Записки не случившейся любви,

Мэтт открывает глаза. Его взору предстает потолок и одинокая люстра. Нет, Мэтт еще не проснулся. Он все еще на автопилоте. Он встает, идет на кухню, вылавливает пачку овсяных хлопьев и полупустую пачку молока. Практически с закрытыми глазами он смешивает эту кашу и исчезает в ванной. Ванная не встречает его голубым кафелем. Он вообще не любит это место во всей своей двухкомнатной квартире. Мэтт смотрит в зеркало. Что он там видит? Усталого, сонного потрепанного после вчерашней пьянки, парня. Взъерошенные черные волосы, отросшая за ночь щетина и заспанные черные глаза. Мэтт проводит тонкими пальцами по подбородку и в где-то в сознании вспыхивает, что надо побриться. Мэтт терпеть не может воду. Ему она кажеться.. какой-то неприятной. Наспех умывшись, Мэтт выползает на свет божий и уныло начинает жевать сильно размокшие хлопья. За окном плывет апрель. Солнце упрямо хочет заползти в его темную обитель. Мэтт дожевывает свой убогий завтрак и бредет в спальню. Нет, ни с целью уснуть еще на пару часиков. В спальне находятся, небрежно брошенные вчера, брюки. Мэтт натягивает их и натыкается взглядом на встроенный шкаф. Там, с горем пополам он находит пока единственную чистую рубашку. Мэтт натягивает ее и любимый пиджак и выходит в подъезд. Солнце бьет по глазам. Тенью Мэтт проскальзывает в машину. Старенькая BMW напоминает о временах ушедшей ненавязчивой юности.
Мэтт приезжает в студию. Там его уже ждет Ева. Ева – бывшая наркоманка. Но у нее есть богатый папа, который заботится о Еве и не дает ей снова подсесть. У папы есть мечта – выдать Еву за богатого друга. Если все-таки не получится, то хотя бы за сына друга. Но Ева терпеть не может ни самого друга ни его сына. Ева любит другого. Но как водится, другой об этом не знает. Мэтт здоровается с Евой и печально движется с свой кабинет. В кабинете есть немного подостывший кофе и свежая газета....

 ***

Очертив в воздухе символическое сердечко и также символически проткнув его сигаретой, Мэтт уставился на сидящего напротив мужчину.
- И что Вы, извините, от меня хотите? – Мэтт ухмыльнулся и сделал затяжку.
- Не больше, чем Вы можете мне дать. – Ответил в тон Мэтту мужчина.
- Отлично. Тогда я ни чем не могу Вам помочь. Ева проводит.
Мужчина встал, коротко кивнул и вышел. Ева вернулась через несколько минут.
- Что он хотел?
- Не больше, чем я могу ему дать.


 ***
Мэтт уютно устроился на диване и закурил. Ева лежала у него на плече и пила диетическую колу. Приобняв девушку, Мэтт блаженно улыбнулся и погрузился в музыку...
- Мэтт!
В сознании вспыхнуло собственное имя и тут же потухло.
- Мэтью! – Резко выплюнула Ева.
Мэтт открыл глаза. За всю жизнь, у него выработалось что-то сродни рефлекса на его полное имя. Ева стояла прямо над ним и держала в руках банку колы.
- Доброе утро. – Она мило улыбнулась. Так, как умеют улыбаться девушки только ее типа. Его ответом был невнятный хрип. Ева продефилировала на кухню. Красивая девушка в потертых узких джинсах и и свитере «а-ля Курт Кобейн». Короткий ежик блестящих черных волос и тонкие, аристократические, черты лица. Она была не просто милой. Она была красивой. Все эти мысли перемещались по пока бессознательному мозгу Мэтта.

