Художник

Пожелтевшие от дыма гипсовые слепки были похожи на останки человеческих страстей; картины, эскизы, макеты, холсты без рам и рамы без холстов говорили о хаотичности непостоянстве, царящем в этой маленькой мастерской художника; красота и распад, поэзия и действительность, яркие краски, окутанные тьмой; только чувственный человек заметит за всем этим драму – застывшую и безмолвную.
Ослепительное утреннее солнце освещало мастерскую и два солнечных луча, ворвавшись вглубь комнаты, проложили в воздухе две широкие полосы прозрачного золота, в них горели пылинки, которые беспрестанно кружили и разбивались о небольшую картину и убегали, унося с собой ее образ – незаконченный, неповторимый. Художник, вот уже несколько лет подряд хотел изобразить страсть и любовь, но все тщетно, картина не получалась и доводила его до безумства. Он не понимал в действительности, что должно быть изображено на картине: настоящая живая женщина, чувственная, любящая, с проникновенно-трогательным взглядом, с плавным изгибом тела, с яркой родинкой на левой руке чуть выше запястья, вот она стоит перед его глазами. Все. Конец. Подлинно живая картина, которую сплетение судьбы и разнообразие человеческих чувств и страстей заставляло сверкать необычайно яркими красками.
Он сидел перед мольбертом и смотрел на свое творение и чувствовал, что картина не удалась, он зверел, наводил мрачные тона, рисовал причудливые узоры, красные кровавые разводы, ветер… И так продолжалось ежедневно… Он устал…
Ранним утром он смотрел в окно, застыв с палитрой в одной руке, с кистью в другой. На углу дома стояла женщина, таких часто встретишь на улице и даже не обратишь внимание, но в ней было какое-то сочетание мягкости и твердости, силы и слабости.
Он перевел глаза на картину – он любил ее, испытывая к своему творению ту трепетную страсть, которая может возникнуть и родиться только в душе художника - подумав, что, пожалуй, темные тона под июльским солнцем слишком мрачны, а кровавые разводы слишком животны.
Незнакомка сидела возле его камина, блики огня падали на ее лицо, оно дышало страстью.
- Что ты все время такой мрачный? И почему ты скрываешь картину за этим белым полотном.
- Это моя тайна.
- Поцелуй меня.
Он закрывает глаза, он окунается в действительность. Он целует ее – без страсти, без любви, он целует ее – с бешенной страстью, с проникновенной любовью. Страсть возникает и развивается только под влиянием необычных, романтических, неожиданных событий. Для него приход женщины, поцелуй женщины, дыхание женщины было то самое удивительное событие, которое заставило его забыть свое «я». Он опьянел. Он был всем – страстным мужчиной, нежной чувственной женщиной, жестоким животным. Он выпивал всю ее кровь, как Дракула, перебирая глазами все ее тело, как будто что-то искал и не находил, находил и опять терял.
Когда уставшая женщина с улыбкой ироничной и, может быть, счастливой, заснула, он подошел к мольберту, поднял белую пелену, которая вот уже несколько часов подряд, бросала вызов его глазам, и стал рисовать с такой быстротой движений, что краски разлетались и кружились возле него, как маленькие нимфы.
Под утро все было кончено. За окном чужие люди принесли с собой суету и шум. Он заснул.
Открыв глаза он соприкоснулся взглядом с глазами той, которая вот уже несколько лет подряд не давала ему покоя, он застыл, как застывает глиняный слепок под всепоглащающим огнем, он не шевелился, он боялся дышать, думать, чувствовать – картина удалась, он ее ненавидел. Он медленно, методично спокойно, как бухгалтер, пишущий свои отчеты, сорвал исстрадавшийся холст и разорвал на маленькие кусочки, которые стали кружиться вместе с солнечными золотыми пылинками в воздухе мастерской.
Все кончено.
Он сел перед мольбертом, положил белый лит бумаги, посмотрел на него, как будто он имеет пространство, объем, смысл, и нарисовал, спокойно радуясь: красивую белоснежную женскую руку с яркой родинкой чуть выше запястья.