 - А как это ты так… как даже… даже не знаю как спросить? Как так вышло-то?
 - Так уж вышло. Я одолжил однажды крупную сумму денег у человека, хозяина парикмахерской, - проел их, а когда пришёл срок отдавать, я одолжил у другого, она хозяйка ресторанчика (все они знакомые родителей), - отдал, а чтобы жить дальше пришлось занимать у третьего и так далее… наступило время, когда долг вырос до крайности, а знакомые кончились. И тогда мне, крупно повезло – я спас от смерти одного теперь уже приятеля, и он простил мне долг; потом помог разобраться с проблемами другому, тот тоже простил мне долг и даже дал в займы. С того и начался мой стиль жизни. Я всё про всех знаю и помогаю безвозмездно, а они мне.
 - Лихо. Простое решение глобальной проблемы. Научи меня! – с долей иронии заявила она, хотя ей и в правду стало немного завидно.
 - Ну. Спокойно, во-первых всё не так легко. По крайней мере, лет семь за годом тому назад всё было невыносимо плохо и ужасно. Это не просто быть человеку другом, когда друг он тебе только пять минут, и он об этом прекрасно знает.
 - Ты, дядя, извини…, как тебя зовут-то там,… забыла – автобус мой! Пока. Удачи.
 - До свидания. Может, увидимся вновь?
 - Позвони мне.
 - Какой номер?
 - Ты всё, про всех знаешь!? – напоследок пошутила она. Или не пошутила.
Девчонка отбежала к очереди на отъезд. Он долго смотрел, глазами получившего удовольствие века, как она, толкаясь и послав одного, залезла в корявую машину. Автобус досыта собрал всех желающих, и хромая смирно двинулся мимо того самого человека в плаще. Глаза Иваннесы он на прощанье не нашёл.
 - Я так давно не рассказывал о себе. Никому – говорил он тихо, себе.
Глаза смирно зачехлились и мелкие мыслинки об уроненном, где-то в канаве, детском ощущении смелого быть счастливым, взъерошились у самого сердца и каменная слеза растеснила веки. Человек… мужик с каплей на лице – красиво.
 - Извини, что опоздал! Ты чего? Прямо так сильно опоздал? – вдруг подскочил ещё один, видать друг. Сент невозмутимо вернул сам себя к миру сему и направил суровый взгляд на него.
 - Заткнись. Не чуешь – я из той же глины, что и ты – имею право. А что касается тебя, так ты всегда опаздываешь.
 - Сент, мозги не крути. Я просто хочу тебя выручить, а с мятым сердцем ничего не выйдет. Выкладывай, чего произошло пока я спешил?
 - Отвали.
 - Ладно, тебе от этого мозгами выйдет. Ты ж знаешь.
 - Скажи. Как ты считаешь… что мир это воображение писателя или художника, и мы являемся воплощением их фантазий, а они – нашей?
 - Теория достаточно интересная. Своего рода та теория, где говорилось о том, что существуют два идентично похожих мира, только с разницей во времени на долю секунды.
 - Помню. Она нужна была, чтобы учёные могли объяснить существование вещих снов.
 - Да. А я сам считаю, что жизнь это на много проще чем ты думаешь.
 - В каком плане?
 - Вот смотри. Что значит жить?
 - Существовать какое-то время…
 - Вот! Время. Ведь есть два вечных движения: материи, времени. Мы это материя - точка, а время это геометрическая плоскость по которой мы следуем. Дальше, время – это не просто плоскость, а сторона куба… и поэтому, я как точка, которая всё время двигается с гигантской скоростью… просто мечусь по разным путям, как бы не попасть за ребро, а там уже другая жизнь.
 - Одно и тоже что и реинкорнация.
 - Примерно, только в эту систему влезает и та теория о существовании второго мира, так как куб имеет обязательно параллельную сторону равную этой стороне, и теория что жизнь это война и… всё что захочешь.
 - Я буду называть тебя Тетрис.
 - Пошёл ты!
Этот же был пониже ростом, но преимущество друга спокойно компенсировал невероятной подвижностью. Ловкие глазки, находчивые язык, гибкие руки было всё то, чему приходилось учиться Сенту, но своеобразного мышления, – понимания логики другого, у него, кстати парня зовут Альт, не было.



Тряпичное утро, из криво собранных людосносных машин, которые торопятся от точки А в точку В, что бы некий Д, вдруг, не решил их поимЕ. Видно – дороги чувствуют шиновтирание солнечных пальцев – трепещут. И всё крадётся своим чередом. «Встречаемся на Максимке… в восемь» или «в девять»: издевался над одним чёртик, сидевший сонноусталостью на плечах, и ворочая в черепной коробке, как в банке с лотерейными билетами, отрывки открытки с памятью. Видит знакомые лица (значит в восемь). Брат с сестрой. Хорошо. Сразу понятно – парень тронут сестричкой, а брат… брату всё по..ровну, он параллелен в этой истории. Тем лучше. Не успели подойти на расстояние слышимости, как:
 - Привет! Парень. Как самовеличие?
 - Привет. Брат, сестричка. Всё отлично.
 - Типично.
 - Взаимно.
 - Прости, но…
 - Не важно. Ты меня понимаешь.
 - А как же! Я ж не из засады выполз.