Мэтт сидит в студии и бездумно водит карандашом по листку. Какие бессмысленные фигурки, прописные истины за десять секунд. За окном скучно нудит весенний дождь. Мэтт закуривает. В голове пусто. Уставившись в окно, он изучает детально прорисованный силуэт мостовой и с отвращением, возвращается за стол. Голова болит, руки трясутся после вчерашней вечеринки. Мэтт обреченно натягивает пальто и выходит из кабинета. Ева провожает его не менее удрученным взглядом. У нее тоже был не лучший день. Вчерашняя пьянка и перманентное желание просто покурить травку...

 ***

Ева живет в красивом особняке, в конце седьмой авеню. Как раз на пересечении Леон Дэвис и Бродвея. В ее доме есть все, что только она пожелает. Ева не любит этот особняк. Она любит маленькую квартирку Мэтта. В своем же доме, ей одиноко и пусто. Ева часто остается совершенно одна в этом огромном модерновом доме. Иногда Еве очень хочеться выпрыгнуть со второго этажа или перерезать вены. Но она этого не делает. Потому что знает – Мэтта бы это не обрадовало. Да, Ева любит Мэтта. Просто он об этом не знает. Да и вряд ли когда-нибудь узнает. Еве тоскливо. Она бродит по дому и думает, что жизнь – это такая серая мышь, которая просто есть, а пользы обществу не приносит. Еще Еве бы очень хотелось, чтобы мышь была хотя бы белой. Ну на крайний случай в полосочку.

Мэтт лежит на диване, впрочем, как всегда, и конечно курит. В голове шебуршатся мысли и крутят колесики несчастного мозга. Мэтт очень устал. Он ездил к родителям. А поездка к родителям – это всегда усталость. Раздается телефонный звонок. Стеклянным взглядом, Мэтт смотрит на это чудо ископаемое, но в итоге догадывается снять трубку. С ним говорит девушка. Некогда очень дорогая его бездушному сердцу, девушка. Мэтт слушает ее особенно внимательно. Старается сфокусировать взгляд, собрать разбежавшиеся мысли. Ему это не удается, поэтому он не слышит половины из того, что говорит ему девушка. Из контекста наконец удается уловить пару фраз про то, что было бы неплохо им встретиться. Мэтт кивает и затягивается. Потом вспоминает, что это телефон и хрипло отвечает «да». Девушка удовлетворенно назначает время и место, а затем кладет трубку. Мэтт некоторое время слушает короткие гудки и ему кажется, что вот так же бьется его сердце. Мэтт возвращается в комнату, берет новую сигарету и принимается усиленно смотреть на маленькую точечку на противоположной стене.

 ***

Он красиво смотрится на фоне фонтана. Пальто до колен, цвета хаки. Потертые черные джинсы, длинный полосатый шарф, черная водолазка и какое-то творческое безумие на голове. В руках – кровавая роза. Он улыбается, потому что увидел ее. Длинный джинсовый плащ. Высокие сапоги на небольшой шпильке, растрепанные каштановые волосы и обворожительная улыбка.
Ева сидит в машине, чуть поотдаль от площади. Она видит, как он улыбается ей. Как сияет она. Ева закусывает губу. Она чувствует себя абсолютно ненужной. Неожиданно Мэтт оборачивается и сквозь фонтан, в упор смотрит на Еву. Проходит минута. Ей кажется – вечность. Не в силах отвести взгляд, Ева заводит машину и уезжает прочь.

Они сидят в маленьком кафе. Он изучает забытые черты, красивого лица. Она такая роскошная, молодая. Сидит с ним в одном кафе и рассказывает, как скучала по нему. Он, конечно, не верит. Он знает, что это лишь слабенькая попытка вернуть его на тот период времени, когда у нее такие проблемы. Она легонько касается его руки, шепчет какие-то глупости и с улыбкой смотрит на него снизу вверх.
- Мэтт. – Серьезно произносит она. – Скажи, ты все еще любишь меня так, как раньше?
Глупый, совершенно глупый вопрос. Мэтт таких вопросов по определению не понимает. Все эти «любишь – не любишь».
- Нет. – Сухо отвечает Мэтт и равнодушно целует свою шатенку.
Она просто не успевает выразить свое негодование. Да и навряд ли хочет. Она упивается, что этот немного странный, безмерно талантливый, и так далее, парень, снова у ее ног..

