Горели огни

Содержание:

От автора
1. Пешеход.
2. Альтернатива.
3. Снова Пешеход.
4. Вслепую.
5. Воля вольная.
6. Утро.


Огромная благодарность Анастасии Кордюковой ("Синей") за помощь при наборе текста.


Названия географических объектов и малых народностей являются вымышленными. Имена и фамилии, за исключением упоминаемых известных писателей, поэтов и музыкантов, являются вымышленными (группа "The Wings" - тоже вымышленный персонаж). Любое совпадение с реально существующими случайно.

От автора.
 
 Вообще, "Горели огни" - это роман. Действие его охватывает промежуток времени почти в двадцать лет. Но мне почему-то легче называть это повестью. Повесть о Тигре, повесть о Крылатом, повесть о Нике… Впрочем, из чего еще складываются романы, как не из нескольких повестей о разных героях?
 У меня такое ощущение, что этой повести придется перенести наезды от двух видов людей. С одной стороны, культурным и интеллигентным не понравится описание тусовок с бухлом, матом и т.п. С другой стороны, тем, кто любит материться, бухать и т.п., будет скучно разбираться в философских и религиозных заморочках персонажей. А между тем, обе стороны жизни очень интересны для изучения и описания. На самом деле.
 Некоторые (или многие) качества характера, поступки героев могут показаться нереальными. На самом деле, у большинства персонажей есть прототипы: мои друзья, знакомые, случайные люди, герои чужих книг, - только их черты разбросаны вперемешку. То есть, один герой может сочетать в себе качества трех прототипов, оттого и получается несколько сумбурно. Мной же выдумано не больше, чем могло произойти в действительности. Как известно, "всё может быть".
 В тексте много ненормативной лексики, но во всех матерных словах стоят многоточия. Только один, по-моему, раз нецензурное слово написано целиком. Сразу хочу предупредить обвинения в ханжестве со стороны ругающихся матом и в бескультурии со стороны неругающихся. Матом в реальной жизни люди ругаются, независимо от того, что кому-то это не нравится. Мат в лексиконе человека - это его неотъемлемая характеристика, и если её убрать, то не получится цельного правдивого образа. С другой стороны, мат в литературном произведении оскорбляет эстетическое чувство читателя, к тому же текст могут увидеть дети. Мне кажется, заменять в матерных словах корни многоточиями - оптимальный вариант.
 В моей повести есть сцены, меня раздражающие. Например, Римма, плачущая на пару с любимым в день своей свадьбы с другим. Или Эля, думавшая о самоубийстве на почве несчастной любви. Но эти факты происходили в реальной жизни с различиями в мелких деталях и, безусловно, заслуживают внимания как порывы человеческих душ, которые всегда потёмки.
 Общее направление "Огней" "простое, как мычание", - поиск. Люди ищут, чем им жить. Если короче, то все мы - Пешеходы, ищущие свои огни. Огнями для каждого является что-то своё - velle suum cuique est* . Обо всем рассказать невозможно. Удается только выхватить несколько примеров и оформить их в виде книги.
 В "Альтернативе" герои стоят перед выбором, куда им направить свою жизнь. Это всегда трудно. Всё время приходится спотыкаться, падать и вновь подниматься. Легко заблудиться. "Вслепую" - это период ошибок. Ошибками становятся поступки, которые выбивают людей из привычного ритма. Сначала даже непонятно, что считать ошибкой своей жизни, а что нет? Точный критерий: ошибка - то, от чего человек впоследствии отказывается, отбрасывает от себя. В части "Воля вольная" изображены как раз такие отказавшиеся герои. Они уже насовсем выбрали себе "волю вольную". Но оказывается, эта воля не всегда означает свободу. Например, Крылатый свободен, Костя делает шаг к освобождению себя из привычных рамок, а Люба - нет. Она была свободна тогда, когда "вслепую" шла по жизни, оступалась, то есть, когда совершала ошибки. Видите, часто ошибки оказываются единственным возможным благом для человека.
 Наверно, эту повесть лучше примут читатели постарше - те, кому за 30, за 50 лет. В "Огнях" много персонажей такого возраста. Поэтому люди, уже успевшие пожить, будут не прочь почитать и про своих сверстников, и про молодежь. Они ведь были молодыми, им этот этап жизни понятен. А вот молодым обычно неинтересны люди старших поколений. За это осуждать не следует: 20-летний парень на себе не испытал, что такое быть 40-летним мужчиной. Ему эта стадия жизни непонятна, поэтому и не вызывает интереса. На самом деле, зря, потому что жизнь каждого отдельно взятого человека - это всегда новая, необычная история, которая возникла впервые и никогда не повторится в будущем.
 Мне на момент написания этой повести девятнадцать лет. Закономерно, что в этом возрасте нельзя прочувствовать жизнь 40-50-летних. Поэтому, наверно, у меня не очень верны характеры таких персонажей. Но не писать о них не могу: уж очень занятные прототипы подобрались.
 Вы тоже ищете свои огни. Желаю вам их найти, потому что без них всё очень по-дурацки неверно. Как ошибка в программе. Ну или как лажовая нота, закравшаяся в мелодию. Vive valeque**!
 
*у каждого свои желания (лат.)
**Живи и будь здоров (лат.)


1. Пешеход.

 Горели огни темной ночью. Усталый, заблудившийся Пешеход шлепал по лужам. Ноги его уже давно промокли, но он не чувствовал этого. Не ощущал он и
буйного ветра, который отбрасывал его с каждым новым шагом на два назад. Не замечал и редких полуночных машин, обдающих его грязью. Дождь иглами-стрелами целил прямо в глаза. По лицу текли капли, и Пешеход не мог понять: то ли это дождинки, то ли слезы, а то ли его собственные глаза вытекают и тихо уползают от серых домов, крытых одинаковыми шиферными кровлями. В хмурых окнах безмолвствовали прозрачные лица: такие простые, обыкновенные - и этим страшные. Пешеход старался не смотреть в их сторону: он чувствовал, что стоит задержаться хотя бы на миг среди них, и он станет таким же неподвижным и немым, не имея сил им противостоять. А вдалеке горели огни, и Пешеход упорно шел к ним, наступая на дождевых червей и пугая лягушек в больших лужах. Он не знал, зачем ему эти огни, однако по холоду и темноте шел на их теплый свет.
 До огней было еще далеко.
 Гром мячом бил в живот усталому небу. Небо в ответ метало молнии. Вода ломала плотину и точила столбы, на которых держался мост.
 А огни вдалеке горели…
 

2. Альтернатива.

 Часто ли, когда идешь по улице, на голову падает кирпич? Нечасто, но случается. Особенно, если Вы рассеянное и бестолковое создание и, к тому же, Ваши последние
сутки прошли очень халявно, отчего Ваши природные рассеянность и бестолковость возрастают до размеров "Боинга".
 На последние сутки Тигр не жаловался. С утра, как и положено, солнце нагло влезло лучами прямо в фэйс. Открыв глаза, Тигр не въехал, где находится: незнакомый потолок, выложенный узорчатой плиткой из какого-то синтетического материала, стены, верхняя и нижняя половина которых оклеены разными обоями… "Блин, да я же у Вики!" - дошло до него. Словно услышав, что он проснулся, дверь в комнату приоткрылась и появилась Вика.
- Доброе утро, - она подошла к кровати и поцеловала его. Он, довольно улыбаясь, свалил ее на одеяло и не давал встать. Она счастливо смеялась.
- Ну куда? Куда? - не отпускал Тигр.
- Там чайник… Сейчас закипит…
- Да хрен с ним.
 И словно назло им, из кухни послышались шипящие звуки. Вика побежала выключать чайник.
 Тигр, зажмурившись от апрельского солнца, улыбнулся. Он подумал, что в этот момент, наверно, счастлив. Просто, без всяких загонов, по-человечески счастлив. А может быть, и по-тигриному тоже.
 Вика заварила чай и стала притирать газовую плиту. Затем начала делать бутерброды для Тигра. Старательно нарезала батон, следя, чтобы получались ровные ломтики. Помня, что Виталя любит, когда в бутерброде толстый слой сливочного масла, Вика ото всей души не жалела "Крестьянского", щедро намазывая его на хлеб. "Что может быть приятнее, чем готовить для своего любимого?" - думала она.
-

 Это был "мимолетный кусок сладостной безмятежности, за которой начались великие испытания". В виде пресловутого кирпича.
 Тигр с донельзя счастливой физиономией шел от Викиного дома на автобусную остановку, наслаждаясь апрелем. Местные ценители высокоалкогольной продукции нефабричного производства вылезали в поисках оной и хмурились. В одном дворе с утра пораньше сидели тинэйджеры лет пятнадцати и вяло напевали, подбренькивая себе на гитаре. Одного из них Тигр знал по рок-клубу. Тигр подошел, поздоровался, минут пятнадцать потусовался с ними. Сначала пацаны спели песню со словами типа: "Мама, я не буду панком - буду скинхэдом…Мама, я свастику люблю!" Закончив эту, начали другую: "А на фуражке на моей серп, и молот, и звезда". Тигр подумал, что раньше "серп и молот" и свастика были абсолютно противоречащими символами, а теперь - вот так. Эклектика - совмещение несовместимого… Эклектика идеологий - это всегда, хрен знает, что (хотя подчас получается и очень интересное "хрен знает, что").
 А когда Тигр продолжил свой путь на остановку, возник кирпич. Хороший, увесистый, новенький, - он пролетел каким-то чудом в 10 см от Тигровой башки, вслед за чем раздались соответствующие комментарии Тигра, с одной стороны, и, строителей, с другой.
- Е…й в рот, смотри, куда прёшь!
 Спустя некоторое время до Тигра дошло, что территория стройки, куда он зашел, отгорожена символической оградой, которой он не заметил.
- Вот бля, - он подумал, что ему вполне могла быть крышка, и мысленно содрогнулся.
 На этом "великие испытания" не завершились…
-
- Я Вам говорю, Татьяна Алексеевна, что этот фитонцид Вы дешевле, чем у меня, нигде в Москве не найдете, - говорил небольшой полулысенький человек в сером деловом костюме и крупных очках.
 "А ты, хрен моржовый, думаешь, что, будь иначе, я бы пришла сюда?" - думала сидевшая напротив женщина в джинсах и спортивной кофте.
 Ей было всего 54 года, но ввиду пристрастия к сигаретам и алкоголю, выглядела она старше. При советской власти она работала крановщицей на заводе, параллельно торгуя из-под полы самогонкой. С приходом Ельцина и рыночной экономики Татьяна, что называется, "перестроилась на капиталистические рельсы". Она уволилась с завода и стала заниматься куплей-продажей химикатов для борьбы с сельскохозяйственными вредителями. Регулярно она ездила в Москву закупать товар на оптовых базах. На билет тратиться не приходилось: ее бывший сожитель работал врачом и сделал ей удостоверение инвалида. Приезжая в Москву, она останавливалась у своего другого бывшего сожителя, токаря. Жена токаря, баба с испитым лицом и прокуренным голосом, злобно косилась на Татьяну, но молчала. В 17 лет Татьяна родила дочь, воспитанием которой не сильно занималась. В 34 года Татьяна стала бабушкой. Дочь Татьяны пять лет назад умерла от приступа астмы, а внучку Вику Татьяна взяла к себе. Женщина знала, что в те дни, когда она уезжает в Москву, у Вики ночует парень - Виталик. Вика не догадывалась, что бабушке все известно, а Татьяна закрывала глаза на ситуацию. Ну, живет девка с парнем - эка невидаль! Сама Татьяна в Викином возрасте уже матерью была.
 Татьяна, выйдя за пределы базы, поставила огромную сумку с инсектицидами на асфальт и закурила. Прикрыла глаза и представила лицо дочери, похожей на отца - кажется, седьмого по счету мужчину в жизни Татьяны. Образы дочери и когда-то любимого человека не повлияли на настроение женщины. Это убийственное равнодушие - неужели признак старости?
 -
- Граждане, оплачиваем проезд! - кричали на весь автобус четверо рослых молодых людей, неизвестно каким чудом уместившиеся на сиденье для кондуктора. Сама кондуктор витала где-то в другой части салона.
 - Девушка, оплачиваем проезд! - орал молодой человек в черных очках.
 Кто-то улыбался, кому-то не нравилось.
 - Мужчина, что у Вас за проезд? - веселилась компания.
 Мужчина, однако, не был настроен на юмор:
- А ты кто такой, что за проезд с меня спрашиваешь?
- Чо? Кто я такой? - опешил в черных очках. - Ты, …, … и …, заткни е…о!
- В натуре, есть сам какой-то …, да еще вые…ся, - подключились его друзья.
 Остальные пассажиры ощущали неловкость, но вслух никто ничего не говорил. Только одна старушка пробормотала под нос. До слуха близстоящих пассажиров доносились отдельные слова: "Безобразие… Воспитание… При Сталине… Трибунал…"
- Заткнитесь! - ясно и неожиданно прозвучал властный мужской голос, перекрывая все другие звуки.
 Люди оглянулись: говорил не тот, на которого ругалась агрессивная компания, а другой, стоявший у задней двери.
 - А это что еще за голос? - высокомерно спросил "черные очки", повернув голову. Ему в глаза смотрел высокий, крепкий мужчина в черном пальто:
 - Не орите!
 Компания стала совещаться:
 - Слушай, давай сейчас на остановке вытащим его и вставим, как следует, чтобы не возникал.
 - А успеем?
- Конечно.
 - ОК, выходим.
 Тигр, как и компания, стоял у средней двери, а мужику в конце автобуса не было слышно разговора. Тигр прикинул, что мужику одному с четверыми не справиться, и решил тоже выйти и помочь. У него промелькнула мысль, что двое против четверых - не намного лучше, но времени на раздумья не было: парни выбежали из средней двери, метнулись к задней и рывком вытащили своего противника из автобуса. Тигр, отбросив все размышления: "Эх, была - не была!" - тоже вышел.
 Один из парней, широко размахнувшись, врезал мужику в лицо. В тот же момент Тигр врезал другому. Компания от удивления растерялась. Этим и воспользовался незнакомец. Он несколькими движениями уложил первого - в черных очках, а затем второго - который попался под руку Тигру. Двое оставшихся, увидев такой оборот дела, подняли своих побитых товарищей и поковыляли прочь.
 В это время в отъезжавшем от остановки автобусе происходил следующий разговор:
 - Вот придурки: чего, собственно, он им сделал, что они вчетвером на него одного!
 - И не говорите! Наркоманы, наверно.
 Таково было мнение одной половины пассажиров. Другие рассуждали иначе:
 - А чего он один полез с ними ругаться? Вот и нарвался. Сам виноват.
 И тут кто-то выдал феноменальное в своей логичности заключение:
 - А вообще виноват КОНДУКТОР!
 Все, обрадовавшись, что нашелся крайний, дружно согласились.
 Незнакомец протянул руку Тигру:
 - Спасибо за помощь.
 Тигр, пожимая протянутую руку, рассматривал спасенного (хотя вопрос, кто в данном случае являлся спасенным, а кто спасателем, - явно оставался открытым). Выглядел он лет на сорок.
 - Да не за что: Вы и без меня отлично справились, - вполне искренне ответил Тигр.
 - А знаешь, иногда намерение важнее, чем действие, - возразил незнакомец. - Как тебя зовут, спасатель?
 - Виталий, - ответил Тигр.
 - А погоняла? - спросил мужик.
 Тигр удивился, но ответил:
 - Тигр.
 - Крылатый, - представился собеседник. Видимо, чувства Тигра отразились на лице.
 - Тигр, не фигей ты так, - улыбнулся Крылатый.
 Он протянул Тигру визитку, на которой было напечатано:
 Ольшанников И. М.
 Председатель региональной ассоциации художников "Крылья"
 Ул. Шереметьевская, д.5, кор.3, кв. 46.
 - Понимаешь, почему "Крылатый"?
 - Угу, - Тигр задумчиво изучал визитку.
Крылатый взял с Тигра слово, что тот придет в гости в субботу, и исчез за зеленой дверью маршрутки.
 -

 Дом №5 по улице Шереметьевской Тигр нашел без труда: ярко-синяя с желтой полоской девятиэтажка сразу привлекала внимание. Поднявшись на третий этаж, Тигр очутился пред дверью квартиры №46. Он прислушался. Из квартиры доносились шум, смех, звуки гитары. Тигр нажал на кнопку звонка. Дверь открыл молодой человек со светлыми волосами чуть ниже плеч, в длинном сером балахоне и потрепанных джинсах.
 - А Ольшанников И. М. здесь живет? - поздоровавшись, спросил Тигр.
 - Здесь, здесь, где же ему еще жить? - весело ответил светловолосый. - Проходи. Эй, Крылатый, к тебе пришли.
 Когда Тигр зашел в квартиру, он офигел. Стены коридора были оклеены светлыми простыми обоями, на которых красками были нарисованы причудливые развесистые деревья, в кронах которых обнаруживалась и русалка с прозрачными глазами, и кот, ходящий по золотой цепи, и еще куча невероятных существ. С потолка, выкрашенного в синий цвет, смотрело гуашевое солнце, полузакрытое кучерявыми акварельными облаками.
 Пока Тигр рассматривал рисунки на стенах, из комнаты вышел Крылатый в "матроске" и защитных брюках.
 - А, Тигр, здорово, - он протянул руку для приветствия.
 - Нравится? - спросил он, заметив, что Тигр смотрит на стены и потолок.
 - Оригинально, - одобрил Тигр. - Вы это сами рисовали?
 - Нет, это все он, - Крылатый похлопал по плечу светловолосого. - Художник из него получится, что надо! Эл, это Тигр, он спас меня от четверых мордоворотов. Если бы не он, лежать мне сейчас в больнице с переломами жизненно важных органов.
 Крылатый и Эл (как оказалось, сокращенное от толкинистского "Элгорн") провели Тигра в одну из комнат, где находилось насколько человек: на подлокотнике дивана сидела девушка с гитарой, на полу народ потягивал пиво, в кресле в углу обнималась какая-то парочка. Увидев Тигра, девушка с гитарой усмехнулась:
 - А это очередной гениальный ребенок, а, Крылатый?
 - Ага, как Вася, - подхватила девчонка, сидевшая с парнем в кресле.
 - О да, с Васей вообще прикол был, - оживилась девушка с гитарой. - Прикиньте, прибегает Крылатый, улыбка до ушей. Я думаю, блин, человек миллион выиграл? А он вопит: "О, бедный ребенок! Такой талант и почти погиб!" И тут появляется этот "бедный ребенок": буйвол лет двадцати, ножик из кармана торчит.
 - Редкий случай прирожденной наглости, - покачал головой Крылатый. - Недаром ее зовут Ника. Ника Самофракийская - так звали древнегреческую богиню победы. Поэтому Ника все время на меня наезжает, а я ничего не могу поделать.
- Да уж, беззащитный - офигеть!
- Вот видишь!
- Кстати, - вмешался Элгорн, - а почему Тигр, наш гость, без пива? Это не по правилам.
 Эл сбегал на кухню и принес три "Балтики": Тигру, Крылатому и себе.
 Тигр легко влился в компанию, тем более, некоторые из присутствующих видели Тигра в местном рок-клубе, где Тигр выступал со своей панк-группой. Тигр заметил, что все очень привязаны к Крылатому, который для них совсем свой, и никто не обращает внимания, что ему далеко не двадцать. "Секрет вечной молодости", - подумал Тигр, решив, что когда начнет стареть, тоже окружит себя молодежью, для которой будет хорошим другом.
 Позже пришел еще человек - Костя в прикиде "милитари". Отказавшись от предложенного пива, Костя устало рухнул на диван.
- Костик, что с тобой? - спросила Салли.
- Аня, сколько раз просить не называть меня Костиком! - раздраженно ответил он. Он недолюбливал Салли, считая ее очень недалекой, как и ее парня Эльфа.
- Какие мы нежные, - съязвила Салли.
- Нежность тут не причем, а если не хватает ума ничего другого сказать, то лучше молчать, - тон Кости был открыто неприязненным.
- Не груби, - заметила Ника.
- Почему всегда, когда говоришь, что думаешь, тебе говорят: "Не груби"?
- Потому что ты наезжаешь.
- Ладно, проехали.
 …Уже было около одиннадцати вечера. Народ занимался, кто чем. Толкинист Эльф доказывал девке с малиновым хайром, что главный во "Властелине колец" - это Горлум:
- Если бы Горлум не откусил Фродо палец и не свалился вниз с этим кольцом, то Фродо непременно надел бы кольцо и стал бы работать на Саурона. И фиг знает, чем бы все дело закончилось.
 Девке с малиновым хайром (ее звали Малина) были до лампочки заморочки Эльфа по поводу Толкиена. Она давно запала на самого Эльфа, а он давал ей какую-то надежду, когда Салли не было рядом. Сейчас Салли находилась в этой же комнате, поэтому Малина не могла по полной строить глазки Эльфу и накачивалась "Невским".
 Ника и Костя вполголоса вели следующий разговор:
- Костя, нельзя так.
- Понимаешь, меня уже по горло достали такие люди: тупые, даже без намека на интеллект…
- Ну и что? На самом деле она лучше тебя: она свою последнюю рубашку отдаст, не пожалеет. Она людей любит, а ты только говоришь про всех: этот тупой, а этот банальный, а тот еще что-нибудь. Костя, ведь когда-нибудь и ты захочешь общения с ними, с банальными людьми, а они не захотят общаться с тобой.
- Я никогда не захочу общаться с такими.
- Ну откуда ты знаешь, что будет?
- Знаю.
- Блин, ну как ты не понимаешь: каждый человек - индивидуальность, уникум. Пусть он не читал Достоевского, бухает до блевотины семь раз в неделю и вопит, что все - уроды. А начнись, например, война, - он будет отбиваться один от полка врагов, только бы не пропустить их на Родину, а фанат Достоевского сбежит при первых выстрелах. Вот в этом-то и фишка: у всех есть достоинства и недостатки, но на недостатки можно закрывать глаза ради достоинств.
 Еще два пацана лет пятнадцати: один из "Идущих вместе", а другой из Союза коммунистической молодежи - вели политическую беседу:
- Блин, Путин - лох, а "Идущие" - это говно. Вот, Свист, ты же умный чувак, ну хули ты в этом лоховнике состоишь?
- Да ни хера! Это Зюган - мудак.
- А Лимонов тоже, скажешь, мудак? И Летов?
- Ну, - смутился Свист, ярый фанат "Гражданской обороны", - естественно, нет…
- Вот! - радостно перебил "Клинский". - Не сравнить к тебе - умные люди, и выбрали коммунизм, а не каких-то "Сосущих вместе"!
 Свист мучительно придумывал, что бы сказать, но в голову ничего не приходило. На помощь пришел еще один чел по имени Михан:
- Лимонов не коммунист, а национал-большевик. И Летов тоже.
- Вот! - настала очередь Свиста радоваться. - Я же говорю: не могут умные люди с "красными" быть.
- Хотя…- задумался Михан, - по-моему, Летов сейчас опять с Зюганом? Или…Блин, хрен его знает, он что-то ни туда, ни сюда…
 Тигр вышел в коридор и стал искать в куче обуви свои ботинки.
- Уходишь? - это оказалась Ника. Тигр кивнул. Ника надела куртку.
- Подай, пожалуйста, вон те кроссы, - попросила она Тигра.- Они прямо у тебя под ногами. Да, вот эти. Спасибо.
 Она обулась.
- Ты тоже уходишь? - спросил Тигр.
- Не, я за сигаретами в "комок".
- Не боишься?
- Да сейчас только одиннадцать, а я и в два ночи, и в четыре ходила.
- Смелая.
- Да не: просто сигареты заканчивается, а курить хочется.
 Выходя из дома, ни Тигр, ни Ника не обратили внимания на одинокую фигуру, сидевшую в отдалении на лавочке. Это был 78-летний дед Сережа. Он часто выходил ночью во двор, чтобы под лунным светом потосковать. Тосковать, конечно, можно было и дома, перед телевизором, но деду Сереже на свежем воздухе, при луне становилось легче. Он поднимал голову и долго-долго, пока глаза не заслезятся, смотрел на луну. И сквозь пелену слез (слезные мешки с возрастом ослабли) ему виделась его жена, умершая девять лет назад - виделась не той, молодой, на которой он в незапамятные времена женился, а старушкой, приближающейся к семидесяти. Такой она была в последние годы своей жизни. Дед Сережа помнил каждую морщинку на ее милом облике. Когда ему становилось очень больно, он переставал смотреть на луну и опускал голову.
 Сегодня луны не было. Дед Сережа не любил безлунных ночей.
-
- Мария, я буду любить тебя вечно! - произнес актер с трагичным выражением лица.
- Сильвио, не покидай меня! - актриса имитировала бурные рыдания.
 Объявили антракт. Люди, от мала до велика, побежали в курительную комнату. Люба не любила "курилки" и не любила театр. С первым было проще: она, не забирая из раздевалки своё пальто, отправилась курить на улицу. А театр любил Любин муж Лёня и таскал жену с собой, вроде как приучая к культуре. Два часа непреодолимой скуки! Люба всегда старалась отвертеться от похода в театр.
 Оказалось, что среди зрителей, пришедших на спектакль, нашёлся ещё один человек, который не любил "курилки". Это был мужчина лет на десять старше Любы. Он тоже вышел курить на улицу. Они стояли с Любой у здания театра, курили и разговаривали. Он спросил, нравится ли Любе спектакль. Ей не хотелось говорить, что она считает вообще все спектакли полной фигнёй. Но он понял сам и сказал ей об этом. Ей стало неловко, что она не такая, как собравшиеся здесь любители театрального искусства, что она не разделяет их восторга. А он сказал, что этот спектакль, на самом деле, по некачественному произведению, правда, сыгран качественно, а не любит она театр, потому что не была ни разу на хорошем спектакле. Он спросил, любит ли она смотреть фильмы. Да, любит. А театр - это то же самое, только не через призму кинокамеры. Интересно, сказала Люба и поняла, что говорит искренне.
-
 Они не стали любовниками сразу. Сперва они просто общались. Игорь был художником. Люба приходила к нему в мастерскую, смотрела его картины. Сначала она их не понимала. За решеткой горит огромный костер, в углу валяется раненое солнце с поломанными лучами, там же обугленный черный кот, зажмурившись, раскрыл пасть в крике, и кто-то пытается вылезть вверх по лестнице (видны только ноги, и горящая лестница вот-вот должна обломиться). Эта картина называлась "Да будет свет!" Еще был "Снег": след от чьей-то зазубренной подошвы на фоне поблескивающих снежинок. След был немного белый, немного серый, а местами почему-то красный. Рядом шприц со сломанной иглой и детская варежка. Эту картину Игорь с удовольствием комментировал:
 "Этот след я видел в соседнем дворе. Иду домой с работы, а тут смотрю - такой, вроде обычный след на снегу, банальный шприц и варежка. Но ведь такое сочетание нарочно не придумаешь. Я остановился и минут десять смотрел на это - хотелось запомнить. Варежка дорогая: наверняка бедному дитю досталось от матери за потерю. А шприц - почему обязательно наркоманский? Им могли делать вполне безобидные уколы: например, в нос при гайморите.
 А вообще мне хотелось показать снег - так, как никто еще не изображал. Я еще думал, назвать картину "Снег" или "След"? Но след сам по себе ничего не значит. Главное - это снег, который принимает на себя следы, шприцы, варежки, грязь, кровь - всё, что случилось оставить человеку".
 Любе понравились "Двойники": окно троллейбуса, где в самом стекле на фоне деревьев, домов выступали полупрозрачные, расплывчатые отражения пассажиров, сидений, поручней.
-


