Уход из двадцатого века

Перечитывал вчера приятный томик Лема, в котором собраны "Мнимая величина", "Насморк" и прочее. "Насморк" по первым страницам напоминает мне раннего Набокова, только переполненность образами в этой книге Лема воспринимается более органично, хотя при этом первые страницы текста кажутся более тяжеловесными. Но здесь приходится сравнивать мрамор под резцом скульптора с заброшенным в революцию графским садом. Лем в своих экспериментально-фантастических призраках труднее для чтения, чем в сказках о роботах, приключениях Ийона Тихого и пилота Пиркса. Сама избраннная им отрасль литературы, научная фантастика, заведенная им в дебри технологизмов, делает его культовым автором для неисправимых технократов. Но несравненное мастерство, ум с безнадежной и поэтому всегда грустной иронией составили ему место в знаменательной тройке авторов второй половины века. Увлечение Лема фантастической прозой, отвлеченность Эко в медиевизме, даже побег Борхеса от описаний нравов аргентинской глубинки в нереальные библиотеки, безвыходные лабиринты и даже его поддержка Пиночета знаковы и характеризуют кризис человека в современном обществе, которое испробовало в двадцатом веке всевозмозные пути. Но, несмотря на невозможность простого ответа, сквозь грусть текстов Лема читается "величие благожелательного к миру человека". И если , как он шутит в рецензии без произведения, "культура есть ошибка", то такие ошибки стоят великих побед.