 - Где остальные?
 - Должны быть, уже.
 - А, в – девять или в – восемь?
 - Ещё один. По-моему в восемь.
 - Чем не доволен?
 - Всё хорошо.
 - А чё такой хмурый?
 - Я не хмурый, я просто так уродлив.
 - Тогда всё гладко.
 - Ну так…
Утро покрывается мирным, достойным Ташкента, а главное, что не мало важно, законным уютом. Куда ни вздумаешь везде одно… одно с одним и все хотят одинаково одного, а тот того уже, и так далее. Нет ну, парень точно глаз возложил на сестрёнку – говорит ей:
 - Как дела?
она типо:
 - Нормально.
он как бы так:
 - Чё расскажешь?
она тоже:
 - Да вроде, всё скромно. Кругом… да я погляжу… всё по старому… ты сегодня хорош. Да и вообще у меня мозги к черепу примёрзли – я ни хрена не знаю.
И давай стесняться. Туда сюда; короче дороже; слово за слово; вроде бы, что-то бы… хорошо брат, бесцеремонным словом, встал.
 - У тебя на роже прыщи размером со скворечники, парень. Где навешали?
 - Да там… зато стакан сгущёнки в день себе накапаю.
 - Это да.
 - А у тебя чё!? Не рожа, а Гитлеровские мысли об Израиле.
 - Да это я вчера диалог держал с одной.
 - Видно. Только вот за что именно держал?
 - Как ты уже заметил, не за полу месяцем бровь.
 - Ага, и по полу десять шагов.
 - Потом ещё не много дров
 - Заправим за трусы, не снимая штанов
 - Всё обольём обильно керосинчиком
 - Для храбрости – по винчику
 - А мамочке расскажем
 - Что он был всех отважен.
Ты, с чего это они?! Время такое. А утро то, на всех плевать хотела, всцветает сама по себе – эротика… красота на уровне бездумия. Ещё один идёт будто выспался, будто бы всем доволен, удостоил себя чести сегодня стырить у родителей много денег. Дымятся сигаретки-облака, что пахнут настроением и дрянным запахом изо рта. И тут значит сестричка на этого:
 - Брат. А вон тот самый идёт…
 - Азиз.
Азиз, роскошный, идёт любуется, собой балует толпу чумазых.
 - Здорова люди!
 - Азиз, привет!
 - Я слышал, вы тут собрались куда-то.
 - И что из того?
 - Да так, с вами хочу.
 - А ты знаешь причину, по которой мы туда едем?
 - Отдыхать?
 - Мимо.
 - Выпивать?
 - Мимо.
 - Позагорать?
 - Слушай кончай гадать. Прицелься хорошенько.
 - Хрен его знает.
 - Вот это более менее. Ты принят в наши ряды.
Подошёл ещё один и все были на точке. Оглянулись. Небо чистое, как судорога от ушиба, день душезатрагивающий, как тот же ушиб. Что ещё нужно!? Пятеро, не плохо настроившиеся, двинулись. Дебильная дорога, со всякими выделяюще пахнущими, пробудила у ребят мужественный долг – добраться до места во что бы то не встало. Едут. Кричат, веселятся. Едут. Разбились по парам и шепчутся. Едут. Уже молча, каждый раз поглядывая на дорогу, мол, «не приехали ли?». Едут. Едут – плохо. Остановка означала Воздух. Ещё немного. Чуть замкнули старые кривые двери. И… Награда была получена! Вкусный воздух промчался по всем каналам и все остались довольны. И снова веселье и шутки зазвучали в компании.



 - Ты единственный, кто остался в живых и это событие года – ты герой! Всё что ты хочешь… тебя впишут в святые, про тебя пойдут сказки. Люди захотят верить твоим богам, потому что автокатастрофы стали традицией буднего часа. Дай нам эту сенсацию! Дай мне эту историю! И ты, скорей всего, спасёшь жизни… сотни жизней, в том числе и мою.
Приставал к уставшему человеку какой-то журналист с очень неприятным запахом едкого никотина изо рта. Похоже на то, что этот журналист просто нуждается в том, чтобы тот рассказал ему свою историю. Но человек спокойно ходил по палате то к шкафчику, то к специальному столику, где кипятилась вода, и старался обращать на журналиста меньше внимания. Ему было откровенно плевать на все попытки подружиться с ним, и хотел только одного – наконец-то выпить, обжигающий нёба, кофе и слопать три аппетитных бутербродиков крекерного хлебца с сыром и с колбасой. Журналист, бедолага, то застывал в каком-то сомнительном ожидании, глядя на человека в халате глазами последней надежды, то испуганной лисой метался по комнате, говоря непонятные слова (как-то связывая их в предложения, которые должны были служить уговорами, но…). Словно ветеран войны, тот гулял по комнате и лишь хмурыми взглядами лупил журналиста, прямо по руками, каждый раз когда парень пытался что-то вписать в свою мятую книжечку. Одним словом, разговор не клеился, не складывался.
Журналист был ещё слишком молодым и не расторопным в психологических провокациях – от этого становилось только хуже и суетливее, но когда кофе взбодрил того аж до кашля, а пара бутербродов размягчили живот, обращать внимание на несносного журналиста стало, как-то реально.