 Это было немногим менее двадцати лет назад. Стоял типичный октябрь. Правда, действовал на людей он нетипично. Игорь Ольшанников, который раньше все свободное от учебы время рисовал иконы, теперь за пределами "Кулька" (Института культуры) не брал в руки кисти, а ходил на занятия по самбо и торчал с общеизвестными лодырями и скандалистами в пивной. Однажды он пришел домой, почти не держась на ногах, с заплывшим после удара глазом. Как поняла жена Вера из его пьяных фраз, Игорь подрался в пивной с однокурсником, когда тот заявил в особо грубых выражениях, что Бога нет.
- Он есть, Вера! Понимаешь, Он есть! Ведь этому дураку, Олегу, Господь дал талант. Ты видела его, Олега, картины? Изобразительная сила, сюжет, мысль - такие, каких у человека от самого себя не может быть. А он, дурак, не понимает, откуда у него всё это, и говорит, что Бога нет. Ведь всё от Бога, Вера. Всё! - Игорь плакал. - Когда ничего не получается, когда всё кажется таким бессмысленным, что нет разницы, жить или нет… Когда ночами не спишь: бродишь по квартире из угла в угол в поисках нужного образа… Да, даже не образа: одного мелкого штриха, солнечного блика, оттенка… А не находишь! А с образами из жизни так же, как и с образами в живописи: иногда всё так бессмысленно. Вот живёшь ты, жрёшь, спишь, е…шься, ходишь в институт, в магазин, в пивную, строишь с миллионами таких же, как и ты, светлое будущее… В Америке вон строят капиталистическое будущее, где-нибудь в Африке - первобытное. И все строят что-то большое, глобальное. Только зачем? Чтобы еще сильнее чувствовать собственное одиночество, чтобы скорее потеряться в огромной конструкции, как в красивом гробу для живых, к тому же сделанном своими руками.
 Игорь сидел в позе типичного пьяного человека, подперев голову обеими руками. Вера не ругалась на мужа. Ей было жаль его. В Советском Союзе трудно было быть верующим, а Игорь в церковь ходил через каждые три недели, там причащался или ещё что-то… Вера, потомственная атеистка в четвертом поколении, в православных обрядах не разбиралась.
- И вот когда упрешься лбом в эту безысходность, - продолжал Игорь заплетающимся языком, - вдруг что-то - раз! И всё уже другое. Шкурой чувствуешь, что другое. В один миг находится то нужное, над чем ночами не спал. А у тебя ощущение, что это всю жизнь было с тобой, и удивляешься, как его мог не видеть раньше. Это Бог посылает, Вера. И в такие моменты мы начинаем выдавать наружу то лучшее, что есть в нас. В этом и есть смысл нашей жизни - хранить вечное добро. Хотя одновременно неизбежно вечно и зло. Но зло - это шлак, отход производства. Одна крупинка добра перевешивает тонны зла. Скажешь, лирика и глупости? Нет, это аксиома - теорема, не требующая доказательств. Вера, Бог есть! Верочка, ну скажи, что Он есть!
- Есть, есть, - послушно повторила, как попугай, Вера, понимая, что с пьяным мужем лучше не спорить.
- Вот! - торжественно поднял указательный палец вверх Игорь. - Ты неверующая, а всё-таки сказала, что Бог есть. Не - ет, не возражай: я понимаю, что это, чтобы я отвязался, ты так сказала. Но, Верунчик, ни один христианин даже по просьбе любимого человека, даже под пытками не отречется от Бога. Вот попроси ты меня сказать, что Бога нет! Хрена с два! Хотя я тебя очень люблю, Верочка, и хотя я пьяный. Видишь, твой атеизм - х…ня, если ты так легко от него отрекаешься, чтобы угодить пьяному мужу.
 Игорь уронил голову к Вере на колени и почти сразу же уснул.
 На следующий день Вере по телефону позвонила Оксана, девушка того самого Олега, с которым подрался Игорь. Оксана ждала ребенка от Олега, и скоро молодые люди планировали пожениться. Оксана попросила Веру о встрече.
- Некогда мне, - отказалась Вера, догадываясь, что ругани не избежать. - Говори так, что хотела.
- Я не из дома звоню: дома Олег, знаешь, в каком состоянии лежит? У твоего самбиста, вообще, голова на плечах есть? Нашел, с кем связываться! - жаловалась Оксана. - Теперь ему-то ничего, а Олег бедный…
- У Игоря тоже глаз подбит, - перебила Вера.
- Ну, глаз - это еще не беда. Ты бы Олега видела, - заявила Оксана.
- Ксюха, говори яснее: что тебе надо? - решила завершить Вера. Ну, если эта сука денег потребует за то, чтобы в суд не подавали на Игоря за нанесение телесных повреждений!
- У Олега, может быть, сотрясение мозга, - осторожно начала Оксана.
- Какое, в п…у, сотрясение! - не выдержала Вера. - Два мужика напились, покуражились, морды друг другу помяли - обычное дело. Игорь это самбо свое и не применял даже: обыкновенно въехал в рожу, как и твой Олег ему! Знаю, что у тебя отец - нейрохирург, справку любую напишет, что сотрясение. Только, если посмеешь, Ксюха, - света белого у меня не взвидишь! А что ты, милая, не из дома звонишь? Чтобы Олег не слышал, какая подлая у него баба? Да?
 К удивлению Веры, Оксана смутилась:
- Вер, да что ты так сразу разошлась? Я, собственно, ничего такого и не говорила.
 По тону Оксаны было понятно, что, хотя и не говорила, но явно собиралась.
- Я только хотела… В общем, это Игорь первый начал. Пусть в следующий раз руки не распускает, как психбольной. Подумаешь, сказали ему что-то не то: не маленький, - проворчала Оксана.
- А знаешь, что, Ксюха: если кто-то распускает язык, не уважая окружающих, ничего другого он и не заслуживает, и на месте Игоря я поступила бы так же.
- Ну да: два сапога - пара! - в сердцах воскликнула Оксана. - Всего хорошего, Вера!
 Она бросила трубку, не дождавшись, пока Вера что-нибудь ответит.
 Оставшись наедине с собой, Вера задумалась. На нее октябрь тоже действовал нетипично: она слишком часто стала задумываться. Вот сейчас она защищала Игоря от нападок Оксаны. Защищала чисто по-женски: обидно, когда твоего любимого мужика в чем-то укоряют. Но по-человечески она, так же, как и Оксана, и Олег, не понимала поступка Игоря. Не понимала она и всего Игоря: его религиозности, его резкой смены настроения и поведения: вот сейчас пьёт, а через каких-нибудь две недели в церковь побежит каяться в пьянстве. Может, он и изменяет ей, Вере? Как его поймёшь, когда он уже который день, придя домой, сразу засыпает? И иконы эти, какие начал рисовать, так и лежат незаконченные. На самбо зачем-то ходит: никогда ни мыслей, ни разговоров об этом не было - не увлекался, а тут вдруг - раз! И нате! На самом деле, бывает он таким заботливым, внимательным: прямо обволакивает тебя нежностью. Но иногда - всё с такой неохотой, словно не нужно ему ничего и никто. И эти перемены без видимых причин.
 Слукавила Вера, сказав Оксане, что на месте Игоря сделала бы, как он. Нет, она, если уж на то пошло, оказалась бы на месте Олега и поступила бы, как Олег. Вера дома иногда спорила с мужем, пытаясь опровергнуть его веру. Он доказывал ей, что атеизм - это идея антижизни. В итоге супруги ссорились.
 Вера уже не в первый раз подумала, что, может быть, они совершили ошибку, связав свою жизнь друг с другом. Разойтись бы, пока не поздно. Но не могла. Изо всех мужчин мира она хотела быть только с этим сложным, непонятным ей человеком.
-
 Игорь шел к Эле. Эля училась на том же факультете, что и он, только двумя курсами младше. Сблизились они на почве православия. Однажды третьекурсник Игорь бегал по зданию института в поисках преподавательницы графики, у которой надо было получить зачет. В пустом коридоре стояла группа первокурсников, сдававших уже экзамен. Они по очереди заходили в экзаменационный кабинет. И вот осталась последняя девчушка. Игорь, сосредоточенный на проблеме получения зачета, не обратил бы на неё внимания, но…
- Следующий, заходите! - послышался голос экзаменатора.
 Девушка подняла правую руку и перекрестилась, а только потом вошла в кабинет. Игорь застыл на месте от удивленной радости. Он знал, что в их время повального атеизма есть верующие люди, но все они боялись высказывать свою позицию вслух. И вот удача! Он даже не заметил, что навстречу идет искомая преподавательница графики.
- Ольшанников! Наконец-то я тебя увидела в институте за последний месяц, - не замедлила с реакцией преподавательница. - Ты как с такой посещаемостью зачет намереваешься получать?
- Здравствуйте, Софья Михайловна! - обрадованно завопил Игорь. - А я Вас как раз ищу. Хотел спросить, когда можно зачет получать приходить?
- Ну надо же! Под конец семестра вспомнил, что он ещё числится в институте! - съязвила Софья Михайловна. - Вот: ты, Елисеев, Баранцева и Опарина - вас четверо таких лодырей осталось - каждый день ходите и отрабатывайте пропуски. Пока всё не отработаете, зачет не поставлю. Когда у вас первый экзамен? Четвертого? Отлично: до первого как раз успеете, если за ум возьметесь.
- Так точно, Софья Михайловна! - шутливо, по-военному "отрапортовал" Игорь.
 Он убежал, а Софья Михайловна покачала головой вслед. Она знала, что зачет поставит всем четверым. Опариной - из жалости. Хочет девочка быть художником, но способностей абсолютно нет. Так, из жалости, переводят её с курса на курс. Но, как считала Софья Михайловна, путем упорного труда из бездарности получается посредственность, и Опарина сможет усвоить минимум навыков, которые требуются для преподавания основ живописи в какой-нибудь захудалой художественной школе. А остальные трое - способные, но наплевательски относятся к учебе. У Сережи Елисеева рисунки и картины, как точные копии окружающего мира. Пейзажи, натюрморты, а особенно портреты в исполнении Елисеева - как фотографии. А Игорь Ольшанников… У него в работах не то, чтобы погрешности, но странная манера изображения. Например, пишут все натюрморт: кружка, яблоко, скатерть. У каждого получается по-своему, но у всех выходят кружка, яблоко и скатерть. А у Игоря технически пятерочная работа, но в картине появляется какая-то дополнительная тема, которой нет в оригинале. Эта тема незримая, но ощущаемая. Даже первокурсники, когда Софья Михайловна показала им одну картину и список с неё, выполненный Ольшанниковым, заметили разницу, но не смогли объяснить, в чём она заключается. Проекция, цвет, размер, линии - всё соответствовало оригиналу, но общий результат - не то! Не хуже: просто другое. А Баранцева была бы отличницей, если бы относилась к учебе ответственней, но у девочки никакой самостоятельной инициативы, почти отсутствует творческий подход. Из неё получится хороший преподаватель, но не художник. "Но это, наверно, тоже немаловажно, - подумала Софья Михайловна. - Одним даётся талант выдавать новые идеи, другим - эти идеи интерпретировать, а третьим - доносить до людей. Каждому - своё, а в итоге все делают одно общее дело".
 А Игорь, не теряя времени даром, выловил при выходе из института ту самую верующую девушку.
- Привет, ты верующая: я видел, как ты перекрестилась перед экзаменом в коридоре, - и, увидев испуганные глаза первокурсницы, поспешил успокоить. - Не бойся, я тоже православный. Тебе куда?
- На Южный, - ответила девушка, еще толком не понявшая, в чем дело.
- Я провожу, - сообщил Игорь тоном, исключающим возражения.
 С тех пор они стали постоянно общаться. Сперва ходили вместе в церковь, обсуждали вопросы религии, а потом их отношения стали бесшабашной дружбой. Кормили друг друга макаронами, когда у кого заканчивались деньги, решали обычные молодежные проблемы… Эля знакомила Игоря со своими подругами, а он её - со своими друзьями. Потом Игорь женился и с Элей стал видеться реже, но регулярно. Ему было просто необходимо получать духовную подпитку, а таковую могла дать ему только Эля. Однажды, уже после свадьбы Игоря и Веры, он сидел с Элей на крыше пятиэтажки. Просто захотелось им посмотреть на город с высоты птичьего полёта в свете заката.
- Смотри, Игорь! Эти облака…Даже не облака, а их тонкие обрывки - они располагаются, как лесенка! На самом деле - приглядываться не надо: так видно.
 Он посмотрел и согласился с ней. Действительно, белые полоски облаков на багряном фоне вечернего неба выглядели длинной лестницей.
- Это похоже на Божье знамение, - говорила Эля. - Лестница к Нему. Интересно, а кроме нас, её кто видит? Или там, на земле, никто не поднимет головы посмотреть на небо? А кто и поднимет, видит только свои земные проблемы?
 Она опустила голову, но тут же подняла, озаренная новой мыслью:
- Игорь, вот для нас есть смысл в жизни: воплощать в себе образ Божий - всё лучшее, доброе. А для атеистов что? Смысла в жизни нет никакого: родился, пошатался по Земле каких-то семьдесят лет, - и сгинул совсем. И ради чего всё? Ведь Достоевский, помнишь, как писал: "Атеизм предлагает голый нуль".
- "А католичество - оболганного Христа", - закончил цитату Игорь. - А прав был товарищ Достоевский.
 Они широко раскрытыми глазами вбирали в себя удивительную картину на небе, потом Игорь повернул голову к Эле и сказал:
- Знаешь, что, Эля: вот люблю я тебя. На самом деле.
- Знаю, Игорь. Знаю. Вот я тебя тоже люблю, - она чуть улыбнулась и добавила. - На самом деле.
-
Сейчас он пришел к ней и не поверил глазам. Жизнерадостной, улыбчивой Эли, как не было в помине. Непричесанная, неприбранная, с разводами от слез вокруг глаз, она открыла дверь на седьмой звонок и, отвернувшись, прошла обратно в комнату. Игорь проследовал за ней.
- Ты чего? Что случилось?
 В ответ Эля упала на табуретку и зарыдала:
- Игорь, я не могу жить без Серёжи!
 Серёга Елисеев, одногруппник Игоря, был парнем Эли. Собственно, это Игорь их и познакомил. До сих пор было всё ничего: обычная любовь-морковь, как у всех. На прошлой неделе Серёга расстался с Элей, и сейчас ухлёстывал за Опариной. Обычная история, и Игорь не ожидал, что Эля так отреагирует.
- Я люблю его, - слова Эли обильно перемежались всхлипами. - Когда он проходит мимо, у меня сердце разрывается! Игорь, я каждый день плачу. Что мне делать? Видишь, ножик лежит на столе: это я сегодня достала, думала, если совсем почувствую, что мне не жить без Сережи, то…
- Что? - вскрикнул Игорь. - Тебе не жить?! Эля, - он с крика перешел на тихий, ласковый тон. - Эленька, правда, не стоит. Серёга - не единственный парень в мире.
- Для меня - единственный, - возразила Эля.
 Игорь понял, что взял неверную ноту. Он вспомнил, как Эля молилась всегда в храме, и теперь неожиданно для себя разозлился, что она с такой сильной верой в Бога может думать о самоубийстве.
- Вены резать собралась? Режь! - он схватил со стола нож и протянул ей. - Бери! Да бери же, говорят!
 Он насильно втиснул нож ей в руку. В этой же комнате стоял холст. Эля планировала начать писать новую картину, но пока не начала. Игорь подтащил Элю вместе с табуреткой к холсту.
- Вытягивай руку!
 Эля подняла на него испуганные глаза. Игорь посмотрел в них и повторил:
- Вытяни руку.
 Эля подчинилась. Она усвоила: если Игорь делает что-то, чего она не понимает, то надо довериться ему, и в итоге всё получится хорошо.
- Закатай рукав.
 И это она выполнила беспрекословно.
- Видишь венку? Поднеси лезвие.
 Поднесла дрожащей рукой. Не только руку - всё тело охватил какой-то озноб.
- Смотри.
 Эля смотрела на металлическое серое лезвие, нацеленное на её бледную кожу. И ярко, как ручеёк, бежала синяя венка.
 Игорь открыл шкаф и достал Элины краски.
- Ну давай, - сказал он, протягивая их Эле. - Начинай свою картину.
 Телесное, серое, синее. Глазами, на которых только что подсохли слезы, цвета воспринимались обостренно.
 Эля водила кистью по холсту. После первых робких шагов рука окрепла, обрела уверенность, а мозг начал анализировать работу. Включился инстинкт художника (пусть еще не дипломированного). "Здесь тон прибавить, там подравнять контур, не забыть родинку…" - для Эли уже не существовало Сережи, Игоря, мыслей о несчастной любви и самоубийстве - ничего, кроме холста, красок и телесно-серо-синего, навсегда запечатлевшегося в памяти.

 
-
 Церковь Всех святых не отличалась богатым убранством, как соборы Кремля, но была в ней какая-то домашнесть, неповторимый своеобразный уют. Именно ради этого уюта Вика ездила на окраину города в эту небольшую церковку, хотя Кафедральный собор располагался ближе к Викиному дому. Вика стояла в очереди к Причастию. По воскресеньям в церкви собирался народ с нескольких близлежащих микрорайонов. Приходили все - "от мала до велика": и девяностолетние старушки, и грудные дети на руках родителей, люди среднего возраста, и немного молодежи, как Вика. Чашу еще не вынесли, батюшка читал молитвы из Последования к Причащению. Вика сперва внимательно слушала и мысленно повторяла слова молитв, но вскоре отвлеклась на одну супружескую пару, стоявшую рядом. И муж, и жена были уже немолоды: где-то в начале шестого десятка. Из их разговора Вика сделала вывод, что жена верующая, а муж пришел в церковь едва ли не в первый раз, и то по настоянию жены. Он с почти детским интересом всё рассматривал в храме и задавал супруге вопросы, на которые мог ответить любой православной верующий. Жена терпеливо отвечала, как мать объясняет своему несмышленому ребенку, впервые спросившему, а что такое мир и из чего он сделан?
- Слышь, Катерина, смотри, как много молодых! - удивлялся муж. - Ведь верят! А, казалось бы, молодежь сейчас так воспитывается… О! И детей принесли причащать? Катерин, а детей-то зачем? Неужели они тоже грешные? Ведь маленькие такие…
- Нет, они не грешные: дети до семи лет ангелочками считаются, - отвечала Катерина. - А причащают их, чтобы сообщить благодать Бога. Ведь, когда мы причащаемся, то вкушаем Тело и Кровь Христа как символ того, что мы с Ним. И детки эти так же. И ты, Юра.
- О как! - задумался Юрий.
 Вика украдкой посмотрела на него и увидела, как лицо Юрия теряет скепсис, смягчается и наполняется мыслью и желанием понять, так как же? Этот человек всю жизнь не верил в Бога, а теперь пришел в церковь из уважения к православной жене. И его "зацепило". Сразу он, конечно, многого не поймет, не осмыслит, но уже чувствует сердцем. Вика поняла: он уже верит, хотя сбросить груз многолетнего атеизма нелегко. Но Катерина поможет. И, словно прочитав мысли друг друга, обе верующие женщины: одна молодая, вторая - немало пожившая, - улыбнулись сквозь выступившие на глазах слёзы, потому что стали свидетелями, как человек (для одной - чужой, для другой - родной) - увидел Бога в маленькой церкви Всех Святых.

