Прерванная песнь

I.

Время – река. Река мчится. Ты бежишь среди бесноватых, невозмутимых волн, испытывая опасность и соблазн влюбиться в неразумное. Ты – женщина. Чуждая, враждебная стихия. Непонятная никем загадка. Мудрая сила. Гибель всех возможностей и предначертаний. Символ рода и враг личности. Берегись ее, идущей вверх.

II.

Утро било волной ярких, затмевающих глаза солнечных лучей. Она, задумчиво облокотившись о стол, помешивала чайной ложечкой в пустой чашке, скользя игривым взглядом по убогой столовой. Смотрела сквозь пространство и нищету, осознавая себя абсолютно счастливой оттого, что сегодня утром – бедна; оттого что все отвергла – зачем ей это – она привыкла находить и радоваться. Она родилась счастливой. И как всякий счастливый человек – излучала, светила, парила. Ей была чужда материя, она ее отвергала: не видела, не осознавала. Материя проскользала сквозь пальцы, превращалась в «мнимость».
Летнее солнце сегодня по особенному радовало ее: без причины. Оттого забыла налить чай в чашку и сделать различные необходимости. Она спустилась в сад, на деревьях заливались на разные голоса птицы. Девушка легла в траву. Тишина, казалось, что было слышно, как звучат колокольчики. Ее руки скользили медленно по хрустящей от росы траве. Кончиками пальцев между травинками нащупывалось что – то гладкое, теплое, не живое: подхватила в ладонь. Это было зеркальное сердечко, серо – голубое, на черной нити, с виду обыкновенное, неприметное, но излучающее. На обратной стороне: «Отдаю тебе свое сердце». Она долго смотрела на сердечко. Ее охватило беспокойство. Неживой предмет казался живым – теплым, бьющим, влажным..
Девушка одела талисман на шею, сердечко прикоснулось к коже, что-то пробежало по струнам души ветерком: охлаждая, обжигая, ударило теплой струей в сердце. От теплого внутреннего духа она закрыла глаза. На ухо кто-то тихо пропел:
Дух мой из ребер взыграл – к Тебе –
Разнося тело на мелкие осколки.
Они, искусно фантазируя желание,
Не замечают ничего на своем пути.
Только – твой…
Только – твою…
Только – твое…
Только – тебя…
Она открыла глаза. Он улыбался, излучая. Невысокого роста, тонкие черты лица. В глазах выражение мужества и лукавства.
— Извините, Ваша личность мне не знакома. я заблудился, сбился с дороги и очень устал.
— Конечно, Вам необходимо отдохнуть. – Она улыбнулась, излучая.
К вечеру таинственный путник разговорился, повеселел. Он все время напевал какие-то песенки, песни, она улавливала отрывки фраз: «…только голос, только звук, только умыслы..», «…отступись… сеют жар…всю выжму… пуще жизни…»
Не понимая значения слов, девушка чувствовала в них силу: силу всего – как в первозданном хаосе – столько, что немудрено, что человек, попавший в него пропадал, теряя себя. Она все понимала, но душа молчала: «Песни поет счастливые, и мое счастье не для него, он уже тронут чьей-то песней». Путник, сказав ей много приятных слов, обняв, попрощался. Пройдя несколько шагов, он повернул: лаза – боль: «Мы еще встретимся. – Отвернулся, запел – Я любовь узнаю по набухшим глазам, по иголочкам, бегущим в теле, по ножам, пляшущим в душе. Люб… моеее..». Все стихло.
Ночь. Свежесть прохладных листьев. В воздухе лунная струя. Девушка смотрела на луну – круглая, бесовеная, манящая. Сердечко на груди стало еще теплей, она поцеловала его – обожгла губы. Деревья, сквозь них шепота: «Перебросила мост в пространство, проскользнувши, оставила мне время – счет… Песочный хруст… Солнечный ропот… Пытаюсь не тонуть в песке… Хочу дотронуться – наверное – до раскаленного железа, губам полезно…» Она вспомнила его глаза – не для счастья, не зная сама – зачем – пошла в заброшенный, не принимающий никого, лес.

III.