 - Послушай, ты не знаешь что такое – остаться в живых. Ты новенький в жизненной камере пыток… - вдруг заговорил тот, чуть слышно и, не свойственно себе, низким голосом.
 - Нет, я много уже провёл репортажей и сам попадал в серьёзные передряги.
 - Не ври мне! Я чувствую твой вкус слова, и он выдаёт мне восторг, как пятилетняя девчонка перед конфеткой – резко ударил словами по губам и уставился на молодого, будто вот-вот даст по роже.
 - Нет, послушай…
 - Это ты послушай! Хочешь знать, что я видел – мои ощущения? Что я видел? Я видел, как водитель заметил, несущегося на всех порах грузовик в маленьком боковом зеркальце, ему достались только две не полные секунды, что бы понять, что водитель грузовика отключён, скорость и мощь автобуса уступает, а значит – столкновение; в автобусе двенадцать пассажиров, причём пятеро подростков; а дома малютка сын и, не простившая, его жена (она так и не получит цветы, что зацеплены над лобовым) и поглядеть мне в глаза, извиняясь за всё. Мгновение. И меня понесло по стенам. Я видел, как люди, ставшие мне, за деление микро паузы, родными, начали воспламеняться и лопаться, как воздушные шарики, оставляя, один за другим, оголённую душу (тела будто бы сметало с душ). Это была мольба, это были шумы их бешенства, это была отчаянное презрение ещё живых. Я ухватился за ближайшего пацана – хотел вытащить его из этой огненной волны, но волна его уже задумала, и он только стукнул меня телом, закрыв тем самым от смерти. Так получилось, я не везунчик – меня просто не заметили, под трупами. Как интересно, мне показалось что его лицо, вдруг, задеревенело и только мощные пульсы пробивались по венам на лбу, да и везде. Глаза его, залитые красным, - они шпарили! Вот она трусость. Вот и всё человечество. Смерть теперь имеет более веский аргумент для самовыражения – она уговорила случай.
Наступило молчание. Такое, какое бывает при погружении в воду на пятьдесят метров. А за молчанием наступило и время, точнее кончилось время визита. Трудно говорить получил ли журналист то, за чем приходил или он получил то, за чем шёл – не важно. На прощанье он всё-таки успокоился и сказал:
 - Тебе надо… надо что бы ты выпил. Твои слёзы – это… наверно, надо что бы ты выпил.
Человек в халате, сам того не замечая, плакал. Это странно, но бывает, как странно, но бывает видеть смерть собственными глазами и слушать, как сердце захлёбывается от адреналиновой лавы.
 - Сам пей, тупица, не зря я поклялся, вылетая на обочину, что готов жить!
 - Я, короче, это… пошёл.
 - Давай.
Странный парень, который редкой удачей оказался рядом с трагедией, молодой и беспечный удалился сев на свой мотоцикл.
А оборванному герою, ни что не оставалось, как топать в перёд и на зад. Он стал очеь чётко вспоминать всё, что было после. Ходил и вспоминал, как не заметил, что это странно, когда происходит большая авария и в этой местности, спустя два часа, ни кого нет. Ему было плевать. Он всё ещё чувствует, как до спины доноситься горячий ветер огня. Перед глазами ещё не выцвели картинки с изъеденными телами, кусками тел. Они лопались, как воздушные шарики. Сейчас их плоть слита, прилипла к расплавленной поверхности обугленного металла… и все они были людьми. Настоящими. Живыми.



Комфортно расположилось довольная рожа на лицах всех и оставалось только прийти, разложиться и как можно быстрей разлить. Так оно и вышло, а то что было между – мелочи, ничего интересного – шуточки про всяких не таких как они и так далее. А день-то – лакомый кусочек, со всякими ветерками приятными, ну очень хорош, прямо-таки рожай Элвиса!. Парень сестричке бутербродик, там, запивку нальёт, где на вилку огурчик насадит, где в разговоре добрым словом ей по ней – брат с Азизом, всё видят и пьют.
Водочка, пиво, вино «53». Довольная жаба в кустах отдыхает, на неё только что помочился парнишка, а ей роскошь.
 - Итак! Дорогие друзья, родные и сволочи! Мы тут развлекаемся, веселимся, как говорится, не в чём себе не отказываем, но повод у нас определённый. Какой!?
(на самом деле эта речь была больше, но вычеркнув из неё шматок мата и всяких не ровных моментов, забывания текста, получилось именно так)
 - Трхичная хибель ншего тварища одна-пылча нина в Не Лёгкой Схватке С.. Со Смертью! Проигравшего помянем.
Все встали на коленки (кому какая попалась). Видение под 120 км/час понеслось вне предела досягаемости. Попросту раскумарило! Сестрёнка вспомнила умершего, ей сердце скукожилось до последнего отжима, и как пошли слёзы, да зимы. Парень к ней – она нуждается. Был воздвигнут СТАКАН!!! И шоб ни хто не трогал – сверху накрыли кусочком ХЛЕБА!!!
 - Помним, скорбим. Пьём.