-

Костя сидел в квартире Крылатого и разговаривал по телефону:
- Чего?.. А-а… "Сказка о Прыгуне?" Да, слышал. И даже читал комментарии автора… Автор - вокалист, Илья Черт…Нет, комментарии - ничего оригинального: смесь плохо понятого оккультизма и желания казаться образованным…Тебе нравится? - он усмехнулся. - Хм, неудивительно… Я от Крылатого… Да, она тоже здесь…Какой плейер?.. Подожди, сейчас спрошу.
 Он отвлекся от телефонной трубки и, повернувшись к закрытой двери в комнату, стал громко спрашивать:
 - Ника…
 - Нельзя, не входи! - раздался из-за двери рассерженный голос
 - Да я и не собирался, - усмехнулся Костя. - Тут Коля спрашивает, не нужен ли тебе CD-плеер за десять баксов?
 - Скажи, я ему потом перезвоню, - крикнула из комнаты Ника
- Без проблем, - Костя повернулся к трубке. - Коля, она сейчас очень занята и передает, что перезвонит тебе попозже… Да, и он тоже очень занят … Да-да, именно воспроизводством потомства, - Костя улыбнулся - … Что? … Куда? А, ну ладно, иди …Угу, пока.
 Положив трубку, Костя прошел на кухню и поставил кипятить воду для чая. На столе лежала книга, которую Ника читала уже неделю, - "Венедикт Ерофеев. Записки психопата", - написано на обложке, и там же изображен Т-образный столб, на котором распят светловолосый человек - худой: ребра выпирают под кожей. Под столбом сидят какие-то оборванные люди. И это на фоне бескрайних просторов, по которым вдаль убегает река. "В оформлении обложки использована картина Василия Шульженко "Распятый"" - напечатано на первом листе, где обозначаются технические работники, участвовавшие в выпуске издания. Костя не слышал раньше о Венедикте Ерофееве, поэтому открыл в книге первую попавшуюся страницу и стал читать:
 " Да она же любила тебя, эта проститутка. На шею тебе вешалась. Может быть, просто думала, что ты какую-нибудь студенточку любишь, боялась заразить тебя заразить какой-нибудь гадостью. Они ведь тоже иногда людьми бывают, эти бабы.
 А вообще-то это страшное дело, когда самое первое "романтическое" чувство наталкивается на эти отвратительные вещи … Ведь вы же были просто два дружных ребенка … Одна ложилась под каждого встречного, а другой ей доказывал, что ложиться под каждого встречного - это грандиознее как ты выражаешься, чем подвиг капитана Гастелло … Скверное это дело … Самое-то скверное, что ты к этим грязным вещам не чувствуешь никакого отвращения.
 […] Вольная борьба - с соблазнами. Классическая борьба - с предрассудками".
 "Грязные вещи… - подумал Костя. - Дело даже не в "грязи", а в справедливости. Например, режиссер снимает детское порно и кричит на всех углах о том, что он зарабатывает хорошие деньги и плевать ему на моральную сторону вопроса. Только у него самого трое малышей, а для съемок в своих фильмах он использует чужих детей. Своим он даже не говорит, чем занимается. Вот, оказывается, как ему "плевать на моральную сторону вопроса"! Если ты, на самом деле, не считаешь детское порно аморальным, так в первую очередь своих детей снимай. А нет - тогда и не кричи на каждом углу, что "тебе плевать на моральную сторону"! А то рисоваться все хороши, а на деле оказывается всё не так. Если когда-нибудь найдется режиссер, снявший в порнофильме своего ребенка, то первый возьму у него автограф!
 О чем еще здесь, в книжке, говорилось? А, о том, что "ложиться под первого встречного…" Тогда Салли и Оля "Нимфа" ругались из-за Эльфа. Нимфа кричала: "Анька, ты - б…ь, ты каждому х…ю даешь!" Салли отвечала: "Зато не продаюсь, как ты, тварь продажная!" А она ведь права. Женщина, которая спит с каждым встречным по собственному желанию, делает это в согласии с самой собой. А та, которая за деньги, - идёт против себя. Ей, может, не хочется идти спать с этим мужиком, а она как подумает, что он ей оплатит то, купит это, так меняет свое решение. Заработать деньги другим способом женщине уже не хочется: трудно и долго. Это и есть продажность - зависимость от денег настолько, что нет иного выхода, как себя продавать. А любая зависимость - болезнь. От неё трудно избавиться. Наркоманы, алкоголики, продажные, да и просто люди, которые очень сильно к кому-то или чему-то привязываются, в итоге становятся несчастнейшими созданиями".
-

 - Gm6 - Am6 - C … Так, молодец, Виталя, клево гитару настроил, - мысленно хвалил себя Тигр, переходя с аккорда на другой. - И пацаны не лажают - не то, что группа "Летальный исход": у тех бас в одной тональности, гитары в другой, а вокалист - вообще из одной в другую скачет.
 Мелодия уверенно лилась из-под пальцев. Когда группа доиграла заключительный аккорд, зал разразился одобрительными криками, свистами.
- Это была группа "Never", - объявил усталый парень - лет двадцати. - Вам понравилось?
В ответ раздались возгласы: "Да!"
- П…то, - подтвердил ведущий. - А сейчас продолжается дискотека: отрывайтесь по полной!
 Зал ответил вновь одобрительными возгласами. Зазвучала Nirvana, под которую присутствующие, вняв совету паренька стали отрываться, как говорится, на всю катушку.
 Сойдя со сцены, Тигр, быстро бросив гитару в гримерке, побежал искать Нику. Он не видел ее с того вечера, а сегодня, пока играл, заметил ее, стоявшую с какой-то тусовкой у самой сцены. Она ему помахала рукой, а он смог только улыбнуться в ответ, потому что руки были заняты гитарой. Сейчас он метался по клубу в поисках Ники.
 - Виталя, - позвали его откуда-то сбоку.
 Он повернулся и облегченно вздохнул: голос принадлежал Нике.
 - Привет, - она чуть улыбнулась, волосы были немного растрепаны, что, по мнению Тигра, делало ее более милой. Они поболтали о пустяках, после чего решили, что полвторого ночи - такое время, когда можно уже рулить домой.
 Они вышли из клуба, Тигр вызвался проводить ее. Он удивился, когда она сказала, что ночевать будет в квартире Крылатого.
 - Отсюда же до Крылатого - пятнадцать минут ходьбы, а до дома мне через весь город ехать, - объяснила она.
 - А твои родители что говорят, когда ты дома не ночуешь?
 - А что они могут говорить? Отца уже давно нет, а мать - я ей говорю, что у Салли ночую. Это, вобщем-то, правда: Салли у Крылатого тоже часто тусуется. Вот такие дела, - завершила она, как показалось Тигру, грустно.
 Вот показался знакомый синий с желтыми полосками дом, только ночью цвета были другими. Тигр и Ника поднялись на III этаж. У нее был свой ключ (Крылатый дал в свое время)…
-
 Исполнив свой супружеский долг, Римма поцеловала мужа и пожелала ему спокойной ночи. Сама же накинула халат и пошла на кухню. Было двенадцать ночи, а сын все не приходил. И до которого часа, интересно, ей не спать, а сидеть и его ждать. Чтобы не уснуть, Римма сварила себе кофе. Но вот ночную тишину прорезал телефонный звонок.
- Ма, это я, - раздался голос сына. - Ты меня не жди, я сегодня не приду.
- Ты у Вики? - спросила Римма.
 Тигр замялся:
- … В общем, нет.
- А у кого? - удивилась Римма.
- Потом объясню, - кратко сказал Тигр. - Спокойной ночи, А. Пока.
 Он положил трубку и откинулся на подушку. Мать напомнила, что он сегодня обещал Вике ночевать у нее, поскольку ее бабушка уехала в Москву. Блин, что же теперь делать? Если сейчас смотаться к Вике … Нет, не вариант … Хотя …
 Ника нежно провела рукой по его плечу:
- Ты о чем-то думаешь?
 Тигр понял, что сегодня уже не заставит себя уйти отсюда.
-
 Римме было немного не по себе оттого, что ее сын так свободно ночует у девушек: все-таки она была воспитана в классической морали. В последнее время, когда она смотрела на сына, то вспоминала свою молодость. В училище у них часто были веселые вечера, где она, Римма, играла на пианино и пела. А чего стоила стенгазета, которую они с однокурсниками выпускали! В те годы Римма часто смеялась. А еще у нее был ее Коля. Ведь они любили друг друга до отчаяния и, когда ей по воле судьбы пришлось выйти замуж за Андрея Тигрова, Коля, обнявшись с ней в день свадьбы, долго плакал. И она плакала. Господи, Коля! Он, как и она, любил музыку, особенно сонату №14 " Лунную " Бетховена. Сколько лет она уже не садилась за фортепиано? Каждый день работа, домашние дела, муж Андрей … Может, пора меру знать? И, находясь в каком-то безотчетном состоянии, Римма подошла к своему старому пианино, провела по крышке - столетняя пыль. Интересно, помнит ли она " Лунную " сонату? Пальцы несмело легли на клавиши, вспоминая, как с ним обращаться. Несколько звуков прорезало ночную тишину. Вскоре Римма осмелела, и мелодия полилась увереннее. Римма слышала, что ошибается во многих аккордах, но она не прерывала музыки - сейчас не точность исполнения была важна. Сколько же времени утекло, Бог ты мой! Соль-диез - до-диез - ми … Соль-диез - до-диез - ре-диез - ми …
 - У тебя что - крыша поехала?! - в дверях комнаты стоял злой заспанный Андрей.
 Римма удивленно на него посмотрела, не давая еще себе отчета в том, что происходит.
 - Двенадцать ночи - люди спят, мне на работу с утра, а она тут концерты устраивает!
 Римма подошла к мужу, поцеловала его:
 - Прости Андрюша. Иди ложись, а я сейчас тоже приду.
 Едва за Андреем закрылась дверь спальни, Римма подошла к окну, прислонилась горячим лбом к холодному стеклу и, глядя на ночные огни, тихо расплакалась.
-
 В то же время тихо плакал другой человек, имеющий отношение к семье Риммы, - Вика, одетая в открытое платье и в белое белье, которое больше всего нравилось Тигру. На столе стоял пирог с яблоками, который Тигр всегда уплетал за обе щеки.
 "Разве слезы - драгоценные жемчужины, которые ты боишься растерять?" (В. Кандинский).
-
 - Любаш, ты завтра не съездишь со мной в "Царицу" - я костюм брючный хочу себе купить, а то этот свой я уже видеть не могу?
 Люба устало вздохнула: ей, по совести говоря, не было никакого дела до подруги и ее гардероба. Вообще, Люба с детства не любила, когда из похода в магазин раздувают целое событие. Любе всегда легче было одной прибежать на рынок, в магазин, быстро выбрать, что нужно, купить и уйти, не тратя попусту времени. А то, если с тобой за компанию плетутся какие-нибудь родственники, подруги, они обязательно начинают торчать по часу у каждой витрины, обсуждать все товары, попадающиеся на глаза - ужас! В результате день пропал даром.
- Алло, Люба, ты меня слушаешь? - Арина начала раздражаться.
- Да … Слушаю, - рассеянно ответила Люба.
- Ну что, сходишь завтра со мной? А то я одна не могу выбирать себе костюмы, - ноющим голосом произнесла в трубку Арина.
 Люба чувствовала, в свою очередь, что раздражение нарастает. Она была готова сказать, что угодно, только бы не слушать нытья подруги.
- Ну? - уговаривала Арина.
- Хорошо - хорошо … Непременно сходим … Завтра, - сбивчиво говорила Люба слова, не вникая толком в их значение.
- Ладно. Я за тобой завтра заеду на своем "мерсике". Договорились? - заключила Арина.
- ОК, пока, - быстро сказала Люба и положила трубку. Как же ей надоела Арина с ее вечными обновлениями гардероба! Должен же человек понимать, что эти проблемы Любе - до лампочки!
 Пять вечера. Скоро придет Леня, они поужинают, сядут к компьютеру, посмотрят какой-нибудь фильм на DVD. Так же, как и всегда, когда они не идут со своими друзьями - тоже семейной парой - в ресторан. Люба подумала об Арине: она старше Любы на год, и у нее семилетний сын в этом году в школу пойдет. Леня тоже хочет детей, а Люба - нет, потому что она с детства не любит детей.
 Ее взгляд упал на фотографию, висевшую на стене. На фотографии были изображены Люба и Леня в первый год их совместной жизни. Леня здесь стройный, симпатичный, глаза смеются. А Люба - такой тощий семнадцатилетний цыпленок-первокурсница экономического факультета. Леня переносил Любу на руках вброд через реку, вплетал ей в волосы какие-то луговые цветы, говорил что-то о том, как он любит ее, самую лучшую на свете. При такой сентиментальности Леня был практичным и организованным. Он был первым мужчиной в жизни Любы и, может быть, поэтому она так сразу к нему привязалась. За двенадцать лет они оба должны были измениться. Люба ощущала, что она - да, наверно, стала другой, потому что ее перестала устраивать ее жизнь. А Леня все так же нежно к ней относился, говорил, что любит, и был бы счастлив, появись у них ребенок. Любу это просто раздражало. Особенно после того, как узнала Игоря.
 Игорь стал для нее больше, чем любовником. Когда первая волна новизны половых ощущений схлынула, они продолжали встречаться так же на удивление часто. Люба с огромным удовольствием проводила время у Игоря дома. К нему часто заходили другие художники, ученики, смотрели картины Игоря, приносили свои, обсуждали. Любе ничего не понимала в живописи, но с интересом слушала. По собственной инициативе готовила супы и салаты на проголодавшуюся ораву живописцев. Один раз устроили выезд на озеро с палатками. Лёне Люба сказала, что отправляется в деревню к Арине помочь посмотреть за ребенком. (Арина была предупреждена).
 Лёня… Идеальный муж, по мнению большинства женщин: много зарабатывает, не пьет, жену любит. Почему же она так прикипела к небогатому художнику, который в постели такой же, как и муж? Люба посмотрела вновь на фотографию и сравнила того Лёню с Лёней сейчас. Тогда он, обычный нищий студент, только окончил институт. Быть "обычным нищим" его не устраивало, и Лёня стал работать. Долго, упорно. Люба восхищалась им, не ложилась спать, дожидаясь его с теплым ужином. Постепенно Леня достиг всего, чего хотел: стабильная большая зарплата, квартира, машина… "Вот! Достиг, чего хотел. А дальше что? - спрашивала себя Люба. - Не знаю. Всё: его развитие на этом закончено - теперь остается жить да пользоваться этими квартирами-машинами. Всю жизнь. Но то, к чему стремился Леня, - это вполне по-человечески понятно. А Игорь? Он тоже к чему-то стремится, только не понимаю, к чему. Да и он сам, наверно, не понимает. И деньги ему не нужны. Как же это определить? Лёня… Он берет жизнь и вырезает из нее то, что нужно ему, а Игорь вглядывается в нее, изучает". Любе пришла в голову аналогия: "Растет дерево. Один подойдет, срубит и изготовит из него красивую резную поделку. Все станут восхищаться: какой мастер на все руки! А другой возьмет от срубленного дерева корешок, пересадит и будет неусыпно охранять, летом - поливать, а зимой отаптывать снег вокруг него, чтобы мыши не съели корни. Об этом не скажут, что он хороший рукодельник, но его дело во сто крат важнее. Для Лёни жизнь - это кусок древесины, а для Игоря - живое деревце. Но таких, как Лёня, много. И я сама, наверно, такая же, но я не хочу быть такой!".
 Она рванулась к шкафу и стала лихорадочно вытаскивать оттуда вещи. Упаковав вещи, немного успокоилась. Посмотрела в зеркало, побрызгала лаком на челку и подкрасила губы. Надела свой любимый светло-желтый плащ. В последний раз подумав, она пришла к выводу, что делает все правильно. Игорь, видимо, ощущая неловкость, оттого что Люба вроде как замужем, пару раз заговорил с ней, не хочет ли она переехать к нему насовсем. Она тогда не знала, нужно ли это? Но потом приобрела уверенность: да, нужно.
 Два дня назад они с Лёней расстались. Точнее, рассталась она с ним, а ему не оставалось ничего другого, как согласиться. Впрочем, Леня мог в лучших кавказских традициях запереть жену на замок, но не мог. Он подчас расстраивался, что родился не на Кавказе.
 Вот она, знакомая девятиэтажка. К счастью, Люба не страдала, как большинство женщин "топографическим кретинизмом". Вот и дверь. Провертев еще раз все в голове, Люба позвонила.
 Дверь открыла девчонка лет пятнадцати с длинными русыми волосами.
-Здрасьте, Вам кого? - спросила она, выставив голову из приоткрытой двери на площадку.
"Неужели дочь?" - подумала Люба, и вслух спросила:
- Папа дома?
Девчонка немного посоображала:
- Папа? Знаете, я вообще-то не здесь живу, и мой папа тоже. А кого Вам надо-то?
"Странное создание", - решила Люба.
- Игоря мне, - попросила она.
- А-а, Крылатого, - кивнула девчонка. - Проходите.
Она впустила Любу, а сама направилась вглубь квартиры с воплем: "Крылатый! К тебе пришли!"
Вышел Игорь с кистью в руках - он рисовал. Картиной, которую он сейчас писал, Игорь был недоволен: у него не получалось подобрать нужный тон, он не улавливал блики - они постоянно менялись. Игорь испытал даже некоторую радость, оттого что его отвлекли от картины.
- Здравствуй, - Люба сказала и удивилась, что получилось очень звонко.
- Здравствуй, Любовь! - ответил он и, оглядев ее чемоданы, улыбнулся. - Ну что: насовсем?
- Насовсем, - ответила Люба. Вот так всё просто.
 
 
3. Снова Пешеход.

 Темно …
 Ливень барабанит по крышам. Вдалеке горят огни, вблизи сверкает молния.
 И вдруг! - ветер! Дьявольский смерч! И дьявольский хохот разливается в ночи. Второй, третий сильный порыв и Пешеход не выдержал, упал и покатился куда-то вниз, в болото с застоявшейся водой. В тине торчал сапог - видимо, с ноги того смельчака, который рискнул пройти через болото, но не смог, не хватило сил.
 Трясина затягивала путника, но он боролся. У него мелькнула мысль, а что если сдаться? Он посмотрел вниз и увидел, как из глубины воды его манят фигуры с нечеткими очертаниями. Пешеход не знал, кто это: русалки ли, утопленники, водяные ли или некто иной, неведомый. Пешеход смотрел в воду, и картина менялась. Он видел на дне болота домик с трубой и занавесками на окошках. В окнах горел свет, но это были не его огни - это Пешеход знал точно. Тем временем вода шевелилась, разрушались очертания картины и создавала следующую. Теперь Пешеход видел на дне уютную теплую комнату (т.е. он не мог видеть, что она теплая, но, тем не менее, почему-то думал, что там тепло). В комнате на столбе был приготовленный обед. Пешеход вглядывался, но вода опять заволновалась, комната исчезла, и появились вновь фигуры. Они махали человеку руками (или эквивалентами рук), зовя его. "Иди к нам, здесь, на дне, тепло, светло, тихо", - читал по их губам Пешеход. Да, человек всю жизнь стремится к счастью - и вот оно, оказывается, здесь, в толще воды. "Я иду к вам", -
молвил Пешеход фигурам и перестал шевелиться. Он стал постепенно опускаться вниз, в воду - болото принимало очередного человека. И как же: он теперь не дойдет до заветных огней и не приблизит к ним свою руку? Эта мысль обожгла сердце Пешехода, и он словно очнулся. Нет! Разве это возможно - потерять свои огни, еще не успев обрести их?! Не бывать этому! Пешеход, собрав последние силы, рванулся и ухватился за ветку склонившегося над водой дерева…
… Он лежал на лесной тропе, грязный, мокрый - но живой! Приподнявшись, он посмотрел вдаль в надежде увидеть свои огни. Но… По-прежнему бил гром, рвалось небо под лезвиями молний, темнота колола глаза. Огней не было.
 Огни, где же вы?


4. Вслепую.
 


 Отвратительное место - зоопарк. Жестокое. Звери мягкие и пушистые, величественные и мелкие, в металлических клетках. Пусть руководство зоопарка неустанно следит, чтобы клетки отапливались и еда была сытная, но все равно холод металла вползает в лапы, а горький привкус плена не исчезает с языка. Зверята, а может хватит терпеть? Лев, царь зверей, наточи клыки, затупившиеся от дармовой жратвы, и вперед! Обезьянка, перегрызи прутья решетки! Бегемот, а ну задай трепку тем, кто по ту сторону решетки пялился на тебя и тыкал пальцем! Не жалейте людей - они этого не заслуживают.
 К сожалению, бессмысленно. Увы, зоопарк будет всегда.
-
 Он уже пол летнего сезона работал охранником в зоопарке. Зарплата нормальная - хватало. До этого он был телохранителем депутата областной думы и получал больше. Сложилось так, что теперь ему приходится работать вот здесь. Ну ничего, может быть, животных охранять благороднее и нужнее? Если скажем погибнет лев, - это утрата для а) львицы со львятами; б) экологов, Green Peace, "Красной книги"; в) детишек, которые так любили подолгу стоять у клетки и кидать льву конфеты и булочки. Для сравнения: если же иного депутата пришьют в темном подъезде, - это же жителям целой области меньше проблем.
 Вот такие глобальные мысли обуревали голову охранника. Он посмотрел на часы: половина седьмого. Скоро придет она в своей черной майке с изображением группы "Rammstein". Они дождутся сторожа, который сменит его на дежурстве, и отправятся… Куда? Сегодня, наверное, к реке: нет, не на пляж, а туда, где на берегу много тенистых деревьев. Они будут у воды, вбирая ее вчерашнюю свежесть. Так трогательно - в высокой сочной траве.

" Пожелай мне
Не остаться в этой траве.
Не остаться в этой траве…"
 В. Цой.

-

 Люба, проснувшись и открыв глаза, первым делом сладко потянулась. Игоря рядом не было - ушел смотреть работы какого-то молодого художника. Бедный Игорь: даже в воскресенье покоя нет. Люба уже долго жила у Игоря и не переставала удивляться этому человеку, вся жизнь которого была абсолютной анархией. В квартире было три комнаты, не считая ванной, туалета и кухни. В одной комнате обитали сам хозяин и Люба, вторая была отведена под мастерскую, а в третьей собирались гости - обычно молодежь - друзья Игоря. По вечерам иногда устраивались шумные тусовки с алкоголем, воплями под гитару и просто воплями.
 Игорь любил своих молодых друзей. В их кругу он был своим, пил с ними водку, веселил всю компанию. Люба до Игоря жила, как все обычные люди: работа, муж, иногда отдых в компании друзей - своих ровесников. По этой причине ей было сперва непривычно в окружении художников, толкинистов, участников рок-групп, тур. клубов - словом, неформальной молодежи. Однако, узнавая друзей Игоря все глубже, Люба решила, что ей, наверно, они даже нравятся. Люба потянулась на кровати еще раз. Что же, пора вставать. Она оделась, вышла из комнаты. На кухне за столом сидела Аня и пила чай. Около неё стоял магнитофон, включенный на слабый звук (чтобы не разбудить Любу)
 - Доброе утро, чай, кофе? - спросила Аня.
 - Кофе, - попросила Люба.
 - Ха, а вот и не угадала: чай! - рассмеялась Аня, наливая из заварного чайника Любе чай.
 Аня сделала магнитофон погромче. "Группа Крематорий", - узнала Люба. До знакомства с Игорем Люба особо не увлекалась музыкой и слушала то, что крутили по теле-радио: Наташу Королеву, Бритни Спирс. О рок-музыке она имела лишь поверхностное представление. Игорь и его окружающие слушали кто - рок, кто - джаз, блюз, кто - классику. Любе невольно пришлось столкнуться с этой музыкой. Изощренных звуковых наворотов позднего джаза она не понимала, зато:

"Перемен требуют наши сердца!
Перемен требуют наши глаза!
В нашем смехе, и в наших глазах,
И в пульсации вен!
Перемен! Мы ждем перемен!" -

это не могло не задевать за наболевшее.