 ***

Лунный свет скользит по обнаженной коже. Она вздрагивает от прикосновений холодных пальцев. Он встает. Мэтт чувствует себя хуже, чем паршиво. Он вообще себя ни как не чувствует. Мэтт уходит на кухню. Закуривает. Часы противно выстукивают четвертый час ночи. Он нервно приканчивает сигарету и хватает телефонную трубку.
Не заслуженно долго тянутся эти полчаса, что он ждет ее у подъезда своего дома. Она сорвалась, как только услышала его голос в трубке.
Он стоял и мерз в одной лишь черной рубашке. Она выскочила из машины. Не накрашенная, сонная, немного прибитая после двух затяжек гашишовых сигарет. Мэтт улыбается. Правда какой-то измученной и задушенной улыбкой.
- Мэтт?.. С тобой все в порядке? – Она неуверено касается его плеча.
- Да, детка, теперь уже все..
Потом они долго просто сидят на ступеньках. И молчат. Только вдвоем они умеют так молчать.
Потом Ева встает, улыбается, выскользает из его пальцев и медленно уходит. На востоке появляются первые лучи еще не совершенного солнца. Мэтт тоже встает и ободряюще улыбнувшись на прощание, уходит домой. А шатенка уже встала, она сидит на кухне и нервно курит. На часах – не больше восьми. Она – злая, как черт.
Ей хочется наорать на него, устроить скандал по поводу того, что он пять часов где-то пропадал, а в холодильнике даже нечего поесть. Но она молчит.

 ***

Мэтт не ведет дневников. Он не видит смысла этих обрывочных записях на полях своей жизни. Мэтт думает, как бы пережить ему этот день, а о том, чтобы еще раз пережить его, речи даже быть не может. Мэтт страшно подавлен. Он устал, он хочет курить и спать. Но он не может. Часы умирают на отметке в два часа ночи и Мэтт решает отправить свое бренное тело – домой. Мэтт закрывает студию и видит на ступеньках Еву. Всю в слезах. Он не знает, что произошло, но и бросить ее тоже не может. Мэтт сажает ее в свою старенькую BMW-ушку и везет к себе.
Скоро июнь, думает Мэтт, сидя на кухне и отпаивая Еву крепким чаем. Он все еще не знает, что произошло, да и какая в целом разница. Главное, что он должен поддержать ее. И все, точка. Ева все еще глотает слезы, но уже начинает осознавать, что кажется теперь они с Мэттом квиты. Мэтт огибает крохотный кухонный столик, подсаживается к Еве и успокаивающе гладит ее по голове. Он смотрит на нее с такой добротой. От этого Еве еще больнее. Ведь она совсем не хочет его доброты. Ей просто нужен Он. А Мэтт, как будто и не понимает, что между ними столько общего, столько того, чего никогда не могли понять другие.

Было в нем то, что каким-то странным образом привлекало девушек. Он не понимал, что именно. Может отсутствующий взгляд.. Или же анархистичная точка зрения, когда все хотели стать юристами, он хотел стать художником. Мэтт вообще никогда не понимал этой бездонной эмоциональной ямы, что находится в нутри него. Там не было и нет любви, заботы. Есть маленький островок нежности, который достается Еве, единственной, кто всегда с ним. Вне времени и границ. Вне вечности.
Они лежат на диване валетом и изучают его безупречно пустой потолок. Изгибы рук, как принак того, то все еще живы. Ведь иногда достаточно жеста, что бы сказать все то, что так давно хотелось произнести. Он курит. Сигарету за сигаретой. Но не так, как всегда. На этот раз он затягивается с каждым заторможенным ударом сердца. И им опять не нужно слов. Бесконечная тишина, лучший подарок, который судьба могла преподнести этим двоим.