Дальше скрупулезно подбирая слоги и швыряясь темпераментом разразился разговор о том кто виноват. Огонёк дотлевал, прося ещё чу-чуть, буквально малую дозу дровишек. Всем плевать. И вот, наконец, настал тот момент, когда голоса были Сорваны! И все пошли купаться. Озерко! Замечательное место тем, кому хорошо. Парень с сестричкой времени терять не стали быстренько на тот берег, на то место, где не видно всем, а видно им и, как говорил Винни Пух, «ой входит… замечательно выходит!». Азиз, да брат этому рады – до ближены рассмотрения подпартизанились. А чего кто делает рассказывать не буду – не маленькие сами знаете.
 - Эй! Мужики! – раздался вопль Азиза, который решил вернуться к костру, чтобы не окоченеть. Все встрепенулись, кто-то надевая штаны, кто-то стрелой по озеру – на пункт.
 - Рюмку рванули.
 - Чё? Ты о чём?
 - Вот здесь стояла рюмка, прикрытая хлебом. Специально за погибшего. Её какая-то мразь выпила!
 - Кто здесь!?
 - Эй паскуда выходи! Я тебе задницу на диагонали распущу!
 - Ну чё ты муди..а! Выпить захотел? Иди не бойся мы тебя напоим.
Подростковые головушки сбились со следа – «где мы и где кто?». Уже, оказывается, день сбежал. Темнеет быстро, и хрен что разглядишь. Все ходят мимо друг друга… хвать одного «ага!», а нет – свои.
 - Как же быть?
 - Братан, ты хоть что-нибудь понимаешь из того, что сейчас, как-то, происходит?
 - Азиз, если и есть на твой, верно заданный, вопрос ответ, то пусть он только мне попадётся в руки – я ему аппендикс в уши затолкаю!
 - А что если он… если у него нет аппендикса и нет ушей? Что если он призрак покойного, мать моя та самая (как «мать твою!»).
 - А что если у меня между ног грабли!?
 - Да иди ты!
 - Только после вас, барышня.
 - Ты очень глупо себя ведёшь.
 - А зачем мы, по-твоему, пили?
 - Достал. Эй! А где этот и эта самая.
 - Скажем, где, этот, мне плевать. А вот где, эта самая!? – говорил брат.
Где, где в соседнем кусте. Вон они ищут подонка, хотя как-то странно ищут – оригинально. Не прошло и пяти минут, а стемнело, аж звёзд не видать – куда всё заметалось. Странно как-то. Азиз постарался нащупать озеро, но обознался – одни камни. Брат постарался вспомнить, где был костёр, но и тот сговорился. Подлое вокруг. Нет, не темнело – чернело.
 - Азиз?
 - Брат?
 - Ты где?
 - Не знаю. Иди на голос.
 - Азиз?
 - .
 - Азиз!? АЗИЗ!!!
Темнота поганая, такая липкая, такая тесная. Лезет в уши – ни чего не услышать, лезет в нос – трудно дышать. Руки обмотала.
 - Воздух! – вдруг захрипел сквозь зубы, брат.



Сент, являлся собой парнем в солидном сочетании всех стихий: он был точным и шустрым ветром, также ярким и не уязвимым, как огонь, обладал свойством гибкости воды (и в теле и на словах) и ко всему обязательно – ему присуще каменная стойкость и уверенная сила. Что касается его друга, то тут особый вариант – этот парень ни с каким образом не слияние стихий, он скорее всего свободно по ним блуждает, то есть ему подвластна вода, как отношение и стиль мысли, но в этот момент он ни как по другому. Одним словом, двое конкретных друга. Сент, шагал далеко и красиво, его походка была как рисованная: ноги легко сменяли одна другую, а тело ровной линией, только слегка покачиваясь в верх и в стороны, преподносилось к тому месту, чему посвящена прогулочка. А об Альте и говорить нечего, он в свою очередь успевает по дороге пообщаться со всеми, кот бы и что бы то ни было: «Знаешь, Сент, такая вот задача… вау что за день, что за бёдра… так вот я о одном деле… ни каких сил – она волшебна «Девушка будьте мне сердцем – я уже вас там вижу»… вот, значит ты понимаешь как…» (и так всегда). Вот они дошли до уважаемого кафе, на повороте, где Сенту нужно было побыстрому перекусить и решить какую-то маленькую проблему, он сам получал их таким образом, что приходилось решать на месте. Одним словом он пришёл «перекусить». Альт сел неподалёку – он был всего лишь наблюдателем в таких играх, и тайным учеником. Сент, приспокойно получил всё что заказал и:
 - Спасибо.
 - Пожалуйста, сер! А… вы…?
Уже было, растерялся официант, озадаченный сиим поведением статного клиента – может он чего-то не замечает, но господин уверенно объяснился:
 - Я уже заплатил. Я спас жизнь дочери директора этого милого заведения. Вы должны были бы знать.
Молодой работник прямо-таки вырос и уважительным взглядом поддержал ответ.
 - А, так это вы тот самый?
 - Да это я. Тот самый.
 - Или это была женщина!?
Чуточку припомнил официант, что в сплетне участники бардака были женского пола.
 - Не знаю, но я тот самый. Прошу прощения.
Ответственно отозвался Сент и отошёл к пивному столику. Там интересовался вкусом крепкой марки пива, с трудом приглядного типа, парень. Он неуклюже владел вниманием и от этого создавалось впечатление, передозного любопытства.
 - Здравствуйте.