"Нам по 27 лет,
И все, что было
Не смыть ни водкой, ни мылом
С наших душ.
Ведь мы живем для того,
Чтобы завтра сдохнуть!" -

пели в магнитофоне.
А ей, Любе, уже перевалило за двадцать семь - двадцать девять, почти тридцать. И ей, наверно, тоже не смыть с себя "ни водкой, ни мылом"… А что смывать? То, что она жизни настоящей не видела? Школа: пионеры, комсомол - Люба еще успела попасть на тот период. Да, были танцы - дискотеки, косметика тайком от матери, первые поцелуи - детство. А потом университет, какая-то смутная жизнь и, наконец, Леня.
 Разве это жизнь яркая, красивая, которой не стыдно похвастать? Та же Аня, сидящая напротив, с гордостью будет рассказывать внукам, как объездила всю Восточно-Европейскую равнину автостопом; как влазила через окошко в обход охранника в гримерку, где после концерта сидела группа "Король и шут", за автографом; как веселой бесшабашной тусовкой ездили по хипповским сейшенам. А она, Люба, что сможет рассказать внукам? Как вечерами с Лёней смотрели триллеры по видаку? Как на однообразных дискотеках убивала драгоценное время? И неужели она так бездарно прожила все 29 лет?
 Задумавшись, Люба не заметила, как Аня начала что-то рассказывать, поэтому слушать ей приходилось с середины.
- Ваще, п…ц, красота! - увлеченно говорила Аня о чем-то- С тех пор хочу туда. Как-то я даже "бабок" хотела набрать: работать устроились мы с девкой одной - расклеивать агитки с рожей одного кандидата в горсовет. Выборы как раз тогда были, весна, снег еще, помню, не растаял. 13 лет нам было. Ходили мы с Веркой, клеили, как лохушки, а ни х… нам не заплатили. Сказали, типа, они ходили, проверяли, а наших агиток не видели, падлы. Мы с Веркой потом сами сдирали с подъездов то, что сами наклеивали. А кандидат тот не прошел - и хрен ему, суке!
 Аня достала сигарету и стала искать зажигалку. Люба представила, как две 13-летние девочки шлепают по мартовской слякоти с кучей листков, кисточкой и клеем в руках. Причем, наверно, простуженные и замерзшие.
 Аня затянулась сигаретой и выпустила струю дыма. Заметив осуждающий взгляд Любы, сказала:
- Да-да, я знаю, что Крылатый не любит, когда курят в квартире. Ну ничего: сейчас откроем окно, и все выветрится.
- Да я, собственно, ничего не говорю, - смутилась Люба.
- Не говоришь, зато думаешь: "Какая сволочь эта Салли!" - или нет, ты думаешь: "Какая сволочь эта Аня!" - ты же меня по имени зовешь.
 Еще одним моментом, удивляющим Любу, было то, что почти у всех знакомых Игоря были прозвища. Даже Игоря называли Крылатый. Всех замысловатых "погонял" Люба не запоминала, поэтому она предпочитала называть людей по именам.
 Салли сделала еще одну затяжку.
- Блин, дерьмовые сигареты. Что это хоть есть? - она посмотрела на пачку. - "Союз Аполлон"? Да ни хрена это не "Союз"! И кто в мою пачку всякого говна, которое курить невозможно, напихал? Руки, б…., оторвать надо!
- Дай и мне, - Любе тоже захотелось курить.
- Бери, - Салли подвинула к ней пачку. - Хотя не советую: х…ня полная.
- Ничего, - сказала Люба, но, сделав первую затяжку, поняла, что поторопилась с выводами: сигареты и правда были - дрянь. Интересно, а Салли сейчас рассказывала, как денег хотела заработать, - ведь она хотела куда-то поехать. А куда - Люба прохлопала ушами. Она спросила, и оказалось, что в Санкт-Петербург.
- Питер... - мечтательно произнесла Салли. - Нам картинки по истории показывали. Представляешь, Люб, уж на что я всякую архитектуру не люблю, и то - слов нет. П…ц, город!
- Заметь, что только русский человек, восхищаясь чем-то, матерится, - улыбнулась Люба.
- Ну а как же еще? - Рассмеялась Салли. Она затушила окурок. Люба докуривала свою на редкость противную сигарету.
- А говорят, что там ночи белые-белые, на самом деле, - добавила Салли, и вдруг Люба поняла, что надо делать.
 Однажды Игорь сказал; что высшее счастье - это приносить счастье другим. Эти слова Люба поняла только теперь.
 Вечер Люба и Игорь решили посвятить друг другу. Сидели за столиком в уютном кафе недалеко от реки, слушали песни восьмидесятых годов. Возвращались пешком через парк, по тихим закоулкам, обнявшись, как юные.
- Любань, Салли мне сказала, что ты ей деньги дала на Петербург.
- Да, - подтвердила Люба, - Ты против?
- Я-то нет. Люба только скажи: ты не жалеешь, что поступила так? - он испытующе смотрел в её тихие глаза.
- Нет, не жалею.
 Тон её был решительный, уверенный. "На самом деле не жалеет", - подумал Игорь. Когда Люба к нему переехала, он опасался, что она не сможет принять его образа жизни. Однако приняла и даже очень органично вписалась в него. Сейчас Игорь был удивлен ее поступком и не знал, как его трактовать. Отдать 4 тысячи - целую зарплату - по сути чужой девчонке, которая не очень в этих деньгах нуждается. (Не так же Салли и рвется в Питер). Это не в характере Любы, насколько успел изучить ее Игорь. Ну что же, каждый способен хотя бы на 1 благородный поступок в жизни. Игорь завел разговор об арт-студии, которую собиралось открывать его объединение художников.
- Помещение у нас уже есть. Это старый клуб, закрытый еще во время перестройки. Только денег потребуется немало на ремонт и интерьер, а откуда их брать - не представляю. Если Иконникова попробовать раскрутить - на церковь он ведь дал, может, и на нас отстегнет?
 Люба, внимательно слушавшая, на это заявила:
- Игорь, а ремонт мы и сами можем сделать. Ты так не считаешь? А интерьер - и того легче.
- Как, то есть "мы сами", - растерялся он.
- Так вот и есть - сами: ты, я и художники твои. Думаю, они не откажутся подремонтировать здание для себя же.
 Игорь был ошарашен: его изнеженная Люба желает добровольно заниматься тяжелым физическим трудом. Тем более, что она была равнодушна к живописи и "Крыльям".
 Люба продолжала развивать свою мысль, удивляя Игоря все больше:
- Сперва сделаем просто арт-студию, а потом можно открыть музей, а ребята твои будут писать картины для выставок, - она заметила недоумевающий взгляд Игоря. - Ну что так смотришь? Не ожидал от меня участия? Знаешь, Игорь, я восемь лет жила с Лёней и не могу на него пожаловаться: на руках носил! Но видишь: мне до него все равно. Я тебя люблю и все, что с тобой связано. Понимаешь?
 Он понимал. Но понимал также, что взрослый человек не сможет изменить себя: характер, мировоззрение, привычки ради любви, даже если сам искренне этого желает. Понимал…и все же надеялся.
 -
 Тигр проснулся и сразу посмотрел на часы: 11 утра. Здорово, когда выходной, поспать можно подольше. Последнее время Тигр с Никой каждую субботу зависал у Крылатого.
 Он встал, умылся и пригладил волосы. Посмотревшись в ванной в зеркало, решил, что выглядит нормально. Ника сидела на кухне и что-то сосредоточенно писала. Услышав шаги Тигра, она подняла голову.
- Доброе утро.
- Бодрое, - он поцеловал ее и посмотрел в листок. - Что пишешь?
- Песню, - она посмотрела куда-то в окно, за серые пятиэтажки. Что-то придумав, стала записывать.
- Завтракала?
- Не-а, - ответила она, не отрываясь от своей песни. - Поставь чайник, ладно?
 Тигр налил в чайник воды и поставил на конфорку.
- Бутерброд будешь? - предложила Ника.
- Of course, - обрадовался Тигр.
- Тогда: масло и сыр в холодильнике. А за хлебом придется сбегать.
 Радость Тигра сразу прошла, когда оказалось, что ему надо куда-то идти. Но куда деваться? Он вышел на площадку. На лестнице курила Галя из 44-й квартиры. Гале было 22 года, она работала медсестрой в поликлинике. Здесь она жила с мужем - 35-летним инженером, в отсутствие которого водила домой 20-летних ребят. На Тигра Галя тоже положила глаз.
- Доброе утро, Галя, - поздоровался Тигр.
- Доброе, - кивнула в ответ Галя. - Как жизнь, Виталик?
- Супер, - ответил Тигр. Ему пришла в голову удачная мысль. - Галина, а у тебя хлеба белого полбатона не найдется?
 Галя опять кивнула.
- Найдется.
 Она сделала последнюю затяжку и затушила сигарету. Открыла дверь своей квартиры и повернулась к Тигру:
- Зайдешь, может? Не бойся: не съем.
Она усмехнулась и проплыла вглубь квартиры. Тигр зашел и остановился в прихожей. Галя была ему симпатична как человек. Как женщина, впрочем, тоже, но ему хватало и Ники.
 Появилась Галя, держа в руке полбатона.
- На здоровье, - она протянула хлеб Тигру. Она ждала: может, он сам проявит инициативу. Навязываться Галя не хотела. Ну что же - нет - так, нет. Тигру, собственно, жаль было обламывать девку, но…
- Спасибо, - он ласково потрепал ее по мягким волосам, - Не скучай.
 Закрыв за ним дверь, Галя подошла к зеркалу. Так-так… Ненакрашенные глаза кажутся тусклыми. Волосы, хоть и без укладки, но пышные. Выглядит она нормально - просто Виталик такой патологически верный. Ну ничего, успокоила себя Галя, скоро Петя придет. Эх, нелегкая бабья доля…
 Ника по-прежнему исписывала неровными строками листок. Вода в чайнике вовсю кипела, и крышка угрожающе вздрагивала. Поскольку Ника по этому поводу не проявляла никаких эмоций, выключить газ, залить кипятком заварку и вытереть плиту пришлось Тигру.
- П…ц: хрень какая-то получается сегодня! - грызя гелевую ручку, сказала Ника и отбросила листок в сторону. - Ты хлеб принес? Клево-клево! Жрать хочется!
 В этом Тигр был с ней согласен. Они съели весь завтрак и стали думать, что делать дальше. Решили выйти на балкон покурить.
 На улице ветер был сильный, поэтому Тигр открыл только одну створку окна. На балконе стояло старое, но мягкое и удобное кресло. Тигр сел в него, а Ника к Тигру на колени. Тихо курили. В окно ударяли порывы ветра - аж рамы скрипели.
- Во ветрина! Люблю такой, - Ника перебирала пальцами Тигровы волосы.
- Пива бы, - придумалось Тигру.
 Ника открыла вторую створку и подставила голову под ветер. Дым с ее сигареты улетал на верхние этажи. Ветер путал волосы и швырял на лицо. В этот момент оба подумали, что все-таки нужны друг другу.
 Они решили найти кого-нибудь из друзей и потусоваться. Однако все были заняты: Эл, Эльф и Салли находились в походе с тур. клубом "Антарес", Крылатый и Люба где-то шатались, а остальные не отвечали на звонки. Ника предложила сходить в микрорайон "Солнечный" - погулять у заброшенных домов.
 Едва они доехали до Солнечного, как погода жутко испортилась. Небо заволоклось темными облаками, стали слышны раскаты приближающегося грома.
 Они шли к заброшенным домам через поле. Когда оставалась половина пути, в небе вспыхнула молния, другая, третья! И ливень, как из ведра.
 Матерясь, Тигр надел на голову капюшон и застегнул куртку. Ника восхищалась погодой.
- Блин, реально! Молния - это, на самом деле, клево! Надо Элу сказать: пусть нарисует.
- Капюшон надень!
- Да ну его! Хоть башку помыть!
- Ага, облысеешь - будешь ходить таким скином.
 У Тигра прошел период недовольства. Ему захотелось петь.
- Дождь выстроил стены воды,
 Он запер двери в домах, он прятал чьи-то следы, - начал он, а Ника подхватила.
- А мне хотелось дышать! Дышать во всю грудь!
 Но я боялся застыть, я боялся уснуть.
 Они добрались до первого заброшенного дома. У входа была огромная лужа. Пришлось лезть через окно.
- Где-то здесь народ бухал в прошлые выходные.
- Блин, смотри, хавчик!
- Да-а, хавчик - зае…ись!
 Действительно, остатки салата в одноразовой тарелке, пара бутербродов с сыром, пролежав неделю, выглядели "на бис". Рядом валялись пустые бутылки.
- Лучше бы водку оставили.
- Чтобы Стар водку оставил?! Это я не знаю, что произойти должно.
- Да ладно, однажды Стар два раза за вечер отказался от водки.
 Любовь под последние аккорды уходящего грома навсегда врезается в память.
 -
- Что, опять через поле? - спросил Тигр.
 Дождь, гром и молния закончились, но земля была мокрая и грязная.
- Можно на трассу выйти.
- А там автобусы ходят?
- Не-а. Да по херу: хотя бы по асфальту идти, а не по грязи.
- Только тебе это мало поможет, - засмеялась Ника, глядя на его джинсы, заляпанные снизу, и берцы, на которые налипло с килограмм мокрой земли. Посмотрев на свои кроссовки и джинсы, Ника заключила:
- Да и мне тоже.
 Они увидели авто, направляющееся как раз в сторону города. Им удалось застопить эту "десятку".
- Вы с дачи, что ли, такие уставшие? - спрашивал водитель, спокойно управляя рулем.
- Нет, мы из заброшенных домов, - ответила Ника. Ей захотелось прикольнуться. - Мы с истфака педунивера, краеведением занимаемся: археологические раскопки, ну и все такое.
- Здорово, - водитель, наверно, понял, что это шутка. - А золото находили?
- Золото - нет.
- Бутылку нашли, в которых древние пиво пили, - подхватил Тигр.
- А на Древней Руси пиво из бутылок пили? - спросил водитель.
- Ну… м-м, в глиняных, - не смутился Тигр.
 -
- С ума сойти, что она творит, - жаловалась на дочь подруге Белла Валентиновна. - Прекрасный муж: двенадцать лет душа в душу прожили, зарабатывает много, не пьет. Семьянин. И такого мужа бросить ради какого-то почти незнакомого художника. И чем этот художник ее приманил? Уже не пятнадцать лет, думать головой надо.
 Белла Валентиновна замолчала, мешая ложечкой чай. Ее собеседница Антонина задумалась. У Антонины отец был в молодости профессиональным художником.
 Он преподавал в Институте Культуры графику. Потом он спился, и к 68 годам превратился в настоящего бомжа. То есть, жил он в квартире, которую давно отписал дочери, и все время пил вместе с собутыльниками. Он растерял свои профессиональные навыки, а кисть уже более десятка лет не брал в руки. Антонина со своей семьей его периодически навещала, приносила продукты. Сам же бывший художник уже не выходил из дома: только на балкон, подышать свежим воздухом. К нему заходила и внучка Таля. Таля окончила художественную школу и приносила деду свои рисунки и картины. Тогда Егор Данилович оживлялся, насколько это можно было заметить, брал в руки Талины художества и долго смотрел на них. Иногда даже брал в руки карандаш и пытался что-то подправить. Руки, дрожащие в результате многолетнего алкоголизма, нетвердо держали кисточку и выводили неверные линии на бумаге. Таля помнила, как дед рисовал ей маленькой забавных зверюшек. Эти рисунки у нее сохранились. Сейчас она очень хотела, чтобы Егор Данилович написал какой-нибудь этюд, но понимала, что он уже не сможет. "Я деградант", - говорил о себе Егор Данилович, а Таля и Антонина не могли ему помочь.
- И в Турцию, и в Италию Лёня ее возил, - продолжала Белла Валентиновна. - квартира с евроремонтом, машина, одежда дорогая… А что она теперь со своим художником? Опомнится. Да поздно будет!
 Антонина согласно кивала головой, отпивая по глотку горячий чай.
-
 В тот самый момент, когда Белла Валентиновна негодовала по поводу поведения дочери, дочь совершала следующий шокирующий мать поступок: писала заявление об увольнении из фирмы по собственному желанию. Директор не понимал, почему она это делает, ведь Люба была хорошим сотрудником, и ее карьера шла в рост. Он бы не понял причину: Люба устала трезво размышлять. Ей сейчас хотелось не думать ни о чем, а просто жить. Через пару дней она услышит Вячеслава Бутусова: "Так просто сочинять песни, но я уже не хочу быть поэтом. Я уже не хочу! Это так просто. Я хочу быть - всего лишь". И Люба поймет, что поступила правильно.
-
- Костя, ты что там делаешь? - раздраженно кричала Люба. - Иди в ведро раствор клади!
 Ремонт здания для будущей арт-студии был в самом разгаре. Добровольцы работали под начальством Любы. Работа была несложная, но объемная: требовалось подштукатурить стены во многих местах, поставить двери, достроить кое-где разрушившуюся кирпичную перегородку. В строительстве мало, кто смыслил. Люба не растерялась: она купила учебник для строительных ПУ и, изучив его, приняла руководство работой на себя. Дело шло небыстро. Многие, в том числе и "главнокомандующая", впервые держали кирпичи и мастерок в руках. Но тем не менее, работа продвигалась.
 Игорь оторвался от кладки кирпича и повернулся, чтобы посмотреть на Любу. Она трудилась наравне со всеми, ухитряясь при этом держать под контролем весь рабочий процесс. Игорю было непривычно видеть ее в его рубахе, потрепанных джинсах и в нелепой красной бейсболке.
 - Толя, скажи всем, что отбой, - давала указания Эльфу Люба. - И еще: на денег, купи две бутылки "Шацкой", отнеси на стройку на Комсомолку. Я там у рабочих инструменты брала, обещала. Отнесешь?
- ОК.
- Смотри, донеси. А то я тебя знаю.
- Честное толкинистское, - заверил Эльф.
 -
 Наконец совместными усилиями ремонт был завершен. По предложению Ники здание должно было стать не только арт-студией, но и местом для тусовок. А Люба сидела дома, вроде, довольная и одновременно злая. Довольная - потому что ее никто не тревожил. В последнее время у нее развился "дефицит молчания". Злость Любина была вызвана тем, что Игорь пятый день не находился дома. Он уехал по каким-то делам, и не сказал, когда вернется. Любу очень раздражало, что он целыми днями пропадает то на работе, то в студии, в разъездах по всяким культурным объединениям, выставкам… Люба пожалела, что уволилась из фирмы: может, продолжай она заниматься любимым делом, ей легче было бы переносить тоску по Игорю.
 Наконец он появился. С порога протянул ей букет. У нее накопилось много слов обиды и возмущения, но, увидев его, она поняла, что ей не хочется ругаться.
 - Прости, что так получилось, - он, обняв ее, гладил по волосам.
 - К тебе уже человек сто приходило, - бормотала она, уткнувшись лицом в его пальто, - и все спрашивают, когда ты будешь, а я, как дура, не знаю, что сказать…
 - Ну все, моя хорошая, я дома,- и он, поцеловав ее еще раз, пошел звонить по телефону.
 - Алло, Гриша. Здорово. Что с плакатами? …Кто предложил?...А-а, ну это в его стиле, - рассмеялся Игорь. - Ничего, демонстрация в воскресение: успеем.
 Любу насторожил разговор. Когда Игорь положил трубку, она спросила:
- Что за демонстрация, и какое отношение к ней имеешь ты?
- Вот об этом я еще не успел тебе рассказать, - он снял пальто и прошел на кухню. Люба проследовала за ним, по пути захватив из холодильника тарелку с салатом и колбасу. Положив продукты на стол, она отстранила Игоря от плиты.
- Успокойся и сядь. Я сама все разогрею. Лучше рассказывай, в чем дело.
 Игорь подчинился. Усевшись на табуретку, он принялся объяснять:
- Любаша, понимаешь, у нас в стране слишком много неразрешенных социальных проблем.
- Та-ак, - начало Любе уже не нравилось.
- Главным образом, социальное неравенство. Вот в Европе, например, основная масса - средний класс плюс небольшая прослойка нищих и богатых. А у нас у большинства едва достигается прожиточный минимум.
- И что? - возразила Люба. - Кто работает, тот при деньгах. А кому лень работать, тому и хрена с два денег. "Каждому по делам его" - все честно.
- Лень? - переспросил Игорь. - А кто не может?
- А не может, значит, не повезло.
- Не повезло… - опять повторил Игорь. - Все так и рассуждают. Поэтому и живут все плохо.
 Любе надоел разговор. К тому же Игорь еще ничего не объяснил насчет демонстрации.
- Ладно, предположим, ты прав. И что ты намерен делать?
- Понимаешь, не у меня одного такие мысли. В нашей области и в соседних люди тоже хотят что-то делать с ситуацией. В Москве уже прошли стихийные, жутко неорганизованные митинги. В воскресение и мы проводим демонстрацию здесь, у нас. На неделе мы организуем встречи с региональными представителями партий и будем думать, к какой примкнуть. Все-таки без союзников невозможно ничего добиться.
- Игорь! - простонала Люба. - Ну что у тебя все время какие-то затеи? И так мотаешься, не поймешь, где, со своими картинами и художниками, так еще и партии! Почему не жить, как все нормальные люди? отработал в художке положенные часы - и отдыхай! Вспомни прошлое лето: разве плохо было?
 Он вспомнил то лето: они ездили в Сочи. Там сняли комнату на берегу моря. Почти каждый день купались в Черном море, ели пиццу в кафе у пляжа, ездили на экскурсию в горы. Вечером провожали закат и встречали ночь. Тогда Люба чувствовала себя счастливой. Ему, впрочем, тоже нравился юг.
- Любаша, - вздохнул Игорь, - пойми: я не могу жить иначе, чем живу. Вокруг - события, в которых нельзя не принимать участия. Просто нет морального права оставаться в стороне.
 Пришли Ника, Тигр и Стар. Пока они разувались в коридоре, Игорь продолжал объяснять Любе свои мысли:
- Надо делать что-то полезное…
- Во, блин! Сразу видно - политик! - раздался из коридора голос Ники.
- А ты откуда знаешь? - удивился он.
- Спецслужба информации! - гордо заявила Ника. - В виде дяди Гриши.
- Крылатый, если хочешь пользу приносить, становись директором спиртзавода, - предложил Стар. - Знаешь, скольким людям польза будет?
- А ты будешь делать революцию?
- А не фига издеваться, - сказал Крылатый без обиды.
- Фа и фе фыфафафафъ, - жуя бутерброд, ответила Ника, что не издевается. - Нет, а если подумать, может, сейчас самое время для революции?
- НБП-шников наслушалась? - насмешливо спросил Тигр.
- Почему обязательно НБП? Своя голова есть.
- Революция хороша как генератор эволюции, - заговорил Крылатый. - Например, капиталистические революции в Европе. Они убрали крепостное право, натуральное хозяйство, - что мешало идти вперед, к прогрессу, дали путь мануфактурам, фабрикам, рынку… Не важно, плохо это или хорошо: это - эволюция. А у нас в 17-м, наоборот, вроде потихоньку налаживалось: многопартийность разрешили, Конституция появилась - и бац! Война, правда, роль сыграла… Но революция задушила и многопартийность, и конституцию - зачатки демократии, и в итоге задержала развитие страны на семьдесят лет. Я опять же не о том, что лучше: социализм или демократия, - а об эволюции.
- К тому же, - продолжал он, - революция, свергая один уклад, ставит прямо противоположный. Если проследить историческую линию: феодализм (несвобода) - 1905 год - капитализм (свобода) - 1917 - тоталитаризм (несвобода) - 1991 - демократия (свобода) - следующая революция - несвобода…Et cetera. Это по жизни. А так эстетика революции очень привлекательна. Революция воспринимается как нечто яркое, смелое… Что касается молодежи - современных революционеров… Да, песни под гитару о революции, громкие поступки, вызов обществу, вроде высокая идея, приобщение к политике, ощущение себя выше серой массы…Это замечательно, но это не революция. Что угодно: анархия, стиль "панк". Спроси кого угодно из молодых большевиков, представляет ли он четко, для чего сейчас нужна революция, что она даст народу? Единицы ответят. Просто сейчас возраст такой: молодость, кровь играет, хочется все разрушать, а как новое создавать - там видно будет. Только главное - понять: если сразу не видно, потом прозрения не придет.
-
 - …Смотришь ты, к примеру, на человека и уже быстро подмечаешь его непроизвольные движения, так же быстро их анализируешь - и человек со всеми своими тонкостями у тебя как на ладони.
- А что без этого, как ты сказал?
- Нейролингвистическое программирование.
- Да, вот без него так нельзя?
- Так - нельзя. Кстати, советую тебе этим заняться: у тебя хорошие данные. Во-первых, НЛП - это самосовершенствование, а также ты сможешь руководить людьми, подчинять их себе так, что они этого не заметят.
- На фиг?
- Что "на фиг"? - он не понял, о чем она.
- На фиг людей подчинять себе?
- Для собственной пользы. Впрочем, когда и для их пользы.
- Знаешь, это как получается? Мне, к примеру, нужны "бабки". Я могу подойти к первому попавшемуся челу и сказать: "Бабки" гони, а не то по морде съезжу". А могу чего-то наплести, "промыть мозги" по твоей технологии, и он сам отдаст мне эти "бабки". Результат один, но в первом случае все честно, а во втором - нет. То он видит, что я ему враг, а то он думает, что я друг, а на самом деле я враг.
- И ты считаешь, что это нечестно?
- Ага.
- Но так, по большому счету, все в мире и происходит. И ты так же вешаешь лапшу на уши людям, чтобы они сделали, как тебе надо.
- Вешаю. Ну и что? Это мой личный недостаток. Хотя можно считать и достоинством, но объективно: это подло. Когда подлость - свойство каждого в отдельности взятого человека, это ничего. Но когда она становится целью, вот как у вас, то это подлость в квадрате.
 Они оба замолчали и задумались каждый о своем. Ника не понимала, какой кайф Костя видит в подчинении себе людей. Наоборот, если у человека нет воли, самостоятельности, то надо укреплять их в нем. А это НЛП учит отнимать волю у других, чтобы они стали зависимы от тебя.
 У Кости в голове засело ее фраза о том, что управлять людьми ради собственной выгоды, если смотреть объективно, - подло. "Объективно"! Да что такое "объективно"? Это значит, как считает большинство в данном обществе в данное время. А что такое большинство? То, что всегда мешает прогрессивным идеям. Словно угадав его мысли, Ника пояснила, что она имеет в виду:
- Костя, почти любая наука с приставкой "психо" означает внедрение в сознание и подсознание другого человека - внедрение туда, где он держит самое сокровенное. Можно сказать, что это аморально. Но тут ты не согласишься и будешь прав, потому что мораль у каждого своя. Мораль - это категория индивидуальная. А вот этика - общечеловеческое понятие. То есть, смотри, есть два человека с противоположными понятиями о морали. Допустим, один - сочинитель порноматериалов, другой - священник. Первый скажет, что порно - это в рамках морали, второй будет с ним спорить. Но порноавтор не станет транслировать свой фильм на общегородском празднике, например, на Дне Города, именно по этическим причинам. И ребенку он этого не покажет - в этом он согласен со священником. Видишь, этика примиряет людей там, где мораль разъединяет. Костя, то, чем ты занимаешься, просто неэтично по отношению к людям.
- Даже если это людям помогает?
- С ущербом для них же или для окружающих!
- Ничего-то ты не понимаешь в этом деле!
-
 Бывает, что выражение лица перекрывает черты. То есть, смотришь: в принципе, красивый человек, а что-то в нем такое, отчего эта красота становится отталкивающей и неприятной. Или наоборот: эстетически некрасивое лицо, но в него смотрел бы, не отрываясь. Даже сфотографируешь этого урода, повесишь фотку на стенку и будешь любоваться.
 Он принадлежал к первому типу. Сегодня днем, когда Тигр, Ника, и Салли с Эльфом только приехали на озеро и поставили палатки, подошел он с обычным туристическим рюкзаком, на котором была закреплена синяя "пенка", и спросил, как пройти на озеро Луговое. Они объяснили, и он пошел дальше.
- Красивый чувак, - восхищалась Салли.
 Ника не стала с ней соглашаться. Слишком уж какое-то странное у него было лицо: жестокое - не жестокое, вроде и не презрительное, - она не знала, как это выразить в словах. Ника искренне пожелала себе больше не видеть этого человека.
 Озеро, на котором они стояли, называлось Снеговое. Неподалеку растянулась цепь озер: Луговое, Малое, Серебряное и "Каштан" - Каштановое. Но турслёт проводился традиционно на Снеговом. Помимо нескольких туристических клубов, участвовавших в соревнованиях, сюда съезжались просто люди, чтобы отдохнуть. Весь берег озера был занят палатками, кострами, около которых слышались звуки расстроенных гитар и вопли пьяных тинэйджеров. Впрочем, возрастной состав колебался от 5-летних детей, которых привезли с собой родители, до зрелых людей за 50.
 Весь жизненный цикл на Снеговом укладывался в три дня. В день приезда у всех было полно водки, нормальных сигарет и еды. На второй день за милую душу шла "Прима", доскребались остатки макарон быстрого приготовления, а с алкоголем выходило забавно. Кто-нибудь с вечера запрятал бутылку-другую, а с утра не мог вспомнить, куда. Иногда раздавались вопли вроде:
- Я, как спать лег, оставил снаружи у палатки 4 литра спирта, а проснулся - его уже нет!
 И все смеялись над наивностью чувака, который оставляет такую ценность, как спирт, на глазах у всех без присмотра.
 На третий день заканчивалась еда, спирт, а сигаретами служили самокрутки.
 Тем не менее, люди жили на Снеговом неделями, и ничего - оставались живы и здоровы. Те, кто приезжал позже, делились, чем могли. Люди бродили от костра к костру, знакомились, просили опохмелиться, сигарет и еды, или ничего не просили, просто общались. Кто-то уже потерял счет времени, не мог сориентироваться, какое наступило число.
 В полдень начались соревнования туристов. Участники лазали по веревкам между деревьев, ходили по бревну над водой. Собралось немало зрителей. Ника и Тигр тоже пошли посмотреть. Салли с Эльфом проснулись в чьей-то чужой палатке. Как они там оказались, они не помнили. К тому же Салли не могла найти свои штаны.
- А может, мы сюда шли, ты уже без них была? - предположил Эльф.
 Они стали восстанавливать в памяти эту ночь, но она за исключением отдельных моментов осталась провалом в их биографии.
- Ботва, - заключил Эльф.
- П…ц, - согласилась Салли. Хорошо, хоть трусы на месте.
 Эльф прошвырнулся по кострам и принес Салли довольно нелепые оранжевые капри с дыркой по боковому шву и размера на два меньше Саллиной фигуры, но как говорится, "не до жиру - быть бы живу".
 Выбравшись из чужой палатки, они, поплутав вокруг озера, нашли свой костер. У него с Никой и Тигром сидели еще трое: два парня представились как Курок и Рэд, и девчонка по кликухе Фея. У Рэда волосы были покрашены в красный цвет (отсюда и погоняла - Red). Курок курил самокрутку и спрашивал нормальных сигарет. Тигр дал ему пару "Бонда". Выкурив одну, Курок сделался веселее и сыграл песню, где в припеве были слова: "Самое страшное, что может случиться со мной - стану пидарасом". Группа "Ленинград", как пояснил Курок. Потом он увлекся и стал играть песни "Ленинграда" одну за другой. Иногда Рэд с Феей подпевали, но только все портили. У Курка, обычного спивающегося и скуривающегося подростка, был изумительный баритон, который, по мнению Ники, мог перейти в тенор. Курку его собственный будущий тенор был до фени.
 Выяснилось, что закончился спирт. Тигр, Эльф, Стар и Рэд пошли в деревню за самогоном. Рэд уже знал, в какой дом им надо. Небольшая старушка выглядела оригинально в синем трико, футболке в горошек и черной банданне, разрисованной знаками "Инь - Ян". Вручая ребятам "полторашку", она не удержалась от реплики:
- Эх, вся молодежь спивается - куда страна катится?
- А что же вы сами, баб Ань, самогон продаете молодежи? - хитро сощурился Рэд. Он давно знал бабку, поэтому говорил, что хочет.
- А вот будет тебе под семьдесят, будешь жить на пенсию в 800 рублей, тогда интересно, что ты продавать начнешь, - бабка не обиделась.
- Ну вот мы и помогаем вам жить, - еще хитрее улыбнулся Рэд. - Мы бы, может, рады не покупать самогон, но как подумаем, что вот, живет баба Аня на пенсию в 800 рублей, так жалость свое берет.
- Вот зубоскал! - смеялась баба Аня.
- Скалозуб, - скаламбурил Тигр. Он вспомнил, как в школе они однажды писали сочинение по Грибоедову. У одной девчонки из их класса получались самые хорошие сочинения. Классуха их всегда зачитывала вслух и ставила Ирку в пример одноклассникам. Ну Тигр и попросил Ирку за шоколадку написать ему сочинение по "Горю от ума". Ирка старалась - сочиняла лучше, чем себе. Тигр перекатал в свою тетрадь и сдал преподше. Получил "пару". "Это, потому что училка же видит, что не твой стиль", - догнали догадливые одноклассники. Ирка была в шоке.