 ***

Мэтт нервно считает май. Скользко падает трубка и поток мыслей превращается в некий водоворот кошмара. Мэтт медленно сползает по стеночке и странно шевелит пересохшими тонкими губами.

Похороны – это всегда слишком драматично. Даже для него. Кто только придумал, что похороны – это слезы, боль и отчаяние?.. Нет, Мэтт всегда воспринимал похороны по-другому. Похороны для Мэтта – это что-то исключительно новое. Совершенно, кардинально можно сказать, другое. Начало. Старт. Всё.
Мэтт устало садится в кресло и ждет кофе. Параллельно он изучает давно знакомый пейзаж за окном. Все тоже.. Дома, деревья, скверы и невыразимая тоска о не случившимся..
Ева уныло созерцает полностью такой же вид. У нее нет розовых очков и красной помады. Но иногда ей хочется стать младше, глупее.. Чтоб мужчины косились на нее с этим диким желанием в глазах, но не так, как смотрят сейчас. Ева встает, берет чуть подостывший кофе и заходит к Мэтту.
Снова молчание. Нет, не то равнодушное молчание, что ты видишь каждый день. Нет. Это кардинально другое, гармоничное молчание. Когда ее дыхание дополняет стук его сердца...

Мэтт устало сползает по стеночке и смотрит на свои руки. Ему кажется, что он видит их впервые. Такие.. чужие, с серебряным кольцом на большом пальце, тонкими музыкальными пальцами. Ни следа какой-то трудоемкой работы. Руки неженки. Мэтт с размаху ударяет в кафельную стену студийной уборной. Больно. Глупо и больно. Но Мэтт продолжает мучать себя и уже окровавленную стену. Наконец со сбитыми в кровь, костяшками пальцев, Мэтт выходит в приемную студии и смотрит на Еву. Она низко склоняется над какими-то документами и все пытается параллельно размешать сахар в кофе.
- Ева... – Странно хрипит он. Дыхание сбилось. Руки Мэтт уже не чувствует.
Ева вскакивает и подлетает к нему. Глупо, очень глупо. Он начинает бормотать что-то глупое и несуразное. Она успокаивает его и сажает на кожаный диван. Дрожащей рукой он пытается вытащить сигарету. Ему это не удается и он нервно просит ее достать пачку из правого кармана. В итоге, немного успокоившись, Мэтт глубоко затягивается и восстанавливает дыхание и смотрит на мрачную Еву. Она сосредоточено перевязывает его руку и думает о том, что он все-таки дурак.

 ***

Сон медленно ускользает, разматываясь ниточками рассвета. Мэтт готов был поклясться, что сегодня должно было быть воскресенье, но автоматический календарь да и будильник не оставляли сомнений – сегодня был понедельник. Мэтт, как обычно, выползает на свет божий и закуривает. День с сигареты – это уже даже не выпендреж перед собой. Это просто привычка. Рефлекс. Мэтт садится на подоконник и смотрит вниз, за загазованный Нью-Йорк, на муравейник, что под ним. Так и протекает жизнь. День ото дня созерцать других, забывая про себя...

Они бредут по скверу. Такие похожие, потерянные.. и такие чужие. Ева крутит в руках недавно сорванную веточку сирени и при этом выглядит такой трогательно-ранимой. Мэтт курит и внимательно вглядывается в умирающий закат.
Да, она его любит. Да, он знает об этом наверняка. Но это ничего не меняет. Потому что она – не больше, чем девочка – друг. А он.. Она знает слишком хорошо.. так хорошо, что иногда становится страшно. Да, их уже почти не устраивают такие отношения. Но других они себе не представляют. Потому что только то, что есть у них сейчас, дает ей возможность оставаться у него без каких – либо последствий. А ему – напиваться в стельку и говорить ей совершеннейшие глупости. Они ведь знает, что если что-то изменить, то рухнет этот хрупкий фарфоровый каркас давно слаженной дружбы...
И их жизнь так и останется не больше, чем записками не случившейся любви...