Заговорил с лёгким смехом, Сент, и добродушно поглядел на странного нервного типа. Тот сначала отказался отвечать и, даже слегка отшарахнулся. Сент же не стал настаивать на разговоре и стал есть. Тип слегка призадумался, а после сказал с некой опаской:
 - Привет.
 - Мне кажется мы знакомы? – спросил, Сент, с таким важным видом и протянул ему руку.
 - Врятли. Хотя ты мог приметить меня в каком-нибудь фильме. Я снимаюсь в кино. Я актёр.
Актёр не поздоровался и Сент был вынужден расслабить, занесенную над пивным столиком, руку и просто положить её на стол.
 - Скорее всего! У вас внешность, достаточно солидная и, действительно, создаётся доброе ощущение, что вы актёр и причём не вторых планов.
 - Естественно. А вы чем занимаетесь?
 - Я!? Я… моя должность очень проста и наверно вызовет у вас, как у талантливого человека, мысли о том, что она не весьма серьёзна.
 - Но всё же?
 - Я решаю маленькие проблемы хозяина этого заведения.
 - Да. Вы… – с реальным страхом в глазах – убийца.
 - Что вы такое несёте. Господи.
 - А…
 - А… что а… - передразнил Сент, показав своё недовольство и даже где-то обиду.
 - Нет. Что вы, я просто так… я не хотел вас так оскорбить, если я вас оскорбил…
 - Да нет естественно, вы меня ни грамм не оскорбили. Я решаю простые проблемы. Советую. Как поступить с деньгами, как с тем, как с сем.
 - Да?!
 - Да. Вот этим я и занимаюсь.
 - Тогда может, как раз, мне к вам!
 - Почему это?
 - Так, ваш директор, твой бос, должен мне денег – я для него играл кощея на дне рождения его дочурки.
 - И…
 - А он не даёт. Говорит, что плохо играл. А мне очень надо.
 - Не знаю, смогу ли я? Это очень щепетильно и лично.
 - Ну давай смелей! Я тебя очень прошу. Мне очень надо,
Тот так возбуждённо передавал жестами картину, что Сенту приходилось крепко сдерживать смех, который буквально изо всех щелей рвался вон, как охотник на лань. Вот актёр хлебнул своего пива и настойчиво уставился на Сента, а Сент прикинул в голове, как вокруг стало тише, чем окончиться разговор и что хочет его дёрганный собеседник. Убедившись в безобидности акта, он начал:
 - Ладно, попробую. Так значит, чем вы занимаетесь?
 - Я актёр!
 - Отлично. Как вы думаете, чем вы занимаетесь в сути?
Актёр явно обрадовался и был полностью уверен, что проблема решена. Он думал, что подружился с большим человеком и не хотел упасть лицом в грязь, поэтому решил, что будет отвечать достойно.
 - Я переживаю сотни жизней, чтобы показать людям настоящий смысл жизни.
 - Вот значит как?! То есть, вы живёте на сцене и этим спасаете жизни другим?
 - Именно так!
 - А сколько стоит ваша жизнь?
 - Не понял?!
 - Я спрашиваю, сколько стоит ваша жизнь? Она ведь бесценна?!
 - Конечно, она бесценна, мать твою! Хочешь меня напугать?!
Заёрзал было тот, но Сент его корректно успокоил.
- Что вы. Я имею ввиду, что рас уж вы живёте на сцене и ваша жизнь бесценна, то… сами понимаете – или вы жутко продешевили, или она всё-таки продажна. Вот и всё. Вы с этим согласны?
Актёр вот уже готов был выкрикнуть приготовленную заранее реплику, но в конце она естественно не вышла и пришлось ей пожертвовать. «А ведь такая хорошая мысль была» - потом уже подумает актёр, но сейчас он признаётся:
 - Это ты хорошо меня...
К диалогу плавно подошло великодружеское приветствие, которое адресовал главный повар того места Сенту. Актёр внимательно оглядел вступившего и не найдя на нём ни единого сходства с тем кто ему должен сумму:
 - Эй! Это же повар!
 - Да, кстати, познакомься это самый сочно готовящий повар во всём данном районе!
 - Стоп, стоп… да хоть он сам Гоголь. Ты мне сказал, что друг - директора!?
 - Я так не говорил. Я сказал, что решаю его маленькие проблемы. Только не сказал, что делаю для того, что бы у этого человека не было проблем с зарплатой, которую директор этого заведения ему платит. Вот и всё.
Актёр добродушно улыбнулся. Ему ни когда не понять этой логики. Вот так вывернуть ситуацию и держать её… ни когда не понять.
 - Так если ты такой крутой. С чего бы тебе не с самим ним толковать – тогда бы вообще мог бы делать что за хотел?
 - Проблема, как раз, в том, что ты мне не поверил, а повар – поверил. Ты меня не слушаешь и слушать не хочешь, а этот прекрасный и талантливый повар слушает.
Актёр не много поразмыслил, затем что-то усёк и манерно заявил:
 - Так значит, ты живёшь как попадётся? Кто как поверит?
 - Выходит так.
 - А где смысл? Смысл жизни твоей!?
 - Ты знаешь… в этом-то вся и беда – я всё время опаздываю на встречу что бы узнать именно об этом, на встречу со смертью, и всегда кто-нибудь меня обязательно спросит, а почему это или почему то. Короче, ни как не успеваю, но вроде бы, скоро я специально выкаратаю время и добуду ответ.