*
 
 К тому времени, как стемнело, все уже были хороши. Стар побрел искать какого-то чувака, у которого должна была быть трава, но по дороге свалился и уснул под березой. Остальные сидели у костра, пили и вопили под гитару. Салли боялась дышать в тесных оранжевых штанах. Подходил народ от других костров. Когда Ника увидела того, который днем на Луговое шел, ей, как и тогда, опять сделалось не по себе. Ее здорово мутило: она подумала, что перепила, и решила на всякий пожарный отойти от костра подальше к деревьям. Она устало оперлась на березу, обхватив ее руками.
 Послышался шорох приближающихся шагов.
- Русская красавица в обнимку с березой: так по-народному.
 "Да, русская красавица, пьяная в стельку, навалилась на березу, чтобы не п…нуться на землю, - совсем по-народному", - подумала Ника.
 Это был тот самый, с Лугового. Он вытащил пачку, достал две сигареты. Одну протянул Нике. Помог прикурить. Ники всё-таки хватило на то, чтобы ответить: "Спасибо", - и выкурить эту сигарету. Дальше, естественно, всё вышло как-то само собой: расстегнулись джинсы, сблизились тела…
 Его звали Кирилл.
-
 "Это был единственный раз, по пьяни".
 Спустя пару месяцев она вспомнила эти свои слова и усмехнулась. Тот раз оказался только началом. Позже она постоянно спрашивала себя, почему? Нового захотелось? И это тоже, но не только. Ника подумала о своих бывших взаимоотношениях с Тигром. Всё было хорошо, но не было привязанности. Они не вели друг друга за собой, не шли друг за другом. Оба были одинаково сильны. А привязываешься только к более сильному или слабому. Где привязанность, там и прочный союз. К Кириллу Ника испытывала противоречивое чувство. С одной стороны, ей было плохо без него: он своей жизненной силой притягивал вновь и вновь. Не нравилось Нике то, что она сама слабее, что Кирилл в любой ситуации заставит её поступить, как ему надо. Это просматривалось даже в его лице. "Блин, получается, за одно и то же качество человека и любишь, и в то же время, если не сказать, что ненавидишь?" - думала Ника. Кирилл вил из нее веревки, а она сопротивлялась. Они часто ругались, но в итоге она прибегала к нему мириться. За два месяца с Кириллом она потратила больше нервов, чем со всеми остальными, вместе взятыми. Неужели это и есть настоящая любовь?
 Расставание с Тигром происходило забавно. Он никак не мог взять в толк, что его бросают.
- Почему?
 У неё возникла мысль ответить, что её не вставляет с ним е…ться, но это было бы вопиющей неправдой, поэтому она стала изобретать что-нибудь более подходящее. В итоге она прогнала Тигру какую-то чересчур загрузочную фишку, сути которой и сама-то не запомнила - так, на ходу сочинила. Тигр в эту фишку тем более не въехал, но его это не смущало. Он начал принимать меры. Так, через пару дней к Нике притопала Салли.
- НикитА, мне с тобой надо поговорить.
- О чём? - фраза "мне надо с тобой поговорить" ассоциировалась у Ники с чем-то неприятным.
- О Тигре, - сообщила Салли.
- Чё? - удивилась Ника. Салли-то здесь причём?
- Чё вы расстались?
- Да так, просто не прёт больше.
 Далее Салли задала самый идиотский вопрос:
- А почему? Тигр же… Он классный.
- А ты откуда знаешь? - в общем-то, шутливо спросила Ника. - Ты с ним…
- Нет, - поспешила заверить ее Салли. - Я имею в виду, не в том смысле. Ну, в смысле, что он во всех смыслах классный.
- Ну и замечательно: шли на х…й Эльфа, иди к Тигру.
- Не-а, он, конечно, не лучше моего Толика, но после Толика Тигр - самый клёвый.
- П…ц. Слушай, Ань, вообще, ты-то здесь причём?
- А меня Тигр просил с тобой поговорить.
- Ах, вот оно что!
- Да, вот оно что. И сегодня Тигр будет мне звонить, я ему скажу результат. Так что, быстрее соглашайся.
- На что?!
- Ну… Вернуться к Витале.
- Ни хрена себе! Слушай, Сал, я ему всё объяснила.
- И это всё?
- Да.
- Блин, - растерялась Салли. - А что же теперь мне ему сказать?
- Твои проблемы. Блин, тебе что, больше всех надо?
- Нет. Просто жалко Тигра. Он расстраивается.
- Забей: не твои проблемы.
- А чьи? Ведь естественно, что не твои. У тебя никогда проблем нет.
- Почему нет? Есть. Только я о них особо не треплюсь. Фигали загружать других людей?
 На задумчивом лице Ники вдруг появилась улыбка.
- Ты чего? - спросила Салли.
- Да так, ничего, - сильнее улыбнулась подруга. Дело было в том, что она вспомнила о Кирилле.
-
…Плащ, безрукавка и свитер. Блин, пиджак не помещается! Ладно, его можно на себя надеть: на улице прохладно. Люба собрала вещи и выволокла чемоданы в коридор. Она уже все решила: эта жизнь не для нее. Да, она, возможно, любит Игоря, но это само по себе мало, что значит. Игорь уделяет все свободное время чему угодно, только не Любе. Если бы это "что угодно" деньги приносило! Люба знала, что коллеги Игоря по художественному училищу подрабатывают репетиторством. Игорь тоже мог бы набрать учеников-любителей, и тогда были бы нормальные деньги. Игорь же репетиторства не давал, заявляя: "Я лучше буду бесплатно учить талантливых ребят, чем за деньги бездарностей". Люба не понимала, как человек может быть таким непрактичным. Да плевать, талант ли, бездарность, - главное, деньги платит, а ты объясняешь, как кистью по бумаге водить. Только и всего. Игорь сказал, что это и называется продаваться за деньги. Еще он говорил что-то о технике живописи без понимания, о посредственных убогих картинках, получающихся как ее результат, об истинном искусстве и предназначении преподавателя. Люба всего не поняла, да и ей уже было не надо.
 Далее Игорь метнулся в политику. Люба понимала, что многие идут туда, чтобы побольше урвать. Если бы Игорь поставил перед собой эту же цель, она бы не возражала. Но он создавал партию не для денег, а, видите ли, с искренним желанием помочь людям. Ну где еще можно встретить человека, столь бестолкового в 41 год?
 У Игоря был сын Антон от первой жены. Парнишка часто заходил к отцу. Игорь не был против, чтобы Люба родила ему ребенка, но она пока не хотела детей. Вышло, что она оказалась права. Как бы она сейчас уходила с ребенком? А так ее с Игорем ничего не связывает. Только два с половиной года совместной жизни, не принесшей покоя ни тому, ни другому.
 Люба уже не раз порывалась уйти, но стоило Игорю сказать: "Не уходи, побудь со мною…", - и она оставалась. От этого им легче не становилось, - наоборот. Было очень мучительно в те нечастые моменты, когда оказывались дома одни, молча сидеть друг напротив друга и ждать, когда: сегодня, завтра - все закончится. Они пили коньяк, потому что делать что-то другое не было смысла. Горячие ночи уже не грели лучше, чем добрая рюмка.
 Позавчера Любе на сотовый позвонил директор фирмы, откуда она уволилась, когда переехала к Игорю, и предложил вновь работать у них, жалуясь, что не хватает квалифицированных сотрудников. Люба согласилась: уходя от Игоря, она возвращалась в прежнюю колею. О Лёне она и не думала: она о нем почти никогда не вспоминала.
 Люба надела пиджак, в последний раз окинула взглядом русалку и кота на стене, подняла чемоданы и вышла из квартиры.
-
 Игорь сидел за столом и смотрел на иконы. Он был дома один. Не было Любы - его любви. Впрочем, они оба решили, что надо разойтись. Разошлись. "Я знал, что так получится: это было ясно с самого начала", - но эта мысль не помогала. Поглядев на облики святых на иконах, Игорь подумал, что вот люди: так сильно любили Бога, что посвятили свою жизнь Ему, и Он их не подвел. "А я? А что ты, Крылатый, о себе вдруг вспомнил? Считаешь себя православным верующим, а живешь, как хрен знает кто. Жить надо праведнее, тогда и всё будет олл райт. А как жить праведно, если это идет вразрез с современной жизнью? Не идет. Но… Святой Софроний Вырицкий был бизнесменом, причем успешным, - ему Бог помогал. Тогда время было другое… Ни хрена не другое: шулеры и сволочь есть всегда, как и хорошие люди есть всегда. Вот ты, Крылатый, Ольшанников Игорь Михайлович, хороший человек или сволочь? Что, язык не поворачивается сволочью себя назвать? А хорошим? Ладно, будем считать, что ты, Крылатый, где-то посередке, и твоя задача с этой середки сместиться в лучшую сторону. Идёт? А как сместиться? Жить праведно. И опять мысли по кругу?.. Нет уж, хватит кругов! Всё это не так уж сложно, только…"
 Крылатый посмотрел в окно. Только что прошел дождь. У двери подъезда противоположного дома стоял белый котенок. Дома и асфальт были темными, мокрыми от дождя, а белизна котенка смотрелась вызывающе, даже неприлично. Темные, мрачные стволы деревьев, ветки без листьев, - а котенок пушистый. Игорь не видел глаз котенка, но знал, какие они сейчас. Глаза брошенного котенка - вот тема! На улице мало кто помнит, что такое сострадание, - пока ни один не остановился у котенка. Когда начинается дождь, все судорожно разбегаются. Водобоязнь - один из признаков сумасшествия. Можно сказать, что мы все безумны? "Мама, мы все тяжело больны. Мама, я знаю: мы все сошли с ума". "Мария, как в зажиревшее ухо им втиснуть тихое слово?" Цитаты, б…ь, одни цитаты. Сам-то ты что можешь? Выйти на центральную улицу и выкрикнуть: "Пошли вы все на х…!" Разбить витрину супермаркета? Возраст уже не тот: не пятнадцать лет. Хотя Юрка, вон, на Первое мая вышел на сцену и при всем городе орал матерные частушки. А ему, как и мне - за сорок. Но, чтобы делать так, как Юрка, надо либо очень ненавидеть мир, либо относиться ко всему со стебом. То есть, по-любому, - не любить. А я люблю?
 Только сейчас Игорь обратил внимание, что у него включен компьютер, и играет какая-то песня:

С каждым шагом всё дальше и дальше от выбранной цели,
И ошибки мои всё мудрей и всё красивей.
Сохрани, Господь, всех тех, кто в сердце моём укрыться успели,
А точнее, донеси их в Хаос мимо камней.

 Игорь отметил, что автор этих строк - человек незаурядный и сильно талантливый.
А каков же эффект столкновения мира вот с этим беспомощным телом?-
Галактический взрыв! - Жаль, что только в одной голове.
 Игорю стало интересно, кто этот автор-исполнитель? На "Win amp"-плейлисте значилось: "Отец Василий. Вернуться назад". Игорь вспомнил, что человек по названию отец Василий приезжал с концертом к ним в город, и в афишах значилось, что он друг известной рок-группы "Пилот".
 Сейчас Игорь впервые услышал отца Василия. Василий пел искренне. Создавалось ощущение, что свои строки он сначала пережил, прочувствовал на своей шкуре, а только потом оформил в песню. Крылатый вспомнил тексты "Пилота":

"Здесь ветер гоняет сны по унылым местам.
Здесь солнце встает раз в год и ползет умирать к прибрежным камням.
Пусть кричат внизу сотни голосов.
Здесь трава выше всех крестов и сильнее всех слов". (Юля Котельникова)

 Замечательные тексты, но сразу ясно, что эти ребята еще очень мало жили и видели. Они берут хорошие темы для стихов: смысл жизни, человеческое одиночество … У них получаются милые образы: потерянные лица, которые бьются в окно, улыбаясь звезде; два ангела на одно лицо; утро, которое нас накажет, погонит на пыльный асфальт… Но мысли, по которой можно сказать, что автор сам ИСПЫТАЛ, у них еще нет. А у Василия есть. Даже если в жизни Василия и не было выдающихся событий (что маловероятно), этот человек должен очень сильно и глубоко ощущать жизнь, чтобы написать такие строки.
Тем временем песня Василия подходила к завершению:

Посмотри: они, словно сошли с картинок Ван Гога.
Рвусь сквозь пустоту в равнодушных от страданий глазах.
Каково быть одним из них: ушел - не дошел, еще бы немного,
И я не смог бы вернуться назад.
От развратников тишины свербит в голове! Есть совесть, нет Бога!
Я готовлюсь вернуться назад!
Дайте мне шанс вернуться назад.

 Следующая песня Василия с говорящим названием "Монотеизм" была похожего направления:

Может быть, я когда-нибудь тоже смогу
Представляться просто парою слов:
Вроде, я православный христианин,
Вроде, я степной волк из рода волков.

…На облаках сидит пухлый Бог,
Рядом с ним - тощая смерть.
Кого им не хватает, так это - любовь,
И у меня она, кажется, есть!

