Ядерная зима в Карловых Варах

…Представляется мне ядерная нехолодная зима. Июль - со стронциевыми снегопадиками, словно специально выпадавшими для уничтожения бесчешуйных червей-мутантов, со снегопадиками точно в срок, в начале их метаморфозы, около фазы хитинообразования. А «следующих два года сыты будут, коли на фазу хитинообразования стронциевый снежок». К тому же свинцовой сажи много осело на гнилые болота. Тут также знаменательный символ: «Много изотопов свинца на Моравский антициклон – мор на червей»… Помню поздний, душный, грохочущий вечер… Как будто вижу: тухлый, весь почерневший, полуразложившийся и истлевший червяк, помню скрюченные лапки, мерзкий аромат протухшего трупа и – запах тухлых яиц, запах аммиака и муравьиной кислоты. Воздух так плотен, точно он вонючий студень, по всему червяку лопаются волдыри и раздается хлюпающий звук. Это смеглы, мокрицы-паразиты, отложили яйца, и покидают червя, чтобы отправиться на поиски другого – непременно самца, который жирнее и длиннее с крупными волосяными луковицами, через которые так славно проникать под кожу, разрывать кластромы почувствовать, как луковицы наливаются жидкостью и следить как длинная лента яиц шуршит из яйцеклада. Мокрица, откладывающая яйца, срывает их одно за одним с кончика яйцеклада, но уж такова ее природа, ни одно яйцо не уронит, выложит, еще и поправит, как будто приговаривает:
- Лежи, наливайся соком – исполняй предназначение!

И грохочущую промозглость вечера успокаивает только голодное кряканье двуглавых удодов на цезиевых карагачах в пустыне свалки, шуршание да мягкое шлепанье падающих на кучи мусора и в ядовитые лужи куколок смеглов. На густонаселенной свалке совсем незаметна тропинка к маленькой норе, засыпанная битым стеклом, и сама нора, около которой трехпалые карлики разбросали черепа пегих ворон. Всюду чувствуется слабый запах уксуса, вокруг норы – явно. В норе разбросаны железные сетки, висит крюк, почерневший казан, в уголке – домашний кинотеатр. Около норы валяются, литиевые элементы, снарядные ящики, различные раскуроченные приборы, устроен металлический стеллаж. По вечерам на нем сушатся собранные куколки смеглов перемешанные с металлическим литием, днем пропускается ток высокого напряжения, и по свалке между кучами мусора, расстилается бесформенным пятном защитный туман озона. В дождливые дни вокруг норы – форменный фестиваль, между остовами зениток проплывают светящиеся лица астрофизиков. Корчатся от кислотного дождя со снегом одомашненные кольчатые черви в строгих ошейниках, чересчур раскаленных высоким напряжением, подплывают черепахи на воздушных подушках в своих разрисованных голубым и красным цветом тефлоновых панцирях, старая карлица, бесплодная, с узким хищным лицом, суетливая как голодная стрекоза. На ногах ее стальные гэта, утыканные титановыми гвоздями – гвозди распределены по всей поверхности подошвы, так что она как будто парит над землей, кольчуга – кевларовая. Наколенники и налокотники гравированы сценами из жизни предков карлицы и украшены платиновыми застежками.
- Старая кокетка, - думает о ней ее младший отпрыск, застегивая шлем на подбородке. И когда она угомонится.

А членистоногие мулы в серебристых алюминиевых попонах и титановых подковах, с пухлыми беззубыми ртами, все кружатся в лошадином танце. Сходятся по двое, по трое, вяло постукивая титановыми подковами, и косятся на стреноженную ослицу, спрятавшуюся под навесом. Подходят к ней, конечно, по одному, и подходы у них скоротечные на несколько секунд или на минуту, но желающих много, танец идет замедленно, и раскормленный мул в лопнувшей попоне и сбитых подковах – нетерпелив. Вместе с партнером, долговязым, вальяжным полуконем, который оттирает его от навеса, он напирает с тихим похрапыванием, почти ржанием, а иногда даже прикусит ближайшего за холку. И до утра на свалке роится саранча, слышится около норы крик и звук разрываемого мяса, а иногда и хруст пережевываемых костей…

К полудню без снега становится очень сухо и пыльно. Насосавшись ядовитых капель с иголок карагача и сизой осины, еле идешь обратно к бункеру мимо разрытых мусорных куч. Вой и крики обитателей свалки или визг задраиваемых люков бункеров, раздаются в жарком воздухе приглушенно. Все плавится. И тут же новый запах: на дальнем конце свалки – взлетает орбитальный челнок, и крепко тянет тяжелым дымом сгорающего ионного топлива. В самом пекле, на бункерной площади – сказочный мираж, точно в доисторические времена стоят украшенные пурпурными полотнищами трибуны, безмолвно играют военные духовые оркестры, тяжелая бронированная военная техника с огромными карандашами баллистических ракет, пятнистые пятна правильной формы марширующих солдат, и немые крики толпы, заполнившей прилегающие улицы, размахивающей кровавыми флагами на длинных древках, транспарантами с убийственными надписями и портретами вождей. И вдруг все это красочное видение исчезнет, и ядовитый дым покроет бункерный майдан.