Актёр вообще потерял всякую надежду, поймать его за язык, от этого он как-то почувствовал себя понятым (странное дело) и просто:
 - Ты такой сообразительный. Тебе кожа на лбу не жмёт?
 - Ну вот, и ты туда же!
Вбегает Альт (он выходил на минутку - покурить). В глазах золото, в теле пламя; кричит:
 - Сент, хочешь верь – хочешь не верь… большая удача! Там на крыши какой-то мужик – самоубийца!
 - Да ладно! Давно!?
 - Нет, вот-вот подошёл. Я просто в низу покурить вышел и раз мне на плечо какой-то мусор, ну я на верх… типа, кто это?… а там этот.
 - Хорошо!
Сент выбежал, быстро оценил: дорога, слепые люди, мужик – в пиджаке, высота – не очень. Чуть пораскинул мозгами и бегом на крышу.
Там. Много фотокарточек, раскинутых, какие-то вещи и этот жалкий кусочек людей – он, значит. Вздумал лишить себя жизни. Тоже мне. Сент прикинул тактику, взъерошил причёску, запылился, скинул плащ вниз и:
 - Ух ты! Мужик это твоё? – спрашивал Сент грубым голосом, словно после сна, поднимая шляпу.
 - Нет.
 - А чьё?
 - Не знаю.
 - Значит, я могу забрать?
 - Да! ДА!!! Забирай, кретин! Не видишь?! Я занят! Иди вон.
Орал незнакомец весьма озлоблено, но Сента это нисколечки не останавливало. Это было приятно. Доверяя собственной интуиции он прсто пошёл навстречу и спросил улыбаясь:
 - А чё ты делаешь? Прыгнуть хочешь?
 - Да! Да.
Сент подполз ближе и заглянул за край крыши.
 - Туда?
 - …
 - Мужик, пойми меня правильно…, но…, ты только не расстраивайся,… я только что оттуда. Там делать не чего. Там одно дерьмо. Лучше не туда, лучше полезли на верх. А?
Бедняга удивлённо осмотрел странного собеседника, сравнил его слова со своим мнением и как-то расслабился. Словно не простой юмор, какой-то идейный, что-то не предсказуемо прелесное было в этом скромном мирке. Диалог мог бы закончится одним шагом, но как-то это, показалось тому человеку-самоубийце, глупо.
 - Ты кто?
 - Я!? А на кого я похож?
 - Ты похож на человечка. А я?
 - Ух ты! Я как раз подумал, что ты мне именно их… нас и напоминаешь. Может ты тоже?
Пиджак был грязный и солнце настырно светило в зрачки, мужик оглянулся и понял…, что уже прыгнул. Он добился и без увечий той задачи, которую намечал. А глупенький незнакомец всё игрался, как ни в чём ни бывало – казалось он вымышленный, он потусторонний.
 - Кто кого спасает?
 - Я тебя.
 - Тебе самому нужна помощь.
 - Это да. Ты всё равно не торопишься, да? Давай придумаем, как нам бы до вон той штуковины добраться.
Сент указал на солнце. Мужик взглянул, но уже улыбался, и сказал:
 - Наверно, для начала надо бы пива. А там что-нибудь придумаем.
 - Угощаешь?
 - Конечно.



Он шёл в трудно опознаваемом направлении туда, куда попадают только те, кто хоть что-нибудь знают о том куда идут. Одним словом, он шагал. Солнце, будто высмеивало термостойкость человеческого рассудка – светило, как будто разогревало яичницу на земле, где кусочками приправы – люди. Поведение сердца отрицало все нормы порядка, от чего вниманию приходилось брать всё в свои руки и, героически тянуть на упрямстве. Жалкое человеческая пробоина во всём этом теле – ни какого Человека, просто что-то типа мысляще-сравнимых. Он еле-еле осознавал, что не смотря ни на что – жив… а когда понимал, что за это ему придётся идти и жариться, понимал что – зря. В какой-то момент он усёк, что уже долгое время продвигается по миллиметру на коленях. Вот он устал, скажу я вам, свернулся в комок и, полу дыша, оправдывался, почему не смог умереть. Вдруг:
 - Ну здравствуй.
 - Кто?
 - А вы к кому?
 - Я!? Я… к этому… как его?… домой!
 - А я уже дома.
 - А я?
 - Сравни.
Оглянулся и заметил, что стоит на коленях перед пропастью, прямо на лезвии обрыва, а рядом сидит парнишка молодой и сок пьёт. Сидит на рюкзаке и так доволен, что он на этом самом месте, аж не обыкновенно даже.
 - А ты, как здесь?
Еле своротил своим засохшим языком.
 - Мимо проходил, а если точнее, то залазил. Я альпинист. Лезу на вершину мира!
Провозгласил голос в прибодром духе непобедимости, а мужичёк еле поднял голову и встряхнул волосами.
 - А можно мне?
Попросил соку.