 "Эх, Василий, ведь тебя этот вопрос религии очень мучает, не дает покоя. Иначе ты бы не написал эти песни. А знаешь, "я - православный христианин" - это не "просто пара слов", как ты считаешь. Нет, в этих трех словах: "Я - православный христианин", - подвиг человека во имя идеи, стремление ввысь, за рамки "кошмара бытия" земного. А как Богу может не хватать любви, когда Бог - это только любовь, и ничего, кроме нее. Великая, всеобъемлющая любовь к Своему творению - человеку".
 Крылатый вспомнил, как его знакомый, ранее верующий, а теперь атеист, жаловался:
- Я на коленях молил Бога за своих родных, а маму у подъезда прирезали из-за пятидесяти рублей в ее кошельке. Если бы Бог был, Он не позволил бы такому случиться. Нет Бога - есть только Человек. А если Бог и есть, то я в Него не верю.
 "Нет, Ваня, то, что Бог допускает несчастья, происходящие с нами, - это нам испытание от Него. Если некрепка наша вера, то мы отворачиваемся от Него. Ведь люди делают так же: работодатель посылает нового работника на сложное задание, чтобы испытать, каков он, хлипкий или способен выстоять в трудностях? Мы понимаем этого работодателя - человека. А почему мы не можем аналогично понять Бога?
 Святые Старцы пишут, что часто хорошие, в общем-то люди, даже верующие, постоянно грешат по мелочам: осуждают, гневаются… А Бог не хочет их отправлять в ад и поэтому посылает испытания: кому мученическую смерть, которой искупляются грехи, кому болезнь, кому еще что. Так что, может быть, твоя мама, Ваня, в раю сейчас и плачет, оттого что ее сын ничего не понял.
 Еще один", - устало думал Крылатый о Василии. Игорь вспомнил, как в молодости плакал от слов однокурсника, что Бога нет. Сейчас от песни Василия Игорь не заплакал. Только почувствовал какую-то огромную жалость к этому человеку, которого ни разу не видел. "Василий смог понять, что Бога нет. Это легко. Мы Бога не видим, поэтому понять, что Его нет, - элементарно. "Главного глазами не увидишь", - истина устами ребенка (ведь Маленький Принц - ребенок). А вот понять, что Бог есть, - для этого нужно что-то, чего у многих нет. Чего - не знаю: любви ли к миру, стремления быть связанным с Вечностью, чистоты мысли... Словами не выразишь. "Все слова - пи…ж", - ведь сказал же Егор Летов. Что поделаешь, опять цитата! Я сегодня, прямо-таки, кладезь цитат. И всё же, таких людей, как Маяковский, отец Василий, - Бог при рождении награждает талантом, который они впоследствии направляют против Него. А таким, кто, вроде тебя, Крылатый, от Него достаются глаза, - специально для того, чтобы, когда слезами, а когда бесслёзно - плакать за Него.
-
 Тигру казалось, что он не заслужил такого поступка со стороны Ники. Вот Вика его бы никогда не бросила. Последнее время Тигр все чаще думал о Вике, вспоминая ее самозабвенную любовь к нему. Наверно, с тех пор, как они расстались (вернее, он ее бросил), она нашла себе кого-то. Тигру захотелось ее увидеть. Он долго выбирал в цветочном киоске свежую красную розу.
 В Викином дворе все напоминало об их отношениях. В этой беседке они с друзьями часто резались в карты. Там еще девчонка была…Валя, что ли? Она не въезжала, когда "десятка пикей" кроет червонного "туза", и все время проигрывала. В песочнице Тигр и Вика играли с 4-х летней племянницей Вики. Племянницу эту периодически сбагривали Вике, и приходилось с ней сидеть. Однажды она от них сбежала, и они в поисках ее "прочесывали" весь микрорайон. Подъезд укрывал Тигра с Викой от дождя и людских глаз. А вот и знакомая дверь, за которой - самые клевые воспоминания.
 Дверь открыла Татьяна.
- Сколько лет, сколько зим? - по ее тону Тигр понял, что видеть она его явно не рада. Правда, он на это и рассчитывал.
- Здрасьте, теть Тань, Вика дома?
 Недоброжелательность Татьяны сменилась какой-то апатией.
- Проходи, только она без сознания: тебя не узнает. Грипп у нее.
 Тигр не понял: что, от гриппа бывает потеря сознания?
 Вика лежала на кровати, на которой Тигру раньше случалось просыпаться с утра. Он обратил внимание, что на потолке плитка другая, а обои на стенах все те же. Вика спала.
- Пару дней назад она заболела. Я врача вызывала, он пришел, сказал: грипп, назначил все, как положено. Температура вот держалась 38. И сегодня - бах: 40, 5! Но в сознании была. Потом сознание потеряла, но скоро пришла в себя, но стала какая-то заторможенная. Нет, соображает нормально, психика - все нормально. Но вялость какая-то, отстраненность. И температура за 40. Если завтра температура не спадет, врача буду вызывать снова.
 Тигр смотрел на спящее лицо Вики. Оно было таким же, как и год назад: милым и родным. Тигр подумал, что из всех его девок Вика единственная стала ему родной. Именно родной: его жизнь со всеми радостями и огорчениями была и его жизнью. За ним Вика пошла бы в огонь и в воду. Она всегда его поддерживала, даже если видела, что он сто раз неправ.
 Татьяна внимательно смотрела на него, а потом сказала:
- Ведь она, когда в бреду лежала, тебя звала. Здесь у нее ее Витька сидел, а она бредить стала. Сначала не разобрать, что. Слышно только: "Вит…Вит…" Он-то думал, что она его зовет, а потом она так четко говорит: "Виталенька", - Витя аж в лице переменился, сам не свой сделался.
 Значит, Вике он по-прежнему нужен, - от этого у Тигра сразу поднялось настроение.
- Виталик, - обратилась к нему Татьяна, - ты не посидишь с ней, а я добегу до рынка, посмотрю, как у моих продавцов дела. А то, если за ними не смотреть…
 Татьяна ушла, а Тигр сел на табуретку около кровати и стал изучать каждую черточку лица Вики. Оказывается, он по ней соскучился.
 Вика после долгого забытья, наконец, очнулась. Первым, что она увидела, было склонившееся над ней лицо Витали. Счастливая, она улыбнулась ему. Она еще не понимала, сон это, бред или галлюцинация. Галлюцинация тем временем наклонилась и поцеловала ее точь-в-точь, как настоящий Виталя.
- Виталенька, - прошептала Вика.
 Пришла Татьяна. Увидев идиллию, она обрадовалась: может, теперь внучка пойдет на поправку.
 - Доброе утро, спящая красавица, - Татьяна поцеловала внучку.
- Привет, теть Тань, - Вика не могла называть Татьяну, не достигшую еще пенсионного возраста, бабушкой.
- Температуру не догадались померить? Ну, кто бы сомневался! Молодежь…
 Вика светилась счастьем. Татьяна была уверена, что дело пойдет на поправку.
- Что странно, - рассказывала Татьяна, ставя Вике под мышку градусник, - продавцы еще не стибрили себе ничего. Или это я старею и не замечаю?..
Тигру не хотелось уходить из этой семьи, которую он, наверно, любил, и где его ждали, но он обещал матери съездить с ней на дачу. Когда Татьяна вышла на площадку его проводить, она тихо спросила:
- Что, опять бросишь?
- Нет, теть Тань, теперь не брошу.
-
На следующий день, вернувшись с дачи, Тигр купил три красные розы и побежал к Вике. Он решил, что теперь будет ее на руках носить так же, как она о нем всегда заботилась. Перешагивая через три ступеньки, он поднялся на четвертый этаж. Когда Татьяна открыла дверь, он протянул ей коробку конфет:
- Здрасьте, теть Тань, это Вам! - но, увидев недвижное, как неживое лицо женщины, осекся. - Что-то случилось?
- Случилось, - голос ее звучал глухо. - Проходи.
Он прошел в комнату. Неприбранная кровать пустовала: Вики не было.
- Ночью ей стало плохо: ее начало трясти в судорогах. Раньше такого никогда не было. Судороги прошли, открылась рвота. Я "Скорую" вызвала, ее отвезли в больницу… Сегодня в 10 утра…
 По лицу Татьяны потекли слезы.
-
Хоронили Вику через два дня. Сперва отпевали в церкви. Тигр, никогда не имевший четких религиозных или антирелигиозных убеждений, стоял у гроба со свечкой в руке и мысленно произносил: "Господи, если Ты есть, устрой, чтобы ей там (если это "там" где-то есть) было хорошо. Она ведь верила в Тебя". Действительно, Вика была верующей и периодически ходила в церковь. На похоронах стоял и Витя, растерянный, убитый горем. Татьяна держалась стойко: не впадала в истерику, не рыдала в голос - только глаза были чуть-чуть влажными.
 На литургии стояли и просто прихожане. При виде тела Вики в гробу какие-то старушки за спиной Тигра зашептались:
- Ой, какая молодая! Что же произошло: несчастный случай?
- Болезнь: грипп, - ответил кто-то так же, шепотом.
 Старушки еще некоторое время охали и сокрушались. Тигру казалось нереальным, что от банального гриппа можно так просто умереть. Не верилось и в то, что вот это неподвижное бледное тело в белом одеянии еще вчера улыбалось, говорило, обнимало Тигра.
 После кладбища все поехали на поминки, организованные Татьяной. Тигр удивлялся, глядя на ее ровное лицо и слушая, как она спокойно обсуждает с собеседниками посторонние темы. Но он понял, что истинная боль - как раз та, которая скрыта внутри.
…Проводив друзей Вики и уложив спать своего брата с его женой и сыном, Татьяна вышла на балкон покурить. Внучка покинула ее так же, как и несколько лет назад дочь. В комнате храпел брат Татьяны, моложе ее на семь лет. У него жена и 20-летний сын. А ей. Татьяне, уже пятьдесят четыре года. В этом возрасте надо иметь какой-то багаж, подводить итоги. Итоги: ни детей, ни внуков, ни семьи, ни мужа.
 Татьяна вернулась мыслями к Вике. Сама Татьяна, воспитанная при социализме, была атеисткой, и ей казалось странным, что Вика потянулась к церкви. Те, кто верят, говорят, что перед смертью православный человек должен причаститься. У Вики так и получилось: она слегла на следующий день, как вернулась из церкви. Получается, по церковным меркам, она умерла если не святой, то "чистой" - от этого Татьяне становилось легче, хотя она и не верила. К тому же умерла внучка позавчера, 12 июля - праздник святых Петра и Павла, первый день после поста. А бабульки говорят, что если человек умирает на такой большой праздник, значит, он не грешный и попадет в рай.
 Татьяна сбросила окурок с балкона. Она почувствовала, что очень устала за сегодняшний день. Усталость она сняла проверенным способом - пошла на кухню, налила себе водки и выпила. Татьяна как человек чисто практический никогда не думала о вещах пространных. Сейчас ей пришло в голову, что Вика была духовным оплотом их дома, "хранительницей домашнего очага". Ушла хранительница - исчез и очаг. Татьяне его не возродить: только внушить себе, что он на хрен не нужен. Внушить на время, а там - следующая порция алкоголя.
 Ведь он так нужен, этот очаг!
-
 Эти дни Тигр жил механически: работал на даче, смотрел вечерами с родителями телевизор. Он наблюдал свои действия со стороны, вяло отмечая, что всегда все было не так. Он думал о Вике. Он понимал: узнай он о смерти Вики в свои беспечные дни с Никой, ему было бы едва ли не все равно. Но Вика ушла из жизни в тот момент, когда он пришел к ней восполнить всю заботу, которой ей недоставало от него раньше и которой она для него не жалела. Вчера в каком-то попсовом шоу звучала песня со словами:
Я к нему поднимусь в небо,
Я за ним упаду в пропасть.
Я за ним - извини, гордость!
Я за ним одним, я к нему одному!
Это про Вику, сразу подумал Тигр. За ним она действительно последовала бы даже на смерть. Ника - та ни за что. Хотя Ника еще вероятнее, чем Вика, могла бы пойти на смерть, но не из-за него, Тигра. И не из-за другого человека, а просто - за идею. Временами, когда Тигр находился с Никой, он замечал, что она думает о чем-то, не связанным с происходящим. Он смотрел в ее глаза, пытаясь понять ее, но не понимал. Она могла весь день сидеть одна дома, писать песни, забывая при этом обедать и ужинать (завтраком Тигр ее кормил с утра). Ника вдруг увлеклась партией Крылатого, помогала проводить митинги, делать плакаты с лозунгами, листовки. До этого она состояла в движении "Идущие вместе" и участвовала в каких-то проектах помощи детям-сиротам. При этом Тигр видел, что Нике были совершенно по фигу и проблемы детей-сирот, и политика. Тем не менее, она почему-то и тем, и другим занималась. В этом Ника с Крылатым были очень похожи: тот тоже брался за всякую всячину. Но чем-то они принципиально различались. Может, тем, что Крылатый был искренне увлечен своими проектами, а Ника относилась к своим равнодушно.
Люди ищут, чему себя посвятить: домашнему хозяйству, детям, семье, работе, революции, бытовым пьянкам… Находят не сразу, но упорно ищут. Крылатый ищет, и его дела - это его сущность. А есть редкие, у кого нет поиска. Таким будет всё равно, чем заниматься. Они могут приниматься за что угодно, и быть самыми яркими, но их дела не будут их сущностью. Ника-партиец, Ника-помощник сиротам, Ника-безбашенная тусовочная оторва - это не ее сущность. Настоящая - это та Ника, которая в одиночестве пишет стихи, не слыша убежавшего чайника, забывая поесть, и подолгу курит на балконе, отвечая на вопли младшего брата: "Ника, я есть хочу!" - кратким:
- Олег, е… твою, отвали.
Ника… Вика…Виктория…Тигр вдруг сообразил, что оба эти имени означают одно. "Victory" - по-английски, победа. Ника Самофракийская - древнегреческая богиня победы. И обе они покинули Тигра. Вика никогда не вернется. Ника тоже не вернется, но она - единственное, что у него осталось.
-
"Любимая, ради тебя я готов пойти в огонь и в воду, переплыть самые глубокие моря и преодолеть самые высокие вершины!
P. S. Извини, в воскресенье я не мог приехать, потому что шел дождь".
Этот анекдот вспомнился Тигру, когда он подходил к дому Ники, промокнув под дождем без зонта и капюшона. Ника оказалась дома, дала ему сухую одежду и налила горячего кофе.
- Ты как? - спросил Тигр, отпивая нерастворимый "Русский продукт" со вкусом ирландского ликера".
- Да ничего, живу, - она ответила рассеянно. Тигр сразу понял: что-то у нее не ладится.
- Одна?
- С Кириллом уже две недели, как поругалась, черт бы его побрал!
 Двое одиноких, растерянных - черпали друг в друге сил, чтобы жить дальше. Оба понимали, что это временно, но уже было неважно.
-
Шел октябрь. Ника училась на первом курсе филфака. Рядом с ее институтом располагался хороший дворик с беседкой, в которой удобно было сидеть, когда случалось сбегать с занятий. Рядом с этой беседкой - в доме №20 корпус №1 по улице Пушкина - жил Кирилл. В свое время Ника часто к нему заходила, но иногда он задерживался на работе, и она ждала его в беседке с бутылкой пивка. Впоследствии как-то Крылатый устроил ее подработать на радио. Задача ее состояла в том, чтобы отвечать на звонки слушателей и выводить их в прямой эфир. Среди позвонивших слушателей оказалась одна старушка, которая заявила следующее:
- Здравствуйте. Вас беспокоят жильцы дома №20 корпус №1с улицы Пушкина. Дело в том, что в последнее время у нас во дворе постоянно сидят всякие девушки и пьют пиво! Я считаю, надо принимать какие-то меры, чтобы прекратить подобное безобразие!
Ника малость обалдела от такой тирады и только сказала:
- Да-да, Вы правы. Мы передадим в студию Вашу просьбу, - и отключила связь.
 Она улыбнулась, вспоминая этот эпизод. Сейчас она снова сидела в этой беседке с бутылкой "Балтики-6". Кирилл, по ее подсчетам, должен был находиться на работе, но он почему-то оказался здесь. Он подходил к своему подъезду, но, увидев Нику, завернул в беседку.
- Привет.
Ника ответила, протягивая ему недопитое пиво.
- Как живешь? - он допил и бросил бутылку в крапиву.
- Нормально.
- Пошли, - он развернулся и направился в подъезд.
 Она не могла не пойти за ним. Ведь сказал же он ей однажды: "Куда ты от меня теперь денешься?" И, на самом деле, куда она денется?
-

Кузни времен вздыхают меха -
и новый год
готов.
Отсюда
низвергается, громыхая,
страшный оползень годов.

Я счет не веду неделям.
Мы,
хранимые в рамах времен,
мы любовь на дни не делим,
не меняем любимых имен.
 В. Маяковский ("Человек").

5. Воля вольная.

 "Наконец-то этот сумасшедший день закончился", - с радостью подумала Светлана, буквально вваливаясь в квартиру. В музыкальное училище, где она преподавала, на следующей неделе должен был приехать известный московский композитор. По этому поводу в училище запланировали концерт с участием студентов. Подготовка шла вовсю: репетиции, репетиции… После них Светлана возвращалась нервная и измотанная. И все же, несмотря на трудности и неувязки, ей нравилась ее работа.
 Светлана, наспех съев пару бутербродов, собралась готовить ужин. Скоро Игорь придет с работы, а Коля с концерта только к утру появится. Но у нее опять закружилась голова: беременность давала о себе знать. Светлана присела на табуретку. Иногда она задумывалась, хватит ли сил у нее вырастить этого ребенка? Своего первенца, Колю, она произвела на свет в 32 года. Тогда же Игорь, находясь на седьмом небе от радости, настоял на том, чтобы обвенчаться в церкви. У измученной беременностью и родами Светланы не нашлось сил, чтобы возразить.
 Любит ли она Игоря? Она не знала. Когда Светлана жила с первым мужем, для неё главным была семья, а работа - так, источник денег. Сейчас же работа стала основным содержанием Светланиной жизни, а семья - всего лишь элементом комфорта. Хорошо ли это или плохо, Светлана понять не могла. В конце концов, она пришла к выводу, что ни так, ни так. Просто в разном возрасте, с разными людьми получается всё по-разному, вне критериев "хорошо - плохо". Позиция Игоря по отношению к работе и семье была такой же, поэтому супруги ладно и складно жили.
 У Светланы был джазовый инструментальный ансамбль "Лёта", чьим основателем и руководителем она являлась. У Игоря были "Крылья". Лёта, крылья, - смысл один: полёт. Разве могут такие два человека не быть вместе?
-
- Виталий Андреевич, Вас к телефону, - сообщила невысокая молодая женщина в ярко-зеленом медицинском костюме. Из-под колпака такого же цвета выбивалась крашеная белая челка.
- Да, спасибо, Настя, - кивнул врач.
 Настя, однако, не спешила выходить из ординаторской. Она стояла в дверях и смотрела на хирурга. Ее губы трогала едва заметная улыбка. Виталию Андреевичу, видимо, эта улыбка о чем-то напомнила, потому что на его лице появилась такая же.
- Настюха, опять кому-то глазки строишь? - весело заметила проходившая мимо медсестра Маша.
 Настя обернулась:

- А что, есть закон, запрещающий строить глазки? - в тон Маше ответила она, направляясь в перевязочную.
- А то! - заявила довольная Маша. - Наказание - месяц дежурства. Все, Настька: весь сентябрь дежуришь.
- Можно и октябрь, - добавила Людмила Васильевна.
- Е… вашу мать! - беззлобно высказала свое мнение Настя.
 В это время Виталий Андреевич разговаривал по телефону:
- Юля, я же тебе объясняю, что… Да что ты опять за свое? Я тебе… Я не перебиваю, это ты… Да блин!
 Далее последовали ругательства, вызванные тем, что жена бросила трубку.
 В ординаторской работал телевизор. Раздраженный Виталий Андреевич уставился на экран. Шли новости: репортаж о военных действиях в Южной Азии. Смысл конфликта заключался в следующем: не очень многочисленный, но древний народец по названию текета оказался разделенным и населял пограничные зоны трех соседних государств. Не одно тысячелетие текета молчали, а теперь, подначиваемые правительствами стран Европы, вдруг пожелали воссоединиться в самостоятельное государство. Это требовало территориального раздела трех стран, на что те, естественно, не соглашались. Следствием стала война. В нее втянулось полно государств, не имеющих прямого отношения к делу. Косвенное имели все: яблоком раздора служили земли, богатые каменным углем. Наша страна выступала против создания государства текета: в лице него она приобретала опасного экономического конкурента.
 На месте событий работали журналисты из десятков стран. В репортажах вопрос освещался так, как требовало общественно-политическое настроение в том или ином государстве. Наши корреспонденты, впрочем, как и политики, единогласно прогнозировали скорое поражение текета.
 Виталий Андреевич пропустил начало репортажа, поэтому теперь смотрел внимательно. На экране показали с полсотни человек, валяющихся под открытым небом. У кого-то не было ног, у других бросался в глаза обрывок руки. А один прикрывал рукой свои глаза, но становилось ясно, что глаз там нет. Подобные случаи в практике Виталия Андреевича случались, но все равно видеть это было нелегко. Искалеченные стонали и кричали. Один с оторванными ногами взывал к Богу: "Господи! За что?!" - повторял он сквозь нечеловеческие рыдания. Человек с утраченными глазами, наоборот, выплевывал проклятия и мат.
 В кадре раздался голос журналистки:
- Эти несчастные - остатки нашей 4-й роты Чернореченской дивизии после очередной атаки текета. В этом столкновении мы одержали победу, но посмотрите, какой ценой? Кто был на фронте, скажут, что это на войне обычное зрелище, однако в 45-м году страдания приглушались сознанием того, что защищаешь Родину. За что же умирают сейчас, здесь эти солдаты?
 На экране было видно, как вокруг раненых сновали военные врачи. Виталий Андреевич счел странным, что журналистов допустили делать этот репортаж. Врачи не только не проявляли недовольства, что корреспонденты мешают, но даже, наоборот: как-то сочувственно смотрели в кадр.
 Показали одного раненого офицера: он более других был способен нормально говорить:
- Мы на их стороне сражаемся, а они нас ненавидят. Спасибо, что не режут нас по ночам, но открыто говорят: уходите, мы вас не звали, сами справимся, - офицер приостановился, корчась от боли. - Они считают нас врагами. Они думают, что мы, когда разобьем текета, примемся за них.
 В это время рядом лежащий солдат с потерянными глазами заметался и закричал:
- Что? Здесь журналисты? Дайте я скажу! Б…и - наше правительство, суки! Суки! - задыхался солдат. Он убрал руку от лица, и зрителям открылась ужасающая картина на том месте, где должны были быть глаза. - Вот! Смотрите, что с нами сделали! Это из-за вас, брюхи жирные, министры е…ые! Угля вам надо! Подавитесь!
 Видимо, это прямой эфир, понял Виталий Андреевич, иначе солдата бы вырезали из репортажа. Рискованно: мимо правительства незамеченным не пройдет.
- Слова старшего лейтенанта Гладышева точно соответствуют истине, - на экране появилась сама корреспондентка, в которой ошеломленный Виталий Андреевич узнал свою давнюю любовь. - Местное население, которому Россия помогает подавить мятеж, действительно рассматривает вмешательство иностранных войск как интервенцию.
 - Вы слышите шум орудий - это северо-западнее идет бой около поселка Телауга. К вечеру оттуда доставят еще раненых в таком же, - камера вновь прошлась по искалеченным военным, - состоянии. "А все оттого, что мы любили ловить ветра и разбрасывать камни", - сказал некогда лидер группы "Крематорий". И, похоже, тем самым ветром становится каменный уголь этих благодатных земель: его ловят, а он уносит тысячи человеческих жизней.
 И опять в кадре показали безногих, безруких, истекающих кровью раненых.
 Высушенные просторы Южной Азии сменились синеватым фоном московской телестудии. Ведущий программы - мужчина в элегантном костюме и очках - явно нервничал.
- Спасибо, - сказал он, пытаясь скрыть волнение. - Это была Вероника Однодворцева, наш корреспондент в Кейсарабаде. К другим новостям…
 Далее Виталий Андреевич уже не слушал.
-
- Вероника Анатольевна, через час вылетает самолет на Анкару. С ним Вы и отправитесь, а там - по морю до Севастополя - и через Харьков на Москву.
- Мне необходимо уехать? - спросила женщина.
- Да, необходимо, - ответил ей уже другой собеседник: в военной форме. - Валера с тобой доедет до Севастополя и посадит на поезд.
- Да, конечно, - подтвердил Валера. - Доставим Вас, Вероника Анатольевна, в Россию в целости и сохранности.
 Валера вышел. В комнате остались человек в камуфляже и женщина.
- Кирилл, - она подошла к нему и взяла за плечи, - а ты…Ты остаешься?
 Он усмехнулся:
- Ну не сбегать же мне при первых выстрелах, тем более что они мне нравятся.
- Мне тоже. Зачем ты меня отправляешь отсюда?
- Ты нужна там, детям.
- А ты не нужен?!
- Но я-то и здесь нужен.
 Она открыла рот, чтобы возмутиться, но он продолжил первым:
- Ника, я буду полезен до официального заключения мира, и даже намного дольше, потому что будут стычки с недовольными. А ты все, чем могла быть полезна, - репортаж - уже сделала. Больше тебе здесь нечего делать.
- Ты думаешь, все можно уложить в один репортаж?
- Основную мысль ты уже уложила. В последующих репортажах ты ничего нового не скажешь: только будешь повторять себя. Главное люди уже поняли.
 Он наблюдал, как меняется выражение ее глаз. Тревога из них не исчезла.
- Кирилл, тебя могут убить!
- Естественно: здесь же война, - он был спокоен.
 Ника резко встала и начала большими шагами ходить по комнате.
- Е… твою мать! - воскликнула она, швыряя на пол фляжку с водой. - Ты же инженер, мог пристроиться, где безопаснее! Если тебе по х…, что тебя убьют, обо мне или о детях подумал бы!
 Она разразилась рыданиями, упав на стул, но тут же вскочила и, подбежав к мужу, опустилась перед ним на пол и обхватила его колени:
- Кирилл, пожалуйста, поехали вместе. Представь, как Кристина с Олежком обрадуются. Мы уже больше месяца здесь. Кирилл!
 Кирилл, пропустив мимо ушей ее последние слова, заметил:
- Ника, а ведь ты тоже могла "пристроиться, где безопаснее". Однако ты сама выбрала для своей работы именно эпицентр войны, где каждый миг - постоянная возможность умереть. И я выбрал. Ты ведь понимаешь.
 Они смотрели друг на друга, и в голове обоих пронеслась общая мысль, выраженная словами одного автора:
 "Читая книги, вы думаете, читатели, что вы живете. Не-а, жизнь там - в минометном свисте, в тумане над лиманом, над плавнями, над горами, в предательствах и интригах. Когда мина шлепается на асфальт, как будто бы от блевотины, когда пьяного внезапно вырвало". (Э. Лимонов)
-
 Дети ее встретили бурно, с кучей вопросов:
- Мама, а ты стреляла из автомата? - Олежека интересовало все, что связано с оружием.
- Нет, Олег, не стреляла, - улыбнулась Вероника Анатольевна, - я журналист: я рассказывала по телевизору про тех, кто стреляет.
- А папа стрелял? - не отступался Олежек.
- А папа стрелял, - утвердительно ответила мать.
- Вот здорово! - ребенок был в восхищении.
- А там очень опасно? - Кристина была постарше, поэтому в ее вопросах было понимание неизбежных последствий войны.
- Нет, вздохнула Вероника Анатольевна, - не очень.
- А папа… Его могут… - Кристина не могла произнести вслух слово "убить".
 "Могут, - хотела сказать Вероника Анатольевна, - там всех могут. Там, собственно, всех и убивают: в один раз многих - одной бомбой". Но помимо своей воли она произнесла:
- Нет, папу не убьют, на то он и ваш папа. Он выкарабкается и приедет к нам живым. А тебя, Олежек, научит стрелять.
 Глаза ребенка радостно заблестели. Он верил, что папа приедет. В глазах же матери и ее 12-летней дочери по-прежнему незатихающим бураном жила тревога.
 Вечером, уложив детей спать, Ника подошла к окошку. С двенадцатого этажа город открывался во всей своей красе. А там, за горизонтом, далеко-далеко в чужой стране красивый древний город Кейсарабад. Там её муж пытается выиграть у судьбы удачу. И Ника, представляя перед глазами лицо Кирилла, шептала:
- Нет, тебя не убьют: я обещала детям. Неужели ты допустишь, чтобы кто-то, кроме тебя, научил Олежека стрелять? - и, словно опомнившись, - Что же я говорю: совсем скоро крыша поедет от всего этого.
 Этим утром она прилетела с войны. Она, Вероника Однодворцева, не стреляла ни в кого из автомата, не бросала гранаты. Но она - тоже воин: ее оружие - слово и телекамера.
 Она, навоевавшись, прилетела домой. Ей нужен отдых. А дома она нашла напряженность: дети ждут от нее чего-то. Она понимает: ждут, - а чего - в ответ на свои вопросы она слышит одно:
- Ничего, мама. НЕ беспокойся, у нас все есть. Главное, - ты приехала. Все в порядке.
 Ох, не любила Ника этой фразы. "Все в порядке", - так говорят, когда ничего не в порядке, говорят, желая убедить себя, что это мелочи.
 И ей, Веронике, чего-то тоже надо. Чего - она и сама, как ребенок, не знает. Чего угодно, только бы не сидеть в этой московской квартире с двумя детьми - своими, но отчужденными, внезапно повзрослевшими за месяц ее отсутствия. Ника вспомнила песчаную Азию, где каждая минута - либо жизнь, либо смерть. Там люди не щеголяют в костюмах и вечерних платьях, не благоухают французской туалетной водой. Вся бессмысленная шелуха, которой от нечего делать человек окутывает себя в мирное время, слетает, и остается голая, неприкрашенная жизнь - такая, какой она должна быть на самом деле. Ника поняла, что ее гложет: ложь, "шелуха" московской жизни. Завтра-послезавтра она, Вероника Однодворцева, пойдет на работу делать репортажи о бесконечных и бесполезных заседаниях Думы, а в перекурах будет обсуждать с сотрудницами косметику, моду и мужчин. Это ненатуральная жизнь, в нее надо внести каплю живого! В идеале Нике хотелось, чтобы от этого города остались руины. Тогда у людей ничего не останется, и они будут сами собой. Тот, кто в трехкомнатной квартире респектабельный, доброжелательный господин, в землянке станет голодным злым волком. А человек, за которым закрепилась репутация грубого, окажется способен на самопожертвование. Метаморфоза произойдет не со всеми, но с тем большинством, чьего истинного лица в "шелухе" обычно не видно окружающим. Но Нике не взорвать общей реальности. Ей по силам трясти только свою беспорядочную жизнь.
 Она взяла телефонную трубку, набрала номер.
- Да, - коротко, деловито ответили на другом конце провода.
- Влад, здравствуй, это я. Приехала сегодня утром… одна… Кирилл там. В Москву вернется нескоро. Я к тебе сейчас приеду? …Отлично, - сказала Ника. Она решила, что возьмет такси.
 Кристина слышала, как мать говорила с дядей Владом, собиралась, надевала куртку, хлопала дверью. "Зачем она так делает? - не понимала Кристина мать, - только приехала и сразу к хахалю! А, вроде, любит папу. Папа, когда она болеет, всегда ей горчичники ставит и есть приносить в кровать, а этот дядя Влад нехороший: тетя Марина, его жена, все время к маме жаловаться ходила, что он бабник. А мама слушала и чаем её поила. Хорошо, что тетя Марина развелась с ним: ей хоть жить поспокойнее будет. А мама…Пусть она бросит дядю Влада или он её. А если он её бросит, она расстроится, хотя и не любит его". Кристина ворочалась под двумя одеялами (в квартире было холодно) и не могла заснуть. Недавно, когда она возвращалась из школы, к ней подъехал на машине какие-то мужчины - лица какие-то страшные. Вернее, красивые, но Кристина их испугалась. "Девочка, поедешь с нами?" - подмигивая, крикнул тот, что за рулем был. Кристина растерянно качала головой и отодвигалась дальше от машины. "Не хочешь - ну как хочешь", - пожали они плечами и уехали. Кристина понимала, что могли бы и не уехать, а затащить в машину её. После этого случая Кристина боялась ходить по улице, а из школы почти бегом летела домой. "Мама же должна знать, что такие мужчины есть. Почему она не боится, что со мной может быть? Она считает, я уже взрослая и оставляет нас с Олежеком одних больше, чем на месяц. Да и то, если бы папа ее не отправил к нам, то она бы и совсем надолго там осталась". Кристина осуждала мать, но ни за что не согласилась бы от неё уйти. "Мама с папой - это единственное сокровище, что у нас есть, а если они ведут себя как-то не так… Они считают, им это нужно, а я… Да, в самом деле, уже большая и могу хоть несколько месяцев жить без родителей! Они высылают деньги, и я не должна приставать со своим детским страхом: у мамы с папой есть дела и поважнее".
 Кристина уснула.
-
- Девушка, я остаюсь в больнице.
 "С какого х..я?" - чуть было не произнесла Маша, но вовремя сдержалась и выдавила из себя вежливое:
- Да? А почему? За Вами же вот: родственники приехали, чтобы забрать, и Ваше лечение закончилось.
- Я не поеду с ними, - заявила старушка и стала рассказывать историю взаимоотношений в своей семье в объяснение, почему она не поедет с этими родственниками на ту квартиру, куда они ее собрались везти.
- Подождите, я схожу за Виталием Андреевичем, - сказала Маша. Он лечащий врач этой старухи, вот пусть он и разбирается.
- Анна Сергеевна, - в палату зашел врач. - Ну в чем дело? Почему домой не хотите?
 Его интонация, в отличие от Машиной, была доброй.
- Ох, Виталий Андреевич, - вздохнула старушка и повторила то же, что рассказывала Маше.
 Маша увидела, как Виталий Андреевич вышел из палаты, и спросила:
- Ну что?
- Пусть она останется пока, - сказал врач.
- Как?! У нас и так мест не хватает, а тут еще всякие старческие капризы исполнять!
 Маша понимала, что позволила себе лишнее. Но Виталий Андреевич не повысил на нее голоса, как она ожидала.
- Маша, да она, словно ребенок маленький, беспомощный. Ну куда же её?
-
Они ехали уже шесть часов. Время приближалось к полуночи, однако Мишке спать не хотелось. Он сидел на переднем сиденье рядом с отцом и жадно смотрел на очередной ночной город, через который они проезжали.
 - Сасово? - спросила близорукая Алеся (ее имя так и было записано по паспорту - через "А"), вглядываясь в город.
 - Угу, - кивнул муж.
- Миш, устал? - обратилась Алеся к сыну.
- Не-а, - заявил Мишка, глядя, как по тротуару идет шумная тусовка.
- Да что там "нет"! - ответил Костя. - Ясное дело, устал. А то ты, Алесь, конечно, не устала?
- Устала.
-Я тоже: я за рулем несколько часов подряд. А что же от ребенка ждать?
 Показались высотные дома микрорайонов, освещенные улицы, магазины, киоски.
- Костя, - попросила Алеся, - останови, пожалуйста: я булок каких-нибудь куплю.
- А потерпеть до дома - это никак? - Косте не хотелось останавливаться.
- Так говоришь, как будто это мне надо! Да тебе же поесть надо, не говоря уж о Мишке.
- Ладно, - Костя остановил машину. - Сиди, я сам схожу.
 Он вышел и подбежал к ближайшему киоску. Рядом располагались бомжи кучками. Некоторые спали на асфальте. Тут же ходили милиционеры, спокойно перешагивая через спящих бомжей. Костя протянул в окошко киоска купюру:
- Четыре слойки и три сока апельсиновых.
 - Извините! - услышал Костя сбоку от себя. Он повернулся: рядом стоял, невесть откуда взявшийся бомж в засаленной кофте, которая некогда была, наверно, синей. У бомжа были горящие воспаленные глаза.
- Только сегодня выпустили: ошибка произошла. Трое суток не ел, - резко, отрывисто говорил бомж. - Пожалуйста, что-нибудь поесть!
 Его слова не звучали униженной просьбой: несмотря на "извините" и "пожалуйста", тон был требовательным, словно бомж хотел забирать свое.
 Костя устало вздохнул. Равнодушно скользнув взглядом мимо бомжа, он повернулся и сказал в окошко киоска:
- Еще две слойки.
- Спасибо! Спасибо! Дай Бог здоровья Вам и Вашей семье! - и это прозвучало сильно, искренне, но совсем не как телячья благодарность.
 - Пожалуйста, - ответил Костя с таким выражением лица, будто отмахивался от назойливой мухи.
Продавец протянул Косте в окошко сок и слойки. Костя оставил две слойки для бомжа, а остальное взял и пошел к машине. Бомж продолжал благодарить, но Костя даже не посмотрел в его сторону.
 Продавец удивился, что покупатель не забрал свои две слойки, но их тут же схватил бомж.
- Это мне, - пояснил он офигевшему продавцу.
 Бомж Алёха, жадно вгрызаясь во вкусную слойку, смотрел Косте вслед.
- Гордый, е… ена мать… Гордые низведутся, а возведутся смиренные… Но все равно, ты накормил Алёху, и х…й с тобой, что гордый.
 Этого Костя не слышал, садясь в машину.
- Тихо, - прошептала Алеся, - Мишка заснул.
Костя взял одну слойку и одну упаковку сока, остальное отдал жене.
- Кто к тебе подходил? - спросила Алеся.
 Лицо Кости скривилось в презрительной усмешке:
- Люмпен. Из обезьянника только выпустили, жрать просил. И, что поразительно, как все отребье любит приплетать Бога к месту и не к месту.
 - Как ты к людям плохо относишься, - тихо заметила Алеся.
- Смотря к каким людям, - возразил Костя, набирая скорость. - Если к этим бомжам, то чем они заслужили другое к себе отношение?
- А раньше нищих уважали, - вспомнила историю Алеся. - Нищие бродили по стране, и почти в каждом доме специально для них оставлялось что-нибудь: еда, старая одежда. Привечать нищих было доброй традицией.
- Да, но тогда и сами нищие были другими, - заметил Костя.
- Знаешь, не думаю, чтобы совсем так, - не согласилась Алеся. - Люди всегда по своей сути одинаковы: что при Борисе Годунове, что при Борисе Ельцине. Просто тогда жизнь не была загромождена технологиями, прогрессом: люди были ближе к природе, к естественности и глубже понимали жизнь. И человек в достатке не жалел для нищего крох со своего стола как знак уважения.
- Уважения? - не понял Костя жену. - К кому уважения?
- К нищему. Ведь нищий понимает жизнь гораздо глубже, чем обеспеченный человек, - сказала Алеся.
- Вот уж глупости, - заявил Костя. - Ты сама до такого додумалась?
- Вовсе не глупости, - с жаром принялась доказывать Алеся, - Один человек плывет по морю на корабле, а другой вплавь. И только он, который весь погружен в воду, который разгребает волны руками: только он будет знать, что такое на самом деле море! А что сможет сказать тот, кто с палубы видит только синюю гладь?
- Интересная аналогия, - одобрил Костя. - Только она годится больше для художественной литературы, чем для жизни.
 Мишка с закрытыми глазами слушал родителей. Про нищих и смысл жизни он не разобрался, а вот про море ему понравилось. Мишке пять лет, но он уже хорошо плавает. Только реки ему уже мало: он хочет окунуться в море. Мама часто говорит про море: она выросла в солнечном украинском городе, который омывают три реки и два моря. Мишку туда возили, только ему тогда было около года, и он не помнит, как выглядит море. Он его даже не мог воспринять в таком возрасте, но оно навсегда запало в Мишку. Ребенка увезли, а он увез два моря в каждой клетке своего шестидесятисантиметрового тела.
-
 Костя, как и некоторые другие тренеры НЛП, состоял в организации, оказывающей за оплату психологическую помощь людям. Работала организация до 19.00, но Костя часто задерживался допоздна, печатая за офисным компьютером главы для своей книги "Путь к успеху". Вот и сейчас он вышел из здания офиса только в пол-одиннадцатого. Транспорт еще ходил, но Косте хотелось пройти пешком. Пройдя сколько-то, Костя понял, что воздух осеннего позднего вечера обладает психотропным действием. Костя, всегда упорядоченный и не переносящий дешевого пива, вдруг обнаружил себя сидящим на лавочке в сквере с бутылкой оного в обществе бомжихи по имени Надюха. Бомжиха пила из стаканчика водку, купленную ей Костей. Бомжиха курила.
 Костя рассматривал ее в свете ночного фонаря. У Нади были вьющиеся, черные, как смоль, волосы. Такой естественный цвет редко встречается: обычно черными называют темно-русые волосы. Глаза - впалые, сама - худющая, бледная. От Надежды почему-то не пахло помойкой: скорее всего, она ютилась в каком-нибудь относительно пригодном для жилья доме, который администрация города давно определила на снесение, но потом забыла снести. "Лет пятьдесят где-то, - мысленно определил ее возраст Костя, - хотя люди, ведущие такой образ жизни, обычно выглядят старше своих лет". Он опять вспомнил слова Алеси о том, что бомж в понимании жизни ближе к истине. Интересно, что по этому поводу может сказать Надежда? Подумав, Костя все же спросил ее, в чем смысл жизни.
- Смысл жизни? - лицо Надюхи скривилось в усмешке. - Чтобы таких дураков, как ты, побольше, да спирт дешевый.
Она откашлялась и сплюнула.
 - Твоя жена, наверно, после одиннадцати носа из дома не высунет - страшно: бомжи, хулиганы с ножами… А я все ночи на улице. Вот тебе и смысл жизни!
 Она жадно затягивалась сигаретой: видимо, давно не курила.
 - Бог-то, он с нами. Ведь у нас, кроме Него, ничего нет.
 Надюха налила себе в стакан еще водки и залпом выпила. Костя допивал свое пиво, не замечая его вкуса. Издалека, со стороны ночного клуба доносились крики: кто-то дрался - обычное дело. Зачем люди ненавидят друг друга? Жизнь не так длинна, чтобы растрачивать ее на ненависть. Бомжиха Надежда не озлоблена на мир, хотя могла бы. А те, у клуба, пришедшие на дорогую дискотеку, - они же вполне материально обеспечены. По сравнению с Надеждой у них есть все. Поэтому, наверно, и бьют друг другу морды - со скуки. Если бы их семья голодная ждала в малосемейке или общаге, то на драки бы времени не хватало. Они работали бы до седьмого пота, только чтобы, возвращаясь домой, никогда больше не слышать: "Папа, в туфлях на улице холодно: ноябрь, все-таки…Купи сапоги. И еда закончилась - только полбуханки черного осталось". А ползарплаты ушло на квартплату, остальная половина - на лечение малокровия у жены. Следующая зарплата через месяц. Альтернатива…
 Костя оглянулся на Надежду. Она, допив водку, заснула прямо на лавочке, откинувшись на обветшавшую деревянную спинку. Стоял октябрь: на улице было порядком холодно. Поверх Надюхиного платья было надето замызганное линялое пальто, которое пока спасало от заморозков. "А там морозы пойдут. Тогда как она будет в этом пальтишке перебиваться?" - подумал Костя. На нем самом было теплое демисезонное элегантное пальто, купленное недавно. Костя снял с себя это пальто и стал надевать на Надюху. Она не проснулась, только пробормотала что-то во сне. Застегнув на Надюхе все пуговицы своего пальто, Костя поежился: в свитере было холодно. Он еще раз посмотрел на спящую Надежду, на ее засаленные, спутанные волосы, на черты лица, смягченные сном. "Надежда. Как ты здесь оказалась? Всегда ли ты была такой? Нет, скорее всего. Какой ты была раньше? Ты меня дураком назвала, но я не дурак. Надя-Надя! Дура-то, на самом деле, ты: ведь и пальто пропьешь, а сама околеешь когда-нибудь от холода. Тело твое подберут, отвезут в морг. Обработают формалином, и студенты медицинских вузов будут изучать на нем кости, мышцы и органы. Но все равно. Надежда, пусть это пальто будет у тебя".
 Зачем он это сделал? Пожалел бомжиху? Что ж, жалость с некоторой стороны позитивна. С тех пор, как он начал изучать НЛП, он каждого человека рассматривал как психологический механизм. А он сам, теперь уже тренер НЛП, - инженер, разбирающийся в хитросплетениях этого механизма. А сейчас Костя вдруг сделал открытие: за все время разговора с Надюхой он ни разу не вспомнил науку НЛП. Его собственное сознание как раздвоилось: тренер НЛП был вытеснен тем Костей, который не знал ни психологии, ни гипноза, ни техники "промывания мозгов". Который в каждом новом человеке искал неординарные черты просто так. Именно этот Костя пил дешевое пиво на ночной скамейке, искал расположения бомжихи и кутал ее в свое пальто. А другой Костя всю жизнь искал в людях слабости, которые можно было использовать в своих целях. Встречая нового человека. Костя автоматически начинал анализировать его жесты, взгляд, мимику, разгадывая тайны его сознания. Иначе Костя уже не мог. А сейчас, здесь, это умение оказалось ненужным, раз он смог о нем забыть хотя бы на время. И вообще, НЛП - это, по сути, оружие, помогающее выживать и дающее превосходство над окружающими. Надежда сумела без оружия выжить на зимних улицах - это подвиг. Ведь выживающий своими силами заслуживает больше уважения, чем использующий вспомогательные средства. Хотя в повседневной жизни бытует мнение, что лучше как раз взять последние и с их помощью легко всего достичь. Впрочем, на автомобиле передвигаться легче, практичнее и быстрее, но туристы почему-то из Москвы до Урала ходят пешком.
 Человек - это машина. Инженер знает или может предугадать ее действия. Но иногда машины ведут себя так, что инженеру остается развести руками. Холодный, расчетливый циник в последний миг бросается грудью на амбразуру, а полковник, увешанный орденами за боевые заслуги, объявляет себя пацифистом. Гринписовец стреляет в оленей, анархист кричит: "Да здравствует Президент!" Косте за его практику встретилось два человека, которые не поддались гипнозу. Всего два человека? Нет, два человека - это много. Они не изучали ни сайентологии, ни НЛП, ни психологии, ни психиатрии, но оказались сильнее Кости.
 Надежда, Алеся, Мишка… Нет, человек не машина: он растение. А тренер НЛП - не инженер. А кто? Скорее садовник? Почему? Потому что без инженера машины не существует, а растение без садовника само по себе живет, питается из земли, берет свет Солнца.
 С обычными людьми без тренеров НЛП тоже ничего не произойдет: они будут жить, как жили. Здесь Костя опять попробовал с собой не согласиться: к нему приходили люди с суицидальными настроениями, с всевозможными комплексами. Костя делал этих людей жизнелюбивыми, уверенными. Сейчас он подумал, что это не так уж много. Ведь после его сеансов люди не становились лучше. Им становилось лучше, но сами они - нет. Человек, избавившись от комплекса неполноценности, не избавлялся от эгоизма, равнодушия, духовной пустоты. Вот после репортажей Ники о голодных детях, солдатах, умирающих за амбиции политиков, в людях пробуждались лучшие качества.
 Как эти мысли сопоставить с дальнейшими действиями, Костя еще не знал. Похоже, ему самому требовался садовник.
 Алеся не спала: ждала его.
 - Ты где был? Что с тобой? Где твое пальто? Тебя ограбили?
 - Алеся, я сегодня узнал море.
-
 On watching Lube O'Connor Juliet got rejoice.
- Hallo, Love O'Connor! How is your love?
 The name of Juliet's Russian friend Lube (Lubov) was translated as love.
- Hallo, Ulia, - Lube pronounced Juliet's name in Russian.
 The noisy wind blew to the window. Juliet told about her husband Edwin.
- Edwin had left me before you arrived in Dublin. Edwin said he would be live with Catherine O'Donnell.
- Oh, I've grieved. But you don't look like an unfortunate deceived wife.
 "Yes, you are quite right, because you are a deceived wife, - Juliet thought. - You don't know that your husband Maurice is my lover. He loves you, Lube. He realizes that you are not interested in him, you don't love him. That's why he has become my lover. Lube, I pity you really. You are beautifully and richer than me. Your lover Brian loves you. My lover Maurice loves you not me. My husband left me. I haven't children. You have a charming son. Lube, everybody loves you, but you love no one. You don't love your son, your lovers, your husband and your friends. On seeing your eyes for the first time I was amazed. I thought these cold eyes had belonged to the very indifferent person. Your eyes haven't been changed for these years. Lube, you had left your warmth for your favourite people in Russia. You had left your cold for us and for yourself. Lube, I pity you ".
(Увидев Любу О?Коннор, Джульет обрадовалась.
- Привет, Любовь О?Коннор! Как твоя любовь?
 Имя русской подруги "Люба" ("Любовь") переводилось как любовь.
- Привет, Юля, - Люба произносила имя Джульет по-русски.
 Шумный ветер дул в окно. Джульет рассказывала про своего мужа Эдвина:
- Эдвин ушел от меня, перед тем, как ты приехала в Дублин. Он сказал, будет жить с Кэтрин О?Донелл.
- О, мне жаль. Хотя ты не выглядишь, как несчастная обманутая жена.
 "Да, ты совершенно права, потому что ты - обманутая жена, - думала Джульет. - Ты не знаешь, что твой муж Морис - мой любовник. Он любит тебя, Люба. Он понимает, что ты не интересуешься им, не любишь его. Поэтому-то он и стал моим любовником. Люба, на самом деле, мне жаль тебя. Ты красивее и богаче меня. Твой любовник Брайан любит тебя. Мой любовник Морис любит тебя, а не меня. Мой муж бросил меня. У меня нет детей. У тебя очаровательный сынишка. Люба, все любят тебя, а ты никого не любишь: ни сына, ни любовников, ни мужа, ни друзей. Увидев твои глаза впервые, я была поражена. Это были холодные глаза равнодушнейшего человека. За эти годы твои глаза не изменились. Люба, ты оставила своё тепло для любимых людей в России. Нам же и тебе самой остался твой холод. Мне жаль тебя, Люба".)

-
- Mummy, Mary Green will come to us tomorrow.
- Mary? Oh, Mary is the red-hair maiden, she is from England. Isn't she?
- Yes, she is. By the way she is my new girl- friend.
- I'm glad.
- Mother… - Jerome made a pause.
- What do you want to say, my Cunning Fox? - Jerome's mother smiled. She was born in Russia. The Cunning Fox was the permanent image of Russian national fairy-tales.
- Mom, I don't want to be an economist.
- Jerome, but your Dad and me…
- Yes, you are successful economists.
- And what do you want to be?
- I want to be a rock-musician.
- Jerome, you are a fool!
- I know this, - he smiled cunningly.
- Jerome, you can be an economist and a rock-musician simultaneously.
- I'll not be an economist.
- Jerome, someone of famous rock-musicians said: "I've become a rock-musician because I'm not able to do other work. Children, don't become rock-musicians. Children, go to school". I forgot who had said this. Was there someone of "The Rolling Stones"?
- I don't know, - Jerome answered.
- Jerome, if you are a rock-musician you'll be a junker, a drinker or a usual idler. The rock-music is a wrong way.
- But it is the way of creative freedom!
- Certainly! "Sex, drugs and Rock'n'Roll", - Lube quoted the main idea of Rock'n'Roll on the 20th century.
 Jerome smiled cunningly again .

(Мам, Мэри Грин придет к нам завтра.
- Мэри… А, Мэри - это рыженькая девчушка, она из Англии. Да?
- Ага. Кстати, она моя новая девушка.
- Я рада.
 - Мама… - Джером сделал паузу.
 - Ну и что ты хочешь сказать, моя хитрая лиса? - улыбнулась мать Джерома. Она родилась в России. Хитрая Лиса была постоянным образом в русских народных сказках.
 - Мам, я не хочу быть экономистом.
- Джером, но твой папа и я…
- Да, вы успешные экономисты.
- А кем ты хочешь быть?
- Рок-музыкантом.
- Джером, ты дурак!
- Я знаю, - он лукаво улыбнулся.
- Джером, ты можешь быть экономистом и рок-музыкантом одновременно.
- Я не буду экономистом.
- Джером, кто-то из известных рок-музыкантов сказал: "Я стал рок-музыкантом, потому что не умею делать другой работы. Дети, не ходите в рок-музыканты. Дети, ходите в школу". Я забыла, кто это говорил. Не был ли это один из "Роллинг Стоунз"?
- Не знаю, - ответил Джером.
- Джером, если ты будешь рок-музыкантом, ты будешь наркоманом, алкоголиком или обычным бездельником. Рок-музыка - это неверный путь.
- Но это путь творческой свободы!
- Конечно! "Секс, наркотики и рок-н-ролл", - Люба процитировала главную идею рок-н-ролла 20 века.
 Джером снова лукаво улыбнулся.)