Ветки елей царапали лицо, ноги увязали в перегнивших листьях. Она ни на секунду не засомневалась в правильности действий. Вышла на поляну. Лунный свет падал на очертание человеческого тела. Вмиг произошло что-то ужасное, пугающее – наваждение глаз. Человеческие очертания, извиваясь вырастали, менялись, преобразовывались. Деревья шептали: « ...Ангел – до полуночи, дьявол – в полночь… Существо двудонное… Две души дано…» Оно повернулось, ударив ее свинцовым взглядом. Дьявольский лик, лик разрушения, но глаза – расставанья его не для счастья.
— Спой мне песнь. Пришла для этого.
— Тебя не пугают мои крепкие руки – лапы? Ты не боишься зубов – клыков моих? Тебе не страшны мои ноги – копыта?
— Ты все равно поешь свою песнь!
Он запел, завивая в воздухе дух свой.:
«Отторжение, как наваждение
Оголило вены мне,
Заплетало судьбу мокрыми волосами – с солью на губах.
Пробежало по струнам души ветерком:
охлаждая
обжигая
Ты держи, смотри, пальцы кулаком,
поджимая ноготь во влажную ладонь;
Прикусив губу, смешав соль с соленой кровью,
на зубах, разворотив языком,
…слизывая, …глотая, …задыхаясь…
Проси… Проси…
Громче… Громче… промежду ребрами ударь кулаком, чтобы не так сильно стонала… Любовь моя…»
Он беспомощно поник, увял, ослаб, но продолжал изменяя ноты в голосе:
«Любят – думаешь? Нет рубят…
Так! Нет – губят! Нет! Жилы рвут
Любят, рубят – единый звук…
Не люби, не руби… Уходи…»
В его душе зверь взыграл сильный, великий, не побежденный, страстный. Из души двудонной его крик:
«Я заждался! По позвоночнику ножом –
прикоснись своим телом – чудом;
Я чувствую, струящееся тепло
Теплая кровь струйками по спине…
Но предавать, увы, нас суждено:
нет – не душу,
нет – не тело,
а назначенье… Уходи… Не играй с ним…
…Не томи его…»
Она ушла. Бежала по лесу, не от страха, от судьбы… От любви.. Сердечко на груди пылало огнем.





IV.

Утро было так же солнечно. После дождя в небо взвилась радуга. Девушка проснулась. В душе гамма чувств, гамма красок. Двудонное существо не давало ей покоя. «Он одинок. Ему необходима ласка. Ему нужно быть счастливым. Его нужно любить. Мое назначенье – дать ему это. – Её дух запел. – Мои мысли вплелись в яркую красную нитку, замотавшись в плотный клубок… Я свяжу ему кофту с просторным рукавом, надышусь его запахом терпким…»
Стук в дверь – песнь прервалась. В дом сделал шаг – он, лучистый парящий. Русые волосы, кудряшки на висках, лукавый взгляд бездонно-синих глаз – небо.
— Зачем ты приходила в лес?
— Послушать песнь его.
— Это и моя песнь.
— Нет. Существо одно, души разные. Его – боль. Твоя – солнце.
— Знаешь в чем колдовство? Полюбишь его – я останусь. Полюбишь меня – он.
— Обман! Любили до меня. Остались оба живы.
— Любили – в равности – ты последняя капля. Оденешь на шею сердечко свое на нити тому, кого выберешь. Ночью приходи в лес.
Лес успокаивал ее своим безмолвьем. Слышно было только как перелетает сова с ветки на ветку, преследуя тень идущего.
«Я ходила по лесу, по небу
И искала звучности, частности
И хотела видеть – видимость
Защемило сердце – кажется,
Распустила крылья – ощупью
Где же вы мои пальцы – нужные,
Где же вы мои ступни – прочные.
Я парила по лесу, по небу,
Изломав свои мысли – ельные
Распустив свои пальцы – игловые.
Разметав чью – то песню небесную,
Обойдя чьи – то помыслы верные,
Попадая в цель невидимую.»
Конец пути, на поляне очертания человеческого тела. Внезапно: сошедшая молния с небес, раздвоила телесный контур. Один – глаза – боль, другой – глаза – небо. Шепота: «Время, время… Минута сжигает время… Одень ему сердечко, предав чувства или назначенье… Девушка пошла прочь, напевая свою песнь:
«Блажен, кто кратко созерцал порок,
и в краткости нашел причину смысла.
Блажен, кто вымолвить не смог, найдя границу.
Блаженство ищут дураки и их граница – равнодушье.
Увольте за глухие сквозняки, я не отдам вам безграничье души…
Души… Моей… Вам…»
Сердечко грело ее грудь. Пройдя мимо места, где нашла его, в мыслях: «Вернуть назад?». Оставила себе. Не зная, что каждую весну полночь будет искушать: глазами – боль, глазами – солнце, а Она бескомпромиссно будет пытаться сделать их счастливыми… или его одного..
КОГО?
Но время мчится. Человеческая жизнь быстротечна. Сможет ли еще кто-то прервать свою песнь?