 - Бери, не робей. Эх, когда я всё-таки доберусь до той… ух я побешусь! Ух я потанцую! Ух мне будет…
Наверняка этот лихой выдумал себе весьма красочный мир, по случаю успешного завершения тропы, но мужичёк этого уже не слышал – он потерял сознание, или скорее всего, вышвырнул его вон – сколько мук оно принесло ему (Ё..!). Когда очнулся – это была уже совсем другая местность. Через горизонт тайком перебиралось солнышко, над головой суетились листья со всякими мелкими летучими, больно и чувство будто ломит в каждом суставе, наверно потому что действительно выламливает в каждом суставе, и как будто голова примёрзла мозгами к камням, к почве, а в основном… «Голубые озёра».
 - «Голубые» мать вашу «озёра». Как мне больно.
Он привстал, или просто сел.
 - Как мне больно…
Вот он попытался встать на ноги.
 - Как мне больно!
Рядом заворочался тот самый молодой (спал) и мужичёк вспомнил про то, что очень обязан ему и замолчал.
 - Ива…ива… ива…
Опа! От куда это, как будто кто-то плачет.
 - Ива… ива…
Вот опять! Кто это здесь?
 - Кто здесь?
Шёпотом. А «ива» всё доносились и доносились. Мужичёк надломив мерзкое ощущение боли по всему телу, гула в голове, и песка во рту решился идти на звук. Он вышел на протоптанную дорогу, что отделяло их маленькое гнёздышко от не великого, но ласкового по виду озерка. С лево. Он прошёл пару шагов в каком-то направлении и заметил, что стонет обыкновенный пацан, не далеко от них, только потому, что по пояс вводе и по каким-то причинам не может выбраться. Мужик подошёл ближе и попытался обхватить его руками, что бы извлечь из озера, но тот дёрнулся и выбежал сам на дорожку, сел и снова начал дрожать. Значит это у него не от холода. Мужичёк подошёл, уже аккуратней, и протянул пацану руку. Тот перестал дышать и, начал медленно наполнятся кровью, так что кожа обпупыривалась и всё тело колотилось в бешенстве. Это не обыкновенный пацан. Мужик подскочил и ударил его по спине, как это делают, когда кто-либо подавился. Тот замер, и туго набирая воздух, снова перешёл в состояние дрожания и опять своё:
 - Ива… ива…
Мужик боялся уже прикасаться к этому не объяснимому явлению поведения. Одним словом, ну его на хрен! И вдруг пацан заглянул ему в глаза. Мужику показалось, что своих у него нету и это ещё больше испугало. Пацан перестал плакать и всеми силами сказал:
 - Иваннеса.
Сердце ёкнуло и замолчало. Пауза и пацан отпустил мужика взглядом.
 - Пойдём парень тебе надо отдохнуть. Иваннесы здесь нет. Я не знаю кто она и где она. Я знаю, что тебе надо согреться и попытаться поспать.
 - Она не вернулась – говорил пацан и крутил башкой, как мокрая собака.
 - Сочувствую парень, но… пойдём со мной.
Мужик уже было, поставил его на ноги, но тот услышал, как альпинист проснулся, и так резко рванул по дороге, что вывернул плечо мужику. Тот завыл, и всё в нём сжалось – это было действительно больно. Альпинист выскочил из кустов и бросился на помощь.
 - Что случилось?!
 - Ни чего пацана держи!
 - Какого?
 - Он туда убежал.
 - Это он тебя так?
 - Да! Поймай его!
Альпинист без раздумья рванул, что есть силы в ту сторону куда, по условию потерпевшего нарушитель скрылся, но пятнадцати минутные поиски отказались быть успешными. Одним словом, не догнал. Вернулся.
 - Да мужик, с тобой только и неприятности. Кто тебя так?
 - Да один, малый. Я тут пока дополз, пока сидел, вспомнил кто он. Понимаешь я однажды попал в аварию… да чего «однажды!» я вот-вот прям перед нашей встречей попал… это был автобус, я ехал на переднем сиденье и в нас врезался грузовик. Все сгорели, кроме меня. На меня навалилось тело одного пассажира и, как-то получилось, что огонь до меня не дотянулся. Все сгорели. Так вот, там были ребята их было пятеро или четверо и вот уже я не совсем уверен, но по-моему, там был этот самый.
 - Так он же… по твоим словам.
 - Знаю знаю, но… сейчас у меня такое состояние, что я так до сих пор и не понял мёртв я или нет.
 - Значит, по-твоему, я либо альпинист, либо ангел смерти? Ха.
 - Да нет, конечно. Да ты не обижайся! Кстати, спасибо тебе друг. Ты мне как раз-таки жизнь и спас. Спасибо.
 - Да всё нормально. Это же мой долг, как человека.
 - Как зовут тебя? – вдруг вспомнил спросить мужичёк, что бы наконец-то поздороваться со своим спасителем.
 - Альт – легко ответил тот и протянул пыльную ладонь.
 - А меня – Сент.
Отозвался о себе мужик и по дружески пожал спасителю руку.
 - Ну вот и замечательно. А теперь давай располагать завтрак. Нужно его только подогреть.
Говорил молодой намекая на дрова.
 - Я схожу! – рванулся было, Сент, но… вывернутая рука и голова кружилась. Одним словом, он даже встать не смог толком, как альпинист его остановил:
 - Сиди! Ты чего? Я сам, ты же раненый.
 - Так. Может и раненный, но не убогий. Давай раскладывайся, а я пойду дровами обзаведусь.