 
-
 Си - ля - соль-диез - ля…
 Ля - ми… Фа - ре…
 Что это?
 Ноты.
 Ей приснилась мелодия: Моцарт. "Рондо из сонаты Ля мажор".
 Мелодия эта льется из кассетника, который стоит на столе. За столом сидит мужчина и сосредоточенно выводит линии на листе бумаги. Напротив сидит она в его рубахе, счастливая, оттого что этот мужчина принадлежит ей. Он поднимает глаза и улыбается ей. Она навсегда запоминает эту улыбку.
 Она открыла глаза. Еще темно: ночь. Рядом спал муж. Он, к счастью, никогда не храпел. Она почувствовала: что-то не так. Через пару мгновений она, кажется, поняла, что. Она провела рукой по глазам. Рука стала мокрой. "Я плачу?" - не поверила Люба О?Коннор себе. Она не успела ничего подумать, а слезы потекли еще сильнее. Игорь… Она поняла, что плачет не по одному Игорю, а по всей той жизни. Аня, Виталик, Ника - какие они теперь? Им уже должно быть за тридцать. Игорь, как ты сейчас живешь? Наверно, как и раньше, помогаешь молодежи. Художники, "Крылья", неформалы - Россия. Люба ее потеряла. Она - гражданка чужой страны, работает на ее благо, говорит на ее языке. Даже с сыном она разговаривает по-английски (вообще, в Ирландии два государственных языка: ирландский и английский, - но семья Любы в основном общалась на английском). Любе захотелось хотя бы на чуть-чуть еще раз соприкоснуться с прежней жизнью. Не в силах больше себя сдерживать, Люба плакала навзрыд. Проснулся Морис:
- Why are you weeping?( Почему ты плачешь?) - он удивился, что жена плачет.
- It's not in earnest. I've felt nervous (Ничего серьезного. Это нервы.), - она заставила себя говорить спокойно. Она ни за что никому не даст понять, что с ней твориться.
 Морис засыпал, обнимая ее, и Люба начинала думать, что утром все опять станет нормально.
 Она тоже засыпала, и ей снился узкий коридор, оклеенный светлыми обоями, с которых прозрачными глазами смотрела русалка и ухмылялся котяра на золотой цепи.
-
 - Jerome, be a rock-musician.
 Jerome thought he had heard wrong.
- Mom, have you joked?
- No, I haven't.
- And who said that I would be a junker, a drinker or a usual idler?
- Jerome, I know what does Rock'n'Roll life mean. It isn't dreadfully. Long ago I lived with one of my husbands in Russia. Factually we were considered lovers because we didn't register our marriage. His name was Eagor Olshannikov. People called him Winged. He was the founder and the leader of the artistic association named "The Wings". Our friends were young punks, rock-musicians, teachers of painting, painters. It was the bright free time. I wish you the same, Jerome.
- Thank you, Mom. You are an excellent old woman!
- Am I an old woman? I' only forty five!
- Yes, you are a very old woman.
- You are a terrible boy!
 Hitting to Jerome Lube threw the cushion. Jerome extricated himself. The cushion fell down on the cat. The cat woke up and hissed maliciously. He understood people's jokes.
- Oh, I've invented! - Jerome exclaimed. - Our rock-group will be named "The Wings" and I'll be Winged .

(-Джером, будь рок-музыкантом.
 Джером подумал, он ослышался.
- Мам, ты пошутила?
- Нет.
- А кто говорил, что я буду наркоманом, алкоголиком или обычным бездельником?
- Джером, я знаю, что такое рок-н-ролльная жизнь. Это не страшно. Когда-то давно я жила с одним из своих мужей в России. Фактически мы считались любовниками, потому что мы не регистрировали брак. Его звали Игорь Ольшанников. Люди называли его Крылатым. Он был основателем и руководителем творческого объединения "Крылья". Нашими друзьями были молодые панки, рок-музыканты, педагоги живописи, художники. Это было яркое, свободное время. Я желаю тебе того же, Джером.
- Спасибо, мам. Ты отличная старушка!
- Я старушка? Да мне только сорок пять!
- Да, ты очень старая.
- Ты ужасный мальчишка!
 Люба бросила в Джерома диванную подушку. Джером увернулся. Подушка упала на кота. Кот проснулся и злобно зашипел. Он не понимал шуток людей.
- О! Придумал! - воскликнул Джером. - Наша рок-группа будет называться "Крылья", а моя кличка будет Крылатый.)

 В ноябрьские морозы немногих можно было увидеть на улице без шапки. Первые снега тонким слоем покрывали землю. Прохожие не спешили: видимо, дыхание еще не наступившей зимы действует затормаживающе. Не торопился и немолодой мужчина, кативший перед собой по тротуару детскую коляску. Непокрытая голова его была седой, а фигура сохраняла статность. В коляске лежал ребенок, закутанный в теплое.
 - Люба, дочка… Дочь, два сына и два внука… Неплохо как результат 56-летней жизни. Хотя, наверно, рано подводить итоги? Или, наоборот, самое время?
 Мужчина задумался и замедлил шаг.
 - Что я совершил за всю свою жизнь? Учил людей живописи? Этого мало? Не знаю, - он поднял взгляд к небу. - Господи, Ты все видишь. Всем, что я делал, я старался приблизить людей к тебе, открыть им глаза на Твой мир, а не тот, который придумали мы. Неформалы, панки, хиппи, несмотря на свой образ жизни: пьянки, трава, свободная любовь - ближе к Тебе, чем большинство обывателей. Потому что они хотят дознаться до истины, только немногим удается понять, что истина - это Ты. Но это не их вина, что не удается. А обыватели даже не хотят ничего узнавать. Они работают 24 часа в сутки, чтобы получить побольше денег, на которые потом купят одежду, мебель, еду… Это плохо? Наверно, нет. Священники говорят: суетное, земное… Да, модный шкаф для белья - это земное. Но Ты создал Свой мир красивым, и мы по примеру Твоему тоже пытаемся создавать что-то красивое. Пусть на свой, земной лад - по-другому нам не дано. Главное, чтобы земное не затмевало Тебя. А у большинства затмевает.
 Господи! Помоги нам постичь Тебя! Мы, наверно, сильно провинились перед Тобой, поэтому и ослепли. Но есть - и немало - те, кто верит в Тебя и претворяет Тебя в мир. И пока такие остаются на Земле, пощади нас, Господи!

Отмени нам наказание!
Разве не искупили?
Мы на Пасху голодными глазами
Глотали куличи из пыли -

Румяные, как из русской печки,
Куличи горячего горя.
Мы на Рождество не свечку -
Огонь разжигали в горне

И ковали серп и молот -
Не наших времен гордые стяги.
А кто-то для коровы, что доится золотом,
Хлеб отбирал у бездомной дворняги.

Дворняга не плачет: слез так мало,
Их надо сберечь чуть-чуть до весны.
Мы в ночь на Ивана Купала
В лесу искали вещие сны,

А проснувшись в чужой постели,
Не забыли, что есть свой дом.
Мы на Страстной неделе
Бросались в прохожих добром.

Отмени нам наказание!
Одно движение руки!
Ведь мы золотыми слезами
Наполняли Твои родники.

Было время, я хотел, чтобы люди жили лучше, хотя бы в нашем городе. Я подался в политику, думал, могу что-то сделать. Оказалось, не смог. Эдуард Вениаминович, как Вы там говорили: "Искусство по природе своей индивидуалистично и поэтому буржуазно. Вот почему я ушел в политику. Там работают с миллионами и поколениями. Там никогда нет смерти". Нет, Эдуард Вениаминович, с миллионами и поколениями работают как раз в искусстве! Это в искусстве нет смерти. Сейчас факт, что Достоевский был или "петрашевцем", или кем-то вроде того, второстепенен, зато "Карамазовы", "Идиот", "Бесы" в каждом магазине, библиотеке, квартире. По ним фильмы ставят. И Вы, Эдуард Вениаминович, войдете в историю не как создатель национал-большевистской партии. Века через два никто не вспомнит, что такое НБП, а "Эдичку", "Анатомию героя", "Русское психо" будут читать взахлеб.
 Что бы мы ни делали, мы - это очень мало. Над нами огромное незыблемое мироздание. Мы торопимся, а Вечность не терпит спешки. Жалею, что Антону не сумел этого объяснить. Но он жил с матерью, а она выветривала из него все мое. Теперь и он не сумеет воспитать своих детей, как следует. Они потеряются в обманчивом блеске современности, впрочем, как и все их поколение.
 Он наклонился над коляской и улыбнулся дочке. Укутал ее получше и пошел дальше вдоль заснеженных деревьев, безразличных многоэтажек. За одной из них стояли две девчонки лет двенадцати с сигаретами. Одна заправски затягивалась, а другая никак не могла прикурить и бестолково щелкала зажигалкой. Увидев появившегося мужчину с детской коляской, девчонка инстинктивно спрятала сигарету за спину, но затем успокоилась и вытащила снова. Обе, несмотря на холод, были без шапок. Правда, цвет и выражение их лиц говорили о том, что они изрядно замерзли, а та, которая уже почти докурила, все время хлюпала носом.
 "Сто процентов - тайком от родителей курят. И шапки здесь у них лежат, в рюкзаках. Без шапки же мы крутые, взрослые и модные. А когда к дому подходить, тогда шапку можно надеть, чтобы родители не видели, - Крылатый улыбнулся. - Переход от детства к молодости всегда так трогателен: хочется попробовать все запретные плоды, вникнуть во все взрослые тайны. И только в зрелом возрасте понимаешь, что вся жизнь - это великая тайна. Как на прошлую Пасху батюшка сказал: "Жизнь - это дар, а мы отвоевываем ее, как добычу". Да, жизнь - таинство, его надо принимать по каплям, как в пустыне последнюю воду, остающуюся на дне фляги. Браво, Крылатый! Ты придумал неплохую фразу. Но все равно, никто не сказал лучше Велимира:

Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир -
Только усмешка, что теплится
На устах повешенного.
-
 Элеонора сидит у раскрытого окна. Солнце, заключенное в рамки августовского заката, потихоньку прощается с Элеонорой, сползая за противоположное общежитие. Снизу, из старой беседки, некогда стараниями ЖЭКа выкрашенной в синий цвет, доносится стук водочных бутылок, смех усталых после работы пролетариев. Элеонора обводит взглядом свое окно. Соседи еще в незапамятные времена обзавелись окнами из поливинилхлорида, а у Элеоноры, по старинке, - потрескавшиеся деревянные рамы с облупившейся краской и обыкновенные стекла. Рамы плотно не прилегают к коробке, поэтому их приходится проклеивать в холодное время года. Когда Элеонора делает варенье, на запах ягод слетаются осы. Хотя Элеонора закрывает все окна, осы все равно одна за другой пролетают в комнату. Тогда кот по кличке Укроп начинает бегать по квартире и ловить непрошенных гостей. Элеонора ему помогает. Хотя, наверно, все-таки, наоборот.
 Воздух пахнет августом. Хм, чем же еще должен пахнуть воздух в августе? Элеонора делает вдох и чувствует… апрель. Апрель, который был столько десятилетий назад! Необычно теплый: во второй декаде все ходили с коротким рукавом. В тот апрель Эля, перепив красного вина, потеряла девственность с почти незнакомым парнем, лица которого не запомнила. А через полгода почти резала вены из-за другого парня. В конце того же года заняла первое место на выставке со своей картиной "Вашу руку?". На картине была изображена ее рука. Элеонора помнит процесс создания этой картины: правая рука рисовала левую, к вене которой приставлен нож. Картину Эля отдала человеку, который вырвал из нее, семнадцатилетней девчонки, мысль о суициде. Этому человеку принадлежала идея картины. Он любил Элю: любил не как девушку, не как личность, а как очередное проявление Божьего мира. Он всегда был очень верующим и любил весь мир. Элеонора думает, что таких людей, как он, не бывает. Он же только фактом своего существования доказывает обратное. Элеонора думает, что таких людей, как она, тоже не бывает. Да, наверно, их и нет: ни него, ни нее самой. Они оба - иллюзия, миф.
 Элеонора благодарит Бога за то, что Он выделил ей возможность спасти человеческую жизнь. Пусть только одну - это уже очень много. Жизнь бывшего зека Элеонора спасла посредством пресловутой картины. Эмоциональную, экспрессивную девочку Элю сменила степенная преподавательница живописи Элеонора Павловна. Элеонора Павловна не писала картин, а на репродукции с "Вашу руку?" смотрела с долей изумления, как бы безмолвно вопрошая: "Что? Это я такое когда-то изобразила? Мм-мм, бывает…" И однажды Элеонора Павловна получила письмо:
 "Здравствуйте, уважаемая Элеонора. Пишет Вам незнакомый человек. Вы не пугайтесь: адрес Ваш я взял у Вашей подруги из издательства - у Наташи Рогачёвой. По счастью, она моя знакомая. Неблизкая, но она знает, что я не причиню Вам вреда, поэтому и дала Ваш адрес.
 Цель моего письма - поблагодарить Вас, милая Элеонора, за то, что Вы спасли мне жизнь. Не бойтесь, я не сумасшедший. Я все постараюсь объяснить.
 Восемь лет назад я был осужден на срок заключения в пять лет. До этого я был рабочим на заводе. Зарплаты, сами знаете, какие были. Ну мы с нашими рабочими и стали пускать заводской материал налево. За это и схлопотали пять лет. В зоне мне несладко приходилось. Хотя, кому сладко? Но уголовники, которые по которому разу сидели, для них тюрьма домом родным стала. А меня всё в настоящий дом, туда, на свободу тянуло. Ну я и еще два хлопца побежали. Нас поймали, одного пристрелили, а нас избили до полусмерти и еще три года дали. Валялся я в камере, думал, помру, а вот не помер. Грех сказать, но тогда Бога гневил - думал, лучше, если бы я помер. А то как посмотрю вперед, а там нескончаемый срок, век воли не видать. И удумал я, Элеонора, страшное: руки на себя наложить. Лезвие достал у одного сокамерника. А тут начальство объявляет, что к нам приехали в зону артисты, книжек привезли. Согнали нас в зал смотреть артистов. Значит, один …(не помню, как его звали) пел под гитару жалобные песенки, еще девчонка молодая стихи читала, а потом сказала, что ихняя редакция оставляет нам, заключенным, в подарок книги. Ну нам дали книжки. Я, если честно, Элеонора, в стихах мало, что понимаю. Смотрю книжку и думаю, перед смертью хоть стихов почитать. Стихи какие-то смутные, я их не понял. А между стихами там, в книжке, картинки были напечатаны. И вдруг смотрю - как моя рука, которую ночью я решил взрезать, в книжке нарисована. Только там вены еще не порезаны, а только лезвие поднесено к руке. И надпись под картинкой, как меня спрашивает: "Вашу руку?". И, знаете, Элеонора, как увидел я эту картину, это лезвие, которое вот-вот порежет руку и заставит человека исчезнуть, так жутко стало. Нет, думаю, не бывать этому! Не мою руку тебе, лезвие. А намерение о самоубийстве до этого, вроде, твердое было. А вот стоило увидеть глазами, как это будет выглядеть, как будто туман с глаз упал. Я решил жить. Трудно, но ничего: люди и не такое терпят. А фамилию Вашу я запомнил, чтобы, как выйду, принести Вам сердечное "Спасибо" за Вашу великую картину. И вот я вышел, на оловозавод устроился, воровать теперь не буду ни за что. Только, Элеонора, нельзя ли как-нибудь с Вами встретиться? Мне очень хочется посмотреть на свою спасительницу и сказать искреннее слово благодарности. Если Вы найдете минутку, чтобы уделить бывшему заключенному, то я во вторник буду ждать Вас в редакции у Наташи Рогачёвой. С уважением, …" (далее следовала подпись).
 Элеонора встретилась с этим человеком. Он принес ей букет хризантем и долго, страдая от своего пролетарского неумения произносить четкие речи, говорил ей добрые слова. Элеонора видела, что теперь у этого не вполне грамотного, но чуткого и душевного человека все будет хорошо. Жена и дети его после восьми лет тюрьмы приняли как любимого мужа и отца, работа подвернулась стабильная, хорошая. Распрощавшись с бывшим зеком, переквалифицировавшимся в рабочие, Элеонора искренне пожелала ему покоя и счастья.
 Ветер влетает к Элеоноре в окно, по пути взбаламутив тополя. Они протестуют мягким шумом. Где-то водитель протестует против замечаний ГАИшника. С верхних этажей слышен голос ребенка: он не хочет ложиться спать так рано. Но по какому-то закону сегодня протесты отклоняются. Пятилетняя Галка через пять минут пойдет в кровать, водитель отдаст милиционеру деньги, а тополя не оставит в покое ненасытный ветер.
 Скоро придёт ночь. Кто-то увидит в неё чёрную стражницу, кто-то - свет нового утра, а кто-то - повод забыть о навязчивых днях. Элеонора долго просидит у открытого окна. К полуночи во дворе соберётся молодёжь. Парни и девчонки будут пить водку и радоваться, что вместе они сильны. Подойдёт другая такая же компания. Они решат, что на клочке Земли этого двора мест хватит только на одних. Кто-то не сможет постоять за себя. Примчится "Скорая". Одного раненного ножом и двоих сильно избитых санитары погрузят в машину. Врач средних лет, выйдя из этой самой машины, вздохнет и посмотрит ввысь. Его взгляд скользнет по окнам спящей пятиэтажки. Врач в темноте не увидит одинокую пожилую женщину в окне третьего этажа. Зато её увидит немолодой мужчина, находящийся в другом городе. Увидит во сне и проснется. Испытает приступ головной боли (возрастная гипертония - что поделаешь?) Тихо, чтобы не разбудить спящую жену, встанет с кровати и пройдет на кухню. Вытащит из упаковки белую таблетку, положит в рот, запьет стаканом родниковой воды. Из-под крана воду, пропитанную хлоркой и вредными компонентами промышленного производства, давно уже невозможно пить. Многие воду из-под крана очищают в домашних фильтрах, а наш герой предпочитает носить в канистрах воду из родника. Так вот, он выпьет таблетку, устало приземлится на табуретку. Преследуемый бессонницей, возьмет со стола сына какой-то диск, поставит его в компьютер, включит. На экране монитора появится музыкальный клип. "The Wings", - увидит Крылатый название группы и одноименный заголовок песни. Надпись сменится действиями сюжета клипа. Покажутся сами музыканты: длинноволосый парень, играющий на гитаре, бритоголовый ударник, рыжая девушка с гитарой, вокалист - парень с обычной стрижкой. Крылатый вслушается в песню.

Our future is our wings.
The wings torn mean the next day killed.
There are radiant souls as gold rings.
These souls are stars soothed and thrilled .

[(Дословно)
Наше будущее - это наши крылья.
Разорванные крылья означают убитый следующий день.
Есть лучезарные души, как золотые кольца.
Эти души - звезды, утешающие и волнующие.

(Или можно так)
На легких крыльях мы в завтра летим.
Порвется крыло - с ним умрет новый день.
Чья душа сияет кольцом золотым,
То - звезда нам на слёзы и в утешенье.]

 Крылатый, когда учился в школе, проходил немецкий язык, поэтому английских слов он не поймет. Не найдет он в песне сложных аккордов, каких-то особенно красивых переливов мелодии. Но песня его почему-то проймёт. Он посмотрит на обложке имена музыкантов:

Jerome "Winged" O'Connor - vocal.
Jerald O'Neal - guitar.
Mary Green - guitar.
Ian McGregor - drum .

( Джером "Крылатый" О?Коннор - вокал.
Джеральд О'Нил - гитара.
Мэри Грин - гитара.
Иэн Мак-Грегор - ударные.)

 С утра он расспросит сына об этой группе.
- Ну что про них рассказать? - пожмет плечами Коля. - Группа "The Wings" - в переводе "Крылья". Кстати, у вокалиста погоняла, как и у тебя - Крылатый.
- А это какая группа: американская, английская?
- Да вроде, ирландская.
 "Крылья", Крылатый, Ирландия - случайно ли все это? Игорь вспомнит, что давно-давно Анна Львова, тогда называвшаяся Салли, рассказывала, как встретилась с Любой в супермаркете, и та сообщила ей, что выходит замуж за ирландского экономиста и уезжает с ним в Ирландию. За это время у Любы вполне мог вырасти сын. Игорь начнет всматриваться в лицо Джерома О'Коннор на обложке диска, пытаясь увидеть знакомые черты, но тут же встряхнет головой: "Нет-нет, этого не может быть. Это глупости. Моё больное воображение".

 Souls as gold rings.
 Souls are stars .



6. Утро.

 Светало. Уличные фонари, фары редких машин раннего утра еще не погасли, но выглядели блекло и уже не тянули на то, чтобы называться огнями. Пешеход своих огней так и не нашел. "Скоро взойдет солнце, - печально подумал он, - и тогда подавно ничего не будет видно. Придется ждать следующей ночи". Он шел по непробудившейся улице мимо тех же домов, что и ночью, но теперь они не казались ему страшными. И шиферные крыши далеко не одинаковы, обратил внимание он: у одной кусок отколот слева, другая поросла красивым ярко-зеленым мхом, на третьей спит черная кошка с белыми лапками. Пешеход вспомнил одинаковые прозрачные лица, которые он видел ночью в окнах этих домов. Почему он решил, что они одинаковые? Достаточно посмотреть в окна, чтобы понять: в них живут очень разные люди. Вот на этом подоконнике стоят бутылки из-под портвейна и пива, а этот уставлен фиалками и бегониями. В то окно видно фортепиано и деревянные часы на стене, а в то - компьютер с жидкокристаллическим монитором. А вот в том окне - и компьютер, и фортепиано, и трехшерстные котята. А еще одно окно завешено желтыми шторами: за ними вообще ничего не видно.
 Пешеход не знал, что потянуло его к окну, где на подоконнике лежал оранжевый плюшевый заяц, а рядом стояла банка с молоком, в котором плавала корочка черного хлеба. Пешеход, словно по чьей-то чужой воле, отворил дверь и тихо вошел в дом. Он не удивился, что дверь, запертая на ключ, открылась, когда он взялся за ручку - Пешеход знал, что так должно быть, хотя не знал, почему. На кровати спала молодая женщина с маленькой дочкой. Пешеход на цыпочках подошел к ним и заглянул в их лица. Он увидел, как под его взглядом они преобразились - будто озарились неким светом. Мать и дочь зашевелились и открыли глаза. И Пешеход обмер! Он увидел в них свои огни! Да-да, в светло-зеленых глазах матери и в темно-карих глазенках дочери вспыхнули его огни! Но глаза тут же закрылись: и женщина, и девочка повернулись на бок и продолжали свой сон.
 "Подождите, откройте глаза", - хотел сказать Пешеход, но почувствовал, что его миссия в этом доме закончена и он должен уйти отсюда.
 Выйдя на улицу, Пешеход увидел на ней много домов. А в мире еще много улиц, на которых тоже дома. И во все он должен зайти. Зачем?
 Теперь он все понял. Его огни - в нем самом. Раньше Пешеход не мог ответить себе на мучавший его вопрос: зачем ему эти огни. Теперь он знал: чтобы отдавать их людям. Сейчас он отдал их женщине с девочкой. Но огни - они неиссякаемы: сколько ни отдай, их не станет меньше ни на искру.
 Он посетит каждый дом. Он придет к людям на рассвете, когда они будут спать. Неважно, какие это будут люди: спившийся алкоголик, отнимающий у ребенка деньги, чтобы опохмелиться, другой алкоголик, вступающийся за этого ребенка, сам ребенок, плачущий и непонимающий; депутат, обладающий правом депутатской неприкосновенности; зек, почти полюбивший тюрьму; офис-менеджер, сбивающийся с ног в поисках выгодного контракта; девчонка, мечтавшая стать фотомоделью, а попавшая в проститутки; молодой человек, подхвативший от случайной партнерши ЗППП ; пенсионерка, похоронившая мужа и не видящая любви от внуков; пролетарий, выросший в СССР и потерянный в РФ… Пешеход придет ко всем. Он так же, как и сейчас, откроет запертые на замки двери, тихо войдет в комнаты. Спящие люди его не услышат. Он посмотрит им в лицо, они почувствуют его взгляд и откроют глаза.
- Здравствуй, - скажут они. - Мы тебя так долго ждем.
И улыбнутся.
Пешеход тоже улыбнется и отдаст им свои огни.
-

Рязань. 2005 г.

(Примечание: ЗППП - это заболевания, передающиеся половым путем (старое название - венерические заболевания)