 - Ну-у, раз вы так серьёзно настроены на справедливость труда.
 - Мы весьма серьёзны.
По кривлялись они друг другу и:
 - На три-черыре. Три… четыре.
На обе ноги прихрамывая, за руку держа себя, шатаясь от головокружения, Сент счастливым выскочил на добычу дров. Вот только он не рассчитал, что денёк-то настолько хорош и настолько великолепный, что забредёт он за метров десять от озерка. Вокруг такая прелесть – тают мысли. Набрал нужное количество сухого, древесного строения штучек и обратно. Идёт хорошо ему – добычу тащит. Приятная водичка манит… сейчас покушаем, да в неё и по ней, и ею об себя и хорошо. Вдруг, с лево. Пацан тот самый, опять дрожит, но уже с глазами ясными:
 - Ты это я. Так вот ты какой. Иваннеса. Тьма нас жрёт. Тьма – это ты.
 - Пацан, я тебя вспомнил. Ты ехал со мной на автобусе. Да?
Тот покачал головой. А у Сента перед глазами пробежало воспоминание, как пламя застало этого пацана врасплох, когда он целовал девушку. Огонь ворвался так внезапно и начал рвать его на куски, что…
 - Это всё херня! Я ехал на переднем сиденье, а на заднем ехали вы - подростки.
Пацан продолжал качать головой. А Сент:
 - Ты меня достал. Придурок. Хочешь сказать, что я мёртв?
Пацан продолжал качать головой.
 - Хочешь сказать, что он мой ангел смерти?
Пацан продолжал качать головой.
 - Ты хочешь сказать, что ты это я? Я это ты. О боже как мне надоело быть в этом тупом состоянии, когда нихрена не понятно! Чё ты хочешь?!
 - Иваннеса.
 - Она умерла!
Пацан продолжал качать головой.
 - Я тебе не верю.
Сказал Сент и пацан перестал качать головой. От мысли об обмане, которым издевается над человеком судьба, его жилы натягивались так, что ветки дров впивались в кожу, и когда он принёс их альпинисту, тот потерял слово.
 - Мне надо идти. Пока.
Сказал Сент и ушёл. через несколько минут снова никого вокруг не было.
 - Что со мной происходит? Я не мёртв – это очевидно. Этот малявка имел ввиду, что я его будущее. А моё прошлое?! «Тьма нас жрёт. Тьма – это ты». Тьма – это я. Что мне надо для него сделать? Зачем этот гад появился? Есть два выхода: пойти и разобраться во всём, или ну его в задницу – это всё мой бред, после катастрофы. Ни чего не необычного не происходит.
Он встал. Слеза, неумело блеснула, как будто весь, грязный от думанья, воздух выпущен через эту слезу, даже слезиночку. Сент взглянул, на своё прошлое и улыбнулся. От чего? До сих пор не понятно.
 - Дасвидания, мальчик. Ты бы мной гордился бы. Правда?



 - Какая чудесная девушка и курит.
 - Вам это мешает?
 - Нет. Просто, я, почему-то, решил…, а как вы считаете Господь вам за это подарит удачу?
 - Господь, говоришь!? Кстати, как эта сплетня-то? Вижу жива.
 - Не веруете?
 - Нет времени.
 - Обратиться к всевышнему никогда не поздно.
 - Слушай, мужик, для меня всё что выше дерева, просто выше дерева… и не надо мне уши поласкать. Я родилась возле монитора и из-за денег, так что давай не отрывай меня от мыслей о сексе.
Стал отшивать очередного приставучего она, но когда просто взглянула то, чуточку приостановила себя. За место обычного морщинистого умника с ней пытался заговорить достаточно представительный молодой человек. Чёрный кожаный плащ, идеально-ровная кожа на лице, сосредоточенные глаза и лёгкая насмешка, которую выдавал острый кончик губ, что задиристо торчал вверх. Ей нравились такие парни, но всегда, когда ей попадалось знакомство с ними, она скрывалась в стеснении. Он хочет сказать ещё что-то. В голове девушке пронеслась мысль «Будет знакомство!», причём эта мысль отдалась по рукам и лёгкие в какой-то момент заглохли. Пауза. Он всё прекрасно понял и говорил, как будто знакомый:
 - Ну тогда, прошу прощения. И прости Господь вашу душу.
Сама не знает, как у неё это вырвалось. Но вид девушка показывать и не собиралась. Затягивая в себя последние сигаретные запахи, и одним глазом в полоборота говорила осторожно:
 - Мою порочную душу!? Эту душонку простит, только дьявол и то, мне всё равно это не по карману.
 - Вы верите в дьявола?
Человек в чёрном, был красив и любопытен, а главное на редкость обаятелен. Она продолжала стоять к собеседнику полу боком и продолжала потопывать кончиками носочков кроссовок, и продолжала не замечать, как соблазняется на чарующий голос. Как поддаётся этому влечению. Ещё немного и она откроется полностью. Ещё чуть-чуть и открытые глубокие глаза добьются полного её расположения. Вот… наконец она засмущалась и заговорила:
 - Не совсем, скорее нет. Просто это как форма отрицания бога.
 - Но ведь отрицать бога и не верить в него это несколько разное.
 - Да. Иваннеса.
 - Сент.